Текст книги "Река Снов"

Автор книги: Сергей Сезин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

 После чего я заявил, что с купца полагается еще тридцать рублей. Купец загрустил, но отдал. Про то, что много, я знаю, но … Если он попьет еще, то убытки от пропущенных и невыполненных сделок будут куда большими. И поставили его на ноги рекордно быстро. Так что пусть платит и не выпендривается.

 Знаю я купеческую публику : как прогулять–пропить сумму, так никаких угрызений совести, а как целителю отдать – так душевные борения начинаются. В Твери я беру меньше, но купец первой гильдии свое возьмет. Со следующей же сделки.

 Оставшееся до обеда время я провел, гуляя по улицам. Зашел в 'Ржавый шлем', но там мне сказали, что искомый тип не появляется уже с момента свержения Сливы. Наверное, попал под горячую руку либо прячется из страха за свою жизнь…

 Зашел к Дарину. Тот был доволен как никогда. Вчера вечером ему наконец удалось продать тот самый 'максим' за полторы тысячи. В то время как он его обменял на что–то более дешевое. Оттого Дарин был чрезвычайно горд собою и даже пригласил отметить успех вечерком. Я сказал, что подойду, если ничего не помешает. Засим откланялся. Обед должен быть по расписанию, если нет войны.

 Вернувшись в гостиницу, я было собрался идти в номер, но меня окликнул портье. Оказывается, меня приходил искать посыльный. Он оставил письмо, а портье переданы деньги на тот случай, если я соглашусь, чтобы вызвать мне такси. Я удивился тому, что кто–то ищет меня, но развернул письмо. Меня пригласили приехать в гостиницу 'Восточное подворье' оказать помощь больному, ибо наслышаны о моих талантах. Если я соглашусь, то они ждут меня в любое время. Портье оставлены деньги на такси для меня. Встретят меня в холле гостиницы. Писано явно аборигеном – они в торжественных и протокольных случаях очень любят писать кудрявыми почерками, а договор, напечатанный на машинке или в типографии, вызывает у них приступ уныния.

 Я сказал портье, что согласен, и тот стал накручивать телефонный диск. Волна явно пошла от Семихвостова. Семихвостов, почувствовав себя здоровым, рьяно занялся делами. И, видимо, кому–то из купцов сказал, что вот, его очень быстро поставили на ноги. А далее информация нашла нужного человека. Возможен вариант, что Викторин рассказал какому–то приказчику, а тот уже сообщил 'больному' патрону. Удивляться тут можно только тому, что очень быстро.

 По приезде оказалось, что я был прав. Семихвостов и его верный помощник пошли на встречу с купцом из графства Минден бер–Ноди, а приказчик бер–Ноди (или как на тамошнем языке приказчик называется) сообщил, что хозяин после ужина себя плохо чувствует и не может делами заниматься. Семихвостову сделка с бер–Ноди была нужна, вот он и посоветовал, к кому обратиться, упирая на скорость лечения и минимум неприятных ощущений. Слово 'быстро' для минденского купца оказалось очень важным. Вот меня и пригласили.

 По виду сей купец не был похож на запойного. Был очень бледен и то и дело хватался за сердце. Поэтому я подробно стал расспрашивать его, что с ним случилось. Бер – Ноди был склонен к восточной витиеватости, и ему кое о чем не хотелось рассказывать подробнее. Но я настаивал и выяснил, что здесь чуть другая ситуация.

 Бер–Ноди решил отпраздновать успех сделки, посетив бордель и воспользовавшись там услугами непременно трех фей любви. Поскольку он был уже не молод и самостоятельно на такой подвиг не способен, то воспользовался 'помощником'– известным магическим стимулятором 'белый кролик'. Магический грызун оправдал надежды купца ночью, но утром вызвал перебои в сердце (собственно, это часто бывает после 'кролика'). Поскольку почтенные отец и дед купца умерли именно от болезни сердца, то бер–Ноди испугался. Реальное расстройство наложилось на страхи, поэтому минденцу было сейчас " и кюхельбекерно, и тошно'.

