Текст книги "Подземная Канцелярия"
Автор книги: Сергей Мусаниф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
Волк
Это вы научили меня выживать,
Гнать лося по лесам, голосить на лугу.
И теперь, когда некуда больше бежать,
Я вам объявляю войну.
Максим Леонидов
Помните старый анекдот, который, как я полагаю, появился одновременно с изобретением Александра Белла? Хорошо, когда у тебя есть телефон. Удобно, когда два. Роскошно, когда три. Блаженство, если ни одного. Не знаю, как вы, но я с автором подобного наблюдения абсолютно согласен, за небольшим исключением. Я бы добавил еще одну строчку про сотовый.
Не собираясь катить бочку на монстров беспроводной связи типа «Эрикссона» или «Моторолы», хочу заметить, что, несмотря на ряд неоспоримых преимуществ, которые я и не пытаюсь оспаривать, мобильное средство связи обладает рядом столь же неоспоримых недостатков, одним из которых является его постоянная способность трезвонить в самый неподходящий момент.
Я как раз закончил закапывать труп.
Последнюю неделю постоянно шли дожди, поэтому земля была сырой, мягкой и копалась легко, только вот я весь измазался, и, говоря откровенно, не хотелось мне лезть под куртку испачканными черноземом пальцами.
Телефон продолжал звонить.
Со злости я отшвырнул в сторону саперную лопатку, ввиду небольшой длины своего черенка виновную в том, что испачкались у меня и колени, и ее отменно наточенное лезвие вонзилось в ближайшую сосну с глухим стуком. Таким оружием российские десантники срубали головы афганским «духам» в рукопашном бою. У меня есть привычка всегда держать под рукой оружие, которое таковым не выглядит. В руках профессионала такая вещь подобна закаленному клинку мурамассы самурая.
Поскольку одежда уже все равно была безнадежно испорчена, я вытер руки о джинсы, понадеявшись, что ранним утром никто не будет рассматривать меня особенно пристально, а если и будет, то вряд ли осмелится спросить, какого черта я так выгляжу, и выудил из-под куртки мобильную трубу.
– Алло.
– Ты где?
Ольга! Она как будто чувствует, чем я занимаюсь каждую минуту. Похоже, мы становимся с ней слишком близки, а это может быть опасно, причем не столько для меня, сколько для нее.
– Гм… – сказал я.
– Из своего магазина ты ушел около десяти, – сообщила она. – И на тот случай, если ты попытаешься соврать, будто ты дома и не подключил телефон, знай, что он подключен и дома у тебя я. Итак, ты где?
– Ты уже вернулась? – спросил я.
– Ты поразительно догадлив, – ответила она. – Мне повторить свой вопрос в третий раз?
– Не стоит, – сказал я. Она все равно не отвяжется, такая уж у нее профессия. – В лесу.
– … – выругалась она совсем не по-женски, и голос ее изменился, став на порядок тревожнее. – Опять охотился?
– Да, – признался я. Все равно она увидит, каким я приду домой, так есть ли смысл отпираться?
Я ожидал услышать очередной водопад упреков, слез, проклятий и требований клятвенно пообещать, что это был последний раз, но она произнесла только одно короткое слово:
– Кто?
– Совершенно никчемный человек, – сообщил я. – И прежде чем ты снова назовешь меня убийцей, я хотел бы сказать…
– А кто ты, если не убийца?
– …что имею превосходное моральное оправдание своему поступку. Во-первых, я давал ему шанс, а во-вторых…
– Какой, к дьяволу, шанс? Ни у кого нет шанса против тебя!
– …это была самозащита.
– Что за чушь ты плетешь? Кто мог на тебя напасть?
– Он был киллером, – сказал я. – Пришел по мою душу.
– У тебя нет души.
– Возможно, хотя и не доказано, – сказал я. – Тем не менее он пытался меня убить. И, между прочим, не собирался предоставлять мне и малейшего шанса, как не предоставлял его никому другому до тех пор, пока наши жизненные пути не пересеклись. Ты должна радоваться, дорогая, на этом свете одним злодеем стало меньше.
