Текст книги "Шаг в небо"

Автор книги: Сергей Слюсаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава десятая

Холодная, сладкая и прозрачная вода неслась прямо со скалы на меня. Я пытался открыть рот и напиться, мне казалось, что я выпью сейчас весь это водопад. Я тянулся к воде руками, и поток воды разбивался о ладони и не достигал моего лица, не попадал в рот. От этого хотелось пить ещё больше, а тут прямо из падающей струи стали выскакивать гадкие рыбы. Таки худые, как длинные ремни, и зубы у них были розоватые и резцы впереди, как у зайцев. Я понял – сейчас они меня сожрут… Я пытался убежать, но вода катилась по моим рукам и становилась вязкой, не отпускала меня. Я вырывался – не получалось, я закричал и рванулся изо всех сил. И естественно, проснулся. Уже рассвело. Костер не подавал признаков жизни, но еще хранил тепло. Ребята мирно спали. Кто где, лишь бы поближе к костру. Я посмотрел на часы – скоро шесть. В шесть подъем, а что если приедут эти? Проверять, а все спят? Так шлепнут же! И меня первого. Я не разбудил.

– Эй, люди! – тихо позвал я. – Вставайте, утро уже.

Единственный, кто отреагировал на мои слова, был Женя, он разлепил один глаз, нашел им меня и тихо пробурчал:

– Ты совсем сбрендил? Начальник тоже мне, – и отрубился.

– Паааадъем!!! – я заорал просто по-звериному. Никогда не думал, что у меня такой гнусный голос может получится. – Строиться!

Резкий окрик подействовал, все вскочили как ошпаренные. И сразу опустились на землю. Реакция была примерно как у Жени.

– Так мужики, – я не стал дожидаться, пока все опять заснут. – Если сейчас приедут полицаи и увидят, что мы тут дурака валяем, можете догадаться, что будет.

Это подействовало, как ушат холодной воды. Я ожидал, что начнут бурчать: «Ой, да кто там приедет, да, что ты такой трусливый?» Но, наверное, время, проведенное в лагере, стимулировало фантазию и представить последствия сумели все и достаточно ясно.

У родника поплескали в лицо водой, опять, как и вчера, посетовали на отсутствие котелка. И позавтракали земляникой. Вечером было как-то не до нее. Потом, посоветовавшись, решили замести некоторые следы. Раздули костер, накидали веток и сожгли все кости и шкурки, оставшиеся от вчерашнего банкета. Пришлось костер развести, как следует, чтобы не воняло жженым. Зачем давать повод для подозрений?

Потом начали изображать работу – пилить мелкие деревья на примерно обозначенном вчера участке. Как раз вовремя. Полицаи не заставили себя долго ждать. Гул знакомого микроавтобуса мы услышали издалека. Приехал не только начальник Зубо, но ещё штук пять полицаев. Все при полном вооружении. Мы, как положено, построились и я, тоже, как положено, доложил Зубе, мол, все в порядке, за вчера-сегодня мы предали земле безвременно погибшего строителя. И вручил ему документы и пистолет. Жалко было пистолет. Но вдруг он числился?

– А костер зачем? – Зубо задал, как мне кажется, неуместный вопрос.

– Во избежание повторного нападения агрессивной фауны и неуправляемой флоры.

– Умного из себя корчишь? – Зубо, по-моему, понял мою иронию, а может, и нет.

– Происшествия были? – не прекращал он допрос.

– Были, – я не мог не сказать о пилоте. – Обнаружен мертвый труп погибшего военного летчика и обломки его самолета. Тело также предано земле во избежание привлечения.

Наверное, должность обязывает. Никогда не мог подумать, что из меня, как дерьмо из канализации, будет плавно литься подобная речь. Даже не задумываясь, я нес эту чушь.

– Оружие при нем было? – строго спросил полицай, стоявший за спиной Зубо.

– Так точно! Пистолет, но не такой как у погибшего, а большой, – как мне противно, ещё честь начну отдавать. – Мы его закопали вместе с покойником.

– У какого погибшего? – полицай надулся от возмущения. – Выучился, а говорить по-людски не можешь.

Ну не знал, я как Пуговкина по имени. Или по званию. Ляпни я, что у полицая…

– У героически погибшего сотрудника лагеря социализации. Того, что с вами вчера прибыл, – выкрутился я.

– Так. Ты, Пашкин, – Зубо кивнул на того, что задал вопрос об оружии, и ты…, – и замолчал. По-моему, он даже не знал, как меня зовут.

– Пашкин, пусть тебе старший по группе выделит двух человек. Летчика откопать и обыскать. – Зубо придумал, чтобы никак меня не называть.

