Текст книги "Река Снов"

Автор книги: Сергей Сезин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

 Я расплатился, повесил стилет на пояс и вышел. Путь мой лежал в гостиницу, но находиться там не хотелось. В порядочном городе вроде Твери или Нижнего я бы погулял в саду или по набережной, а здесь такого не предусмотрено. Поэтому я зависал в здешних трактирах, пил белое вино, и пытался избавиться от нахлынувших воспоминаний, растревоженных харазцем. Но они все всплывали и всплывали…

 Отрядом командовал капитан Эрдин, родом из какого–то аборигенского государства на астраханской границе. Лет ему было под пятьдесят, но седины у него почти не было. Гладкое, почти без морщин лицо, глубоко посаженные черные глаза. Голову он брил наголо, усы тоже, а бороду отращивал. Дисциплину в отряде он поддерживал исключительную. Все знали, что хоть он голоса в разговоре никогда не повышал, но виноватый всегда получит, что ему причитается по Кодексу.

 Вообще не выполнить безнаказанно любое приказание Эрдина можно было только в случае абсолютной невозможности это сделать. Лейтенантом был его двоюродный брат Эрру, чуть помоложе капитана. Ветераны рассказывали, что Эрру смолоду отличался бесшабашной храбростью и всегда лез в самое пекло. Однажды и получил топором по голове. Шлем и череп не выдержали. С неделю он лежал между жизнью и смертью, но потом оклемался. Храбрости не утратил, но с памятью у него стало твориться что–то странное – он не помнил ничего дольше пяти минут. Потом все из головы вылетало. Как–то он даже забыл, как зовут его братца. Поэтому, чтобы не было казусов, его как тень сопровождал ординарец, служивший ему вместо памяти. Эрдин специально подобрал на это парня непьющего и дамами не интересующегося, чтобы того ничто не отвлекало. Эрру ростом был с меня, а в плечах даже шире. Лицо и руки испещрены шрамами. Видимо, каждый раз, когда лез в самое пекло, так и получал ранение. В отличие от всех отрядных командиров он совсем не пил. Думаю, это последствия встречи с топором – поврежденная голова алкоголь просто не выносила.

 Обращаться принято было по званию: 'капитан', 'лейтенант', склонив голову, чтобы подбородком коснуться груди, но вне боя. В бою это не требовалось. Еще в отряде было три командира рот и начальник артиллерии. Они назывались мастерами и приветствовались без склонения головы. Был еще один мастер, заведовавший тылом отряда, по традиции называвшийся 'грабежных дел мастером'. После захвата добычи на нем лежала обязанность принять ее, оприходовать и разделить согласно контрактам и обычаям. Мы с Арреном должны были называться Владеющими, но поскольку по положению и доле добычи были приравнены к мастерам, то часто нас таки и называли.

 Солдат отряда должен был предоставить свою добычу на глаза мастеру грабежных дел и сдать то, что положено сдавать. Деньги и драгоценности он сдавал обязательно, оружие и одежду оставлял себе по обычаю, амулеты тоже. Эрдин тут внес новшество, чтобы предметы с магической начинкой прежде показывали магам, чтобы те установили, не будет ли от этого неприятностей. Если все было безопасно, то владелец оставлял себе их. Вино и еда тоже полагались тому, кто их нашел, за исключением особых случаев, когда в них была резкая нехватка. Тогда объявлялось заранее про особый случай, и нашедший получал себе только часть в качестве поощрения. Утаившего добычу ждали кары согласно Кодексу. Тут все было правильно, поскольку солдат не боялся, что останется обделенным, если находился на посту далеко от места, где была основная часть добычи. И не выходил из боя, боясь не успеть на грабеж. Да, пленных тоже было положено сдавать, поскольку выкуп или продажа шли централизованно. Правда, в Сендере три шибко деловитых озерника устроили полевой бордель из захваченных женщин. Но, чтоб не попасть под Кодекс, плата за пользование взымалась вином. Чтобы все выглядело 'дружеской услугой', за которую не платят, а как бы благодарят.