 С 'белым кроликом' и его жертвами я уже сталкивался. Вообще в Твери он запрещен, но многие его втихую провозили, поскольку спрос на него был. Поэтому два–три раза в год приходилось оказывать помощь жертвам больших запросов при малых возможностях. Дело это выгодное, поскольку пострадавшие просили не говорить, что это 'грызун' виноват, и готовы были за это приплатить. Я шел навстречу – из любви к кроликам (живым, естественно), да и деньги лишними не бывают. Ну а в Гуляй–Поле это вообще не актуально.

 Далее я взялся за работу. Тут магических сил требовалось больше, поэтому на завтра пришлось запланировать пополнение Силы в храме. Я обработал купца, после чего попивал кофе с восточными сладостями и наблюдал, как слуги купца беспрерывно подносят ему сосуд для сбора мочи, вместе с которой из организма должны были уходить сердечные расстройства и остатки стимулятора. Потом периодически подновлял заклинание.

 Изгнать зловредного грызуна удалось к закату. К этому моменту уже пару часов сердце бер–Ноди уже не беспокоило. Я провел магическое сканирование, убедился, что сейчас ничего не угрожает и сообщил купцу, что он может считать себя здоровым. Но женщины ему запрещены на неделю, чтобы организм отдохнул от перегрузки, а стимуляторы – пожизненно, если он не хочет, чтобы его сердце не выдержало. После чего потребовал с него пятьдесят рублей. Купец отсчитал мне их, и я отбыл на такси к себе. Встреча с Дарином отпала.

 Дорогою я размышлял о купцах Семихвостове и бер–Ноди, и за кем останется верх в борьбе за право компенсировать расходы на мою помощь за счет другого участника сделки.

 Но ехидство мое было наказано. Ибо я польстился на дармовой кофе (и на целых две чашки), за что сон пришел ко мне только под утро.

 Проснулся я от стука в дверь. С трудом стряхнув сон, я взялся за револьвер и спросил, кто там. Это оказался портье. Я проковылял к двери и открыл ее. Портье, до невозможной степени перепуганный, захлебываясь словами, просил меня оказать милость и пойти помочь его матери. Они позвонила ему и рассказала что–то невразумительное про свою болезнь. Она в последнее время прихварывает, и он чрезвычайно опасается за ее здоровье. Поэтому он умолял помочь ей, очень извинялся за беспокойство и т.д. Я наскоро умылся и пошел.

 Быть целителем – это значит вставать и идти на зов. А не пойти имеешь право только тогда, когда сам так болен, что не сможешь встать.

 Матушка портье жила всего в двух кварталах от гостиницы. А далее была ситуация из серии 'и смех, и грех'. Помощь требовалась не ей, а ее коту. Разволновавшаяся мама так рассказала, а разволновавшийся сын так понял… Они смотрели на меня виноватыми глазами и рассыпались в извинениях.

 Оказалось, их кот, играя с клубком ниток, доигрался, проглотив иголку, и теперь мама портье с минуты на минуту ждала смерти дорогого ей животного. Но живность не проявляла признаков прободения кишечника. Иголка застряла где–то в небе, судя по каким – то поперхиваниям кота. По моему указанию хозяйка взяла кота на руки, крепко прижала к себе, сын раскрыл ему пасть, и я заглянул внутрь. Ага, иголка с обрывком нитки воткнулась на переходе мягкого неба в твердое. Надо извлекать, но никаких инструментов у меня нет, ни хирургических, ни ветеринарных, ни слесарных. Надо Силой.

 Кот магии не поддается, сталь иголки – почти не поддается, а вот шерстяная нитка – вполне. Потоком Воздуха я и потянул за нее, сказав, чтобы они крепко держали животное. Иголка вылетела из пасти и, сорвавшись с нитки, шлепнулась на пол. Кота отпустили, и он обиженно унесся под кровать. Далее я отказался от денег и потребовал в качестве платы право погладить кота. Портье вынул зверя из–под кровати и дал мне потискать. Красивый зверь. Пушистый и цвет оригинальный – на плоской морде черная 'маска', ушки, лапы и хвост черные тоже, а туловище цветом как топленое молоко.

