355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Минаев » The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты » Текст книги (страница 4)
The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 20:52

Текст книги "The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты"


Автор книги: Сергей Минаев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Эта первые дни стояла неприступно, будто отступать некуда, за ней Москва! – Антон тщательно пережевывает салат, запивает водой. – Постой, а у тебя были замужние?

– Да. У меня жена, если ты помнишь. – Ванино лицо в этот момент выражает добродетель.

– Ха-ха-ха! И что? С тобой-то она себе такого не позволит. Или приятели рассказали?

– Да... – пытается возмутиться Ваня, но сформулировать не успевает.

– Семисветова... – вырывается у меня.

– Причем тут Семисветова?! – кривится Ваня.

– Она назвала меня нарциссом сегодня.

– Ты ее трахнул наконец?! – спрашивают они хором.

– Нет, а что?

– Мудак!

– Молодец!

– Вы определитесь, кто я! Кстати, как вы думаете, она спала с Хижняком? Это важно!

– Скорее нет, но будет. Это важнее, так что ты, если что, постарайся! – чарующе улыбается Антон. – Do it for your country!

– У меня новое безумное увлечение. – Я делаю им знак наклониться. – Я познакомился с нереальной девушкой.

– Кто же наша новая любовь? – подмигивает Антон.

– Карие глаза, шатенка, очень красивые ноги! – Я закатываю глаза.

– Ну? – щелкает пальцами Ваня.

– Короче, Дрончик! – Антон причмокивает губами.

– Ее зовут Наташа, – литавры, торжественная музыка, – учительница истории из школы, в которой мы социалку снимаем, – выпаливаю я.

– Ого! Мы наверстываем прогуленное в школе или уже в университете?

– Чего? – морщусь я.

– Секс был или нет, переводя на общепринятый. – Антон кривится. – Ты не перестаешь удивлять, чувак. Даже в наше сложное и злое время.

– Кстати о сексе. – Ваня широко улыбается. – В понедельник нас выебет Лобов. Антон, мы доснимем в пятницу?

– С пятницей как-то сложно все, – пытаюсь отмазаться я.

– Пятницы никогда по-настоящему не соглашались со мной, – расстроенно разводит руками Антон.

– Лобов никогда по-настоящему не вынимал из шкафа свою анальную дрель, – замечает Ваня.

– Проедем мимо бонусов? – настораживаюсь я.

– Нас оштрафуют? – презрительно плюет Антон и закуривает.

– Господи, неужели ты увидел там, внизу, мою синюю бейсболку с надписью «Yankees»? – Я молитвенно складываю руки. – Нас наконец уволят?!

– Не надейся! Скорее закроют проект и оставят на канале. – У Вани звонит телефон, он вставляет наушник. – Пренебрежительные взгляды коллег, клеймо лузеров. Хижняк, говорят, что-то шептал Лобову про свою тягу к продюсерству. Это я не тебе, так что там с договором?

– Это по-настоящему хуевые новости! – бросаюсь я на Антона. – Если ты, падла манерная, не придумаешь что-то с пятницей, – тебе пиздец!

– Что вы кипишитесь? У нас почти все готово! – Антон лезет в маленькую сумку цвета милитари и достает оттуда замусоленный молескин. – Все сцены. Нет только деталей...

– Главную героиню ты называешь деталью? – не унимаюсь я.

– Ну что я могу поделать, если ни одна мне не нравится? – Антон комкает салфетку. – Они фанерные какие-то...

– Мы тебя знакомили... – отрывается от телефона Ваня.

– Мы к тебе приводили... – вторю я.

– Мы...

– СТОП! ЗАТКНИТЕСЬ!!! – Антон вытягивает руку по направлению к входу. – ОНА! Там... идет по проходу...

– Где?! – Я оборачиваюсь в ту сторону и вижу женщину лет семидесяти, скорее всего иностранку.

– Зачем я повелся на твои базары про мечты о русском «калифорникейшн»?! – Ваня закрывает лицо руками.