 – Господин, вам еще бокал?

 – Да.

 Мой коллега Аррен происходил из Вираца. Как все знают, из этого баронства родом две великих колдовских династии – Ас–Пайор и Бэрах. Но он был сыном небогатого купца. Когда проявились колдовские способности, он не стал продолжать отцовское дело, а решил стать магом. И у него были все задатки к тому, чтобы стать Великим. Но вскоре после нашего похода он устроился на службу в герцогство Ребольд, где выдвинулся сначала в герцогские любимчики, потом в герцогские советники, потом за него выдали любимую племянницу герцога… Это кому–то не понравилось, и он при очередном перевороте тоже стал мишенью. Собственно тогдашний переворот и начался с расстрела герцогской 'чайки', в которой сидели герцог, Аррен, его жена и еще какой–то приближенный герцога. После этого за два года было еще четыре смены власти, но с тех пор на престоле восседает Ансельм Четырнадцатый, народом прозванный 'тот же'. Говорят, это единственное хорошее впечатление о правлении Ансельма. Выглядел Аррен прямой противоположностью мне – невысокий, около метра шестидесяти, с круглым лицом и светлыми волосами. Глаза у него были блекло–голубые. В одежде он предпочитал светлые цвета. Как потом выяснилось, наемники прозвали нас 'День' и 'Ночь'. В качестве 'Ночи' выступал я за мрачное выражение лица и пристрастие к черному цвету одежды.

 Магические способности у него были выше, чем у меня, но по общему багажу знаний он уступал. Собственно, это часто встречается среди магов из аборигенов. Но он как–то этого не понимал и с пылом влезал в спор по любому вопросу. Я это подметил и стал спорить на интерес. Проигравший выполнял желание выигравшего. В этих случаях я заказывал ему показать мне заклинание, с которым я не знаком. Так было раз шесть. Ему давно было пора понять, что и как, но горячность снова и снова ввергала в проигрыш.

 Наставники Аррена хорошо выучили его боевой магии, поэтому его способностями часто пользовался капитан. А вот с целительской магией получалось хуже. Ну и аборигены обычно с гигиеной не в ладах. Поэтому, когда в Черном лесу на стоянке вспыхнула эпидемия дизентерии (по той же аборигенской непривычке к чистоте и порядку), то от него толку было мало. Он не знал ни нужных заклинаний при такой болезни, ни карантина и прочих мер для прекращения эпидемии.

 – Еще вина?

 – Да.

 Поэтому он помогал только в подзарядке лечебного амулета. Амулет был великолепным, но после многих разрядок–зарядок сдох окончательно. Еще бы, заболело 135 человек из четырехсот, бывших в отряде. Была вполне реальная угроза отряду закончить свое существование от кровавого поноса. Эпидемия длилась две недели, да еще по моему настоянию отряд не трогался с места еще десять дней. Капитан заимел на меня зуб, потому что на него давил харазский бей (вот каков его титул, еле вспомнил), требовавший скорейшего выступления к Сендеру. А я заявил, что если он хочет повести неокрепших людей в поход, то это будет равносильно убийству их. Если он хочет назвать отряд 'Отрядом зомби', то у него будет на это полное право. Потом капитан понял, что слава командира, чей отряд погиб от поноса, еще не вступив в бой, ему не нужна, и моя строптивость мне не отлилась.

 К Сендеру все бывшие больные восстановили силы. Но пришлось активно заняться гигиеной и санитарией. Капитан в этом меня поддержал. Поэтому больше кишечных эпидемий до роспуска отряда не было. Отдельные разгильдяи ухитрялись зарабатывать расстройство и позже, но их немедленно помещали в карантинную палатку и лечили. Сержмены по очереди дежурили возле отхожего места и заставляли всех обработать руки антисептиком на основе уксуса. Строптивых учили выполнять приказы палками. Увы, аборигены мыть руки перед едой не способны. Но и принятых мер хватило.