 Интересно, где разводят такую породу котов? Но женщина не знала. Котенка она подобрала на улице, пожалев жалобно мяукающее существо. Тогда он был просто черно–белым и далеко не пушистым. А дальше он рос и хорошел. Пожелав им всего хорошего, я пошел завтракать, еще раз отказавшись от денег.

 А после завтрака надо обязательно в храм – пустота от расхода Силы уже неприятно ощущается.

 Но я малость планы поменял и сначала пошел в храм. Ближайшим был храм Мардога. Великолепное каменное здание, увенчанное пирамидальной крышей и шпилем с огромным коловратом. Стены снаружи покрыты изображениями разных знаков Мардога и других его атрибутов: посоха с проросшей веткой, пучка из трех стрел, перевитых лентой. Они были изображены и в виде рельефов, в виде фресок, вплетены в витые решетки окон подвального этажа. А верующие за дополнительную плату могли сделать их изображение и установить внутри храма. Изображения из недрагоценных материалов находились недолго, не более трех дней, а вот драгоценные имели шанс вечно украшать стену. И их имена на изделии – тоже.

 Я вошел внутрь, бросил монету в ящик для пожертвований и двинулся в главный зал храма. Зал был квадратный по форме и со всех сторон окружен колоннадой, поддерживающей балкон из резного дерева. Что изображала богатая резьба колонн и ограждения балкона – вы догадаетесь сами. Нависающий балкон как бы делил зал на две зоны – окраинную, затененную и скрытую, и центральную, открытую, всю залитую потоками света из верхних окон храма. Таящаяся в углах Тьма и льющийся сверху Свет… Утреннюю жертву уже принесли, поэтому посетители могли молиться, где хотят – хоть в полутьме под балконом, хоть в середине зала. Хоть стоя, хоть лежа, хоть вслух, хоть про себя.

 Посетитель мог принести и специальную жертву от своего имени, но не лично. Жертву приносили специальные служители, делившиеся на два разряда в зависимости от того, какая жертва – кровавая или бескровная. У них были специальные названия, но в простоте их именовали левые жрецы и правые жрецы. Жрецы этого наименования не любили, но вежливо поправляли невежественного посетителя. Почему правые и левые – потому что к алтарю они подходили именно так. Вот только я вечно путаю, с какой стороны какой из них должен подходить.

 А даритель стоял на специальном камне чуть в стороне и наблюдал за этим. При принесении утренней и вечерней жертв все молящиеся стояли под балконом, и для их недопущения в середину зала между колоннами натягивался специальный шнур.

 Я постоял пару минут под сенью балкона, а потом, словно повинуясь какому–то внутреннему толчку, вышел из–под него и прошел на середину зала. Сверху на меня лился свет гуляй – польского утра. Сюда, под самый купол, обычно приходят молить бога об исполнении наисокровеннейшего своего желания. Даже есть поверье, что здесь молиться могут только чистые душой, потому что Свет Мардога безопасен для чистой души, а недостаточно чистых – сжигает. А для чего прошел сюда я? Что нужно мне здесь? К богам я отношусь отстраненно и с некоторой долей скептицизма. Можно даже назвать такое отношение потребительским: 'Как боги к Иакову, так и Иаков богам'. И нет у меня сейчас затаенных желаний, исполнения которых я жажду всем сердцем. Так для чего же я вышел на Свет Мардога?

 Я стоял, смотрел ввысь, в световой поток и понемногу наполнялся ощущением, как будто я растворяюсь в этом свете. Свет был всюду вокруг меня, Свет был внутри меня, свет приходил в меня и покидал меня. Я был един с этим Светом, я весь словно состоял из Света. Еще я ощущал, что как будто стою перед огромным глазом, глядящим на меня, глазом, который видит меня насквозь, но одновременно я и сам ощущал себя этим глазом, который глядит откуда–то сверху на мир. Меня окружал хоровод вихрей, огней, видений, но я не мог разобрать, где кончается одно видение и начинается второе, потому что они сменялись с слишком большой для меня скоростью и трансформировались одно в другое. Свет передо мной собрался в дорогу цвета опавших осенних листьев, и я шагнул на нее. Сделал пару шагов, а дальше меня словно понесло по ней, как в недавнем сне от Жигулей к Сызрани. Свет поглотил меня и стал темнотой.