– Кто тебя заказал? – спросила она. Страсть задавать вопросы является сопутствующей ее профессии привычкой. Как и умение мгновенно переключать темы.
– Понятия не имею, – сказал я.
– Врешь, – устало констатировала она, хотя я всегда говорил ей чистую правду. – Где тело?
– Не волнуйся, его не найдут.
– Я не за себя волнуюсь, сволочь! – Ее голос сорвался на крик. Обычно она умеет держать себя в руках, видно, последняя командировка далась ей тяжелее обычного. – Будь ты проклят!
– Я и так проклят, – сообщил я пустой линии. – И очень давно.
Машину киллера я бросил на платной стоянке на другом конце города, поэтому возвращаться домой пришлось на такси. Я отпустил водителя за три квартала от дома, остальное расстояние прошел пешком.
Нельзя охотиться там, где живешь. Нельзя было раньше, нельзя и сейчас. Вольно или невольно, но ты оставляешь след, и кто-нибудь из жаждущих твоей головы непременно им воспользуется. Киллер не дал мне выбора, и теперь из-за него придется менять квартиру. Причем достаточно быстро. Даже если тело и не найдут в ближайшие полгода, на что я сильно рассчитывал, сделку с недвижимостью надо провернуть за несколько недель. Это приведет к потере пары тысяч долларов, но финансы никогда меня особо не тревожили.
Ночной консьерж дремал перед телевизором, когда я беззвучной тенью промелькнул по вестибюлю и взбежал по лестнице на свой этаж. Если бы я дожидался лифта, то парень бы точно проснулся и смог бы оценить, в каком виде его жильцы возвращаются домой под утро, да и я не чувствовал себя особо усталым. Скорее наоборот.
Дверь открыла Ольга, стоило мне только сунуть ключ в замочную скважину. Она стояла на пороге, одетая в голубые потертые джинсы и клетчатую рубашку. Очевидно, не успела переодеться и сразу примчалась ко мне, а после звонка ей вообще стало не до того. Как я и ожидал, выглядела она усталой.
– Проходи, – сказала она и захлопнула за мной дверь. – У тебя вся куртка в крови.
Точно, ведь я же вел машину этого идиота, а водительское сиденье было залито этой пачкающейся красной субстанцией. И как я сразу об этом не подумал? Наверное, сказывается возраст или долгое отсутствие практики…
– Это не моя кровь, – сказал я.
– Знаю, что не твоя. Раздевайся.
Я стянул куртку и джинсы, которые тоже оказались покрыты пятнами крови, и бросил их на пол в ванной. После короткой ревизии в кучу отправилась и рубашка. Я надел домашний халат, а Ольга заперлась в ванной, пытаясь, видимо, затереть отметины хотя бы на черной коже куртки.
Удивлен, что она вообще до сих пор здесь.
Я прошел на кухню, включил электрочайник, заварил себе травяного чая и уселся почитать вчерашние газеты. Ничего выдающегося.
Минут через пятнадцать вошла Ольга с предательски красными глазами, налила себе кофе (мне тоже требуются стимуляторы, чтобы поддерживать себя в работоспособном состоянии днем) и села напротив меня. Газеты я сразу же отложил.
– Итак, – сказала она, – ты это сделал.
Это был не вопрос. Это было утверждение.
– Да, – сказал я.
– Я знала, что это когда-нибудь произойдет.
– Я тоже.
– Но все равно оказалась не готова. Я не знаю, что мне делать теперь.
– Вряд ли я что-то могу посоветовать в такой ситуации, – сказал я. – Это твой выбор.
– Знаешь, – сказала она, – когда я не застала тебя дома, я почему-то сразу поняла, где ты и чем занимаешься, и первым моим порывом было уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. Но сегодня я для этого слишком устала. Да, кстати, на тот случай, если я все-таки решу уйти: я отменяю свое приглашение приходить ко мне в дом в любое время.
– Хорошо. – Я кивнул.
– Тебя это остановит?