– Ладно, я пошутил! – Антон возвращается к салату. – У меня финальный кастинг в четверг. Клянусь!

– Чем?

– Всем!

– У тебя ничего нет, кроме вертушек Pioneer, – напоминает Ваня. – Я их себе заберу.

– Правда, три варианта. – Антон показывает нам четыре пальца, потом спохватывается и один загибает.

– У нас 120 часов до сдачи материала, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Это бездна времени! – уточняет Антон.

Повисает пауза, во время которой я успеваю задать себе вопрос, какого черта я ввязался продюсировать этот сериал, который, скорее всего, так никто и не увидит. Тщеславие? Желание помочь Антону? Жажда денег? В самом деле, снимать две пилотные серии три месяца как-то неловко. Как-то неправильно. Рассказ о том, что в пятницу мы доснимем остаток материала, вызывает у меня не больше доверия, чем миф о Трое. Но не сваливать же теперь, в конце концов мы друзья, так? А главная героиня... Что-то подсказывало мне, что главной героиней так и останется софа в съемочном павильоне, видевшая уже некоторое количество удачных и не очень кастингов...

– Я объявляю загул! Бессмысленный и беспощадный! – закончив, Антон отваливается на подушки, прикусывает сигарету и смотрит на нас в ожидании реакции.

– Перелет по маршруту «Москва – Нью-Йорк – Лос-Анджелес» на частном, смею надеяться, самолете? С остановками в неприлично дорогих отелях, горами кокаина и шестнадцатилетними моделями? – Я ныряю в меню. – Или недельный запой в однокомнатной квартире где-то в районе Новокосино? Обшарпанные стены, скрипучий диван на кирпичах, молдавские проститутки, кто-то незнакомый варит на кухне винт. Какая программа на этот раз?

– Нет, я думаю, наш герой сначала высушит нам мозг, потом поедет домой, накурится и сутки будет смотреть кино, перемежая Висконти с извращенным порно. – Ваня убирает телефон в карман пиджака. – А утром он поедет к своей бабушке, обсудить увиденное. Он же человек интеллигентный.

– И как тебе, Антоша, главные героини? – Я надеваю на голову салфетку, изображая платок, и начинаю шамкать: – Трейси Лордс мне кажется убедительней Джульетты Мазины...

– ...Когда глотает, – равнодушно отвечает Антон. – Дураки дураками. В вашем возрасте могли бы быть более сопереживающими, более тонкими, что ли, по отношению к друзьям...

– Антон, у тебя такое лицо, – Ваня щелкает пальцами, пытаясь подобрать определение, – будто вчера сексопатолог сказал, что побороть твою преждевременную эякуляцию невозможно...

Антон согласно кивает, берет стакан с водой, неспешно потягивает через трубочку, потом внезапно выдергивает ее из стакана и плюет в Ваню приличным количеством воды. Ваня пытается закрыться рукой, но это не спасает. Струя воды попадает ему точно в лоб и оседает кляксами на белой рубашке. В ответ в Антона летит полупустая пачка сигарет, тканевые салфетки и зажигалка. Антон закрывается диванными подушками, подставляя под пули ноги, что еще больше выводит из себя Ваню, который, улучшив момент, засовывает себе в рот бумажную салфетку, быстро-быстро пережевывает ее, достает, комкает в снежок и швыряет точно в щель между подушками. В то место, откуда торчит нос Антона. В последний момент Антон каким-то невероятным движением ухитряется подставить локоть, и жеванный салфеточный ком ударяется в него, отскакивает, и, выписав замысловатую траекторию, засаживается в лицо официанту.

Дальше все происходит словно в замедленной съемке. Внезапный удар заставляет официанта сделать шаг назад, его левая нога скользит по паркету, поднос, на котором стоят друг на друге несколько тарелок с остатками пищи, накреняется, официант теряет точку опоры и буквально обрушивается на двух женщин средних лет.