 Очнулся я в какой–то комнате от запаха ароматических солей, поднесенных к моему носу. Последующая серия чиханий пробудила меня еще надежнее. Я сел. Болели голова и зубы. Во рту ощущался несильный вкус крови. Не сильнее, чем после чистки зубов новой щеткой. Я сидел на скамье в небольшой комнате, а рядом со мной с флаконом в руке стоял молодой жрец. Я спросил, где я и что со мной произошло.

 Жрец ответил, что я в храме, что сегодня утром я пришел в храм. Вышел на середину храма и встал в световой поток. Постоял немного и пошел назад. Но по дороге у меня подогнулись ноги и я упал. Он и служки кинулись меня поднимать, но, едва они прикоснулись ко мне, их словно отбросило разрядом Силы. С большой осторожностью они еще раз подошли ко мне, но больше такого не происходило. Жрец описал свои ощущения, как такие же, как от удара током. Меня перенесли в этот придел, и я здесь часа два лежал как кукла. Сейчас я стал шевелиться, поэтому он попытался меня привести в сознание и это получилось. Перед этим я говорил, но на каком–то языке, которого он не понимает. В голосе жреца звучали какие–то виноватые нотки, словно бы он хотел бы извиниться за то, что оказал мне помощь. Странно.

 Я поднял руки, подвигал ими, затем ощупал голову и лицо. Вроде как повреждений нет. Вкус крови во рту и потеря сознания могли пахнуть эпилептическим припадком. Только этого не хватало! Но, вроде как не очень похоже. Мышцы не болят, а после припадка должны бы. Язык вроде цел, но высовывать его наружу и рассматривать я постеснялся. Брюки сухие. Нет, не эпилепсия. На язык посмотрим попозже. Амулеты и оружие были на месте, деньги тоже. Я осторожно встал. Ноги меня удержали. Жрец молчал и отчего–то пристально всматривался в мое лицо. И взгляд был какой–то потрясенный, что ли.

 Поблагодарив жреца за помощь, я медленно направился к выходу. Поблуждав в незнакомых коридорах, я вышел, но не через привычный вход, а через ранее неизвестную мне служебную дверь. Стоявшие там двое служек с метлами тоже воткнулись взглядом в мое лицо и озадаченно молчали. Вид у них был, словно они увидели что–то крайне редкое, но безопасное для них.

 Чтобы это значило? Вроде как при ощупывании головы демонических рогов не нашел. Ноги по–прежнему в сапогах. Искать же крылья за спиной или хвост ниже поясницы как–то неудобно: храм все–таки.

 Я медленно шел, и головная боль чуть приутихла. Зубная боль стала какой–то мигрирующей вдоль челюсти. Голова не кружилась, стоял и шел я твердо. Ладно, пойду пока, а дальше будет видно, может, и поеду. Есть не хотелось, но для порядка зашел в трактир. Где и поел без аппетита, но так, как требовал от Семихвостова–надо есть, хоть и не хочешь.

 Подавальщица на меня особенного внимания не обратила, так что крылья и хвост явно не выросли. Вообще по времени уже и обед, но обедать не смогу – и так чай с булкою еле влезли, куда еще что–то туда. Спать тоже не хотелось, но я пошел в гостиницу. Все–таки после какой–то неясной потери сознания безопаснее не бродить по улицам.

 Придя в гостиницу, отдал деньги за проживание портье (сейчас дежурил другой, не сын владелицы кота–иглопожирателя). В номере скинул пыльник и сапоги и прилег на кровать. Спать не хотелось. Чувствовал я себя довольно бодро, словно не недоспал и не был рано разбужен. Вообще не мешало бы подвергнуться магическому сканированию–что там с моими внутренностями происходит. Самому это не проделаешь, значит, придется найти мага–целителя. Но это позже.