– Я дал тебе слово…
– Я не о том, – перебила она. – Может ли это остановить тебя чисто технически?
Я покачал головой.
– Я так и знала. Все это суеверия и бабушкины сказки… Половина в них – вранье.
– Зато другая половина – чистая правда.
– Чушь, – сказала она. – Правда в том, что ты – вампир.
Я промолчал. Не в моих правилах отрицать собственную сущность.
– Вурдалак, – продолжила она. – Нежить, монстр, ночной кошмар, убийца…
– Повелитель ночи, – подсказал я. – Этот список можно продолжать бесконечно. У меня много имен.
– И самая большая проблема заключается в том, что, несмотря на все твои имена и на все, что я о тебе знаю, ты продолжаешь мне нравиться.
– С этим я ничего поделать не могу.
– Я тоже, к сожалению.
И мы замолчали. Это был тупик.
Наверное, здесь я должен сделать признание, которое прольет свет на некоторые события, часть которых уже произошла, и часть которых только должна произойти по ходу нашего повествования.
Да, я – вампир, монстр, пьющий людскую кровь и получающий от этого удовольствие, убивающий и не умирающий, проклинаемый и ненавидимый многими и еще большим числом забытый. Понимаю, что современному так называемому цивилизованному человеку куда легче смириться с верой в маленьких зеленых человечков с Плутона, прилетевших на Землю с экстремистскими намерениями, или в злобных мутантов, расплодившихся в результате секретных армейских экспериментов, а отнюдь не в старые, поросшие мхом суеверия, однако факт моего существования от этого не перестает быть фактом. Я живу в двадцатом веке и я – вампир.
Родом я не из Венгрии, в гробу уже давно не сплю и девственницами не интересуюсь. Вампиры больше не живут в зловещих и при первом же взгляде на них пробуждающих самые мрачные предчувствия замках и не терроризируют жителей окрестных деревень. Они затаились и ушли в тень больших городов. Большая часть мифов про наше племя так и осталась мифами. Но кое-какие факты все же верны.
– Все-таки сколько тебе лет?
– Так много, что я не помню.
– И за всю свою жизнь ты никогда с подобным не сталкивался? – спросила она.
– С подобным тебе? Нет.
– С подобным нынешней ситуации, – отрезала она, явно не склонная выслушивать сомнительные комплименты.
– Лично нет. Но кое-что слышал от своего приятеля.
– И как он решил вопрос?
– Там дело было не с ним, скорее, со знакомым его знакомого…
– Это частности, – сказала она. – Они нашли решение?
– Нашли, – неохотно признал я. – Но оно тебе не понравится.
– Почему?
– Он был безумно влюблен в смертную женщину, и, когда пропасть между их мирами стала слишком большой, он перенес ее в свой мир.
– То есть сделал ее вампиршей?
– В общих чертах – да.
– Ты прав, – сказала она. – Мне это не нравится.
– Не волнуйся, – сказал я. – Я же обещал тебе…
– Но могу ли я верить тебе на слово?
– Почему нет? Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моем слове?
– Пока нет, – признала она. – Но ты же…
– Монстр, – подсказал я.
Она промолчала. Просто не нашла слов.
Я отпил еще чая и закурил сигарету. Дурная привычка, приобретенная у смертных. Правда, рак легких мне не грозит. Курю я уже четыреста с лишним лет, и одним этим фактом мог бы зарабатывать миллионы долларов на рекламе табачных изделий. В отличие от «ковбоя Мальборо», загнувшегося от вышеупомянутого рака на пятом десятке.
По сосредоточенному лицу Ольги было видно, что она собирается с силами и накручивает себя. По идее, сейчас она должна выпалить какую-нибудь гневную тираду. Если я хоть что-нибудь понимаю в смертных женщинах.
Я в последний раз затянулся и потушил окурок в пепельнице.
– Да, ты монстр! – выпалила Ольга. – Ты очень правильно себя назвал! Ты – чудовище, убиваюшее людей!
– Вряд ли моего сегодняшнего оппонента можно отнести к числу людей, – сказал я. – Такой же монстр, как и я, только меньшего калибра.
