Текст книги "Шаг в небо"

Автор книги: Сергей Слюсаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава двенадцатая

Шарый после подъема начал рассказывать, как он летал во сне. Что он вроде шел по улице города и увидел впереди девушку, и попытался её догнать. А потом оказалось, что достаточно просто на цыпочках идти и от этого взлетаешь. Но девушка тоже летела. И что он, Шарый уже не видел никого, а только землю далеко внизу. И потом стал падать и проснулся.

Над Лешей незлобно пошутили, сказали, что это легко отстирывается, и казалось, забыли его рассказ.

– Все это ерунда, – Рубан, круша сосну топором, неожиданно вернулся к рассказу о сне. – Не может человек во сне переживать то, чего он не переживал наяву. Ну откуда ты, Леша можешь знать, что такое летать? Это только самоубийца, прыгнув с крыши, знает.

– А вот и не правда, – Шарый жалел свой сон, – а парашютисты? Они-то летают почти по настоящему!

– Не похож ты на парашютиста, – Рубан даже на мгновение остановил работу, чтобы очередной раз убедиться в своих словах. – Нет, ты скорее сейчас на самоубийцу похож, когда сам двуручной пилой дерево пилишь. Ну, пили-пили…

Действительно, Леша в запале спора не заметил, что его компаньон Смирнов ушел куда-то по, одному ему известным, делам.

– А генетическая память! Она как? – не унимался Шарый. – Ведь в генах записано все, что пережили миллионы поколений моих предков.

– Что-то не похоже, чтобы они летали. А то я бы уже давно в теплые страны подался. – Это Кулик включился в разговор.

– А ну вас, – Шарый делано обиделся. – Не хотите летать во сне, не летайте. У вас в предках были ползуны. Или эти, кролики саблезубые. Вон, в лесу прадедушка твой скачет.

Наше возвращение в лагерь, к обыденным лагерным порядкам, казалось изощренной пыткой. Тот минимум свободы, который мы обрели на несколько дней, сделал нашу жизнь еще невыносимее. Так, наверное, невыносимо для беспризорника, почувствовавшего свободу разгульной жизни, запах асфальтных котлов и разгульное сумасшествие ярмарок, жить в колонии для несовершеннолетних.

Там на поляне пред костром верилось, что не будет уже никогда возврата к жуткой лагерной безысходности, к бесправному бытию. Оказалось – будет, и мгновение призрачной свободы обернется глотком свежего воздуха в затхлом подвале. Опять подьемы, когда от недосыпа тошнит, голод, холод, построения и наряды на работу. Истершиеся до дыр кеды заменили ботинками. Такие жесткие и черные. Правда, носков не дали, но мы как-то приспособились. Сено напихивали, тряпки иногда находили, когда работали вблизи от человеческого жилья. Только вся эта обыденность постепенно убивала не только желание бороться, но и сами мысли о свободе. Казалось, вся жизнь будет дальше такой же, как сегодняшний день – мрачной, безысходной, с безразлично моросящим дождем.

Впервые за все время над лагерем взвыла сирена. В бараки вбежали ошалелые полицаи.

– Всем, строиться!!! Срочно!!!! Кто не успеет – в распыл!!

Надо сказать, орали они так, как будто к стенке на самом деле хотели поставить их. На улице под хилым зимним солнцем причина паники стала понятна. Над лагерем закладывало вираж звено транспортеров сентов. Как они красиво летят. Как смерть. Судя по истерике полицаев, это был совершенно незапланированный визит. Впрочем, визитов до сих пор не было никаких – ни плановых, ни внеплановых. Что-то теперь сообщат нам новые власти? Паек урежут до неприличности? Или расстреляют каждого второго за дырки в карманах?

Было видно, что лагерные власти хотят произвести очень хорошее впечатление на начальников, но сами не знают, как это сделать. Уже дважды отдавалась команда «смирно» и попеременно то «снять головные уборы», то – «что вы репами своими светите, идиоты?!».

Звено махолетов мягко село недалеко от нашего неровного строя. Как всегда спокойно, без суеты и спешки, из отброшенных люков вышли сенты. Мне показалось странным, что их не сопровождают полицаи. Ну, конечно, в лагере им бояться нечего. Зубо сразу метнулся к главному, и как он только его распознал, и стал что-то горячо докладывать. Но сент не особенно прислушивался. Он, не обращая внимания на отчитывающегося, пошел прямо к нашей шеренге.