 Я вспомнил про удивленные взгляды на себя. Встал и пошел к зеркалу, по ходу включив свет. При осмотре повреждений не было. Но новое кое–что было. Шрам на левой щеке, которому было уж сорок лет, то бишь уже слаборазличимый, стал ярким и хорошо видным, как будто только–только зарубцевался. И форма чуть изменилась – из крестообразной стала больше напоминать наконечник стрелы. И правая бровь была белого цвета.

 А на брови там максимум один волосок седой был. Утром я в спешке в зеркало на себя не глянул, но вчера–то еще такого не было. Естественным образом так не бывает. Седина отрастает вместе с ростом волос на двадцать пятую долю дюйма (или миллиметр) в сутки. Поэтому любимые страшные рассказы аборигенов о том, как юноша или девушка, увидев нечто ужасное или запретное, к утру поседели – не реальное, а фантастическое. Ибо даже у бритого наголо юноши седая щетина на голове появится не наутро, а сами понимаете когда. Поседеть от страха можно, только не сразу. Хотя магически цвет волос изменить можно. И очень быстро. Правда, лично не пробовал и не знаю, сколько Силы для этого потребуется. Неужели я попал под какое–то воздействие Силой?

 Но для чего этой Силой добавлять мне седины, причем именно таким образом? И обновлять шрам? Ах да, наверное, что–то это значит. Ибо жрец и служки из аборигенов на меня удивленно глядели, а вот девица в трактире и портье, будучи из пришлых, никак не реагировали на мой внешний вид. Придется повспоминать разные аборигенские легенды, что означает это странное поседение и стрелообразный шрам.

 Этим я и занялся, но ничего не мог вспомнить, хотя раз мне показалось, что смогу. Затем меня снова одолели размышления. Собственно само по себе поседение брови и освежение шрама меня не пугало (я ведь уже не молод), беспокоило то, что это может быть признаком чего–то. А вот чего? Насланной болезни? Нисхождением божьей благодати? Кознями Ашмаи?

 Помучившись так, решил выйти прогуляться. Спать не хотелось, лежать тоже, и я решил походить по улицам. Хождение опять вылилось в поиски, чем бы заняться и убить время. Поэтому я заходил в лавки, глядел на товары, озадачивал приказчиков вопросами, но ничего не покупал. Зашел в пару заведений, где демонстрировались танцы с раздеванием, но зрелище меня не вдохновило. Больно девушки были несвежие.

 Заходил и в разные трактиры, где сидел над кружкой пива подолгу. Пить алкоголь я не решился, потому вяло жевал закуску, делал вид, что отхлебываю пиво, глазел по сторонам и уходил, оставив нетронутую кружку. Странно, что жаба не давила.

 Чувствовать себя я продолжал хорошо, расход Силы был компенсирован. Хотя позже меня одолела мысль, а не зачерпнул ли я сам или небесные покровители дали столько Силы, что мне стало плохо? И даже больше: не прибавился ли у меня уровень владения Силой и ее собственный запас? Это интересно, но проверить пока нельзя. Можно случайно переборщить с заклинанием и перестать контролировать свою Стихию. Попытаешься сдуть движением Силы голубя с крыши и снесешь весь дом. Оттого завтра съезжу за город и поупражняюсь со Стихиями. Сон пришел незаметно, хотя я думал, что придется долго его дожидаться.

