Текст книги "Самозванец"

Автор книги: Сергей Шхиян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

Тот день начался как обычно. После затянувшегося на половину ночи интимного вечера проснулись мы поздно. Наташа шалила, не давала встать, разными приятными предложениями соблазняя остаться в постели. Как обычно, ей это без труда удалось, и мы застряли на полатях почти до обеда. Потом был поздний завтрак, плавно перешедший в обед. Следующим пунктом программы, у нас был выезд на пленер, тот самый пустырь возле городской стены, где она училась верховой езде. Обычно там кроме нас никого не бывало, но на этот раз трое каких-то парней сидели на краю пустыря. Чем они занимались, издалека было не разобрать. Из высокой травы торчали только их головы. Мы вполне могли друг другу не мешать, потому я не обратил на них никакого внимания. Сидят себе и пусть сидят.

Наташа делала свой первый крут. Когда она возвращалась, с другой стороны пустыря появилось еще два каких-то человека. Они шли самой кромкой, направляясь в мою сторону, но и тогда у меня не возникло никакого подозрения. Только когда появились еще и верховые, я подумал, что здесь почему-то собирается слишком много народа, и вполне возможно, неспроста.

Наташа, проскакала мимо и не останавливаясь, пошла на второй круг. Ей зрители не мешали, и она даже не посмотрела в сторону случайных зевак. Смотреть пришлось мне, особенно тогда, когда со стороны дороги показались трое всадников Они подъехали почти вплотную ко мне и остановили лошадей. Только в этот момент у меня мелькнула конструктивная мысль, что я вообще-то нахожусь в «федеральном» розыске и столько случайных людей обычно на заброшенных пустырях не собирается.

Как обычно, я был вооружен всем своим арсеналом и не очень опасался нападения обычных грабителей. Даже превосходящими силами они предпочитали нападать по ночам и на безоружных людей. Всадники, между тем, стояли на месте, на меня не смотрели и усилено делали вид, что я их нисколько не интересую. Однако, словно подчиняясь какому-то сигналу, из высокой травы вышла первая, замеченная троица, и направилась в мою сторону. Так что получалось, что меня окружают со всех сторон.

Будь Наташа рядом, ускакать нам не представляло никакого труда, но она уже успела отъехать довольно далеко, и смыться одному, оставив ее наедине с целой ватагой неизвестных людей в безлюдном месте, я, естественно, не мог.

У меня с собой в седельной сумке была пара фитильных пистолетов, но готовить их к стрельбе было нереально долго, так что оставалось уповать на холодное оружие. Однако «таинственные незнакомцы» пока никакой агрессии против меня не проявляли, и я, и все мы старательно делали вид, что не обращаем друг на друга внимания. Я уже рассчитал, что пешие «случайные прохожие» должны были подойти ко мне с двух сторон почти одновременно, и, чтобы не попасть в полное кольцо, я тронул донца каблуком, и он послушно вывез меня из замыкающегося крута.

То, что я не пытаюсь скрыться, а только меняю место, сбило компанию с задуманной комбинации, и «прохожие» остановились, вероятно, не зная, что им делать дальше.

У меня же исчезли последние сомнения в том, что наша встреча не случайна. Только непонятно было, как мне поступить. Наташа к этому времени сделала уже половину крута и возвращалась назад. Я подумал, что если поскачу к ней, то в дальней стороне пустыря мы окажемся в ловушке между неизвестными и городской стеной. Бежать можно было только назад, но для этого девушка должна была вернуться, понять, что происходит и попытаться уйти от трех профессиональных кавалеристов.

Видно варианты просчитал не только я, их поняли и мои оппоненты. Вдруг ко мне, не таясь, подъехал один из всадников, моложавый мужчина с полуседой бородой и учтиво снял шапку. В ответ я также вежливо поклонился.

– Тебе придется поехать с нами, – сказал он, не называя меня по имени, – с тобсй хочет поговорить приказной дьяк Разбойного приказа.

Увы, последние сомнения в том, что я попался, пропали. Ничего более неприятного со мной произойти не могло. Оставалось только сохранить лицо. Я посмотрел на всадника и утвердительно кивнул.