– Ну, что, – как всегда голос сента усиливала аппаратура, встроенная в их транспорты, но казалось, что это он так говорит – тихо, но чтобы каждый услышал, – у кого есть замечания, жалобы на начальство?

Естественно, таковых не нашлось. И тут сент обернулся к Зубе, при этом он не выключил свою систему усиления голоса и его вопросы были хорошо слышны нам.

– Все руководство лагеря присутствует? Нет ли заболевших, отлучившихся или занятых на специальных работах?

Зубо заверил, что все здесь.

– Так, постройте своих коллег, – и сент показал где – в метрах двадцати от нашего строя. Вроде как лицом к лицу. Он что, задумал награждать полицаев за отвагу?

Построение заняло не очень много времени, но не быстрее, чем строили нас. Даже главного повара, жирного ублюдка, изощрявшегося, как бы погаже нас накормить, и то вынули из чрева продуктового склада.

– Уважаемые господа! – начал сент, непонятно кого имея в виду. – Миссия продвижения форпоста цивилизации, единственной и верной, не останавливается ни на мгновение.

Красиво начал речь. Прямо трибун народный.

– Но на нашем трудном пути иногда появляются досадные происшествия, мешающие прогрессу, – ну-ка, ну-ка. Они что, завязли тут? – Я вынужден признать, ваши соотечественники, те, кому было оказано высочайшее доверие и право на сотрудничество, не смогли проявить себя должным образом. Видно, в крови вашей расы нет ничего святого, только злоба, жадность и подлость. Но тем и важна наша миссия – мы всегда будем на стороне справедливости и, главное, порядка!

Ну, в общем, никто ничего не понял. Как-то он сильно закручивает. До сих пор сенты отличались лаконичностью. Вообще без слов – и к стенке. А тут такое долгое вступление.

– И сегодня на мне лежит великая миссия! – голос сента зазвучал с железными нотками. – Сегодня вы, наши соратники по великому пути, поймете, что такое настоящая справедливость и свобода!

Сент оглянулся на миг на своих, которые стояли мелкой кучкой у аппарата. Те выкатили странный агрегат – его даже невозможно было описать, он был не похож ни на что, ну может, на смесь пулемета с патефоном. Они его выкатили и поставили как раз между нашим строем и строем полицаев. Один из сентов начал деловито нажимать кнопки маленькой клавиатуры на крышке прибора. Набрав комбинацию, он зашел за него, с нашей стороны. И мы, и полицаи, ничего не понимая, глядели на это сооружение. Прибор ожил и стал водить своим патефонным раструбом вдоль строя полицаев. Туда и обратно. А потом, в одно из этих колебаний, начал изрыгать пламя. Это было похоже на плевки огнемета, только зеленого цвета. Полицаи, в миг объятые этим огнем, не убегали, как будто у них отнялись ноги. Они со страшными криками корчились, кто на коленях, кто, валяясь на асфальте. Пламя не унималось до тех пор, пока от человека не оставалась одна только выгоревшая головешка. Эта дикая казнь длилась, наверное, минут десять. Никогда в жизни я не мог себе представить, что человек способен на такую длинную агонию. Вопли, вопли, хрипы, судороги… и вонь. Вонь паленого мяса.

Никто из нас не питал к полицаям никаких добрых чувств, скоре наоборот. Но, оглядевшись по сторонам, я увидел на лицах только ужас. Чуть позже я понял, что пока происходила экзекуция, меня трясло мелкой дрожью.

– Дорогие господа, – из тяжелого ступора меня вывел бодрый голос сента, – отныне вы свободны! Больше нет страшных лагерей и унижений, которые были организованны предателями, да, именно предателями! Теперь вы можете, опираясь на нашу помощь двигаться к светлому будущему!

Как-то это будущее мне не очень светило.

– Вопросы есть? – сент таким образом хотел подвести черту всему действу.

Я с удивлением заметил, что вопрос есть только у меня:

– Да, пожалуйста, спрашивайте? – сент был сама учтивость.

– Как я могу вернуться домой? Во-первых, это далеко, во-вторых, мне негде жить.

– Спасибо за вопрос! Вы затронули самую важную тему! – ну ты посмотри! Прямо английский лорд на научной конференции. – Все могут вернуться по месту жительства. Мы не нуждаемся в ваших жилищах. Это все было инспирировано предателями и коррупционерами, – сент многозначительно посмотрел на ещё дымящиеся головешки. – Ни одного из них не осталось на планете после сегодняшнего дня справедливости. Этот день войдет красным листом в ваш календарь, – ишь, набрался идиом.