 И во сне увидел я старого вампира, который сидел на крылечке кирпичного дома и беседовал со мной. Оказывается, среди вампиров тоже есть болезни. Одна из них, о которой мы беседовали, называется 'пустынная лихорадка'. Подвержены ей молодые вампиры, которые после особо роскошного вампирского пира начинают чувствовать себя так, как в те времена, когда они еще были людьми и простужались. Их буквально трясет, как от жара прежде, хотя они на ощупь остаются холодными как лед. И еще их начинает буквально терзать голод и жажда (особенно последняя), но это не жажда крови, а обыкновенные голод и жажда. А жидкость они пьют как лошадь или верблюд, вернувшийся из перехода по пустыне. Оттого и появилось такое название. Вот едят они и пьют буквально за троих, но лучше им не становится, и через неделю или чуть больше они, заснув, больше не просыпаются. Интересно, что тело их при этом напоминает на ощупь мармелад. Мастер гнезда, после того, как случаи такой болезни участились, поручил ему изучить ее, но он за свою долгую жизнь про нее не слышал и не видел, пока она не проявилась в последние полгода. Поэтому он и просит меня подсказать, не знаю ли я чего–то про эту или подобную болезнь.

 Вот так да! А люди–то думают, что вампиры бессмертны сами по себе и ничем не болеют (и даже душа не болит). Я даже припоминаю, что пара аборигенских аристократов, заболев неизлечимой мучительной болезнью, добровольно превратились в вампиров, чтобы от мучений избавиться. В одном случае это была проказа, а в другом, кажется, рак.

 Вампир ждал моего ответа. Я ответил, что у людей подобной болезни не встречал, но у меня появилась пара ассоциаций или идей (не знаю, как сказать правильнее).

 Первая. Озноб и лихорадка бывают и у людей при переливании им не совместимой по группе крови. И дело тоже может кончиться печально из–за гемолиза. Слово 'гемолиз' на вампира произвело неприятное впечатление. Его аж передернуло. Если эта идея верна, то должно существовать какое–то сочетание разных групп крови или крови разных народов, которое становится опасным. Но в проверке ее я ему помочь не смогу.

 Вторая. Один бывший охотник за нечистью говорил мне, что по его мнению, когда человек вампиром становится, в его тело внедряется не один демон, а множество. С течением времени же остается только один, что имеет результатом резкие изменения в поведении. Оставшийся демон других не то поглощает, не то изгоняет. Возможно, эта лихорадка является признаком конфликта демонов между собой с печальным для хозяина концом. Детали тут мне неизвестны: может, демон–глава чересчур рьяно выгоняет других, а надо не так быстро это делать, может, что–то еще…

 Вампир встал со ступеней крыльца, церемонно поблагодарил меня и пропал. Вслед за ним пропал и сон. На часах было два. Я прошелся до необходимого места и вернулся в постель. Некоторое замешательство от увиденного во сне все никак не проходило.

 Конечно, за прожитую жизнь какой только ахинеи во сне не увидишь, но вампир, просящий у меня врачебного совета, как лечить своих не в меру упившихся братьев по крови–это вообще за пределами добра и зла. Прямо рекорд несуразицы, а не сон. Я отчего–то продолжал чувствовать себя обескураженным и растерянным. Отчего бы? От такой необычной новости про болезни вампиров? Или оттого, что я отнесся к просьбе вампира как целитель, а не как истребитель?

 Пелена сна накрыла меня незаметно, и снова проснулся я уже утром. Больше сновидений не было, но предыдущее все же не отпускало меня. И что–то мешало счесть его игрой воображения.

 Кроме того, я ощущал, что во сне были еще две важных детали, которые я отметил, но сейчас не мог вспомнить. Полежав еще и понапрягав мозги, я вспомнил, что:

 1. Крыльцо кирпичного дома из сна было странно знакомым.

 2.Прощаясь и благодаря, вампир назвал меня Luftёtar ,совсем как старый друэгар.

 Неужто это любимое название старейшин для меня? И вообще, что означает Luftёtar?

 У кого бы спросить про это? Решив, что хватит валяться, я отправился умываться, а после того решил позавтракать и отправиться за город поупражняться с Силою.

 Внизу сегодня был тот портье, мать которого была так напугана кошачьим несчастьем. Он радостно поприветствовал меня. Я поздоровался и спросил о здоровье обоих. Портье ответил, что с обоими все хорошо, но кот от греха подальше лишен удовольствия играть с клубками. Для того ему мячик приобрели. Я спросил его, где можно будет нанять такси для поездки за город на небольшое расстояние.