Я смотрю, как тарелки и приборы движутся в рапиде, покрывая женщин недоеденным супом, рыбьими костями и каплями вина. Как официант оседает на пол, успевая сделать скорбное извиняющееся лицо и протянуть руку в сторону виновников этого беспредела. И он уже открывает рот, чтобы озвучить причину трагедии, но тут на пол летят бокалы и тарелки и разлетаются на куски. Антон смотрит на все это, укрывшись подушкой. Ваня, открыв рот, застыл в позе метателя камня, а женщины, воздев руки, синхронно визжат. У меня возникают сразу несколько идей, как то: вскочить и вытирать этих телок салфетками; протянуть руку, чтобы помочь подняться официанту; слегка ударить Ваню, как бы обнаруживая свои джентльменские намерения.

Но женщины так некрасивы и столь вульгарно одеты, официант так жалко выглядит, да и зачинщики, мои друзья, вряд ли во всем виноваты, ведь это была честная дуэль. Так что идеи разом умирают, и мне остается лишь всплеснуть руками и довольно громко заявить:

– Это было потрясающе!

Сидящие вокруг нас зачарованно досматривают финал этой сцены, женщины уже не визжят, а громко матерятся, а из колонок опять начинает играть Suede «Beautiful Ones», и в этот момент я жалею только о том, что под рукой нет камеры, уж больно красивый получается сюжет. В моей голове уже происходит монтаж и наложение звука, и я уже мысленно пишу закадровый текст, не замечая, как сбоку возникает метрдотель с лицом английского бульдога и начинает что-то выговаривать моим придуркам, а те не сговариваясь указывают пальцем в мою сторону и говорят:

– Это не мы, это он!

Крупный план. Андрей Миркин сидит, открыв рот и разведя руки в стороны. Его лицо выражает глупое восхищение и вместе с тем отчаянное непонимание, почему его так мерзко подставили...

Со всех сторон слышится порицающее шушуканье сидящих за столами, женщины озвучивают стоимость своих туалетов с пояснениями, где они были приобретены, метрдотель говорит что-то о посуде, испорченном диване и «оплатить по справедливости», но я настолько ошарашен поведением моих друзей, что на минуту теряю самообладание, пропускаю все это мимо ушей и довольно тихо (впоследствии окажется, что на весь зал) произношу:

– Нихуя себе! – и вскидываю глаза на официанта. – Ты слепой? Да я вообще в этом не участвовал! Чувак, ты хоть следишь за тем, что у тебя в зале происходит? Я буду... я напишу в книгу жалоб! – непонятно почему, но именно эту мантру опущенного обывателя услужливо подбросило сознание. В социально-культурном плане, видимо, это означало, что герой «Шинели» живет в каждом из нас.

Во время этих обоюдных препирательств к нам подошел директор ресторана, увел с собой женщин, обезображенных возрастом и объедками, за ними следом исчез Антон, а метрдотель, с благословения начальства, предложил нам немедленно удалиться. Мы понуро шли к выходу, стараясь не встречаться глазами с окружающими. За моей спиной сказали что-то про телевидение и про «совсем уже обурели», но во мне все так клокотало от обиды, что я предпочел не реагировать, дабы не оставлять после себя кучи трупов среди зарослей рукколы, плошек с соевым соусом и раскатанных по полу калифорнийских роллов.

– Как мило ужинать с друзьями! – констатировал я, когда мы вышли на улицу.

– Ну ладно, чего ты! – Ваня отвел глаза и двинул по направлению к кустам.

– В жизни с вами больше никуда не пойду! – Я закурил и стал считать про себя, чтобы успокоиться.

Ветер легонько прошелестел листвой, на противоположной стороне улицы припозднившийся торчок в капюшоне, почти закрывавшем лицо, метнулся из-под колес зазевавшегося бомбилы. На город оседала ночь, смешанная с туманом и выбросами выхлопных газов.

– Я все разрулил, – громко сказал Антон, спускаясь по ступеням. – Оставил некоторое количество иностранной валюты, так что все в порядке! Больше нас сюда не пустят!