 При Сендере больше пришлось работать Аррену. Он придумал заклинание, помогавшее контуженным быстрее отойти от последствий (его он проиграл мне спустя две недели). Ну и огнестрельные ранения тоже были оставлены ему, так как он знал хорошие заклинания обезболивания. Правда, таких было немного. Винтовки в Сендере были только у дружины градоначальника, у людей побогаче еще встречались 'чеканы' и помповики, а основная масса воевала либо холодным оружием, либо старыми дульнозарядными ружьями на черном порохе. К моменту, когда они смогли бы попадать в наших бойцов, попадать уже было почти некому. Я занялся ранеными холодным оружием, которых было около трети. Больными занялся сержмен Ассо, ранее сломавший руку. Рука уже срослась, но не восстановилась полностью, чтобы идти в бой, а он жаждал полезной деятельности. Я его только инструктировал. Как правило, сендерцы были вооружены кривыми саблями и ножами. Довольно часто встречались чугунные кистени. Пики я тоже видел, но раненный ими были только один. Поэтому ранения были довольно однотипные – резаные либо рубленые раны от сабель и ножей и переломы либо ключицы, либо предплечья от удара кистенем. Тяжелых ран было относительно немного (спасали кольчуги и шлемы), умерло всего пятеро раненых.

 После окончания трехдневного разгула отряд ушел к следующему городу (он сдался на капитуляцию, узнав, что мы взяли Сендер), а меня с охраной и выздоравливающими оставили в загородном поместье сендерского аллишпана, которое располагалось верстах в семи от города. На четвертый день два нордлинга пошли в самоволку в Сендер, ибо винная порция им казалась маловатой. Они как раз увидели приход карательного отряда и начало его работы.

 Никогда больше не видел плачущего нордлинга. Вина им каратели выделили, но, хоть нордлинги выпили его еще по дороге, шок у них не прошел. Пришлось отпаивать спиртом. Один из них мне потом по секрету рассказал, что не понимал, слушая баллады, почему места побоищ именовались страшными местами, а теперь увидел, что они действительно страшны.

 – Еще вина?

 – Нет, это последний бокал. Мне уже пора.

 В ров действительно казненных сбрасывали, но это уже не мы, а посланцы харазского бея. Вот отрубали ли им все до уровня фомора – это нордлинг не рассказывал, а я проверять не ходил. Да, потом я слышал легенды про рвы Сендера, что из убитых там вывелись умертвия, ходившие по округе выпивать жизнь из проезжих. Все в виде красивых девушек, на которых засматриваются проезжавшие мужчины, останавливаются, заговаривают с ними, пытаются поцеловать, встречают губами космический холод мертвой плоти и жизнь уходит из них. Наутро на том месте остается только одежда прохожего или проезжего… Это бывает ночью и вечером, а днем только мертвые стены и заваленные наполовину скелетами рвы.

 После Каскелена от людей с нашими отрядными знаками харазцы просто шарахались. Даже на базарах не торговались. Сам видел в глазах продавцов панический страх и желание тут же удрать подальше и при этом не оборачиваться.

 Вечер, прохлада, редкие капли влаги во встречном ветерке. Я шел в гостиницу. Нет, я был почти что трезв. Но на душе было тоскливо и отвратительно. И зачем я пошел за теми ножнами и встретил ужас из своей прежней жизни? Или это задумка тех сил, что хотят направить меня на нечто безнадежное, чтоб ощущал себя виноватым и не цеплялся за прежнюю жизнь?

 Тут я вспомнил слова старинного поэта :

 'Вся наша жизнь – самосожженье.

 Но сладко медленное тленье,

 И страшен жертвенный огонь…"

 Вот и готовят меня, чтоб не убоялся этого огня.

 Проснулся я еще до света от грохота. Видимо, во сне куда–то бежал, дернул рукой и сшиб револьвер с ночного столика. Ну, а удар железа об пол меня и пробудил. Глянул на свою луковицу, увидел, что еще три, и дальше провалился в темноту.