 Он ответил, что большинство таксистов при поездке за город начинают бессовестно задирать цены, а многие даже из боязни могут отказаться. Если я не против поездки в конном экипаже, то я могу нанять его совсем неподалеку, в Дровяном проезде. И обойдется это раза в два дешевле. Если мне нужно побыть одному или наедине с кем–то, то извозчики подождут, сколько надо. Идти туда надо так – сразу от входа пройти по улице Неожиданной до рыбного магазина, затем свернуть направо и пройти три квартала. Там будет пустырь, огороженный забором, возле которого и стоят извозчики для поездки за город. Заказы в городе они почти не берут из–за конкурентной борьбы с таксистами, которые их вытеснили в этот закоулок. Я поблагодарил его и вышел. Путь мой лежал в трактир, ибо Сила Силой, а еда по расписанию.

 Сначала я употребил чаю с горячими плюшками, потом попросил налить чаю во взятую с собой фляжку. Еды с собой брать я не стал, рассчитывая обернуться за час–другой, а вот иметь, что попить, никогда не помешает.

 В указанном месте стояли два крытых возка и один открытый, возле которых курили извозчики. Изобилия желающих прокатиться не было. Я выбрал крытый возок на случай внезапного дождя и спросил извозчика, есть ли неподалеку от города овраг, где я могу, никому не мешая, пристрелять пистолет. Он ответил, что есть такой приблизительно в версте от ворот. Я вручил ему рубль задатка и взгромоздился на сидение. Экипаж заскрипел, но выдержал. Мы чуть ли не шагом выехали через какие–то проулки к городским воротам явно хозяйственного назначения. Охранник лениво подошел к нам, прикоснулся к моей левой ладони жезлом и махнул извозчику рукой, чтобы тот трогал. Второй охранник курил в стороне и на нас вообще внимания не обращал.

 Версту до оврага мы плелись с полчаса, ибо ни лошадка, ни извозчик явно никуда не торопились. Меня же беспокоили больше рессоры, передававшие моему организму все неровности земли. Но пока терпеть было можно. Когда мы прибыли к оврагу, я спросил извозчика, где лучше спуститься вниз, а то здесь весьма крутые склоны. Извозчик ответил, что не знает, ибо он всегда ожидает пристреливающих пистолет здесь, а в сам овраг не лазит.

 Я слез и пошел вдоль склона, выбирая более пологое место. Не тут–то было – пологий спуск отсутствовал. Наконец я плюнул и прыгнул вниз. Сапоги ушли в рыхлый грунт почти по щиколотку. Высвободив ноги из грунта, я быстро спустился на самое дно. Мусора там хватало, имелись и следы трапез, и следы попоек, и следы взаимоотношений между полами. Но трупного запаха не было, и это радовало. Сначала я аккуратно потоками Воздуха, как веником, немного расчистил дно оврага вокруг себя, сметя мусор в одну кучу. Затем, закрутив потоки Силы узлом, выдернул небольшой куст и забросил его наверх. Потом пришло время для пары заклинаний посложнее.

 Затем поискал вокруг водоносные жилы. В овраге, судя по моим ощущениям, с водой было все в порядке – должны быть и родники, и колодец выкопать было можно. Этому меня в свое время хорошо выучили, и в Сендерском походе это умение пригодилось. Тут я насильно прервал воспоминания и проделал еще один фокус – у себя за спиной захватил все лежащие на земле предметы на площади приблизительно квадратный метр потоками Силы и заставил их левитировать. Затем обернулся и посмотрел, что мне попалось. Оказалось, в воздухе зависли разбитый горшок, пара сухих веток, скомканная газета и ежик. Я осторожно опустил 'добычу' на землю и позволил ежу удрать в кусты.

 На том упражнения и закончились. Вообще отличий от обычного состояния я не заметил: Силы не прибавилось, уровень владения ею не изменился. Запас ее тоже. Ощущал я себя так, как бывает, когда займешься магией после хорошего отдыха, восстановившего силы. И все.