Я кивнул, Рубану и Пете – они были самые, ну как бы сказать, прочные, и они вместе с Пашкиным пошли вглубь леса откапывать несчастного пилота. Да простит он нас, меня в первую очередь. Но если бы я не сказал о нем, а эти знали, что тут упал самолет и потом нашли бы могилу… Пусть мертвый поможет живым.

Зубо приказал продолжать работу. Но чувствовалось, что сам он и другие полицаи находились в напряжении. Действительно, а если оружие у нас? Да и не только пистолет.

А Леша Шарый так одобрительно на меня посмотрел. Он больше всех орал – спрячем оружие, пригодится!

Мы пилили не долго. Как только вернулся Пашкин с нашими и доложил Зубе, тот приказал прекратить работу и построиться. Он сообщил, что доверяет нам продолжить работы с ослабленным конвоем. Теперь старший по группе – он кивнул на меня – будет ответственный. А перед обедом придет машина и заберет нас в лагерь. Я вежливо спросил, как насчет приема пищи, но ответа не получил. Зубо вручил мне клочок бумаги – там был начерчен план расчистки участка, и они все уехали. А мы остались. С чувством глубокой неудовлетворенности.

– Хоть бы котелок попросил у них, – резюмировал Шарый.

– А по котелку, – обозлился я, – не хочешь?

По котелку не хотел никто.

Мы постояли и с большим трудом вернулись к своей работе. Постепенно расшевелились, вошли в ритм и стали валить сосны как заправские бобры. Или кто там сосны валит? Только время от времени бегали в кусты. Желудки не очень хорошо перенесли вчерашнюю нагрузку.

А меня все время мучило, что-то ускользающее из памяти, какой-то очень важный фрагмент сегодняшнего разговора с главным, с Зубо. Да, вот! Он не помнил, да и не знал, очевидно, как меня зовут. И никто никогда из полицаев не называл нас по имени. Юзика называли по фамилии, и ещё двух-трех человек. Но вот меня, или кого-то из нашей группы – никогда. Они что, в картотеку не заглядывали? А есть у них картотека? Ведь никто нас не переписывал, не спрашивал ни имени, ни фамилии. А ведь создавалось впечатление, что у этих сентов все на высоком уровне, все учтено. Вроде как они выбрали в полицаи самых преданных, организовали эти лагеря, и систему эту жуткую. А ведь не было в нашем лагере ни разу ни одного сента. Как нам документы выпишут, когда освобождать будут? Или не выпишут? Или не освободят? Может, это просто ненужные мысли, но я поделился с Куликом. Тот просто остолбенел:

– Слушай, а ты прав. Надо думать, выяснять.

Ну, это я и без него понимаю.

К обеду действительно за нами приехали. Но не только шофер. Еще Зубо с каким-то незнакомым типом. Судя по всему, это был его приятель. Уж сильно от них несло перегаром.

Зубо в пол-уха выслушал доклад и приказал садиться в автобус и ждать. А сам повел своего друга показывать полянку. Что-то руками махал, тыкал пальцем в сторону ручья и жизнерадостно объяснял. Потом они сели на передние сидения и главный приказал:

– Заводи! – как таксисту в кино.

Пока водитель жужжал стартером, они продолжили разговор. Я только уловил отрывок фразы:

– А банька у меня тут будет! Закачаешься! Тут же ручей ключевой!

Так вот что за объект мы строим – виллу для Зубы. Кстати, те веники проклятые так и гниют под забором. Интересно, а как Зубу на самом деле зовут? А то ляпну кличку не к месту. А может, мы здесь только на полицаев работаем? А может, это никакой не лагерь социализации??? Где мы вообще? Хотя, какая разница, все равно первый патруль нас прихлопнет, попадись мы вне лагеря без документов. Интересно, эти документы, они существуют на самом деле?

– Господин начальник, разрешите спросить? – я решил сыграть дурачка.

– Спрашивайте, – ответил почему-то не Зубо, а его приятель. Наверное, он был старше по чину. Их чину. Знать бы их иерархию. Хотя зачем?

– А по каким критериям определяется уровень социализации, – тут я задумался, не сказать же «заключенных», – воспитанников лагеря?

– А? – тот ничего не понял. Ну, как водится, чем главнее, тем тупее.

– Он спрашивает, когда опустят домой, – это шофер пояснил, и заржал. – Это у нас группа заученных, они по-русски слова сказать не могут.