– Сейчас подъедет боярышня, я отвезу ее домой и буду в вашем распоряжении.

– Никак нельзя ждать, дело срочное. Ничего с твоей боярышней не случится, мои люди ее проводят.

Мы вели светский разговор, а группа захвата постепенно обкладывала меня со всех сторон. Я старался, чтобы по моему лицу не было заметно, что я откровенно боюсь, и пытаюсь придумать, как от них сбежать.

– Не получится, – я отрицательно покачал головой, – боярышню никому не доверяю. Времена теперь лихие, а я вас вижу в первый раз. Долго ли до греха! Хочешь, поехали все вместе. Как я ее доставлю на место, тогда и разговаривать будем.

Собеседник удивленно на меня посмотрел. Держал я себя спокойно, не пытался выяснить, кто они такие и зачем меня вызывают в такое серьезное учреждение, как Разбойный приказ, и в то же время, вместо того, чтобы, как любой нормальный россиянин тотчас сдаться начальству и начать ползать на брюхе перед приказными, выдвигаю какие-то условия. Это чиновнику не понравилось, и он попытался на меня слегка надавить:

– Боярышня – это твое дело, а у нас государево! Не пойдешь сам, поведем силой!

– Ну, это ты, брат, хватил! – насмешливо сказал я. – Как это силой? Тебе что, приказной дьяк Прозоров не говорил, что я очень опасен?

Чиновник немного смутился и неопределенно пожал плечами.

– Подумай, что будет, если я рассержусь! Ты первым без головы останешься, а у тебя, поди, семья есть, детишки, кто их кормить станет?

– Зачем же так, – сбавил он обороты, – все можно мирно решить.

– Потому я и предлагаю, отвезем девушку, а потом я с вами поеду.

– А как ты убежишь?

– Я и сейчас могу убежать, вас только трое конных, и лошади у вас худые, куда им до моего донца.

– Куда тебе бежать, кругом наши люди, – неуверенно сказал он, – далеко не убежишь.

В этот момент к нам подъехала Наташа. Она удивленно осмотрела неожиданное сборище, ничего не спрашивая, вопросительно взглянула на меня.

– Вот зовут в Кремль, в Разбойный приказ, – спокойно объяснил я. – Сейчас тебя провожу домой и поеду.

Что такое приказы, она, несомненно, знала, кто этого у нас не знает!

Чиновник слушал, о чем мы говорим и хмурился, наверняка не зная, что предпринять. Его понять было можно, но, тем не менее, я не собирался бросать девушку на произвол судьбы на милость кучи неизвестных мужиков.

– Так что? – спросил я переговорщика. – Будем договариваться или устроим здесь потеху?

– Ладно, поехали, если дашь слово не убежать. Не хотелось бы твою девку под дыбу подводить!

Этого не хотелось и мне. Я вполне реально представлял, как в застенках могут пытать, причем без разбора пола. Потому согласился:

– Договорились. Мое слово твердое.

– Тогда поехали!

Он кивнул своим спутникам, и мы с ним впереди, сзади Наташа, под конвоем оставшихся двух верховых поехали с пустыря. Пешие сошлись вместе и смотрели нам вслед.

– Ты не думай, – заговорил чиновник, когда мы выехали на дорогу, – я против тебя ничего не имею. Мое дело такое, приказали – исполняй!

– Понятно, ничего личного.

– Чего лишнего? – не понял он идиому будущего.

– Я говорю ты – хороший, система – плохая.

– Ну да, я человек хороший, тебе каждый подтвердит. Со мной по-человечески, и я по-человечески. У нас, конечно, всякие попадаются, но в основном люди честные, государю служат, не жалея живота своего. Если ты думаешь, что я оробел, так тебе каждый скажет, что Порфирий не робкого десятка!

Мне про его замечательные качества слушать было неинтересно, и я попробовал перевести разговор на другую тему:

– Что тебе про меня Прозоров наговорил? – спросил я, пропустив окончание вопроса. – Если ты меня так панически боишься?