 Надо было возвращаться. Ах да, я же сказал, что пошел пристреливать пистолет. Ну ладно, поддержим легенду. Я вынул кольт, прицелился и двумя выстрелами добил тот самый горшок. Вытащил магазин, вставил туда патроны взамен израсходованных, и стал искать пристойный подъем. Пройдя метров десять дальше, нашел осыпь. Которой и воспользовался, хватаясь свободной рукой за кусты. Осыпь мне напомнила обвал стены Каскелена, там, где мы смогли подорвать стену динамитом. На штурм через эту брешь и осыпавшийся в ров оползень первую роту повел Эрру. Ему как всегда, чем опаснее, тем было лучше. Вторая рота штурмовала город с востока, где стена была ниже всего. Штурмовые лестницы у нас были ублюдочные, так что вся надежда была на то, что стрелки собьют горожан со стены и не дадут им нас посбрасывать в ров. Третья рвалась через разбитые пушкою Речные ворота… Тут я опять насильно оборвал нить воспоминаний и двинул к извозчику.

 Но возка и извозчика на месте не оказалось. Совсем. Там, где возок стоял, остались конские яблоки и окурок. Следов драки и убиения нет. Был возок и пропал. Я подумал и решил, что ждать я его тут не буду. До ворот совсем не далеко, а торчать лишнее время в безлюдном месте, на краю оврага–оно мне надо? Тем более, я не бросил извозчика в беде, он сам куда–то ускакал, зараза. Я плюнул и пошел по дороге в сторону ворот. Навстречу мне вышел тот же охранник, лениво проверил меня жезлом и сделал приглашающий жест. То, что я прибыл пешком, без возка и извозчика, его совершенно не волновало. Я задал ему вопрос, куда мог запропаститься извозчик, пока я пистолет пристреливал.

 Охранник, ухмыляясь, сообщил, что это с Аймо (так звали этого паршивца) случается регулярно. Когда его клиенты предаются пристрелке пистолетов, разврату, выбиванию долгов и прочим мирным занятиям, Аймо скачет в недальний хутор, где вкушает самогон, до которого он большой любитель. Остаться он может только тогда, когда знающие его клиенты ему вперед не заплатят. Если по незнанию заплатили вперед – искушение он преодолеть не может. Однажды нервный клиент его подстрелил за исчезновение. Но простреленная ляжка Аймо от загулов не отучила. Тут я, слушая это, еще раз пожалел, что не знаю заклинания, вызывающего анальный зуд. Я б его к этому Аймо применил вместо пистолета.

 Охранник продолжил, что если мне неохота и дальше идти домой пешком, то за воротами есть трактир 'Красная Роза', откуда можно вызвать такси. Я пошел туда. Трактир был весьма запущенным, и напитки в нем были под стать заведению. Поэтому хозяин компенсировал ободранность стен и неважный вкус вина своим пением и игрой на гитаре. Коронным номером была душещипательная баллада о красной розе на вилларском. Повествовалось в ней о любви дочери садовника и сыне лесничего. Все было у пары своим чередом, пока во время любовных утех кто–то из них случайно задел заряженный арбалет. И 'моя Красная Роза побелела'. Пел и играл он средне, но с чувством. И проникновенно.

 Балладу эту я уже слышал, и еще тогда обратил внимание на то, что в юности, читая приключенческий роман из времен до Переноса, встречал там другую балладу с такой же строкой 'моя красная роза побелела'. Герой романа, слушая эту балладу, получает известие о гибели жены. Его роза тоже побелела. Или я путаю, и это белый шиповник стал красным?

 Такси явно не торопилось, поэтому балладой про красную розу я насладился дважды. Но грех жаловаться – сколько я наслушался солдатских песен и жестоких романсов про любовь всяких несочетаемых героев вроде вампира и охотницы на нечисть. Или эльфийки и алху.

 Толи дело чеканные строки стихов из Старого мира:

 'Солдат, учись свой труп носить,

 Учись дышать в петле,

 Учись свой кофе кипятить