– Что касается транспорта, – тут сент на миг, как мне показалось, театрально задумался, – то вы вправе использовать как коллективные, так и индивидуальные транспортные средства для возвращения по месту жительства. Вы молоды, полны сил. Проявите, наконец, активность. Посмотрите – вокруг полно брошенного транспорта. Желаю приятного путешествия.

Он что, совсем клоун?

– Извините, а как нам доказать нашу лояльность властям? Какие документы мы предъявим, если вдруг что? – ожил практичный Рубан.

– Вы очень вовремя спросили, – как приятно задавать очевидные вопросы. – У ваших изуверов имелся полный комплект бланков документов для выдачи их вам после социализации. Все должно быть где-то здесь, в помещениях лагеря… Ну, сами найдете. Там все готово, только впишите имена и место жительства. Этого будет достаточно, чтобы добраться домой, и начать новую, счастливую и достойную жизнь. До встречи на строительстве будущего.

Сент развернулся и пошел к своему орнитолету. Через мгновение аппараты скрылись в небе.

Вот так-так…

– Андрей, свобода! – Шарый тряс меня за руку. – Свобода!!!

– Слишком это похоже на спектакль, – пробормотал Кулик. – На дешевый спектакль.

Я был с ним вполне согласен. Конечно, сначала перебили полнаселения руками полицаев. Истребили всех, кто мог хоть как-то сопротивляться, уничтожили, по сути, цивилизацию, а теперь вышли на сцену с миссией освободителей. Полицаев пожгли. Теперь те, кто остался на Земле после таких зачисток – они же теперь будут им пятки лизать! Как же, освободители от подлых полицаев! И готово – полная планета добровольных рабов. Психологи, тоже мне…

Но пока – мы вольны ехать по свом домам. Я поймал себя на том, что крепко сжимаю в ладони ключ от квартиры. Я все-таки сберег его в кармане за все это время. Ключ от дома – это хорошо.

Глава тринадцатая

Никто никуда и не пошел. Стояли на плацу и переминались с ноги на ногу, не решаясь сделать хоть шаг.

– Ну что, служивые? – громко, так что было слышно всем, спросил я. – Домой пойдем?

Слова произвели минимум эффекта. Все только повернулись и уставились на меня непонимающими взглядами. Скорее, все также растеряно, чем с любопытством. Хотя нет, некоторое ожидание читалось на худых лицах лагерников.

– Ну что ты нас мучаешь дурацкими вопросами? – промычал у меня за спиной Шарый. – Придумал что, так говори.

– Так! – я понял, что придется все брать в свои руки. – Старшие групп! Построить людей.

Как ни странно, примитивная команда подействовала. Через мгновение, вместо расползшейся по плацу толпы стоял более-менее организованный строй.

– К торжественному маршу! – я решил пошутить, вспомнив военные парады старых времен. – На одного линейного дистанция! Первая десятка прямо, остальные напра – во!

Никто не шевельнулся. Только старшие стали дико озираться.

– Это ты о чем? – Рубан возмущенно надулся.

– Отставить! – нечего шутить с замороченной публикой. – Строем к администрации марш!

Администрацией мы называли здание, где обычно собирались наши полицаи, и что-то там делали. Что – никто не знал. Само помещение убирали, конечно, лагерники, но их туда допускали ночью и ничего вразумительного они потом не могли рассказать. Администрация, мол, как администрация, что там делают – неизвестно.

Угрюмой колонной, как будто не к свободе, а на очередную экзекуцию, лагерь строем топал к административному корпусу. До него было минут десять ходу, и у меня появилась очередная безумная мысль. Хоть как-то их расшевелить.

– Запевай! – заорал я знакомую из фильмов про Ивана Бровкина команду.

Ребята из моей группы, рядом с которыми я шагал, как один загудели:

– Ты что, совсем повелся головой напоследок?

А я не унимался.

– Строевую, запевай!!! – но только испуганные глаза бывших узников были мне молчаливым ответом.

А меня несло! Ну что они, как бараны в стаде?

– Эй, старший шестой десятки! – мне пришлось кричать изо всех сил, чтобы он услышал. – Начинай песню!

– Какую? – я понял по губам вопрос.

– Строевую! – и тут я понял, что и сам не представляю, что такое строевая песня. Ну не петь же им «Прощание славянки»? Хотя тоже можно…

– Любую! Что пел на воле!