– Оппонента! – фыркнула она. – Ты, с твоими бредовыми идеями и дурацким кодексом чести! Ты говоришь, что дал ему шанс!
– Как обычно, – сказал я. – Осиновый кол и серебряный кинжал, не моя вина, что он выбрал неправильно.
Вбить осиновый кол в грудь вампира, коли вампир не спит, дело более чем сложное, и под силу оно только Ван Хельсингу или кому-то из его ближайших сподвижников. Серебром же меня убить нельзя, зато можно нанести тяжелые раны, которые могли бы отвлечь меня от мыслей об охоте и спасти жизнь этого недостойного субъекта. Но с фольклором он был незнаком, а даже если и был знаком, то в большинстве случаев фольклор ничем не мог бы ему помочь. Потому что в большинстве случаев фольклор лжет.
– Даже если бы он выбрал правильно, – сказала Ольга. – Даже если бы вместо кинжала у него был двуручный меч, разве это могло бы ему помочь справиться с тобой? Какие у него были шансы против тебя? Против бессмертного?
– Даже сопливый новичок способен выйти на поединок против отъявленного бретера и уложить его случайной пулей, – сказал я. – Ты же не станешь отрицать, что такой возможности не существует? Так и я не говорю, что наши шансы были равны, но хоть какой-то шанс у него все же был, не так ли?
– Какой? Один из миллиона?
– Но все же это шанс, – сказал я.
– И твоя совесть чиста, потому что ты соблюдаешь тобой же придуманный дуэльный кодекс?
– Я – вампир, – напомнил я. – Еще не факт, что у меня должна быть совесть.
– Да, к сожалению. – Она вздохнула. – Я все время пытаюсь подойти к тебе со своей человеческой меркой… Ты знаешь, кто тебя заказал?
– Понятия не имею. Мне казалось, что антикварный бизнес – дело довольно-таки спокойное. Ну разве кто-нибудь хоть когда-то слышал о разборке антикваров?
– Я не слышала. На тебя никто не наезжал?
– Если и наезжали, то мне об этом неизвестно.
– Ни у кого ценности на аукционе не перехватывал?
– Ольга, антиквары – это не олигархи. Вряд ли они нанимают киллеров из-за стульев екатерининской эпохи.
– Но кто-то же его нанял, так?
– Ага, – согласился я.
– И если дело не в бизнесе, может быть, дело в тебе самом?
– Исключено, – сказал я. – Если бы он все обо мне знал, ни за что не выбрал бы в качестве оружия пистолет.
– Его могли не посвятить в подробности.
– Тогда у него тем более не было ни единого шанса, – сказал я. – Деньги на ветер. Он лажанулся, а стрелков нанимают не для того, чтобы они лажались.
– А может, таким образом тебя хотели предупредить? Знаешь, что-то вроде объявления войны…
– Дохлая рыба и палочки, вымазанные человеческой кровью? Я вижу, что «Крестный отец» сильно на тебя повлиял.
– Я серьезно! Возможно, что кто-то хочет тебе отомстить!
– Я тоже серьезно. Кроме того, о вендетте я знаю больше тебя. Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным. Эта пословица родилась на моей родине.
Я испанец по происхождению, граф по титулу и истинный вампир по сущности. Чтобы сделать меня вампиром, никому не нужно было меня кусать, вампиром я родился. Вампирами родились мои папа и мама. Возможно, что их родители тоже были вампирами, но мои познания нашего генеалогического древа не простираются так далеко. Если быть абсолютно точным, я могу перечислить двенадцать поколений моих предков, но подтвержденной информации о том, что все они были вампирами, у меня нет.
Рожденный вампир имеет огромное преимущество перед вампиром сотворенным. Чтобы вам было более понятно, приведу сравнение. Это все равно что убитая «копейка» семьдесят четвертого года выпуска и новехонький шестисотый «мерседес». Или теперь правильнее говорить «даймлер – крайслер»? Даже после нескольких веков практики и тренировок – а, как правило, сотворенные вампиры не часто могут похвастаться столь долгими сроками жизни – творение не может сравниться с создателем. Конечно, я не хочу сказать, что вампирами не становятся, это прозвучало бы нелепо и шло бы вразрез с общепринятой точкой зрения, но истинными вампирами все-таки рождаются.