Судя по всему, вопрос для чина был очень неожиданным. Он открыл и закрыл рот, потом сообщил:

– По заключению лагерного руководства, – и, казалось, сам обрадовался найденному решению. – Как решит начальство, так и топай куда хочешь!

– И документы выпишут? – я не унимался.

– Выпишут – выпишут! – закивал начальник. – Всем выпишут.

И отвернулся, показывая, что аудиенция закончена. И захлебал что-то из фляжки, которую ему Зубо протянул.

Глава одиннадцатая

Не верь врагу. Тем более, когда он клянется в том, что говорит истинную правду. Знай, что всегда тот, кто громко обещает – я дам тебе свободу – лжец. Он все делает для того, чтобы отнять её у тебя. И главное для него не посадить тебя в клетку, не сделать узником холодной тюрьмы, а главное для него – сделать несвободной твою душу. Главное для врага, а именно твой враг будет чаще всего кричать – я дам тебе свободу – сделать тебя рабом не по принуждению, а рабом добровольным, который будет лизать ему пятки и боготворить. И ещё – всегда обещающий свободу говорит – стань моим рабом на секунду, и я дам тебе свободу навсегда – не верь обещающим свободу. Они враги. Не верь им. Борись за свою свободу всегда и везде. И будь свободен всегда.

Легко рассуждать о прописных истинах, когда они не тебя касаются. А если ты уже не можешь просто так быть свободным? Хотя, кто отнимет свободу у меня? Вот справку – так точно не дадут. Никто нам ничего не выпишет. По крайней мере, не собирается. И видимо, этот лагерь останется последним местом жительства для многих. А может и для всех.

В общем, в трясясь в прокуренном автобусике, по пути в наш концлагерь, я рассуждал именно так. И казалось мне, когда распахнутся двери машины по приезду, я сразу начну что-то делать. Хотя и не совсем понятно, что. Но одно ясно – сдохнуть здесь ради того, чтобы построить дачу какой-нибудь сволочи, я не хочу. И решение вроде бы само собой просилось – а не устроить великую бузу? Поднять народ и снести этих полицаев чертовой матери! А если они вызовут сентов? Кстати, это очень важно – как они связываются с сентами?

– Господин начальник, – я опять решил потревожить Зубо, – разрешите обратиться!

Тот, нехотя и с раздражением, но все-таки соизволил разрешить:

– Обращайся, – бросил через плечо, как подачку, – только по-людски, не так как вы, тупые, разговариваете.

– Нет, господин начальник, это важно очень, – клюнет или не клюнет? – Когда сбили этот истребитель? Сколько он там валялся?

– А мне что, докладывают, – начал было Зубо. – А тебе это зачем? Что за любопытство? Кто трепать языком разрешил?

Зубо распухал от негодования. Непонятно, правда, почему.

– Ну, как, господин начальник! – я продолжал валять Ваньку. – Очень важно знать, за какое время белки человека подчистую разделывают. Ведь попади кто из ответственного персонала в беду – надо знать, за какое время можно спасти, а когда уже и смысла нет посылать помощь.

– Без тебя решат, – уже с сомнением в голосе пробормотал Зубо.

– Так я же новым властям и хочу помочь! – Тянул я свое. – Вот доложить им – во столько-то и столько-то, найден мертвый труп с такими-то патолого-анатомическими подробностями. Ну и конечно, выводы они сами сделают. А вам почет! Сведения-то нетривиальные.

Непонятное, нарочито мною использованное слово произвело на Зубо неизгладимое впечатление.

– До хера знаешь, – заключил он. Но видимо, запомнил мои слова. На потом.

– Ты что, в полицаи выслужиться решил? – Шарый сердито зашептал мне на ухо. – Думаешь, учтут твое мнение и медаль дадут?

Мне ничего не оставалось, как покачать отрицательно головой.

А в лагере нас ждала куча новостей. Привезли новую партию для социализации, видимо поредевшие ряды нашего заезда-завоза уже не вполне удовлетворяли нужды лагеря. Хотя, это так – личное подозрение. Надо сказать, что прибывшие выглядели неважно. Все бледные, худые, дико озирались. Неужели и мы такими были, когда нас привезли? Всего сколько дней назад? Но точно меньше двух месяцев – лето не кончилось! В действительности я помню всего несколько дней. Остальные – серый провал. Вечные чистки территории, прополка картошки, ремонт водопровода… И постоянные наряды на кухне.

А может там, на воле, совсем плохо стало? И ещё одна новость ждала меня. Отменяется спецпаек для старших по группам. А я и не жалел особо. Но все-таки от воспоминания о брюкве меня передергивало. Перед ужином было объявлено, что отмена спецпайков связана с тем, что уровень питания всех социализируемых значительно вырос, и нет нужды разделять рационы. Ну – ну…

На ужин дали суп с рисом. Я выловил там три рисины и два червяка. Червяки были маленькие. Зато не надо давиться, как в случае со спецпайком.