Ну, он и запел…

Совершенно гнусным голосом худой пацан, лет шестнадцати, не больше, завыл:

– У…у…у, биология!

И тут весь строй, как с цепи сорвался – заорали:

– А…а…а, анатомия!!!

Судя по всему, больше слов из старого шлягера не помнили. Так и орали всю дорого по очереди «А-а-а, биология, у-у-у, анатомия». Но так заунывно. В общем, бредовая идея была.

У администрации строй стал искривляться, и так как новых команд не поступило, все сгрудились, переминаясь с ноги на ногу, у входа в здание.

– Это ничего, что я так? – спросил я у своих. Мне и вправду, не очень нравилось командовать, тем более сейчас, но хотелось поскорее смотаться отсюда. – А то так и стояли бы на плацу до скончания века.

– Ну, командуй, – Кулик безразлично махнул рукой. – Если не ты, то кто же? Ты же командор.

– Да ну вас, достали этим командором, – я рассердился.

Я подошел к двери администрации. Естественно, она была закрыта. Толпа смотрела на меня с любопытным безразличием. Да, много с ними не навоюешь. Если придется, конечно.

– Старшие десяток, подойти ко мне, – у меня командный голос и интонации начинают уже сами собой получаться. Главное – голос попротивнее.

Старшие, услышав приказ, легкой пешеходной рысцой понеслись ко мне.

– Так, слушай мою команду, – какое мерзкое слово – «команда». – Составить списки каждой десятки, имя фамилия, место жительства. Понятно?

– Понятно, – прогудели в ответ.

– Дальше. От каждой десятки выделить человека с хорошим почерком! Понятно?

– …ятно…

– Вопросы есть?

Один из старших протянул вверх ладонь.

– Да?

– А вот в адресе места жительства писать лагерь наш? А какой тут адрес?

– Не тупи, – возмутился я. – Адрес писать тот, по которому проживал человек до лагеря. Его домашний адрес, который в паспорте записан.

– А если паспорта ещё не было? – это уже другой занудил.

– Адрес родителей, – надо прекращать этот бред. – Выполняйте. Даю полчаса. Кто не успеет – останется без документов.

Старшие побрели к своим десяткам. Какие они… сонные.

– Так, мужики, – это я уже к нашим обратился. – Как дверь открывать будем?

– Ты начальник, ты и решай, – Женя первый сказал то, что читалось на лицах моих товарищей.

– Не начальник я! Игра это такая. Пока пацанам все не разжуешь и не направишь, они с места не сдвинутся. У всех же после всего, что творилось и творится мозги набекрень и всмятку! А вы-то, люди взрослые, хоть у вас воля сохранилась?

– Ну, сохранилась, – вяло ответил Рубан. – Только на кой фиг все? Все равно ничего не выйдет. А мне домой отсюда полдня пёхом, зачем суетится?

– А затем! – я просто взревел. – Чтобы смерть наших друзей не была зряшной! Что бы мы были живы и смогли дальше жить! И не в таком дерьме!

– А причем тут друзья? – Рубан ничего не понял. Я и сам перестал понимать тоже.

– Так, кто в замках разбирается? – я понял, что так будем препираться до утра без всякого толку. – Как его открыть?

В замках никто не разбирался. Поэтому на экспертизу я отрядил Кулика – как-никак аспирант по железным дорогам. Тот внимательно осмотрел замок, потрогал барабан с замочной скважиной и сообщил:

– Этот замок, по-моему, называется английский, – и подумав, добавил. – Заперт.

– Да, умно. Ты лучше скажи, как открывать будем?

– Тут надо бревно, таран сделать, – Шарый сразу нашел решение.

– Кто пойдет бревно искать? – я опять неправильно сделал. Не спрашивать надо, а посылать.

– А вот когда я карате занимался, – никак не отреагировав на бревно начал Рубан, – так наш сенсей говорил, что опытный японец может любой замок ладонью открыть! Вызовет в нем резонансные колебания, он и откроется.

– Так, ясно. Рубан, бери с собой три человека и иди за бревном. Будем вышибать. Если никто не признается, что он опытный японец.

– А может, тут кто карате занимался? Хоть и не японец. – Шарый почувствовал, что ему придется за бревном идти.

– Я занимался, – соврал я, находясь уже в крайней стадии раздражения. – Вот смотри!

Я подошел и небрежно шлепнул ладонью по чуть выделяющемуся над поверхностью двери аккуратному круглому барабану. С резким хлопком замок улетел внутрь, оставив вместо себя круглую дыру. И вслед за замком, чуть подумав, стала открываться дверь. По инерции.