В канун моего двенадцатилетия отец взял меня с собой на охоту и там, в тиши нашего охотничьего домика, оставшись со мной один на один, рассказал мне о моей истинной сущности.
Конечно, любой из современных психиатров скажет вам, что для двенадцатилетнего ребенка такое известие должно было вызвать шок и наградить глубокой эмоциональной травмой на всю оставшуюся жизнь, сколь бы долгой та жизнь ни была, а моя жизнь была очень долгой, но прошу вас принять во внимание тот факт, что я был дворянином. Мне с самого младенчества внушали мысль о собственном превосходстве, о том, что я не такой, как все, и что жизнь дворянина может быть суровой, но должна быть достойной, а поскольку мой род присягал на верность самому королю, тот в любой момент мог потребовать любой жертвы от своего вассала.
Так что, может быть, это и было шоком, но не таким уж тяжелым. А потом отец рассказал мне о преимуществах моего положения.
Бессмертие! Кто из вас отказался бы от него, тем более в глубоком детстве, когда наибольший шок ты испытываешь от сообщения родителей, что лишен этого блага? Организм, не поддающийся болезням, защищенный от любых вирусов и инфекций! Огромная сила, скорость, сверхчеловеческая мощь! Не зря мой отец слыл самым опасным клинком Короны! Возможность контролировать сознание людей! Возможность управлять телами мелких животных! И многое, многое другое.
И все это в обмен на несколько убийств, для которых можно подобрать людей, излишне отягощающих земную поверхность. Всего и делов-то: не ввязываться ни в какие заговоры против Короны, ибо единственное, что могло лишить меня всех моих способностей вкупе с жизнью, это смертная казнь через отсечение головы, положенная уличенному в измене аристократу. А уж вероятность получить в грудь осиновый кол в те времена была ничтожно мала.
– О чем ты думаешь? – Голос Ольги оторвал меня от воспоминаний безоблачного, ну почти безоблачного, детства.
– Твоя идея о мести мне нравится, – сказал я. – Точнее, не нравится. Но она заслуживает право на жизнь.
– Конечно, – сказала она. – За свою жизнь ты должен был нажить чертову уйму врагов.
– Да я не о том, – сказал я. Большая часть моих врагов уже в могиле, кого-то отправил туда я сам, другие сошли в нее сами, с течением естественного хода времени. – Я вот думаю: возможно, действительно завелся какой-нибудь эксцентричный антиквар? Или недовольный клиент?
Поскольку в настоящее время в этой стране клиентами антикваров были большей частью если не сами бандиты, то люди, с криминальным миром напрямую связанные, гипотеза казалась наиболее вероятной. Конечно, были у меня недоброжелатели и из общества долгоживущих, но к услугам банального киллера они вряд ли стали бы прибегать. А если бы и прибегли, то наняли бы целую бригаду и снабдили бы ее соответствующими инструкциями и инструментами. Расслабился я что-то в последнее время, распустился, раз уж смертные ко мне убийц начали подсылать.
…Лет через пять после того памятного разговора в отцовском охотничьем домике фигура моего родителя привлекла повышенное внимание двора. Внимание объяснялось тем фактом, что, несмотря на шестьдесят восемь лет официального возраста, выглядел он как тридцатилетний мужчина и обладал силой пятерых профессиональных кузнецов, находящихся в самом расцвете. Проявились его способности в результате какой-то глупой случайной дуэли, от которой отец не успел вовремя увернуться, и среди знати пошли нехорошие разговоры. Конечно, сжечь истинного вампира – дело довольно-таки проблематичное, но удовольствия от костра инквизиции все равно никакого не получаешь. И, не желая бросать тень на доброе имя семьи, отец симулировал собственную смерть, отрастил бороду и длинные волосы и теперь присутствовал в моей жизни под личиной какого-то дальнего родственника из провинции, которого при дворе никто толком не знал. Что касается моей матери… Женщинам маскироваться всегда проще. Благодаря косметике и искусству дорогого портного за молодых сходят и шестидесятипятилетние старушенции, так что вид очаровательной прелестницы при дворе подозрений ни у кого вызвать не мог. Всем известно, что даже смертные женщины изо всех сил стремятся скрыть свой настоящий возраст.