– Иван Иванович? Да ничего такого, просто велел тебя разыскать и привести для разговора. Видно, что-то хочет спросить. Ты не бойся, может быть, тебе еще ничего не будет! Поговорит и отпустит. Он человек хороший, достойный. Таких людей, как Иван Иванович, у нас немного, – уговаривал он, больше всего, боясь, что я вдруг пришпорю коня и ускачу. – Ты, главное, не сомневайся...

Как раз в том, что мне скоро будет очень кисло, я и не сомневался. У Прозорова ко мне были личные претензии. Я уже упоминал об этом милом создании с неуловимой улыбкой и стертым выражением лица, таким, какое часто бывает у успешных чиновников. Не знаю, кто был по происхождению Иван Иванович, знакомы мы с ним были шапочно, и я его биографию не изучал, но карьеру он сделал хорошую. Когда мы познакомились, он был приказным дьяком в Разбойном указе, что соответствует должности заместителя министра внутренних дел.

Я в начале книги уже рассказывал трагическую историю о том, как, не справившись с эмоциями, устроил в приказе мордобой, что при желании вполне можно прировнять к государственному терроризму. Действительно, что же это будет в со страной, если каждому глупому, нерадивому, наглому или ленивому чиновнику граждане будут самолично бить личики! Представляете?! Тогда в каждой второй дорогой машине по нашим городам и весям будет ездить солидные господа с фингалами под глазами и расквашенными носами!

Конечно, после того, как я отхлестал кнутом государевых чиновников, мне было стыдно. Однако такого заочного, анонимного раскаянья для сатисфакции было явно недостаточно. Поэтому несчастный Иван Иванович вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, достигнутым положением и благополучием, вынужден был тратить силы и нервы, чтобы организовать мою поимку, и все только для того, чтобы укоризненно посмотреть мне в глаза и, возможно, сказать, что я был неправ.

Сопровождающий приказной все говорил и говорил, убеждая в благополучном завершении ареста. Так, под убаюкивающий шелест его успокаивающих слов, мы и доехали до нашего жилья. Во дворе, откуда некуда было бежать, конвоиры расслабились и перестали дергаться от каждого моего движения. Мы с Наташей соскочили с лошадей и пошли в избу.

– Вы куда? – растерянно окликнул чиновник.

– Сейчас отдам распоряжения и вернусь, – пообещал я, закрывая за собой дверь.

– Кто эти люди?! Что им от тебя надо?!– воскликнула Наташа, как только мы оказались в избе.

– Ничего не бойся, все обойдется, – стараясь казаться беззаботным, ответил я. – У меня кое-какие дела в Кремле. Ждите меня здесь, вот все наши деньги. Если я через неделю не вернусь, переберитесь в другое место.

– Я тебя никуда не пущу! – воскликнула девушка. – Пусть лучше они уезжают!

– К сожалению, они без меня не уедут. Не стоит затевать тут войну. И старайся без нужды не выходить из дома, мало ли как может сложиться. Иван, – позвал я рынду, – иди сюда.

Ваня тотчас выглянул из своей каморы. Я снял пояс с саблей и кинжалом, положил все на стол.

– Сохранишь мое оружие, а сейчас седлай свою Зорьку, поедешь со мной в Кремль.

– К царю?! – обрадовался он.

– К какому еще царю! Я там останусь, а ты заберешь домой донца, а то потом не найдешь ни коня, ни упряжи.

Действовать нужно было быстро, пока сюда не начали ломиться заскучавшие конвойные. Обычных вещей вроде чашки, ложки и смены белья, которые положены заключенным, я брать с собой не стал, вместо этого засунул в рукав узкий длинный нож, наследство убитого маньяка.

Мои домашние с трагическими лицами наблюдали за опасными приготовлениями.

– Ну, что ты тянешь, давай быстро за лошадью! – прикрикнул я на паренька. Ваня кивнул и выскочил из избы.

– Давай прощаться! – сказал я Наташе и притянул ее к себе.