 Этот сон запомнился. Опять была Самара моего детства, только не порт и камни с водорослями в обмелевшей глубине, а переправа через Великую возле старинного пивзавода, который на счастье самарских жителей провалился в новый мир. Вот соседний с ним монумент частично остался в прошлом мире, частично прошел в мир Великой реки. Так и осталась многометровая колонна, словно разрубленная наискось топором на высоком берегу. Что изображал монумент – мнения старожилов расходились. Чаще всего упоминали что–то крылатое. А один старец утверждал, что не крылатое, а человека по фамилии Паниковский. Среди жителей остались легенды, что до переноса жило в Самаре почти миллион народу, и простирался город на несколько часов поездки от края и до края. И даже за Самару перебрался. Но в этот мир пришел аккуратный четырехугольник, как будто вырезанный из бывшей в другом мире Самары. И нефтеперегонный завод за Самарой. Чтоб его защитить, поскольку это был один из трех сохранившихся при Переносе заводов, и построили тот форт Федоровский, где я и родился через много лет.

 Так вот переплываю я ширь реки на пароме в село Рождествено, которое при Переносе уцелело, и, сойдя на берег, иду сквозь Самарскую Луку. Через нее идти по горам и лесам можно и паруу дней, но я во сне пересекаю ее как–то очень быстро, словно земля сама идет под ноги. Слева от меня остаются озера, справа поднимаются холмы. А далее один овраг, второй овраг. Через такие ходить своими ногами тяжко, а вот во сне переходишь, как будто это канавки. Путь мой отклоняется к северо – западу и приводить к большому лугу, заросшему репейником и крапивою. А что это за трава, что–то знакомое–знакомое … Ах да, это болиголов. Рассказывали нам в школе, как лечить отравления им, когда аборигенская жена захочет мужа нового заполучить, но старого недотравит .

 Из густой травы поднимаются развалины кирпичного дома. Сворачиваю налево и выхожу к зарослям осоки вокруг небольшого болотца. В зеленых зарослях мелькают несколько белых пятен. Вскидываю бинокль и вижу нескольких крестьянских детей, голышом купающихся в речке. Но что–то с их анатомией не то. Спины сгорблены, волосы всклокочены, руки, как ветки, скрюченные и узловатые… Что–то тут не так.

 В самарской округе встречались и редкие заболевания, вроде 'болезни птичьих крыльев'. Человек, ею больной, живет недолго, а из–за поражения мозга машет руками непроизвольно, как птица крыльями. Но это больше к северу отсюда встречается, и болезнь наследственная. Лечить ее невозможно сейчас, и многие толкуют ее как кару богов за браки с родственниками. Поэтому, когда слышу я, что некий барон или герцог женился на двоюродной сестре, ибо не пристало ему разбавлять благородную кровь менее благородной, то всплывает перед глазами образ машущего руками, как крыльями ,человека и безумный взгляд глаз с каймою у радужки… И это не единственная кара за близкородственные браки.

 Но это не дети. Это шишиги! А что ж они тут делают белым днем, хотя положено им в сумерках вылезать на берег и искать жертву вроде пьяного, чтоб утопить?! Ага, понятно, что это за место. Вот только для чего я в него попал?

 Вдруг я ощутил, что меня буквально уносит в противоположную сторону от того места, куда я направлялся. Быстрее, быстрее, словно некая стена воздуха толкает меня туда. Скорость все возрастает и достигает скорости летящего 'По–2' . И путь мой закончился в Сызрани, возле кремлевской башни. Подошел к ней, тронул рукой белый камень. И все–сон кончился.

 Уже было утро, на часах полседьмого, желание спать дальше пропало. Из окошка тянет утренней свежестью. Вчерашнее вино требует эвакуации. Я пошел навстречу его требованию, вернулся и сел на постель. Сон явно вещий и требует расшифровки.

 Во сне я вернулся на родину, хотя и не совсем точно туда. Петля Судьбы?

 Внезапное и ускоренное движение от Жигулей к Сызрани. Портал?