– Я же говорил, что бревна не надо, – заключил Рубан как ни в чем не бывало.

Ладно, я потом придумаю себе объяснение. Наверное, замок не держался совсем. Чего ещё ждать от ленивых полицаев?

Внутри здания не было ничего интересного. Скромно обставленные кабинеты, столы, стулья, тумбочка-шкаф. Убогость полная. Чтобы не терять времени, мы разошлись по коридору, каждый в одиночку. Изучать содержимое шкафов и тумбочек. Успех пришел очень быстро. Один из шкафов, запертый на ключ, который так и остался торчать в замке, был заполнен пустыми бланками с простым названием: «Удостоверение личности». И далее там, после пустых граф с именем и местом жительства, были слова: «Предъявитель сего прошел полный курс социализации, является лояльным гражданином и имеет право свободного передвижения без изъятий и ограничений. Действителен без регистрации по месту жительства в течение двух месяцев». И печать и голографическая нашлепка.

Все просто. К тому времени старшие десяток с писарями уже переминались с ноги на ногу у дверей администрации. Организовать выписку документов было делом плевым. Через час все было готово и документы розданы. Но никто не собирался никуда уходить. Растерянные бледные пацаны сидели у входа в администрацию. Кто на корточках, кто на ступеньках, кто на скамейках. Как осенние мухи на солнце. Пришлось опять командовать.

– Старшие, ко мне!

Когда те подошли, все так же вяло, я им разъяснил, что делать. А делать надо было вот что. Построить свою группу. Проверить, чтобы у всех были документы. Идти до ближайшего населенного пункта и оттуда добираться каждому домой, как кто сможет.

– Действия понятны?

Все было понятно. Через час в лагере кроме меня и моих друзей никого не осталось. Команды выполнялись четко. Только куда они в итоге доберутся? Но не могу же я каждого за ручку отвести. Хотя, наверное, должен был бы. Но мне и самому домой хочется.

– Так мужики, прежде чем мы решим, как домой добираться будем, у меня мысль есть.

– Ты невнятно выражаешься, – Кулик въедливый меня не дослушал, а уже перебивает. – Ты времена не согласовал и совершенно ничего не понятно, что ты хотел сказать.

– Тоже мне лингвист на палочке, – пресек я попытку бунта. – У меня такой вопрос: а куда делось оружие полицаев?

Действительно, на плацу перед экзекуцией, полицаи были без оружия. Ну, может, пистолеты были, но автоматов, с которыми они часто появлялись в лагере, не было.

– Значит, они попрятали их. А нам какое дело? – Рубан мыслями уже был далеко отсюда.

– Тебе хорошо, – ответил я, – тебе домой несколько часов пешком. А мне пилить не один день и неизвестно как. В дороге всякое может случиться.

– А можно нам оружие с собой иметь? – засомневались сразу и Шарый и Кулик.

– Я разрешаю, – резюмировал я. – Пошли в администрации ещё пошарудим.

Шарудеть долго не пришлось. За дверью в торце здания была лестница – она шла в вниз, в подвал и вверх – на чердак. На чердак лезть не хотелось (я подозревал, что это придется делать мне, а какой я к чертям акробат) и я предложил в подвал. Дверь в подвал была закрыта, и мы ещё долго шарили руками по стенке, ища в темноте выключатель. Перспектива путешествия по темному подвалу совершенно не прельщала. Ага, вот он, выключатель. А при свете открылась великолепная картина! Толстые железные решетки образовывали узкий коридор – длиной во все здание. А за решетками стояли красивые стеллажи с автоматами и совершенно военного вида сейфы. И много ящиков защитного цвета.

И все закрыто. Двери в решетках, сваренные из такой же, толщиной в палец арматуры, запирались приваренными замками. Сейфы выглядели намертво закрытыми. Через предохранительные скобы автоматов была пропущена здоровенная железная палка. Пристегнута она была к стеллажу большим замком.

Повторять упражнения со шлепками по замку я не хотел. Тут уже не до шуток.

– Ключи надо, – изрек банальность Женя.

– А то мне не ясно, – пробурчал я в ответ. – А где те ключи? Тут бревно не поможет.

– Ну, тогда ничего не выйдет, – сделал гениальный вывод Кулик. Его поддержали, с энтузиазмом закивав в знак согласия.