– Я буду тебя ждать! Возвращайся скорее, – бесцветно сказала она и, пряча слезы, улыбнулась. Держалась она так спокойно, что я лишний раз отдал ей должное.

– Ну, все, меня провожать не нужно. Если тебе будет совсем плохо, найдешь дворянку Опухтину, Ваня знает, где она живет, попросишь от моего имени вас приютить. Она женщина хорошая, думаю, поможет.

– Дай я тебя перекрещу, – попросила Наташа, перекрестила и слегка толкнула в грудь ладонью. – Все, иди, а то я заплачу.

Чиновник облегченно вздохнул, когда я, наконец, вышел. Надо сказать, что вел он себя вполне по-умному, корректно, предпочитая компромисс бессмысленной конфронтации.

– Теперь можно ехать? – спросил он, тоном демонстрируя, что я явно перебарщиваю, так испытывая его терпение.

– Еще одну минуту, с нами поедет слуга, присмотрит за моей лошадью.

– Зачем? – удился он. – У нас в приказе лошадей не воруют!

Я только пожал плечами и не стал напоминать, что о честности наших правоохранительных органов в народе ходят легенды. К тому же Ваня успел оседлать свою кобылу и уже выезжал из конюшни.

– Все, можно ехать, – сказал я и тронул коня. Всю дорогу до Кремля мой главный конвоир непонятно зачем рассказывал, какие благородные люди служат в их приказе. Никакой причины так расхваливать и так уважаемое ведомство у него не было, тем более, что я всю дорогу молчал. Подумать у меня было о чем. Предстоящее свидание с дьяками сулило мне в лучшем случае долговременное сидение в яме, в другом, более реальном – дыбу и наказание кнутом. Сомнений в том, что был бы человек, а уголовная статья на него всегда найдется, у меня не возникало. Мне было даже не любопытно угадать, какое преступления собираются на меня повесить.

Мы подъехали к Боровицкой башне и через открытые ворота въехали на территорию цитадели. Здесь со времени правления последнего Годунова практически ничего не изменилось. Впрочем, с того времени прошло так мало времени, что разницу, если она и была, мог заметить только местный обитатель.

Я остановился возле главного входа и спешился первым. Все остальные также сошли с лошадей и стояли, ожидая, когда мы войдем внутрь. Чиновник благожелательно мне кивнул, и мы с ним вошли под гостеприимные своды следственного отделения Разбойного приказа. Я оказался снова в той самой комнате, в которой недавно лупцевал кнутом бедных государевых служащих. Как только меня здесь увидели, в присутствии наступила мертвая тишина, Однако пока было непонятно, как на меня смотрят, как на лакомый кусок или на морального урода. Добрую минуту никто ничего не говорил. Народ, так сказать, безмолвствовал.

– Здорово, орлы! Что, соскучились?! – громко поздоровался я, чтобы приказные не заподозрили меня в невежливости.

И вот после этого началось нечто! Не будь я главным участником феерии, то с огромным удовольствием посмотрел бы на такое светопреставление со стороны. Их в помещении было человек двадцать, и все одновременно захотели приложить ко мне руку. Какой там кинжал в рукаве! Против такой стремительной атаки мог помочь только хороший крупнокалиберный пулемет. Жаль только, что ничего подобного у меня с собой не было.

Главным лозунгом мероприятия был клич:

– Бей гада!

Однако, как часто бывает, излишнее рвение и инициатива становится наказуемыми. Для такого небольшого помещения чиновников здесь было слишком много, а желание каждого ударить меня так велико, что мне не доставалось и десяти процентов от положенного. А так как ударная энергия, в конечном счете, никуда не пропадала, а распределялась по векторам, то можно легко подсчитать, сколько и кому перепадало ударов.

Не доходящие до меня девяносто процентов зуботычин и пинков делились на двадцать участников экзекуции, и каждому в среднем перепадало около пяти процентов. Плюс то, что я давал сдачи, как только появлялась такая возможность в виде очередного подвернувшегося чиновничьего лица.