 Сызранская башня. Она была единственным каменным строением Сызранского кремля, и она одна из всех его сооружений сохранилась. При Переносе она же единственная перенеслась в новый мир. По крайней мере, так мне говорили, но если забыли упомянуть про еще пару лачуг, переместившихся вместе с ней, то невелика беда. К Переносу ей было под триста лет, да еще после него – в итоге полтысячи получается. Что означает башня древностью в полтыщи лет и белый камень стены? Случайная это деталь или нет? И не является ли белый камень стены намеком на Черную Башню?

 Этого еще не хватало – встретиться с великим ужасом аборигенов, про который они только шепотом рассказывают, трясясь от страха.

 Рождествено. Вроде ничего необычного, тайного и магического в нем нет, хоть в реальности, хоть во сне.

 С шишигами понятно. Более–менее. Место их обитания называется Аскулы. Когда–то там была деревня, но давно запустела. Пока я жил в тех местах, то не раз слыхал про бесшабашных добровольцев, периодически переселявшихся туда, так как земля там очень плодородна. Они переселялись туда семьей, года два–три все шло великолепно, но потом бросали все и возвращались домой. Возвращение скорее напоминало бегство. Со мной на эту тему они не разговаривали, но ходили упорные слухи, что семьи сбегали оттуда, так как шишиги похищали и топили детей переселенцев. Насколько это было правдоподобно – не знаю. Но важнее другое – отчего меня унесло от царства шишиг и болиголова? Или, может, мне не нужно было в Сызрань, мне просто нельзя было идти, куда я направлялся?

 И еще – яд и отравления. Болиголов – известное средство деревенских знахарей – аборигенов. Им можно и отравить, можно и подлечить – знахари пользуются мазью с ним для лечения прострелов и спазмов мышц. 'Болезнь птичьих крыльев' – это тоже отравление, как говорят старые книги . Организм не может перерабатывать медь, и она отравляет организм. Размахивание руками, как крыльями – это симптом поражения мозга, а ободок на радужке – это тоже медь, отложившаяся там. Ранее было лекарство от этой болезни, но после Переноса мы его производить не можем.

 Но для чего все это? Неужто лича нужно убивать медным оружием? Или ядом из болиголова? Или отравленной болиголовом медной стрелой?

 Ответа на эти вопросы у меня не было. Посему пора было идти завтракать. Когда я, позавтракав, проходил мимо гостиницы 'Галерный колокол', меня кто–то окликнул:

 – Господин маг, остановитесь, пожалуйста!

 Я остановился и обернулся на зов. Оказывается, позвал меня молодой человек, одетый так, как обычно одеваются приказчики. Он подошел ко мне, снял шляпу (а здорово его купец выдрессировал) и начал:

 – Не соблаговолит ли почтенный маг оказать помощь моему хозяину, который так захворал, что не может подняться с постели, а его дела из–за того тоже не могут двигаться? Почтенный маг не пожалеет о потраченных усилиях и времени, ибо купец Арсений Васильевич Семихвостов человек не бедный и щедрый…

 Это я его речь сократил приблизительно втрое и убрал словоерсы. Злоупотребляют ими приказчики богатых купцов. Слушая их, прямо ощущаешь, что ожили герои древнего писателя Островского, что жил за сто лет до Воссияния Звезды. Это у третьей гильдии приказчики как люди разговаривают, а не как актеры Тверского театра на сцене.

 Страждущий Арсений Васильевич пребывал в номере 'Галерного колокола'. В принципе, я уже предчувствовал, с какой болезнью у Семихвостова мне дело иметь придется. И предчувствия не обманули – номер встретил меня роскошным запахом перегара. И форточки заперты (точь – в – точь, как герои Островского, которые, когда дышать нечем становилось, не проветривали, а ароматы воскуривали). Я сразу же потребовал, чтобы мне показали, где руки можно помыть. Ванная была тут же, за сдвижной дверцей. В принципе можно было не спешить пока с этим, а сначала расспросить, но это настраивает на нужный лад больного. Да и привык за многие годы…

 Страдалец лежал на кровати и имел вид, соответствующий двух – трехдневному запою. И глаза красные, ибо не спал. Ночи с две прикидочно.

