Текст книги "Психология день за днем. События и уроки"

Автор книги: Сергей Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Февраль

“Педологические извращения” в Калифорнии

Памятное постановление ЦК ВКП(б) “О педологических извращениях в системе Наркомпросов” (1936) многими справедливо расценивается как мрачная страница в истории отечественной науки. Суровый партийный вердикт поставил крест на целой научно-практической отрасли, на долгие годы затормозил исследования в области возрастной психологии и психодиагностики. Слово “тест” враз сделалось почти ругательным, и контуженные страхом советские психологи более полувека не решались подступиться к измерению умственных способностей. Потом, когда постановление фактически утратило силу и страх немного ослаб, они принялись с удвоенным рвением наверстывать упущенное. Правда, оказалось, что в отсутствие собственных разработок приходится в основном ориентироваться на зарубежный опыт. При этом, как нередко бывает, возникла иллюзия, будто этот опыт – всецело положительный, едва ли не безупречный. Однако внимательное изучение проблемы заставляет сделать вывод: заимствуя заморские достижения, нельзя сбрасывать со счетов и их издержки, тем более что последние отмечены не только ангажированными критиками “буржуазной науки”, но и самими западными психологами.

Сегодня, по зрелому размышлению, приходится признать, что драконовское постановление ЦК ВКП(б) было отчасти спровоцировано самими педологами: некритичное заимствование зарубежных диагностических методик, их широкое внедрение в практику школьной педологической службы действительно приводило к серьезным злоупотреблениям. Недостаточно квалифицированные специалисты слишком увлеклись “сортировкой” учащихся на основании поспешных и поверхностных заключений (вам это ничего не напоминает?). За рубежом никогда не принимались партийные постановления по поводу конкретных аспектов научно-практической деятельности психологов, на протяжении десятилетий тестирование велось активно и масштабно. Однако выводы, к которым постепенно привел этот опыт самих западных психологов, парадоксальным образом напоминают вердикт ЦК ВКП(б).

5 февраля1975 г. Совет по образованию штата Калифорния принял решение, которым вводился официальный запрет на использование тестов интеллекта в целях направления учащихся в учреждения для умственно отсталых. Этому события предшествовали два громких судебных процесса, на которых практика тестирования была признана дискриминационной. Родители школьников, выступавшие истцами, стремились доказать, что их дети были признаны неполноценными на основании некорректной диагностической процедуры. Приглашенные эксперты аргументировали эту позицию, указав, что использованных тестов совершенно недостаточно для постановки столь категоричного диагноза, который фактически ломает человеческую судьбу. Особый накал процессам придавал тот факт, что на одном из них истцами выступали чернокожие, на другом – пуэрториканцы. Снова, уже в который раз, прозвучал тезис о том, что рабочий психодиагностический инструмент, каким фактически является тест интеллекта, в руках недостаточно квалифицированного, а тем более предвзятого специалиста может послужить орудием расовой дискриминации. Оба раза суд признал иск обоснованным, что побудило калифорнийских психологов серьезно пересмотреть свои позиции. Результатом и явилось официальное постановление, значительно ограничившее пределы использования тестов в школьной практике.

Наше нынешнее положение характерно тем, что из жестких рамок тоталитаризма мы уже выросли, а до уровня правового государства, честно говоря, еще не доросли. Сегодня никакой ЦК и никакой суд нам не укажут на наши промахи. Тем более следует позаботиться о том, чтобы не давать для этого повода!