Конечно, не все получалось так гладко, как я описываю. Кому-то досталось больше, кому-то меньше, но среднее состояние участников драки скоро стало приближаться к критическому. Уже несколько чиновников не вставало с пола, кое-кто пытался отползти из эпицентра драки, и все меньше оставалось бойцов. И чем меньше их становилось, тем больше мне от оставшихся доставалось.

Однако драка, тем не менее, не затихала, а как-то даже разгоралась. Я еще держался на ногах, пользуясь физической подготовкой и навыками кулачных стычек. Кулаки мелькали, а я медленно отступал в угол, чтобы не открывать свой тыл и даже надеялся если не на победу, то хотя бы на боевую ничью. Однако в какой-то момент все изменилось. Видимо, к чиновникам пришло подкрепление, и их кулаки замелькали вокруг моей головы с такой частотой, что уследить за каждым было просто нереально.

Мне стало недоставать дыхания. А вместе с дыханием я начал терять темп, однако все еще пытался отмахиваться, уже понимая, что проигрываю. Но тогда, когда я уже готов был признать поражение, все начало меняться. Сильные удары до меня почти не доходили, а на слабые можно было и не обращать внимания. Я не понимал, что происходит, но удвоил усилия. Потом передо мной возник какой-то парень. Он просто внезапно вынырнул из-за чьего-то плеча. Я успел увидеть его шальные глаза, кричащий рот и размахнулся, чтобы успеть ударить по зубам, Однако что-то в нем было необычное, то, что в такой запарке рассмотреть и проанализировать было просто невозможно, но я почему-то ударил не его, а своего старого знакомого Ваську Бешеного, помощника дьяка Прозорова.

И внезапно наступила тишина. Пострадавший от последнего удара Бешеный сначала громко закричал, а потом только всхлипывал и давился тихими ругательствами.

– Что это еще за драка? – строго спросил парень, потирая покрасневшую скулу, тоже, видимо, получив хорошую плюху. – Кто устроил побоище?!

Шальной незнакомец был одет в такое богатое платье, что догадаться, кто он такой, особого ума не требовалось. Несколько секунд никто не решался ответить. Чиновники молча отступали с поля боя, заворожено глядя на «царя-батюшку». Я тоже не мог говорить, досталось мне больше всех, и на последний удар ушли все силы.

– Ну? Я кого спрашиваю? – громко спросил Лжедмитрий.

Кого он спрашивал, было непонятно, здесь было слишком много ответчиков, чтобы кто-то рискнул взять на себя смелость оправдываться перед царем. Я уже немного отдышался и открыл рот, чтобы заговорить, как из толпы подьячих уже выступал солидный господин с разбитым носом, который он бережно поддерживал рукой и, гнусавя, зачастил:

– Вот этот разбойник, государь-батюшка, – он указал свободной рукой на меня, – это он во всем виноват!

Все взоры с государя переместились на меня. Не знаю, что они такое во мне углядели, но общее выражение лиц было сугубо осуждающее. Вот, мол, подлец, разгневал самого царя.

– Ты кто такой? – строго спросил Самозванец.

Я собрался представиться, но меня опять опередил тот же чиновник с разбитым носом. Похоже, он уже пришел в себя и пользовался моментом привлечь к себе внимание государя.

– Разбойник и убийца, государь! Мы его уже месяц по всем лесам ловим, а он здесь в Москве оказался. Вот мы не жалея живота своего!..

– Что, этот разбойник сам пришел в вам в Разбойный приказ? – насмешливо спросил царь.

Однако чиновник не сумел разобраться в интонации и подтвердил:

– Сам, да еще и куражится, говорит: «Здорово, орлы!» – плачущим голосом подтвердил он. – Ни стыда у него, ни совести! Одним словом, вор и тать!

Самозванец внимательно меня осмотрел, усмехнулся и обратился к приказному:

– Смелый разбойник, а по виду не скажешь. А вы, его, значит, всем скопом?

– Так что же делать, государь! Когда он в прошлый раз тут был, то нас кнутом измордовал. Вон у Кощеева до сих пор след через всю харю остался!

Было похоже, царя рассказ о моих злодеяниях начал забавлять, и он подначил чиновника:

– Значит, он не первый раз приходит вас лупцевать?