Утром, сразу после подъема, меня потребовали к начальству. Тот же Зубо, велел подробно рассказать про летчика. С указанием времени и подробностей. Я в рассказе добавил кровищи и говнищи – для впечатления. Излагал я все одному из полицаев, я редко его видел, но лицо было знакомое. Уже возвращаясь к своим, я заметил – этот полицай сел в машину и куда-то укатил. И в руке держал пакет. Судя по всему, там находилась запись моего рассказа. Интересное дело – они курьерами пользуются. А радио или спецсвязь? Нету? Как-то не соответствует высокому званию завоевателя планеты.

Нас, как оправдавших доверие, опять отправили на ставшую уже родной полянку – будущую дачу или виллу Зубы. Задание было более конкретное и нам пришлось хорошенько напрячься, чтобы успеть к обеду сделать то, что требовалось. В основном пока расчистка участка и корчёвка.

А к обеду – очередной сюрприз. Что-то многовато сюрпризов… Приехал не автобус, а какой-то потрепанный грузовик. Водила сообщил, что с целью экономии рабочего времени нам доставляют паек на сутки и начальство приедет проверять нашу работу завтра к вечеру. И вывалил из кузова гору брюквы. И ещё буханку хлеба.

– Господин начальник, – они все любят, когда к ним так обращаются, ну а я не переломлюсь. Пока. – А нету у вас кастрюльки какой, или, там, котелка. Пить хочется, а посылать личный состав для питья к роднику – накладно, время рабочее пропадает.

Откуда у меня такое количество лжи в словах и лести в голосе? Может это навсегда?

Полицай молча полез в кабину. Долго гремел чем-то и в итоге вытащил старую железную канистру.

– Вот. Бери, дарю! – Ишь, какой щедрый. – Можете из нее воду хлебать хоть до…

Ну, в общем, мы не особо вслушивались, до чего хлебать. Полицай укатил, а мы не верили своему счастью – опять одни!

Дружно, даже и говорить ничего не пришлось, собрали костер. Долго кипятили на нем воду в канистре – вымывали запах какой-то химии. Потом сварили компот или чай. С земляникой. Благо, ее тут было завалом. А потом Кулик вызвался пойти за зайцами. Сразу кто-то пошутил по поводу того, что непонятно ещё, кто на кого охотиться будет.

В общем, работать было невероятно трудно. Все только и думали о том, что сегодня вечером нас опять ждет костер, разговор, нормальная еда. Кусочек безмятежного прошлого. Но все равно – к вечеру свалили все деревья и попилили их на бревна. Вот и дрова к костру. Из лапника соорудили несколько шалашей – не спать же, как в прошлый раз, под открытым небом.

Не знаю, а мне почему-то было очень грустно. Как будто смотришь фильм про мирную жизнь. И сразу становится тоскливо – больно. То, что показывают – очень далеко. Так далеко, что до него не добежать, ни долететь. Да ладно, разнюнился.

Пришел Кулик без зайцев. Он рассказал, что звери на самом деле ходили за ним буквально по пятам. Но ничего сделать он не смог. Сказал, непонятно, кто за кем охотился на самом деле.

И действительно, там, откуда на полянку вышел Кулик, торчало с десяток ушастых голов.

– Ну, ты хоть и аспирант, а тоже мне, – я, не имея никакого на это основания, решил покритиковать Петю. – Смотри, как надо на зайцев охотиться!

Я, наверное, совершил самую великую глупость, на которую мог сделать в этом случае. Главное, непонятно почему я решил сделать именно это. Подобрал здоровенную палку и метнул её сторону потенциального ужина. Так, не особо прицеливаясь. Скорее всего, пошутить хотел, из хулиганских побуждений. Не знаю. Палка бешено завертелась в полете. И совсем не точный был бросок. Чуть в сторону. Именно в ту, куда эти звери резко прыгнули сразу после броска. Так резко, что несколько из них просто влетели лбами в дрын. И упали, даже не дергаясь. Скорее всего, от обиды и неожиданности. К ним с воплями ринулись мои товарищи. А Кулик восторженно на меня посмотрел.

– Ты в городки, небось, на уровне мастера играл?

– Во мне течет кровь охотников, – гордо соврал я. – Ирокезов по линии тещи.