 Я спросил, сколько дней купец дней в запое находится, и сколько ночей он не спит. Обычно в таких случаях страждущий либо жалобно смотрит на меня и молчит, а за него говорят родичи или товарищи, либо он тараторит наперегонки с родными и даже скандалит из–за очереди говорить. Здесь был первый вариант – устал купец. Приказчик мне ответил, подтвердив мои догадки, и добавил, что это что–то удивительное, что так плохо хозяин себя чувствует, ведь пил только хорошие и дорогие напитки – гномскую водку и армирский коньяк. Не должно быть похмелья от очищенных и хороших напитков.

 Ну да, это всеобщее заблуждение – насчет очистки и похмелья. Жаловаться на плохую водку имеет смысл, когда ты ей только остограммился, а с этих ста грамм тебя три дня наизнанку выворачивает. А после трех дней запойного пития даже наилучше очищенное зелье боком выйдет. Ибо там совсем другие механизмы работают.

 Ладно, будем работать, хоть я не стал брать в дорогу лекарств от похмелья, ибо рассчитывал на нечто другое. А именно Силой. Я сказал, что лечение купцу обойдется в тридцать новых рублей и только за сегодня (купец привстал и пытался что–то сказать, но рухнул на подушку). Ага, жаба дыханье сперла. Лечение будет не болезненным и колоть его не будут (купец расплылся в улыбке) , вливать в него растворы тоже, а будут лечить колдовскими методами, потому и цена такая (тут улыбка несколько увяла). Сейчас Арсений Васильевич при поддержке молодого человека пусть идет в ванную, где сделает свои дела, лицо умоет и приходит сюда. Сил молодого человека не хватило, поэтому пришлось ему помочь провести купца туда и не дать ногам подкоситься. Затем купец, слегка умытый и облагоображенный, появился вновь. Шагать он стал чуть ровнее. Я уложил его на кровать и заклинанием погрузил в сон.

 Я посидел еще немного, убедился, что купец хорошо спит, и никаких нарушений у него нет, и сообщил приказчику, которого звали Викторином, что купец будет спать до вечера, а он будет за ним следить, чтобы спящий не свалился, не утыкался лицом в подушку и прочее. Вечером я приду опять, сон сниму, купец сделает неотложные дела, поест и опять будет обработан Силой. Потом он будет спать до утра. Кстати, такси вечером за их счет. Ну, а завтра будет видно, что будем делать. Еще я вручил ему бусину от четок, на которую наложил простенькое сигнальное заклинание. Если ее в руках покатать, то я сигнал услышу и быстро прибуду. Это на случай чего–то неожиданного и опасного. Да, никого из купцов сюда не пускать, а то разбудят и зальют еще. Деньги пропадут даром тогда. Это было вместо парфянской стрелы.

 Я получил с Викторина деньги и убыл. Храпел купец здорово – слышно было аж на лестнице. То, что надо.

 Путь мой лежал в баню. Я вообще планировал сходить туда после обеда, но раз на вечер привалила работа… После бани был обед, затем сон, а до визита к больному я перечитывал выписки из эльфийских книг. Старею: чтобы хорошо запомнить, нужно несколько раз прочитать. Конечно, если бы в этом городе была публичная или частная общедоступная библиотека, я бы лучше там время провел. Но здесь гораздо чаще встречаются заведения вроде казино или борделя, чем библиотеки…

 Часов шесть я вышел и направился к Семихвостову. Портье и охрана меня останавливать не стали, и я прошел в номер. Купец мерно и мирно храпел на кровати, а Викторин томился в кресле. Я опять помыл руки, потом подошел к купцу, положил руку ему на голову и заклинанием пробудил его. Купец открыл глаза, сел и постепенно начал приходить в себя. Я скомандовал :

 – Викторин! Веди Арсения Васильевича в ванную! Он давно уже там не был.