– Не первый, государь! —начали оживать и другие приказные. – Спасу от него нет! Вор и тать! Как таких земля носит! На дыбу его надо! – зазвучали новые голоса.

– Ну, а ты что скажешь, разбойник? – обратился он ко мне.

Я еще не придумал, какой линии защиты придерживаться. Похоже, Лжедмитрий дураком не был, но царь на Руси – это даже не президент, одним словом, самодержец! Мало ли, что ему в башку втемяшится. Пришлось рисковать:

– Правду он говорит, бил я их тут недавно за нерадение.

Однако договорить мне не дали, вновь зачастил гнусавый чиновник с разбитым носом:

– Сознался! Сознался! – радостно закричал он, апеллируя к царю. – Он разбойник! Дворянскую семью в Замоскворечье зарезал! Дьяка посольского Якушева – зарезал, попа на Поганых прудах – зарезал, стрельцов на Калужской заставе целых восемь душ! – сладострастно перечислял он преступления убитого мной Версты, о которых приказные от меня же и узнали.

Царь с интересом слушал подьячего и внимательно смотрел на матерого убийцу.

Только замолчал первый обвинитель, как за дело взялся следующий. Меня решили утопить так, чтобы и кругов на воде не осталось.

– Государь, позволь и мне слово молвить! – выступил вперед еще один чиновник.

– Молви, – доброжелательно разрешил Самозванец.

– Это человек виновен в измене!

Услышав страшное слово, царь сразу стал серьезным, приказал:

– Говори!

– Он водил дружбу с прежним... – он видимо хотел сказать царем, но вовремя сориентировался, запнулся и поправился, – ... Федором Годуновым! Друзья были не разлей вода!

Заложив меня, подьячий с торжеством посмотрел на властелина, однако тот ждал продолжения, не дождавшись, спросил сам:

– Так в чем тогда его измена?

Чиновник не понял вопроса, удивленно смотрел, часто моргая светлыми ресницами.

Царь жал ответа, не сводя с него взгляда.

– Дружил же с Федькой-то, – наконец смог он хоть как-то сформулировать обвинение.

Лжедмитрий жестко усмехнулся и сказал, четко выговаривая слова:

– Федьку не знаю, а знаю Государя и Великого князя Московского Федора Борисовича! Это ты о нем говорил?

Ябедник что-то хотел ответить, но не смог, промычал нечто нечленораздельное, и его вдруг начало рвать.

«Повезло, что у него не началась медвежья болезнь, вот был бы здесь запах!» – отстранение подумал я, с любопытством наблюдая, как без меня решается моя судьба.

– Уведите его, – брезгливо приказал Самозванец, указав взглядом на зарапортовавшегося прокурора.

Ябедника его же коллеги подхватили под руки и вытащили наружу. Он что-то пытался сказать, оправдаться, но его уже никто не слушал.

– Значит, ты дружил с царем Федором? – спросил новый царь.

– Дружил, – обыденным голосом подтвердил я.

– Что же это ты, разбойник, днем с царем дружил, а по ночам дворян грабил и стрельцов резал? – насмешливо спросил он.

У меня сразу отлегло от сердца, было похоже, что Самозванец начал въезжать в ситуацию. Подьячий со слабым желудком явно испортил кашу, переборщил с маслом.

– Это не у меня нужно спрашивать, а у них, – указал я на весь здешний конклав, – я их как раз за то, что они не хотели ловить убийцу, кнутом и учил.

– Ишь, ты, какой учитель сыскался! Какой же тебе твой покойный друг чин дал? Первого боярина?

– Предлагал окольничего, но я отказался, – скромно ответил я.

– Не по Сеньке была шапка, или тебе чести мало?

– Нет, просто не мог тогда служить, искал пропавшую невесту, – соврал я. Объяснять мотивы своих поступков я не мог, это, как минимум, окончательно запутало бы ситуацию, кроме того, все равно бы никто ничего не понял.

– Значит, на бабу царскую службу променял?