– Ура! – отозвался Ваня из кустов.

– Ну что, чуваки, – я хлопнул в ладоши, – теперь, когда этот мелкий инцидент исчерпан, думаю, пришло время объясниться со мной, так? Сказать что-то теплое, что-то такое, что заставит меня поверить: в ваших действиях не было злого умысла, вы лишь... выразили социальный протест обществу упырей и метрдотелей.

– Дрончик, извини, неловко вышло! – Антон попытался обнять меня. – В конце концов, что было бы, окажись ты на месте Вани?

– Действительно! – Ваня оправил на себе пиджак. – Это же не я начал водой плеваться, как школьник.

– А нечего было на мою бабушку наезжать! – парировал Антон.

– Так это я, что ли... Кстати! – Ваня указал на меня пальцем.

– Точно, вот кто все начал! – Антон согласно кивнул.

– Так что без вины виноватых не бывает! – заключили обе сволочи.

– Вы совсем сдурели?! Вы же начали ваши разборки из-за чьих-то половых проблем!

– Кстати о проблемах. – Антон смотрит на часы. – Поехали на свинг-пати? Я был на прошлой неделе – это угар, чуваки!

– Я к жене, – извиняется Ваня.

– Так, с этим все ясно, как обычно дезертировал, а ты?

– Я? После всего, что между нами было? У меня сегодня хохлушка или хохлушки на примете. – Я похлопываю себя по карману джинсов, проверяя, на месте ли телефон.

– То есть ты возьмешь и вот так запросто меня бросишь? – Антон укоризненно смотрит на меня. – Бросишь человека, которого нигде, кроме свингер-клуба, не ждут?

– Поехали лучше ко мне, дывысь, яка гарна дивчина! – Я достаю айфон и показываю ему фотографию.

– Отличная! А теперь представь, что там таких не две, и даже не четыре, а?

– Ладно, чуваки, я откланиваюсь. – Ваня пытается сделать книксен. – Кстати, Дрон, что ты там про Эрнста говорил?

– Забей! – сплевываю я.

– Ну? – вопросительно причмокивает губами Антон.

– Ты же знаешь, я всегда был против групповух, общественного разврата и аморального поведения, – отвечаю я с кислой миной. – Я человек публичный...

Свернув с Маросейки, мы долго петляли по змеевидным переулкам, которыми изрезано все пространство между «Китай-городом» и «Чистыми прудами». Антон изредка притормаживал, высовывал голову в окно, сверяясь с какими-то одному ему ведомыми опознавательными знаками, чертыхался, сдавал назад, разворачивался и снова рулил.

– Ты дорогу точно запомнил? – интересуюсь я, открывая окно. – Может, он не на Чистых, а на Патриарших?

– Я же здесь недавно! Мне что Чистые, что Патриаршие... – морщится Антон. – Сам с Тамбова, к братику вот приехал...

– Ты в другой раз, когда от братика выходишь, отмечай обратную дорогу, как Мальчик-с-Пальчик, – продолжаю я. – Он пшено разбрасывал, а ты кидай презервативы, чтобы птицы не склевали.

– Я в другой раз буду на столбах твои умные мысли записывать, чтобы не заблудиться.

– О, тут ты сильно рискуешь: растащат! На цитаты. – Я смотрю на часы. – Тем временем, Антон, мы петляем уже полчаса, где же свингеры? У меня пропадает эрекция...

– Ты бы не пиздил под руку, а? – раздражается Панин. – Сам топографический кретин, а туда же!

– От моего кретинизма страдаю только я сам, а от твоего вынуждены страдать дру... – Договорить я не успеваю, потому что Антон резко тормозит и мне приходиться упереться рукой в панель, чтобы не вышибить лбом стекло. – Аккуратней нельзя?!

– В следующий раз поедешь на метро, как студент. Приехали!

– Господи, за что ты послал мне таких друзей?! – бормочу я, вылезая из машины. – Кстати, презервативы у тебя есть?