 На сей раз купец двигался живее, и моя помощь не потребовалась. В ванной они пребывали с полчаса (я аж заскучал). Вышедший Арсений Васильевич выглядел куда пристойнее, чем утром. И сам мне сказал, что в родном Нижнем его тамошние целители уже пару раз пользовали, но там так быстро ему лучше не становилось. Там ему бы влили литра два растворов, а лучше бы еще не было. Это я и сам знаю. Жил я и в Нижнем, и практиковал там тоже. И вечно ругался с и с простыми лекарями и магами – целителями за подобный метод выведения из запоя.

 Увы, Тверская академия и Нижегородский университет своих выпускников обучает именно такому методу, а так называемый 'сухой метод' игнорирует. Хотя книги из Старого мира, описывающие этот метод и преимущества 'сухого', есть и у них на полках. Вроде объясняешь, что у человека и так кровяное давление в похмельном состоянии высокое, а вы ему еще водой своей давление добавляете, а для чего? Чтоб надежнее сосуды разорвать?

 И далее – вы понимаете, что такое запой? Это ведь не только выпитые бутылки водки, это изменения в голове пациента. Как будто некая чуждая сила прямо–таки ведет его в алкогольную пучину. Словно бы его какой–то особый вампир обратил, и пьет он с тех пор водку, как молодой вампир кровь. А вот 'водозаливание' больного изменений в психике больного не учитывает. Потому лучшее лечение подобных состояний сон и кислород . Ну и Сила, если лечит маг. С точки зрения целителя у 'сухого метода' есть и второе преимущество – нет нужды в оборудовании для переливания жидкости и самых растворов. Единственное преимущество 'мокрого' метода – тратится много всего и канители много. Поэтому за многие труды и много платы попросить не грех, ибо 'мы пахали'.

 А так, как я – и пациенту лучше, и тебе не внапряг. Пациент спит, нервы его успокаиваются, подобное мании влечение к пьянству проходит, да и нарушения из–за отравления тоже минуют. Причем эффект хоть Силы, хоть снотворных средств принципиальной разницы не имеет. Самое главное – чтоб спал. Даже гипнотический сон помогает. Но у нас гипнотического сна народ боится, поэтому практикуют его нечасто.

 Я магически просканировал внутренние органы купца, ничего опасного не увидел, и сказал, чтобы он заказал себе ужин и поел. А потом он снова будет спать до утра. Семихвостов сказал, что есть ему не хочется. Ну и правильно, еще рано. Когда аппетит проснется, он тогда выздоровел. Поэтому я сказал, что я это учитываю, но есть ему все равно придется. Есть нужно, так как силы и энергия нужны на ликвидацию последствий отравления. Поэтому пусть закажет себе небольшую порцию чего–то вкусного и сытного. Почему немного – потому что много не сможет. Вроде осетровой икры или ветчины. И обязательно чаю большую кружку. И ее надо выпить до дна. Вообще можно было бы и морса или компота, но лучше чаю – надо еще восстанавливать обожженную водкою слизистую желудка. Вот чай ее и простимулирует.

 Викторин стоял, готовый идти за заказом. Купец заказал кусок буженины и пару бутербродов с икрой. Я напомнил про чай, и чай добавили. Потом купец спросил, не желаю ли я чего–то тоже? Я желал (при вечерних визитах этим частенько пользуюсь). Поэтому заказал мясной пирог и тоже чаю. На ужин как раз хватит, и хозяина жаба не задавит. Викторин проявил чудеса оперативности и уложился в четверть часа. Это время я провел за расспросом пациента о его ощущениях. Он сам тоже ожил и живо интересовался разными деталями. Кстати, как выяснилось, в Нижнем я пользовал от такой же беды его бывшего компаньона. Михаил Михайлович Ковешников как–то допился до белой горячки и чуть не убил себя, когда выскочил из окна четвертого этажа, спасаясь от кошмарных видений. Вот тогда я его и лечил. После чего купец пить бросил и прожил еще года четыре. Больше не дала жить ранее пропитая печень. Я этими сведениями воспользовался для дополнительного нажима на пациента. Чтобы он снова не запил в ближайшее время.