Первый отступник среди фрейдистов

8 февраля –мрачная дата в истории психоанализа. Впрочем, на эту дату можно взглянуть и с другой стороны – как на “день рождения” новой психологической школы. Именно в этот день, в 1911 году, на заседании Венского психоаналитического общества были подвергнуты уничтожающей критике взгляды президента этого общества Альфреда Адлера. В результате в дотоле монолитном здании психоанализа наметилась первая глубокая трещина. Уязвленный Адлер сложил с себя обязанности президента и покинул стан психоаналитиков, уведя с собою несколько верных последователей. В письме Юнгу Фрейд с удовлетворением отметил, что избавился от “банды Адлера”. Тут фактически сработал один из механизмов защиты: на самом деле утрата была весьма болезненной. Адлером Фрейд очень дорожил и долгое время старался сгладить возникавшие между ними противоречия. Однако в конце концов эти противоречия обострились настолько, что ради чистоты учения пришлось пойти на разрыв. Это было первое серьезное потрясение в стане фрейдистов, с которого началась череда конфликтов и междуусобиц, фактически и составляющая основную канву истории психоанализа.

По сути дела, правоверным фрейдистом Адлер никогда и не был, навязчивая фиксация Фрейда на сексуальных проблемах всегда ему претила. Как любой здравомыслящий человек, Адлер был готов признать правоту Фрейда в объяснении некоторых форм неврозов, но с возведением фрейдистской теории в ранг универсальной доктрины он не соглашался. Собственные изыскания и личный опыт подсказывали Адлеру, что кроме половых отправлений человека еще кое-что заботит. Правда, далеко не всегда человек отдает себе отчет в глубинных мотивах своего поведения. Фрейд был первым, кто решился заявить об этом во всеуслышание, и в этом Адлер поспешил с ним солидаризироваться. В ту пору, когда ни у кого из коллег не находилось в адрес Фрейда доброго слова, Адлер выступил с газетной статьей, в которой весьма положительно оценил некоторые идеи основателя психоанализа. Фрейд был польщен и тронут. Он пригласил Адлера присоединиться к участникам психоаналитических сред, а когда это движение официально оформилось, рекомендовал Адлера на должность президента психоаналитического общества. Однако на заседаниях общества Адлер постоянно призывал не замыкаться на гениталиях, а взглянуть на душевный мир человека шире. Еще в 1907 г. в своей работе “О неполноценности органов” он сформулировал основы собственного учения о бессознательной мотивации и ее роли в становлении личности. Инакомыслие Адлера все более раздражало Фрейда, надежд на перспективное сотрудничество оставалось все меньше. 8 февраля 1911 года их не осталось вовсе.

Для истории психологии этот день, пожалуй, светлый. Подумаешь, не стало одним догматиком больше! Зато окончательно утвердилась новая концепция, не менее интересная, чем фрейдовская. Адлер не “вырос из Фрейда”, просто на некоторое время оказался к нему приближен. И то, что он не погряз в либидозном болоте – скорее его заслуга.

Издержки перевоспитания

Герой одного научно-фантастического романа горько сетовал: «Почему из любого изобретения ученых рано или поздно получается оружие?» Если в этих словах и содержится преувеличение, то небольшое. Причем касается это суждение не только физиков, химиков или биологов, но и психологов, чьи разработки иной раз оборачиваются если не оружием, то орудием пытки. Это и произошло с бихевиористским принципом подкрепления, который нашел свое воплощение в практике «модификации поведения». На протяжении ряда лет разработки бихевиористов активно использовались в пенитенциарной системе США, вызвав в итоге дискуссию, далеко выходящую за рамки научной проблематики. Кончилось тем, что 14 февраля 1974 годабыло принято официальное решение о запрете использования этих методов в исправительных заведениях. А за бихевиористами в глазах многих закрепилась репутация не просто мучителей собак, но чуть ли не заплечных дел мастеров. И, надо сказать, основания для этого имелись.

«Ничто не вызывает такого ужаса у заключенных, как так называемая программа модификации поведения, и это неудивительно, – писал обозреватель «Нью-Йорк Таймс» Том Уикер. – Модификация поведения – очень широкий термин, который может означать все что угодно – от нейрохирургии до психической обусловленности, описанной в книге «Механический апельсин». Он обычно включает экспериментирование с лекарственными препаратами, и почти во всех случаях его цель заключается в том, чтобы получить послушных заключенных, а не исправившихся честных граждан».