Теперь все гораздо сложнее. В цивилизованной части нашего мира, куда я не включаю только развивающиеся страны Африки и труднодоступные районы Латинской Америки (но жить там я не хотел бы, во-первых, и не смог бы, во-вторых; я на индейца-то не очень похож, что уж говорить о неграх?), каждый здравомыслящий индивидуум вынужден таскать с собой целую пачку различных документов, подделывать которые становится с каждым веком все труднее благодаря техническому прогрессу. Меньший багаж документов существует только в России, да и фальсифицировать их из-за постоянно царящего в стране бардака значительно проще, поэтому в конце девятнадцатого века я и подался сюда. Все местные революции и Гражданскую войну пережил без особого труда, во времена правления Сталина старался держаться как можно тише, дабы не загреметь в лагеря в качестве шпиона капиталистического мира, когда началась война, в порядке самозащиты в сорок первом году я ушел добровольцем на фронт, где и насмотрелся столько такого, что смертные проделывали друг с другом, что мучившие меня с детства угрызения совести по поводу собственных привычек отошли на второй план. Что стоит смерть одного человека от зубов вампира по сравнению со смертью миллиона людей в газовой камере или в печи крематория? А с чем можно сравнить ковровые бомбардировки городов? А применение ядерного оружия?
Вампиры, по крайней мере зрелые истинные вампиры, всегда тщательно выбирают свои жертвы, взвешивая каждого человека на беспристрастных весах справедливости, и никогда не наносят удар в том случае, если человек этого не заслуживает своими деяниями, ибо вампиры знают, что любая жизнь бесценна. Конечно, я не стану отрицать, что в каждом правиле бывают исключения. Один мой старый знакомый (на самом деле старый), Джон-Пол Уиллард, будучи довольно зрелым истинным вампиром, убивал по несколько человек каждую ночь и ничем при выборе мишеней не руководствовался. Не то чтобы его мучила какая-то особая жажда… Ему просто нравился сам процесс.
Смертные же, эфемерные по природе своей, живут так мало и жизнь их так быстротечна, что, казалось бы, должны во главу угла ставить любую жизнь, тем более жизнь человеческую. Так нет же! Они погрузили мир в кошмар из мелких локальных конфликтов, крупномасштабных войн и межгосударственного терроризма. В этом море убийств доля вампиров подобна небольшой капле. Если смертные не уважают сами себя, так за что уважать их мне?
Кое-какие сбережения на черный день у меня были всегда, но в полуголодной послевоенной России выделиться – значило нажить неприятности на свою бессмертную задницу. Так что я немного повосстанавливал колхозы, немного поподнимал целину, зато в начале шестидесятых зажил как человек, прошу прошения за случайный каламбур.
С тех пор все было тихо. Период «холодной войны», хрущевская «оттепель», последовавшие за ней брежневский «застой» и андроповское «похолодание»… В перестройку и после нее и вовсе не было никаких проблем. Стоило лишь властям объявить гласность и плюрализм мнений, как отовсюду вылезло столько разных чудиков, что несколько старомодный и консервативный вампир сразу же затерялся на их фоне. Я мог бы даже не маскироваться и прогуливаться по улице без темных очков и с трансформированными клыками – уверен, никто не обратил бы на меня внимания, – но приобретенная с большим жизненным опытом осторожность удержала меня от подобного шага.
Пару лет назад я встретил Ольгу, и стало почти хорошо. А потом…
Потом случилась сегодняшняя ерунда. Конечно, сам по себе эпизод с киллером был для меня неопасен, но послужил тревожным звоночком, который пробудил к жизни вторую половину моей натуры, несомненно, более мудрую и, так же несомненно, гораздо худшую. Она говорила, мне, что дело пахнет бедой. Большой бедой.