Вопрос был мерзкий, я бы даже сказал, чисто советский, когда смешиваются два понятия и требуется выбор: кто дороже – родная мать или любимая партия. И упаси Боже выбрать мать, сразу окажешься в предателях. Однако государь ждал ответа, и я нашел вариант:

– Службу государю и так нес, только не при дворе, а ловил преступников, – лаконично подвел я итог своей деятельности.

– И кого поймал?

– Двух страшных убийц.

– Кто подтвердить может? – спросил царь, пристально глядя мне в глаза.

– Разбойный приказ и подтвердит, если врать не будут. Тех убийц вся воровская Москва знала, думаю, и эти тоже, – указал я на толпящихся вокруг приказных. – Звали их Филька и Верста. На них больше крови, чем на ином татарском князе. Их все так боялись, что и ловить не смели.

Царь быстро повернулся к противной стороне. Прежде чем спрашивать, внимательно всмотрелся в лица. Не знаю, что он там разглядел, но вопроса не задал, опять обратился ко мне:

– Значит, целый приказ с ними не справился, а ты, такой герой, один всех побиваха?

– Я был не один, а с товарищем священником. Он от убийцы Версты и погиб, да и я едва спасся, случайно успел выстрелить первым. Верста уже раненый в меня нож так ловко бросил, что я едва не тот свет не отправился. Можешь сам посмотреть, вот след, – обнажил я горло с жуткого вида шрамом, – а это его нож, – добавил я, вытаскивая из рукава кинжал.

Царь взял в руки страшный даже с вида, необычной формы нож и долго его рассматривал. Потом поднял глаза на приказных:

– Ну что, правду он говорит или лукавит? Если соврете, головой ответите. Я сам все проверю!

Ответа не последовало. Лучащиеся преданностью и любовью глаза опустились к полу. Этого оказалось достаточно. Однако оказалось что царь еще разбирательство не кончил:

– А за что ты их кнутом учил? – спросил он меня уже совсем другим тоном.

Я вкратце рассказал свою историю, о том, как после убийства друга-священника попросил приказного дьяка Прозорова закрыть все городские ворота и предупредить караульных стрельцов об опасном преступнике. Тот ничего не сделал и все перепоручил присутствующему здесь приказному Василию Бешеному, тут я указал пальцем на человека с разбитыми губами. Приказной приказ не выполнил, все перепутал, в результате чего Верста в городских воротах убил восемь стрельцов и бежал.

Выслушав рассказ, царь задумался, потом спросил:

– Кто из вас приказной дьяк?

Прозорова на месте не оказалось, он, как большой начальник, своим присутствием приказ по утрам не баловал.

– Иван Иванович еще не пришел, но скоро будет, – пискнул, кто-то из присутствующих.

– Как, говоришь, его прозвище? – спросил меня царь.

– Прозоров, – ответил я.

– Какой же он Прозоров, он не Прозоров, а Позоров, так теперь пусть и именуется! – веско заявил Самозванец. – Как только явится, гнать его со службы в шею!

Тотчас раздалось общее вежливо-подхалимское хихиканье. Подданные разом поняли и оценили тонкую шутку сюзерена.

– Все понятно? – спросил царь разом весь приказ. Все присутствующие поклонились до самого пола. – А ты пойдешь со мной, – добавил Самозванец, и мы с ним вместе вышли во двор. Там оказалась целая толпа придворных: поляки в латах, густо украшенных перьями, прагматичные немцы в легкой, пешей броне, и русские бояре в полной, жаркой для летнего дня, боярской форме. Свита тотчас плотно окружила царя, и два пожилых, бородатых боярина попытались взять его под руки. Ходить самому, без помощи, царю не полагалось по дворцовому этикету. Самозванец резко их оттолкнул. На мой взгляд, сделал он это грубо, во всяком случае, бояре отошли от него с постными, недовольными лицами.

Я оказался на периферии дворцового круговращения вокруг первой персоны, и Лжедмитрий потерял меня из вида. Вани и моего донца возле коновязи уже не было, так что возвращаться на свою окраину мне предстояло пешком. Однако сразу же уйти не удалось. Царь вспомнил обо мне и окликнул:

– Эй, окольничий, иди сюда!