Сильнодействующие лекарственные препараты, вызывающие отвращение, систематически применялись тюремными психологами и властями в программах модификации поведения по принципу связи плохого, «неприемлемого» поведения с болью и рвотой. В программах модификации поведения в тюрьмах штата Айова заключенным, нарушавшим тюремные правила, без их согласия вводили препарат апоморфин. Спустя 15 минут у них начиналась неукротимая рвота, которая продолжалась до часу. Одновременно возникали временные сердечно-сосудистые нарушения, в том числе изменения кровяного давления и нарушения сердечной деятельности.

Рассмотрев ходатайство, с которым обратились заключенные, апелляционный суд США квалифицировал такое «перевоспитание» как разновидность пытки, противоречащую восьмой поправке к американской конституции.

В тюрьме г. Спрингфилд в штате Миссури по отношению к недисциплинированным заключенным применялась сенсорная депривация: их помещали в одиночную камеру круглой формы, где несчастный постепенно терял ориентацию во времени и пространстве. В таких условиях нарушителя могли содержать несколько месяцев или даже лет, что приводило к серьезным психическим расстройствам (этот «побочный эффект» организаторов программы не смущал). Если же заключенный вел себя согласно определенным правилам, то его постепенно переводили на более высокий уровень психологического комфорта. Спасибо, что хоть током не били, как подопытную собаку. Впрочем, и такое было, но не в Миссури, а в Коннектикуте. Там модификация поведения осуществлялась в стопроцентном соответствии с программой бихевиористских экспериментов: заключенных подвергали ударам тока, когда они просматривали слайды, демонстрирующие образцы асоциального поведения.

В Вейкавилле, штат Калифорния, непослушному заключенному вводили препарат анектин, вызывавший у него остановку дыхания на две минуты, в течение которых психотерапевт беседовал с ним о его преступлениях.

Союз заключенных Мэрионской федеральной тюрьмы сумел обнародовать доклад, в котором следующим образом описаны приемы «воспитательной психотерапии»: «Во время таких сеансов постепенно увеличивается степень психологического воздействия. На заключенного кричат, играют на его страхах, высмеивают его слабости и прилагают массу усилий, чтобы заставить его почувствовать себя виновным в реальных или воображаемых поступках… Принимаются всевозможные меры, чтобы усилить его внушаемость, с тем чтобы как можно больше подвести под контроль персонала тюрьмы его эмоциональные реакции и мысли».

Да, психология – великая сила. С помощью подкрепления можно не только крысу научить выбирать правильный путь в лабиринте, но и человека – вести себя в соответствии с приличиями. Вот только гуманно ли пользоваться для этого средствами средневековых инквизиторов? Тем более что истязаниями почти любого можно запугать, но практически никого – по-настоящему перевоспитать.

Буквально на следующий день после официального запрета программ модификации поведения Американской психологической ассоциацией была создана специальная комиссия для анализа издержек внедрения в практику принципов подкрепления. Были проведены специальные исследования, доказавшие не только негуманность, но и бесполезность такой практики. Также удалось доказать, что гораздо более эффективно поощрение позитивного поведения. А негативное подкрепление – штука опасная. Слишком уж зыбка тут грань между воспитателем и палачом.

Вызов Дженсена

Редкая научная публикация способна вызвать острейшие политические дебаты. Американскому психологу Артуру Дженсену это однажды удалось. В конце шестидесятых его имя не сходило с газетных полос, а в 1970 г. журнал Lifeпроцитировал сенатора Дэниела Мойнихена, утверждавшего: “Ветры Дженсена бушуют над Капитолием”. Кто же такой этот Дженсен и как ему удалось поднять такую бурю?