В общем, потом все стали кидать палками в этих сволочных зайцев и ещё завалили пару. А те все не уходили. И злобно так зыркали из-за деревьев, сверкая красными, в тусклом свете костра, глазами.

– Эх, а соли опять не догадались попросить, – Шарый вспомнил тогда, когда мы разделывали битую дичь.

– Жизнь должна проходить в трудностях, – это Смирнов умозаключил.

Что-то они не в меру стали веселые. Хотя, это уже вторая ночь вне лагеря. Заснули все ещё быстрее, чем вчера… А мне почему-то не спалось. Интересно устроен человек. Вот этот бросок палкой. Ведь никто не поверит, что такое можно сделать. Ну, если тренироваться лет сто, то может быть, получится. Вот, например – я стал кидать мелкими камешками, которые нащупал в старой хвое, в дерево по ту сторону костра. Оказалось, что попасть в ствол удается не каждый раз. А ведь я целюсь, стараюсь. Может как раз в этом и ошибка? Может, человек, когда рождается – умеет все, а его убеждают, что он наоборот – ничего не может? А потом он длительными тренировками добивается только того, что просто верит в себя? Заставляет себя не думать, что он ничего не может? Но ведь для этого, видимо, надо тренировать не тело, а что-то другое. Ведь мозг человека – это очень сложная штука. Ему ничего не стоит рассчитать, например щелчок пальцами такой, чтобы камешек, например, в полете, отразившись от нескольких веток, угодил в нос, например, Шарому. Я даже щелкнул камешком именно так, как бы мог это сделать. Камешек, с веселым звуком простучав по стволу сосны, по её ветке, отскочил от другой сосны и тихо шлепнул где-то внутри шалашика.

– Ы… – раздалось сонное мычание Шарого…

Да…

Необъяснимое, волнующее чувство затеплилось внутри меня. Может, я на пороге понимания чего-то важного? Это все так просто! Не задумываясь, надо не задумываться, делать так, как подсказывает тебе твое тело, твое подсознание!

Я ещё раз десять пощелкал камешками. Ни один не попал даже в сосну. Так всегда, совпадения мы принимаем за великий знак. И тут ещё вспомнил, что в фильме про Звездные Войны говорили что-то очень похожее. Я точно – восторженный дурак.

Хватит дурью маяться. Тоже, великий маг реального мира. Нашел время разбрасывать камни. Осел. Не высплюсь, вот тогда магия и будет. А если просплю, и наедут эти? Всех же к стенке. А может, и не шлепнут? Кто Зубе будет дом строить? Вновь прибывшее пополнение? Так они вообще квелые все какие-то. Господи, как комары грызут. Стоит чуть дыму от костра вверх пойти, налетают сразу. Что, и для них человек стал ничтожеством? Раньше так люто никогда не кусали.

Я хотел идти спать, но не мог оторваться от завораживающей игры огня в костре. Догорали, превращаясь в угли, бревна, и языки пламени вырывались наружу, сплетая странный узор. И полоскали темноту практически вертикально – не было ни ветерка. Внутри меня зарождался хрупкий восторг, какая-то смутная надежда, добрая…

Внезапно, как из открытой гигантской морозилки в лицо полыхнуло холодным шквалом, смесью ледяного ветра и ледяного ужаса… Я резко вскочил, подхватив лежавший рядом топор. Нечто страшное надвигалось из леса. Уловить это движение можно было только по тому, как нарастает холод. Из темноты неслось что-то большое и зловещее, неслось практически беззвучно. Именно от него шел этот жуткий ветер. Казалось, на меня несся адский локомотив. Неотвратимо, толкая перед собой столб ледяного воздуха. Я уже различал в темноте это страшное создание, его отвратительную рожу с белесыми глазами. Бестия остановилась на границе леса и приготовилась к прыжку. В голове пронеслось – это, наверное, тот самый зервудак… И тут что-то неправильное во всей этой картине отвлекло меня. Как отвлекает публику одна фальшивая нота в десятой скрипке оркестра. Зверь дышал так, что, казалось, у меня заледенели волосы. Но пламя костра, которое разделяло нас, не шевелилось в такт этому дыханию. Весь страх сразу испарился. Я не верю в нематериальный ветер и холод сквозь огонь. Брошенный через поляну топор пролетел над костром и упал в то место, где только что скалилась морда зервудака. Интересно, что за тварь наводит такие глюки? Не слыхал я, чтобы раньше под Москвой такое разгуливало… Или росло…

Полностью потеряв интерес к окружающим событиям, я пошел спать. Дрыхнут, сволочи. Надышали даже в полуоткрытом шалаше. И ни фига не замечают. Не буду им про зервудака говорить.