Тотчас все внимание сосредоточилось на моей скромной, побитой персоне. Подозреваю, что вид после драки с приказными у меня был еще тот, во всяком случае, присутствующие рассматривали меня с нескрываемым удивлением. Кое-кого из русских придворных я знал в лицо, видел в Боярской думе и на Царском дворе у Годуновых. Однако никого из более ли менее близких знакомых тут не было. Обращение ко мне царя как к окольничему сразу же вызвало у русских придворных, жгучий интерес. В разряде о рангах это был довольно высокий дворцовый чин, следующий сразу за боярским. Сам по себе по сравнению со званием боярина, он был невелик, но меня тут не знали, а если кто и помнил, то как дворцового лекаря Годуновых, а никак не окольничего, к тому же персональное внимание царя заставило смотреть на меня с повышенным вниманием. Я прошел сквозь толпу расступившихся царедворцев и поклонился царю.

– Подаришь свой кинжал? – спросил он, рассматривая при свете дня необычный нож покойного Версты.

– Конечно, государь, – не раздумывая, ответил я. – Сочту за честь!

– Как поправишься, сразу придешь ко мне, – приказал он.

Как в таком случае отвечают при Русском дворе, я не знал, потому ответил в духе восточных сказок:

– Слушаю и повинуюсь, государь!

Самозванец рассеяно кивнул и быстро пошел вперед. Вся толпа свиты спешно двинулась следом за ним. Лжедмитрий шел сам. Он так и не позволил боярам вести себя под ручки. Царь Федор на такие смелые поступки не решался.

Как только царь с двором удалились, из присутствия выскочили все приказные. Волнение от нежданного посещения государя была таким сильным, что им явно не хватило места внутри помещения. Все жадно глядели вслед яркой дворцовой толпе. На меня теперь смотрели вполне дружелюбно, как будто между нами и не было недавно небольшого недоразумения.

– Эка, царь Ваньку-то Позорова поименовал! – радовались чиновники несчастью недавнего начальника. Хор голосов на все лады комментировал недавнее происшествие: – Так ему, извергу, и надо! Будет теперь нос драть! Я теперь если что, ему прямо в морду плюну! А государь-то востер! Чисто Иван Васильевич, сразу видна порода! Не скажи, Грозный-то так бы ему не спустил, тотчас палача и на лобное место.

Больше всех меня удивил Васька Бешеный. Он тихо подошел сзади и нежно погладил меня по плечу. Я удивленно обернулся.

– Ты на меня сердца не держи, – шепотом сказал он, – я тебе еще пригожусь!

Его разбитая мной физиономия разом утратила волчьи черты, распухшие губы улыбались, а маленькие глазки горели внутренним теплом.

Я не успел ответить, как все внимание коллектива привлекла знакомая фигура недавно обожаемого начальника. Иван Иванович ехал на работу на прекрасной холеной лошади в сопровождении двух не то рынд, не то конюхов. Скопление народа возле присутствия его заинтересовало и он пришпорил коня. Тот сразу взял в галоп и спустя десять секунд дьяк был на месте. Прозоров картинно остановил своего красавца, и гнедой европеец встал на дыбы, перебирая в воздухе блестящими подковами копыта.

Иван Иванович уже собрался спросить у подчиненных, чего ради они собрались всем скопом на улице, но не успел – увидел меня. Не могу сказать, чтобы он мне искренне обрадовался. Правильнее будет сказать, что его согрело несколько иное чувство, впрочем, не менее сильное, чем симпатия. Мне показалось, что бывший Прозоров от моего потрепанного вида испытал скорее радостное злорадство, чем обычную человеческую радость. Он даже довольно осклабился, или, что будет точнее, применительно к персоне его ранга, лицо его озарила счастливая улыбка. Однако она, эта радость, недолго продержалось на неуловимо приятном лице Ивана Ивановича, вероятно, ему стало досадно, что я хоть и побитый, но вольно стою в кругу его коллег, а не валяюсь в прахе связанный по рукам и ногам.