– Инвентарь выдадут на месте. – Антон изображает, как достает нож, наносит мне три удара в горло и обтирает лезвие о рукав.

Я картинно хватаюсь руками за горло и сползаю по стене.

– Хватит идиотничать, тут наверняка камеры по периметру. Еще подумают, что мы извращенцы.

– А разве нет? – на всякий случай уточняю я.

Тем временем мы подходим к неприметной двери, ведущей в полуподвальное помещение. Желание дурачиться нарастает.

– Антон, ты не знаешь, – я останавливаюсь как вкопанный, – там маски выдают?

– Какие маски, дегенерат? Омоновские?

– Венецианские! – Я обвожу в воздухе контур маски. – Бархатные такие, знаешь? С прорезями для глаз. Боюсь, не сумею сохранить инкогнито. Попаду под объективы папарацци в туалете и прочее!

– Слушай, отвали! Тоже мне, Джордж-сука-Майкл нашелся!

– Антоха, ну погоди! – Я обегаю его, преграждаю путь и перехожу на шепот. – Возьми меня за руку! Мне страшно! Я никогда не был в подобных местах...

– Миркин, я тебе сейчас в нос заеду, заебал, честное слово!

– Ну ладно, ладно, – сдаюсь я, – все-таки тебе следует почаще бывать в Европе. Ты стал жутким букой. Для тебя что секс, что траншеи копать – один сплошной негатив. Твое чувство юмора стремительно близится к нулю, зайка.

– У тебя все? – Антон останавливается перед входом и пишет эсэмэску.

– С вводной частью да. Теперь о практике: скажи, если мне понравится девушка, а ее уже трахает кто-то другой, что нужно сказать?

– Например, что тебе звонили от Эрнста! Или предложить ей работу в Останкино, – с отсутствующим видом отвечает этот гад.

– Я тебя серьезно спрашиваю!

– По ходу разберешься. – Антон нажимает на кнопку звонка, дверь щелкает, и мы заходим.

Спустившись по лестнице, мы попадаем в квадратное помещение с барной стойкой, диванами и тремя милыми девушками-барменами. Двое сонных охранников лениво подпирают стену напротив входа.

– Добрый вечер! Здравствуйте! – приветливо щебечут девушки. – Выпьете?

– Мы на вечеринку любителей анимационного кино, – видимо, называет пароль Антон. – Два виски с колой, пожалуйста.

– Пожалуйста, – девушка одаривает нас одной из тех радушных улыбок, какими славится средняя полоса России.

– На блядюшник похоже. – Я рассматриваю висящие на стене плазменные панели, по которым крутят последние достижения отечественной поп-музыки. Озвучивает это безобразие почему-то Lady GaGa. – Слушай, Антон, вот скажи мне, почему во всех подобных местах по телевизору крутят русскую попсу, а из колонок играет попса западная? Почему не наоборот?

– Если картинку мы кое-как умеем делать, то музыку – нет. Средней руки совковая евро-картинка под аккомпанемент Бритни Спирс диссонанса не вызывает. А представь, что будет, если запустить клипы Кайли Миноуг в сопровождении потрясающего вокала Жанны Фриске!

– Живые позавидуют мертвым? – предполагаю я. – Чего-то меня слегка мандраж бьет. А ты в порядке?

– Меньше нужно балаболить. – Антон ставит стакан на стойку и кидает рядом некоторое количество купюр. – Пошли!

– Вы знаете, куда идти? – осведомляется девушка. Из помещения два выхода – в левый и правый коридоры. Чуть помедлив, Антон улыбается и отвечает:

– Мы в курсе, – и уверенно чешет в левый.

«I’ll lick your ice-cream, and you can lick my lollipop», – бухает из колонок.

– Приятно, когда за тебя платят! Знаешь, я чувствую себя настоящей селебрити в такие моменты! – хихикаю я.

– Или девушкой селебрити.

Мы идем по коридору до конца и упираемся в широкие двери темного стекла.

– Ты уверен, что нам сюда?