21 февраля1969 г. престижный журнал Harvard Educational Reviewопубликовал на 123 страницах в качестве главного материала номера статью Артура Дженсена, профессора педагогической психологии и психолога-исследователя Калифорнийского университета. Статья называлась “Насколько мы можем повысить IQи школьную успеваемость?”. В этой длинной, изобилующей статистическими выкладками и техническими подробностями статье Дженсен дал простой ответ на этот вопрос. По его мнению, любые педагогические усилия, направленные на повышение уровня умственных способностей и академической успеваемости, крайне малоэффективны. Причина этого виделась автору в том, что интеллект генетически предопределен и не подвержен значительным изменениям в течение жизни. Более того, среди разных рас и социальных групп интеллект распределен в неравной степени. Проще говоря, одни классы и народы в целом глупее других, и любые попытки изменить эту генетическую закономерность практически бесполезны. С нею просто необходимо считаться, соответственно планируя социальную политику.

Дженсен начинает свою статью драматическим утверждением, что компенсаторное обучение потерпело крах. Компенсаторное обучение получало широкую финансовую поддержку с начала 60-х годов. Оно рассматривалось как одно из средств, “компенсирующих” жизнь в нищете, слабое здоровье, скудное питание, скученность, то есть все то, с чем сталкиваются и от чего страдают миллионы детей из малообеспеченных семей, принадлежащих преимущественно к национальным меньшинствам, в первую очередь – чернокожим. Финансировалось проведение программы “Хэд Старт” и других программ предшкольной подготовки десятков тысяч детей в течение восьми летних недель. Кроме того, круглый год действовали другие широкомасштабные программы, предполагавшие, что дети из малообеспеченных семей нуждаются в дополнительном обучении для того, чтобы подготовиться к регулярным занятиям в школе.

В своей статье Дженсен утверждает, что все эти программы потерпели неудачу потому, что они исходили из тезиса о равных интеллектуальных возможностях всех детей. Компенсаторное обучение основывалось на гипотезе депривации, согласно которой “Отставание в учебе является в значительной степени результатом социальной, экономической и образовательной депривации и дискриминации”.

Дженсен отвергает эту гипотезу. Объяснение школьной неуспеваемости детей из негритянских и других бедных семей, по его мнению, заключается в значительных различиях во врожденном интеллекте у белых и темнокожих. Ссылаясь на тот факт, что коэффициент интеллекта у белых детей из обеспеченных семей в среднем на 11 единиц превышает IQнегритянских детей, Дженсен приходит к выводу, что данное различие обусловлено генетическими причинами и коррекции не поддается.

В конце шестидесятых бытовало убеждение, что интеллект – столь же объективная и легко измеряемая характеристика человека, как вес или рост, и Дженсен полностью разделял это убеждение. Тесты IQ, считал он, позволяют довольно точно измерить различия в интеллекте между индивидами, расами и классами. 78 страниц своей статьи он посвятил доказательствам того, что интеллект на 80 % обусловлен наследственностью и лишь на 20 % – влиянием среды. Затем он приходит к выводу, что негры как раса в интеллектуальном отношении находятся на более низком уровне потому, что у них меньше “генов интеллекта”.

Дженсен различает два уровня интеллекта. Первый уровень – ассоциативный, связанный с простым запоминанием фактов. Второй уровень связан с когнитивным научением, со способностью решать проблемы. Это качественно более высокий уровень интеллекта, требующий большего количества соответствующих генов наряду с некоторыми “врожденными нервными структурами”. По утверждению Дженсена, белые дети из обеспеченных семей обладают как первым, так и вторым уровнем интеллекта, потому что они унаследовали нужное число генов интеллекта и соответствующие нервные структуры, тогда как негритянские дети и дети из малообеспеченных семей наследуют меньшее количество генов интеллекта и обладают неполноценными врожденными нервными структурами, в силу чего их интеллект ограничен лишь первым уровнем.

Компенсаторное обучение, как считает Дженсен, не в состоянии обеспечить развитие второго уровня интеллекта. И в указанной статье, и в своих публичных выступлениях Дженсен заявлял, что деньги, выделенные на организацию “Хэд Старт” и прочих подобных программ, расходуются впустую. Что действительно следовало бы сделать, так это, по мнению Дженсена, полностью реорганизовать систему образования как таковую, создав школы первого уровня для негритянских детей и детей бедняков, и школы второго уровня – для “полноценных”.