 Викторин вернулся. Купец героически сжевал буженину и с насилием влил в себя чай. На бутерброды с икрой сил не хватило. Но я не стал настаивать, рассудив, что и столько неплохо. А икра пойдет Викторину как награда за дневное бдение. Сам я с аппетитом поел (как говорила жена – 'аккуратно, но прожорливо'). Купец спросил, можно ли ему выкурить сигару. Этот позыв я задавил в зародыше, сказав, что он еще не здоров до такой степени, чтобы начинать травить себя вновь.

 Затем Семихвостов был опять уложен и усыплен. Я задержался еще на полчаса, еще раз магически просканировав пациента. Все было нормально. Потом шепотом сказал приказчику, чтоб шел вызывать такси. Викторин на цыпочках ушел вниз. Я сидел и ждал.

 Приказчик появился на пороге и сделал мне знак, что уже готово. Спускаясь по лестнице, я еще раз напомнил Викторину, что никакого алкоголя купец не должен принимать. Это на случай его раннего просыпания, до моего приезда. Выпьет–пиши пропало. Поэтому я рассказал кое–какие страшилки про тех, кто целителя не послушал и за то пострадал. Вот отрицательных примеров про пьющих у меня в изобилии. И повторять про то, что нельзя пить снова, пьющему и семейству нужно неоднократно, разнообразно и образно, чтоб дошло. Потому что они норовят совместить лечение с удовольствием. Я б им разрешил, если бы это можно было. А потому – нечего тешить себя надеждами. Или бросаем пить, или продолжаем. Я могу и подождать. Только обойдется тогда продолжение дороже, и в деньгах, и в процентах потерянного здоровья.

 Отходя ко сну, обнаружил, что я забываю менять патроны в револьвере, то есть вечером вставлять специальные, а днем – обыкновенные. Ну ладно, все равно ночь, коль уж забыл утром убрать специальные, так пущай стоят дальше…

 Сон был длинный и бестолковый про то, как я сдаю экзамен в магической школе и все никак не могу сдать его. При этом я помню, что диплом у меня уже есть. Впрочем, такая белиберда снится не только мне, но и многим людям.

 Утром попытался поразмыслить об основной задаче, но мысли все уклонялись в сторону лечения купца. Устав бороться с неизбежным, плюнул на борьбу и в полдевятого прибыл к 'Галерному колоколу'. Верный Викторин, видимо, всю ночь бодрствовал и мух отгонял от патрона. По крайней мере, вид у него был соответствующий такому героизму.

 Купца я разбудил. Проснувшийся Семихвостов выглядел очень неплохо. После того, как он посетил ванную, я уложил его и провел более серьезное магическое воздействие, предназначенное для подавления желания употреблять алкоголь сроком на неделю. Это уже более неприятная вещь, чем снотворное заклинание, но не так уже и сильно неприятная. Немного потерпит и все. Расход Силы здесь более значительный.

 Далее я вновь провел магическое исследование состояния здоровья пациента. После чего объявил ему, что он в принципе здоров и может заниматься всем, чем хочет, кроме употребления алкоголя. От этого он должен воздерживаться ровно неделю. Не воздержится – пусть пеняет на себя и не забудет решить все вопросы с наследованием. Курить он может. Может ощущать себя чуть слабее прежнего, но это быстро восстановится самостоятельно, если он будет хорошо есть и хорошо спать. Ест он пусть что хочет, а для сна пусть принимает средство 'илинден', которое купит в магической лавке или аптеке (по знаку купца Викторин записал). Это такой сладковатый на вкус корень, который растет в окрестностях Царицына. Аптекари продают его уже готовыми порциями. Пусть купит пяток порций и пяток ночей пьет на ночь по одной. Бессонница бросившему пить угрожает и готова довести до белой горячки – чтобы не было как с Ковешниковым, надо принимать этот корень.