– Исчезни! – говорит Антон и дергает дверь.

– Да меня и не было никогда, зайка! – пожимаю я плечами.

В просторной комнате полукругом расположены три вместительных дивана. Перед диванами низкие стеклянные столы. На диванах развалились шестеро мужчин от тридцати до сорока с плюсом. Играет тошнотворная подборка лирических баллад из репертуара отелей с почасовой оплатой. Мы проходим, здороваемся с присутствующими, кто-то предлагает мне стакан с водкой, который я беру на автомате, но замечаю бутылку виски на столе и ставлю стакан обратно, ловя на себе пару неодобрительных взглядов.

Мужчины вяло переговариваются, изредка посматривая на часы. Судя по тому, как они на нас смотрят, – мы единственные «новенькие» в этой компании.

– Когда телки-то будут? – интересуюсь я у Антона.

– Раздеваются, – Антон неуверенно пожимает плечами.

– А почему столы стеклянные? Здесь наркотики дают? – не унимаюсь я.

– Здесь просто дают, – отвечает Антон, отворачиваясь, чтобы ответить на вопрос соседа.

Я осматриваюсь по сторонам.

– Первый раз? – обращается ко мне армянин с породистым лицом. – Гарик.

– Угу, – киваю я, чокаясь с ним. – Андрей.

– Тут хорошо, – мелодично говорит он. – Все проверенные, нормальные люди. Без проблем. Это Саша. – Кивком головы он показывает на чувака, моего ровесника, одетого в узкие джинсы и белую рубашку.

– Привет! – машет мне Саша.

– Привет-привет, – улыбаюсь я. – Слушай, Гарик, а презервативы тут где?

– В комнатах, где раздеваются. И презервативы и смазка, не волнуйся.

– Окей. – Я поворачиваю голову и вижу, как Антон запрокидывает голову, смеясь шутке соседа.

– Ну что, пойдем? – сидящий напротив меня грузный бородатый мужик в черной футболке и джинсах, легонько стучит по часам. Из-под рукава футболки виден кельтский орнамент.

– Пошли-пошли! Засиделись! – обнимает бородатого за шею качок в обтягивающем свитере. – Ты телегуто починил?

«Байкеры наверное», – отмечаю я.

– Давно пора! – откликается мой сосед.

Собравшиеся поочередно ныряют в комнату, выходя оттуда голыми. Последними идем мы с Антоном и армянин с Сашей. В комнате только кровать и душевая кабинка. На полке над кроватью лубриканты, презервативы, фаллоимитаторы и еще какая-то ерунда для сексуальных игрищ. Армянин быстро сбрасывает пиджак и рубашку, обнажая густую поросль на теле. Мы с Антоном переглядываемся и неспешно раздеваемся.

– Где девки? – это скорее сигнал тревоги, чем вопрос.

– Сейчас придут... я думаю, – совсем неуверенно шепчет Антон.

– Слушай, ничего, если я сразу с твоим парнем? Или вы вместе сначала хотите? – дышит мне в ухо армянин.

– Чего?! – Антон моментально сереет лицом.

– Нет, ребят если вы хотите вместе начать, никаких проблем! – Гарик примирительно поднимает руки.

– Не понял! – Меня будто кипятком ошпаривает. – Что ты сказал? Чей парень?

– Вы такие драматичные! – пискляво откликается Саша. – Любите игрушки? Гарик может заковать вас в наручники и трахнуть своим кривым армянским хуем.

– У меня не кривой, – Гарик хмурится и снимает брюки.

– Мы, видно, дверью ошиблись, – мямлит Антон.

– Они классные, правда? Такие актеры милые! – Саша подходит и обнимает меня за талию. – Хочешь меня?

Я рубящим движением бью его по кисти.

– Ай! – взвизгивает Саша. – Ты что, дура? Предупреждать надо, что любишь хардкор!

– Так, чуваки! – Антон отступает в угол комнаты. – Спокойно! Мы реально ошиблись комнатой. Мы шли на свинг-пати с девушками, врубаетесь?