Выводы, до которых Дженсен доводит свою теорию, откровенно попахивают расизмом. Раз умственные способности обусловлены генетически, то есть передаются по наследству, то избыточное воспроизводство менее интеллектуальных рас и классов может засорить более интеллектуальные расу и класс. Необходимо, по его мнению, предупреждать такие “способствующие вырождению” тенденции, и об этом должна позаботиться евгеника. Нужно, чтобы неполноценные люди находились под контролем или вообще элиминировались, тогда как полноценным и более интеллектуальным позволялось бы размножаться.

Статья Дженсена вызвала небывалый резонанс. Сам он с удовлетворением отмечал: “Массовая печать в Соединенных Штатах подхватила и распространила в своей интерпретации мою статью с такой беспрецедентной быстротой и рвением, какие редко выпадают на долю публикаций в академических журналах. Отклики в прессе появились так быстро, что я читал об этой статье в газетах по крайней мере за две недели до того, как в Калифорнию пришел журнал, где она была опубликована”. В поддержку Дженсена выступили многие психологи, генетики, социологи. Не довольствуясь публикацией статьи, журнал Harvard Educational Reviewв своем следующем выпуске весной 1969 г. пригласил выступить на его страницах всех желающих с критиков, что вылилось в опубликование шести хвалебных статей в поддержку Дженсена и одного-единственного по-настоящему критического письма. Дженсену была предоставлена возможность ответить на “критику” и он воспользовался ею, чтобы принять как должное восторги в свой адрес и пренебрежительно отмести контраргументы.

Профессор Р. Дж. Херрнстайн из Гарвардского университета высказался в поддержку идей Дженсена в большой статье, напечатанной ежемесячным журналом The Atlantic, а в дальнейшем и в книге “ IQв Меритократии”. Английский психолог Г. Ю. Айзенк выпустил целую книгу, в которой полностью поддержал Дженсена. Критикуя догматических эгалитаристов, которые хотят навязать единую систему образования всем детям, он поставил вопрос о совместимости понятий равенство и свобода. Уильям Школи, лауреат Нобелевской премии по физике (он получил ее за изобретение транзистора), прочел серию лекций о достоинствах теории Дженсена, в которых призывал к стерилизации малообеспеченных негритянок.

Но до единодушия в этом вопросе было далеко. Выступление Дженсена, помимо ожесточенной социально-политической полемики, по большей части эмоциональной и слабо аргументированной, стимулировало и серьезные научные изыскания с целью подтвердить или опровергнуть его позицию. В ряде публикаций их авторам удалось доказать, что выводы Дженсена не всегда подтверждаются научными фактами, а зачастую и просто им противоречат. Суждение о пожизненной неизменности IQбыло подвергнуто сомнению и довольно убедительно опровергнуто. Возникли и серьезные сомнения в валидности интеллектуальных тестов. В частности, было доказано, что использование тестов, стандартизированных на одной выборке, применительно к другой выборке – некорректно и чревато ошибками. Тот факт, что дети из весьма немногочисленных богатых негритянских семей сильно превосходят в умственном развитии своих обездоленных чернокожих сверстников, позволил заключить, что факторы среды оказались Дженсеном недооценены, и его попытка распространить свои выводы на расу в целом – поспешна и неоправданна.

Безусловно, идеологическая позиция Дженсена – откровенно расистская, и вызванное ею негодование понятно. Однако провокационное выступление Дженсена сыграло в истории науки и свою позитивную роль. Оно до крайности заострило концепцию интеллектуальной элиты и заставило искать убедительные контраргументы. Весьма привлекательной для многих выступила альтернативная, эгалитаристская позиция, которая постулирует всеобщее равенство в умственных способностях. Однако, при всей симпатии к ее гуманистическому пафосу, нельзя не заметить ее постоянное несовпадение с реальной действительностью. Может быть, не лишены оснований рассуждения Дженсена о том, что жестоко применять неподходящие формы обучения к детям, неспособным к ним, на одном лишь идеологическом основании, что все дети равны. Дискуссия длится по сей день.