– Да что вы, как медузы на берегу! – как они меня задолбали! – Мы же на свободе!!! Тут и силы в руках крылья за спиной должны появляться, а вы – мля – мля, бла-бла…

– Да, ты знаешь – страшно мне на этой свободе, – признался Рубан. Угрюмое молчание ребят говорило о том, что он не одинок в своем страхе.

– Так, – Я, кажется, придумал. – Пошли ключи искать. Я знаю, где они.

Никто не возражал, и вся группа потянулась за мной обратно, к плацу. Там ещё немножко курилось. И воняло, но сильно.

– Так, дело такое, – я не хотел говорить заранее о моей догадке. – Ключи были всегда у Зубы. Помните?

Возражений не было, действительно связка ключей на поясе у Зубы, была хорошо всем знакома.

– Кто сможет тут Зубо опознать? – я не помнил, где он стоял пред тем как их, ну… того.

– Ты что, хочешь, чтобы мы в этом ковырялись? – Шарый кивнул в сторону головешек. – Лучше наплевать на это оружие и валить отсюда.

Судя по всему, ждать помощи мне было не откуда.

Тяжко, по-настоящему, а не демонстративно, я вздохнул и пошел к столовой. Я просто помнил, где там стояла швабра. Ребята за мной наблюдали с некоторым осуждением. Швабра никуда не делась. По пути к плацу я только отломал перекладину. Мне всего-то была нужна крепкая палка. Палка ковырялка.

Вблизи это уже не было похоже на бесформенные головешки. Очень даже форменные. Остановившись перед первым трупом, я поначалу даже не знал, что делать. Труп лежал так, как будто перед смертью хотел свернуться в клубок. Поджал ноги к животу и прижал к бокам согнутые руки. Я стал судорожно вспоминать, на каком боку Зубо носил ключи. Ага, на левом. И этот лежит на левом. Надо перевернуть. Я неуверенно потолкал палкой, вдруг головешки просто развалятся. Но труп был прочным. Видимо, не прогорел насквозь. Я ткнул посильнее и в результате почти без звука отвалилась черная челюсть, обнажив язык. Он был не обгорелый, а скорее такой… тушеный. Когда я проблевался, пришлось вернуться к поискам. Но не сразу. Я сходил на кухню и долго пил воду. Потом отыскал на кухне хлипкое полотенце, намочил и сделал из него подобие маски. В надежде, что не так вонять будет. За моими манипуляциями молча наблюдали остальные. Но никто не шелохнулся, чтобы помочь.

Я вернулся к трупу. И решил перевернуть его палкой, подсунув ее под бок. Я зря это сделал. Труп перевернулся без особого труда, но при этом вывалились кишки. Они тоже не прогорели до углей. Они вывалились и лопнули. Ну и вонь… Но блевать было уже нечем. И никаких ключей с той стороны. Надо искать дальше. Я сменил тактику. Обошел сначала всех, лежавших на правом боку. Безрезультатно. А потом пришлось уже переворачивать остальных. Хорошо, их было всего четверо. Ну, не человека, а трупа конечно. Работа спорилась, появилась сноровка. Но ключей я не нашел. Мне было обидно не оттого, что пришлось копаться в этом кошмаре, а оттого, что я сделал глупость. Не ищи я такого очевидного решения – придумали бы что-нибудь погуманней и понадежней. Трактор бы нашли и дернули решетку. Или ещё что… А тут… Я, наверное, всегда теперь так вонять буду.

Ключи лежали на плацу. Блестящие и не закопченные. Видно, они оторвались с подвески, когда Зубо бился в первых конвульсиях.

Оружейный склад мы открыли без особых проблем. Пооткрывали все шкафы, там были пистолеты, в ящиках крашенных в военный цвет тоже лежали автоматы, но ещё в масле и завернутые в бумагу, в сейфах патроны ко всей этой роскоши. В общем – мечта пацана.

– Так, мужики, давайте думать, – я уселся на ящик с гранатами, предварительно закрыв крышку, – как будем по домам разбегаться?

– Я просто пешком, завтра утром, – первый ответил Рубан. – Не на ночь же глядя.

В итоге недолгого обсуждения выяснилось – я, Кулик, Женя и Шарый будем пробираться вместе, мы, по сравнению с расстоянием от столицы, жили почти рядом. Хоть было понятно, что давно нет нормальных границ, но почти тысячу километров лучше преодолевать в компании. А там, поближе к дому, мы уже разберемся, кто и как в свой город попадет. Там уже близко, да и время покажет.