– Э? – удивляется армянин.

– Что «э»? – кажется, я краснею. – Мы ж не знали, что здесь еще пидар... в смысле геи собираются!

– Сам ты пидар, понял, нет?! – Армянин начинает багроветь.

– Спокойно, спокойно! – Я поднимаю одну руку вверх, а другой сгребаю футболку и кроссовки. – Мы сейчас ровно отскакиваем отсюда. Исчезаем, будто нас не было, окей?

– Он мне чуть руку не сломал! – жалуется Саша, теребя кисть.

– Что тут у вас за разборки? – держась за дверной проем, в комнату втягивается «байкер» с нешуточной эрекцией.

– Они натуралы! – Гарик тычет в нас пальцем

– У всех свои недостатки, – ощеривается «байкер». – Один раз – не Фредди Меркьюри, чуваки!

В этот момент мы с Антоном, не сговариваясь, прижимаем к груди шмотки и тараним «байкера» плечом. Он вываливается обратно, мы проносимся к двери, Антон дергает ее на себя, дверь не поддается, и он начинает испуганно озираться по сторонам. Гомики похотливо смотрят на нас, распластавшись на диванах. Я стараюсь не отмечать подробностей, чтобы не получить сексуальную травму, и наваливаюсь на дверь, которая, как оказалось, открывается наружу.

На бегу натягиваем на себя футболки и влезаем в кроссовки, прыгая на одной ноге.

– Они дальше не пойдут, – говорит Антон, пытаясь восстановить дыхание.

– Света боятся? Они же пидары, а не вампиры, зайка!

– Заткнись!

Девушки на ресепшн удивленно оглядывают нас:

– Так быстро? Вам у нас не понравилось?

– Нам «у них» не понравилось.

– А вы, ребята, не знали, куда шли? У нас же для гетеро – направо. Перейдете? – Они прыскают со смеху.

– Нет, спасибо. В другой раз! – отвечаю я, одергивая футболку.

– У вас очень... мило! – брякает Антон, и мы скипаем на улицу.

– Заходите еще! – звучит вслед.

Первые минут двадцать в машине молча слушаем музыку. Антон ведет довольно быстро, сворачивая, кажется, наугад.

– Извини, брат, абсдача! – наконец выдыхает он, когда машина оказывается на Чистопрудном.

– Ты понимаешь, – нервно жестикулирую я, – ты понимаешь, баран, что у меня теперь репутация испорчена?

– С какой это стати? Будто ты раньше по борделям не шлялся! Или ты переживаешь, что ударил того парня?

– По гей-борделям, прошу отметить! По гей-борделям – никогда. А если у них там камеры? А они наверняка есть, мудило!

– Дрончик, не переживай, ну я же не думал, что так получится! Я-то в прошлый раз был в другой комнате.

– А может, ты меня так приобщить хотел? – Я пристально смотрю на него. – Пресыщенная богемная жизнь, да, зайка?

– Ты не заговаривайся! – Антон делает вид, что злится.

– Я не заговариваюсь, я задумываюсь. – Я машу рукой с сигаретой перед лицом, отгоняя клубы дыма. – И знаешь, о чем я думаю, зайка? Я думаю о заголовках в газете «Жизнь»!

«Моя бабушка читает газету “Жизнь”» – цитирует Антон «ЦАО». – Ты Ксения Собчак, что ли, чтобы за тобой папарацци охотились? Любишь ты преувеличивать!

– Давайте-ка поговорим о преувеличениях. – Я стучу пальцами по «торпеде». – Байкер со стоящим членом это достаточное преувеличение? Или фото, на котором нас двоих обнимает мальчик Саша, – это преувеличение? Или Гарик, блядь? Милый армянский бизнесмен Гарик!

– Я не слышу тебя, Миркин, я тебя не слышу! – Антон закрывает руками уши.

– Держись за руль, придурок! – верещу я. – лучше стать героем гей-культуры, чем некролога!