– Я не могу с тобой разговаривать, когда ты все время витаешь в облаках!
Хорошенькое обвинение для нежити.
– Прости, – сказал я и посмотрел на часы. – Уже поздно, и тебе пора ложиться спать.
На что мне было заявлено, что она удивится, если сможет хотя бы сомкнуть глаза после сегодняшних событий, но место действия таки перенеслось в спальню, и мне даже не надо было пускать в ход свои маленькие хитрости, чтобы через десять минут Ольга заснула крепким здоровым сном смертельно усталого человека.
Сам я спать не пошел. Мне спать? Вампир – создание ночное, а после сегодняшней охоты меня просто переполняла энергия.
Когда мне исполнилось семьдесят лет и пришла моя очередь имитировать собственную кончину, меня навестил отец. Он сказал, что по меркам нашего племени у меня наконец-то закончилось детство и я созрел для второго серьезного разговора.
– Мигель, – сказал он. Он уже давно не называл меня «сыном». Глупо было бы обращаться «сын» к человеку, который на вид ровесник тебе. А хронологически… Полагаю, что, будь мы смертными, он годился мне в прадедушки, причем вы можете сами подставить нужное количество «пра». – Как часто ты охотишься?
– Как придется, – сказал я. – Раз в месяц, иногда чаще, иногда реже.
– Как и все мы в молодости, – сказал он. Мать я потерял из виду лет тридцать назад, но до меня доходили слухи о какой-то новой звезде французского двора, которая по описанию была как две капли воды похожа на женщину, произведшую меня на свет. – Но с возрастом, разменяв свое второе столетие, ты поймешь, что в столь частой охоте нет необходимости. Вампиры зависят от человеческой крови, которая подпитывает их способности и их бессмертие, но со временем твой организм перестраивается и тебе нужно все меньше и меньше крови, чтобы пребывать в форме.
– Сколько лет тебе самому? – спросил я.
Он ответил.
– И как часто ты нуждаешься в крови?
– Я охочусь не больше раза в несколько лет, – сказал он. – И тебе советую поступать так же. Сейчас ты молод и неуязвим, по крайней мере так тебе кажется, но на самом деле это неправда. Стоит тебе только потерять осторожность, и… Понимаешь, кровь для вампира – как хорошее, выдержанное вино.
– В каком смысле? – спросил я. – Похмелья не бывает, что ли?
– И это тоже. – Он позволил себе улыбнуться. – Хорошее вино делает тебя молодым, сильным, смелым и безрассудным. И в то же время оно делает тебя глупым и уязвимым. Множество наших соплеменников умерли по причине собственной глупости. Они превратились в пьяниц, кровь заменила им вино, и они выходили на охоту каждый день, убивали всех без разбору, совершенно потеряв страх. Естественно, что ни один из них долго не протянул. Люди в большинстве своем мелки, жадны, двуличны и слабы, но ни один из нас не выстоит против целой толпы. У людей есть свои приемы, чтобы дарить нам смерть, ты должен все о них знать.
– Да, – сказал я. – Осина и серебро.
– И холодная сталь, перерубающая твою шею. Как я говорил, в первые сто лет жизни кровь нужна вампиру часто, потом организм приспосабливается и для поддержания жизни крови нужно все меньше и меньше. Не забывай об этом. Не бери себе больше, чем это необходимо.
Воздержание – залог долгой жизни, хмыкнете вы. То же самое вам может сказать любой диетолог.
Человеческая кровь для вампира – это хороший, сытный обед, приправленный изысканным вином. Человек не может жить без пищи, это даже не подлежит обсуждению, но если он будет злоупотреблять вином, которое подается к обеду, то вы сами знаете, чем это может закончиться. Я видел много людей-алкоголиков, тянущихся к рюмке, я видел много вампиров-алкоголиков, тянущихся к сонной артерии, и, можете мне поверить, все они заканчивали одинаково плохо.
Я охочусь редко, как и мой отец в свое время, ограничиваюсь одной жертвой раз в два года. Сегодняшний случай был вынужденным шагом, никакого желания и потребности пить кровь я не испытывал. Вы резонно можете возразить, что я мог бы просто убить киллера, не взяв при этом его кровь, и вы будете правы. Но я не смог остановиться, словно в меня вселился кто-то другой, кто управлял моими действиями и кто заставил меня это сделать. Я не смог сказать «нет» моему естеству, и это пугало меня больше всего. Люди убивают по разным причинам. Убивают из ревности, из жадности, из ненависти. Вампир же в большинстве случаев убивает исключительно от голода, и лишить кого-то жизни, не выпив при этом его кровь, для вампира неестественно. Может быть, в этом все дело?
Я слышал о нескольких случаях, когда вампиры нуждались в крови, как наркоманы нуждаются в очередной дозе, и дни таких вампиров были сочтены. Не подошел ли и я к этой черте? Не зажился ли я на этом свете?
Я вернулся на кухню и закурил еще одну сигарету. Для существа, которое не верит ни в Бога, ни в дьявола, не может быть жизни после смерти, для него есть только «сейчас». Несмотря ни на что, мне нравилась моя жизнь, и я вовсе не горел желанием покидать сей мир, каким бы несовершенным он ни был.
Я курил сигарету за сигаретой, позволив своим мыслям свободно плыть по течению, и они вернули меня к утреннему происшествию. На первый взгляд в нем не было ничего необычного, но в свете последних событий оно могло представлять интерес.
На жизнь я зарабатывал тем, что держал в центре города небольшой антикварный магазин, и можете быть уверены, что, приходя ко мне, вы получаете настоящую старинную вещь, а не какую-то дешевую современную поделку. В антиквариате я разбираюсь довольно неплохо. Посудите сами, странно было бы, если бы я не знал толка в вещах, которыми сам пользовался несколько веков назад.
В магазине я бывал не слишком часто, всецело полагаясь на двух помощников, а сам занимался закупками товара, посещал аукционы, совершал визиты в древние родовые гнезда и тому подобное. Сегодня, или теперь уже правильнее говорить вчера, так как полночь давно миновала, был как раз один из тех редких дней, что я проводил в магазине, проверяя отчетность и приводя в порядок документацию.
Около полудня в кабинет зашел Александр и сказал, что какой-то важный клиент хочет поговорить с директором магазина. Я немного удивился, поскольку обычно дела с клиентурой решались без моего участия, но все же пригласил того зайти.
Это был лысый толстяк в отутюженном костюме и маленьких темных очках. Его лысина произвела на меня неизгладимое впечатление. В книгах можно часто встретить фразу «сиял, как бильярдный шар», но только сегодня я понял, что это означает. Его голова была ровной, просто идеально круглой формы, на ней не росло ни единого волоска, и, похоже, он смазывал чем-то лысину для достижения равномерного блеска.
– Чем могу помочь? – спросил я, когда мы поздоровались и я усадил его в кожаное и вполне современное кресло.
Я не слишком привязан к «славным старым денькам», чтобы и свой кабинет обставлять в средневековом стиле. Единственное напоминание о профессии владельца кабинета висело за моей спиной.
– Меня интересует оружие, – сказал он, поправляя очки и вытирая пот со лба. – Видите ли, я коллекционирую антикварное оружие.
– Достойное увлечение, – солгал я.
Сам я не видел смысла в коллекционировании чего-либо вообще, а уж тем более в собирании древнего железа, которое сейчас никто просто не сумеет пустить в ход.
Не понимаю, почему он не мог обратиться со своим вопросом к обычному продавцу, коих я держал на зарплате в количестве двух штук. Я уже успел сделать наблюдение, что некоторые личности, а в современной России таких хоть пруд пруди, предпочитают иметь дело только с первыми лицами, сколь бы незначительным их дело ни было. Какой-то идиот когда-то давно заметил, что клиент всегда прав, и с тех пор все продавцы почему-то продолжают следовать его порочному примеру.