– «Мы плохо кончим все, какая разница с кем?» – напевает Антон.

– Надо было звонить хохлушкам, – досадую я.

– Кстати, может, еще не поздно?

– Кстати, – осекаюсь я, – давай остановимся на углу, за прудом! Хочется воздуха.

– А ты хохлушкам позвонишь? – уточняет Антон.

Я смотрю на него, стараясь выказать наивысшую степень презрения.

Несмотря на то, что последние дни августа стоят очень теплые, в воздухе висит ожидание осени. Она – в степенно проходящем мимо нас бомже, который кутается в рваную «аляску» и поправляет сбившуюся лямку рюкзака цвета «хаки», в обнимающихся на лавочках студентах, которые целуются так, будто всем своим видом хотят показать, насколько ненавидят приближающийся учебный год. В припозднившейся паре – ей лет двадцать семь, ему около сорока. Он обнимает ее за плечи и, чуть наклонив голову, что-то рассказывает, поглядывая по сторонам. Она несет понурый букет так, что кажется даже для цветов очевидно: роман закончился. Он больше ничего не может ей дать. У него проблемы с бизнесом, или с больными родителями, или с детьми, а на самом деле – просто закончилось лето... и жена днями вернется из отпуска. Девушка думает о том, что следовало расстаться еще в июле, а ему ее немного жаль, ведь он знал наперед, как все закончится. Но до конца августа еще неделя, и думать о том, что будет в сентябре, нет никакого желания. Будто сентября и нет в календаре...

Мы сидим на берегу пруда и наблюдаем, как одно за другим гаснут московские окна.

– Надо было сразу по твоему сценарию все делать, – говорит Антон, глядя на уголек своей сигареты.

– Скажи это еще раз, на восьмую камеру. Только сожаления добавь.

– Идиоты, честное слово, столько вариантов было, и чего меня туда понесло?! – Он щелчком отбрасывает окурок, и тот, описав дугу, падает в пруд.

– А потом мы сокрушаемся, почему лебеди дохнут!

– От плохой экологии? Людского безразличия? Ну не от окурков же! Лебеди не идиоты, чтобы окурки жрать, так?

– Хорошо Ваньке, – вздыхаю я. – Никаких вариантов. Дома любимая, смею надеяться, жена. Ребенок. Знаешь, я смотрел на него сегодня и думал о том, что в его лице что-то поменялось. Появилась какая-то устроенность, что ли.

– Мы же всегда были против этой устроенности, помнишь?

– Думаешь, мы были правы?

– Я не знаю. – Антон снова закуривает. – Ты хочешь ребенка, Миркин?

– Иногда мне кажется, что хочу. А ты?

– Я стараюсь не зарубаться на этой теме, грустно становится.

– Еще пару лет назад мы и мечтать не могли о том, что у нас получится. – Я откидываюсь на спину, положив руки под голову. – Только сейчас это не особенно радует.

– А чего у нас получилось? – Лицо Антона, подсвеченное сигаретой, в одну секунду становится осунувшимся и усталым. – Что у нас такого есть, братик?

Я молча пожимаю плечами.

«У меня есть ключи от всех дверей Москвы. А чем, товарищи, похвастаете вы?» – играет в машине «ДышДыш!».

У меня вибрирует телефон.

– Гостьи из солнечной Украины прибыли. Стоят у памятника Грибоедову, – докладываю я, прочитав эсэмэс. – Антох, давай только к тебе поедем!

– Все равно, – неопределенно пожимает плечами он.

Мы поднимаемся с травы и садимся в машину. По улице лениво ползет трамвай, за ним скорбная тонированная «девятка» и поливочная машина. Улицу переходит человек, одетый пандой. На спине панды номер телефона и название рекламируемой им лавки. Голову панды человек держит под мышкой.

– Как-то невесело, – гляжу я вслед удаляющемуся человеку. – Хочется чего-то...

– Может, по доброй традиции отпиздишь медведа?

– Fuck you...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю