Текст книги "Фенимор Купер"

Автор книги: Сергей Иванько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Когда в феврале Купер отправлялся в Лондон, он рассчитывал, что летом он совершит длительное путешествие по маршруту Амстердам – Гамбург – Ганновер – Киль – Копенгаген – Норвегия – Швеция – Санкт-Петербург – Москва – Варшава – Берлин – Париж. Однако его пребывание в Лондоне затянулось. Пришло сообщение о смерти тестя, и, конечно, Купер не мог и помышлять о том, чтобы в этих условиях оставить жену одну на несколько месяцев. К удовольствию жены и детей, Купер отказался от своих планов и взамен решил вместе с семьей провести лето в Швейцарии. Подготовка к путешествию затянулась, и только 20 июля семейство Куперов на дилижансе прибыло в пригород Берна, где они сняли удобную каменную виллу.

Купер к этому времени задумал новый роман из жизни индейцев, однако красоты окружающей виллу природы звали его к путешествию, и вместо романа писатель решает написать путевые заметки о Швейцарии. Уже через несколько дней после приезда Куперы всем семейством отправились в первое путешествие по стране, которое заняло четыре дня. В конце августа они едут в северо-западные кантоны, останавливаются в Цюрихе и Люцерне. В первой половине сентября Купер с гидом отправляется пешком по центральной Швейцарии, за десять дней он проходит более 300 миль. В конце сентября писатель посещает Лозанну и Женеву.

Во время своих путешествий Купер внимательно осматривает развалины, слушает предания и легенды. В один из дней гид обратил внимание писателя на отдаленную скалу. Когда-то на ней стоял замок Роденфлухов. У владельца замка было два сына. Когда владелец умер, старший находился в дальней стране, и замок и земли унаследовал младший. Прошло несколько лет, старший брат вернулся и потребовал свою долю наследства. Младший не захотел делиться наследством, братья схватились в жестокой схватке, и один из них был убит. Но и другой вынужден был бежать из страны, бросив все свое имущество. Он погиб вдали от родных мест в безвестности.

«Слушая эти романтические легенды, – писал в своем дневнике Купер, – всегда следует помнить, что цивилизованность этих старых баронов была ненамного выше цивилизованности вождя племени могауков, да и богатство и власть были примерно такими же… Необходимо немалое доверие и известная доля неведения, чтобы сохранить высокое уважение к так называемым древним фамилиям».

Посещал Купер и исторические места. Надолго запомнилось ему короткое посещение Констанцы, где в 1414 году проходил церковный собор, на который был вызван Ян Гус – национальный герой чешского народа, проповедник, идеолог чешской Реформации. Он надеялся на соборе в открытом споре с церковниками защитить свое учение. За свою жизнь он не опасался, так как имел охранную грамоту императора Сигизмунда I. Но грамота ему не помогла, его заточили в тюрьму, осудили как еретика и сожгли на костре.

Констанца – «чистый, просторный, но выглядящий пустынным город, известный состоявшимся здесь церковным собором и судом над Гусом», – записывает в своем дневнике писатель. – «Показывали деревянную клетку, имитирующую настоящую каменную, – менее чем три фута шириной, футов десять в длину и футов семь-восемь в высоту. Говорят, что это точная копия той, в которой содержали Гуса».

Купер любуется открывающимися видами. «Контраст между белыми домами и зеленью лесов и полей, как его видишь в пасмурный сырой день, вероятно, наиболее совершенное сочетание цветов швейцарской природы», – записывает он в дневнике 15 сентября 1828 года. Обращает он внимание и на одежду людей, на общественные правы. Вот он встречает паломников в церкви: «Грязь, болезни, невежество». Прогуливается по улице – и новая запись: «Пьянство здесь не редкость. Видел пьяную женщину». Увидел озеро, новые мысли: «Видел несколько мест, которые сильно напоминают окрестности озера Отсего».

Однако картины местных нравов, красоты природы и живописные древние развалины не могли отвлечь писателя от мыслей о своей последней книге, от взаимоотношений между американцами и европейцами. «Не сообщу тебе ничего нового, если скажу, что европейцы оценивают нас слишком низко, – пишет он 16 августа 1828 года из Берна своему другу Лютеру Бредишу. – Они думают, что раз они живут в рамках старых выпестованных институтов и как индивидуумы существуют дольше, чем мы, то и знают они больше… Я думаю, что мы будем предметом общей антипатии во всей Европе именно в силу того, что мы пользуемся преимуществами, которые время и судьба отняли у них… Хотя европейцы в целом слишком поглощены своими собственными делами, чтобы думать или заботиться о нас, это никак не относится к их правительствам. Если бы Англия и Франция не ненавидели друг друга, они бы объединились политический воспользовались бы первым же подходящим случаем, чтобы силой сокрушить нас… Европа накануне великих потрясений».

На вилле Купер наслаждался тишиной, любовался видом Берна с его собором и часовой башней. Он помнил, что именно на этой вилле его парижский знакомый Жозеф Бонапарт провел часть лета после знаменитой битвы при Ватерлоо. По свидетельству дочери писателя Сюзан, он все время находился в состоянии какого-то «не поддающегося описанию поэтического вдохновения».

Осенью 1828 года Купер официально ушел в отставку со своего поста американского консула в Лионе, «устав от этого высокого отличия, которое ничего мне не дает». В это же время Купер решает переехать на юг, сменить «гордыню одиночества» на «яркость красок итальянского тепла». 8 октября 1828 года семейство Куперов на коляске с четверкой лошадей, сопровождаемые фургоном с парой лошадей, покидает Берн и направляется на юг. Путь их лежит во Флоренцию. Дорога предстояла длинная и небезопасная. Поговаривали, что на этом пути путешественники нередко подвергаются нападениям бандитов. К счастью, путешествие проходило вполне благополучно. По дороге сделали несколько остановок. Одна из них была в Милане, где путешественники осмотрели знаменитый миланский собор Дуомо, величественный вид которого привлек их внимание еще на подъезде к городу, и другие достопримечательности. 22 октября Куперы прибыли во Флоренцию.

Вскоре они сняли часть замка Рикасоли и обосновались в его высоких, отделанных деревом комнатах с отличными каминами и элегантной мебелью. Купер с детства любил сидеть у горящего камина и наблюдать за игрой огня. Обычно он сам складывал дрова в камине одному ему известным способом и с наслаждением наблюдал, как медленно разгорается пламя. Бережливые итальянцы, холодными зимними вечерами собиравшиеся у Куперов, восторженно реагировали на ярко горевшие камины, этот обычай они считали типично американским.

«Когда по вечерам мы опустим гардины на окнах, разожжем яркий огонь в камине, вокруг которого соберутся наши детишки, а иногда к нам присоединится и кто-либо из приезжих американцев, мы чувствуем себя настолько уютно, что я представляю себя дома» – так описывала эти вечера своей сестре жена писателя. Купер наслаждался осмотром картин, скульптур, архитектуры, знакомством с новыми интересными людьми. Но не меньше его интересовали положение простых граждан, их повседневная жизнь и работа, возможности для образования, роль властей.

Каждое утро писатель работал в своем кабинете. Еще в Париже он задумал роман из жизни индейцев и ранних американских поселенцев – пуритан. Купер работал над ним в Париже, в Швейцарии, и вот теперь роман был закончен. Необходимо было опубликовать небольшое количество экземпляров на английском языке, чтобы разослать их издателям в Англии, Америке, Франции, Германии. Но оказалось, что сделать это не так-то просто: во всей Италии не было английских наборщиков. Наконец Куперу сообщили, что есть возможность издать книгу в Марселе. Он тут же отправляется в Марсель.

Но и в Марселе удалось найти всего лишь одного наборщика, способного работать на английском языке. Купер не хотел долго оставаться в Марселе, вдали от своей семьи. Он договаривается с наборщиком, что тот поедет с ним во Флоренцию и будет работать там под непосредственным наблюдением писателя. Проблема заключалась лишь в том, что наборщик был глухонемым. Но другого выхода у писателя не было. Вместе с наборщиком он возвратился во Флоренцию, выделил ему комнату в своем доме и начал работу. К сожалению, набор продвигался очень медленно, наборщик часто впадал в такое состояние, что вообще не мог работать, п вскоре от его услуг пришлось отказаться. Выручил библиотекарь герцога, который нашел издателя. Вскоре книга была набрана, отпечатана, и ее листы были отправлены издателям в Лондон, Париж и Филадельфию.

Новый роман писателя назывался «Плакальщица из Виш-тон-Виша» и был посвящен событиям в американском штате Коннектикут во второй половине XVII века. Действие начинается в 1666 году в небольшом поселке Виш-тон-Виш в семействе старого колониста Марка Хиткота, в доме которого работает пленный молодой индеец. Во время одного из налетов индейцев на селение молодой индеец исчезает, захватив с собой маленькую внучку Хиткота Руфь.

Проходит десять лет. Снова поселок Виш-тон-Виш подвергается набегу индейцев, которым руководит индейский вождь Конанчет – бывший работник Хиткота. Самого Хиткота с семейством индейцы забирают в плен. Оказывается, что жена индейского вождя – это внучка Хиткота, носящая теперь имя Нарра-матта. Она и ее муж спасают Хиткотов от смерти. Однако об этом узнает верховный индейский вождь, и по его приказу Конанчета казнят. Нарра-матта погибает вместе со своим мужем. Вскоре от горя умирает и ее мать – «Плакальщица из Виш-тон-Виша».

Как свидетельствует дочь писателя, сочетание Виш-тон-Виш на одном из индейских наречий означает название небольшой птицы козодоя жалобного. Английским издателям это название не поправилось, и они выпустили книгу под названием «На границе». В Англии роман до сих пор издается под этим названием.

Марк Хиткот – пуританин. Купер никогда не был поклонником пуритан и их религии. Но он по достоинству ценил их мужество, расчетливость, трудолюбие, упорство в достижении целей, их простые жизненные устои. Знал Купер и о той существенной роли, которую пуританские колонии Новой Англии сыграли в становлении североамериканского независимого государства. Поэтому выбор героев нового романа не мог быть случайным.

Обращает на себя внимание образ индейского вождя Конанчета. Автор наделяет его такими высокими качествами, как благородство, деликатность, великодушие, терпимость. Взяв себе в жены белую женщину, он тем самым обрекает и себя и ее на гибель. Купер показывает, что межрасовые браки в Америке того периода не могли завершиться благополучно. К теме межрасовых отношений писатель еще не раз вернется в своих произведениях.

Интересно отметить, что двумя годами раньше писательница из штата Массачусетс Катарина Седжуик опубликовала роман «Хоуп Лесли, или Давние времена в Массачусетсе», в основу которого положена похожая история. Находившийся в Европе Купер не читал романа Седжуик и ничего не знал о нем. Как отмечает дочь писателя, вероятно, они оба черпали свои истории из древних преданий и рассказов о ранних поселенцах.

Единственная американская рецензия на «Плакальщицу из Виш-тон-Виша» появилась в феврале 1830 года в журнале «Сатзерн ревью», издававшемся на юге страны в городе Чарльстоне (штат Южная Каролина) известным адвокатом и государственным деятелем Хью С. Ле-гаром. Рецензент уже в первой строке заявил, что «Это произведение является неудачей». По его мнению, писатель «топчется на поле своих былых успехов», навязывая читателям «скуку» и лишая их надежды на что-то новое. Рецензент призывал писателя «оставить поле, которое уже ничего не сможет произвести при его методе обработки». Он также обвинил Купера в том, что он попросту имитирует Седжуик и романы Скотта. Это было самое критическое выступление о романах Купера в американской печати 20-х годов XIX века.

Жизнь Куперов во Флоренции шла своим чередом. Хотя писатель «избегал принимать приглашения лордов, герцогов и принцев, чем обижал их», как свидетельствует жена Купера, ему все же приходилось поддерживать отношения как со многими иностранцами, жившими во Флоренции, так и с американцами, которых бывало во Флоренции немало. Поведение многих соотечественников вызывало возмущение писателя. «Скупость и мелочность, которые мне пришлось наблюдать среди некоторых наших граждан, просто делают меня больным, – пишет он знакомой в Америку. – А что вы думаете об американцах – к тому же дамах, – которые в Париже посещают званые вечера небезызвестного печальной памяти шпиона капитана Генри! Они знают, что я не стесняюсь говорить во всеуслышание о такой постыдной низости, и, конечно, жаждут мести».

Купер, как известно, был весьма щепетилен в вопросах чести, и поэтому его так возмущало отношение многих его соотечественников к капитану Джону Генри. Ирландский рыцарь удачи, он в 1809 году поступил на службу к канадскому генерал-губернатору и был послан в штаты Новой Англии с заданием доносить о всех фактах недовольства населения федеральным правительством. Позднее он за 50 тысяч долларов раскрыл американским властям заговор, имевший целью отделить штаты Новой Англии от Соединенных Штатов и создать из них конфедерацию, пользующуюся поддержкой Великобритании. В 1812 году Джон Генри уехал во Францию, где и обосновался. Отношение Купера к подобным рыцарям наживы без стыда и чести было однозначным, и он не мог простить своим соотечественникам заигрывания с такими людьми.

В то же время именно во Флоренции Купер познакомился со многими американцами, которых в этот город привела любовь к искусству, стремление усовершенствовать свое мастерство. Одним из них был бостонский скульптор Горацио Гриноу, который предложил писателю сделать его бюст. За год до этого известный парижский скульптор и медальер Пьер Ман Давид д'Анже изваял бюст Купера. Однако писатель был заинтересован в поощрении отечественных талантов, поэтому он не только согласился на новый бюст, но и заказал Гриноу мраморную скульптурную группу. Так как Гриноу никогда раньше групповых скульптур не делал, он настоял на том, что заказ будет считаться выполненным только в том случае, если и сам скульптор и заказчик останутся довольны его работой.

Было решено, что скульптор попытается передать в мраморе сцену, изображенную на одной из картин кисти Рафаэля. Работа скульптора понравилась Куперу, весьма высоко оценил ее и известный флорентийский скульптор Лоренцио Бартолини. «Насколько я знаю, это первая групповая скульптура, изваянная американским скульптором… – писал Купер в мае 1829 года Джеймсу де Кей, активному члену клуба «Хлеб и сыр», большому любителю искусств. – Для нашей страны приобретение хорошего скульптора отнюдь не пустяк. Из всех искусств искусство скульптора, пожалуй, нужно нам больше всего. Монументы и архитектурные украшения больше соответствуют вкусам нашего народа из-за своей доступности и осязаемости, чем другие виды искусства… Существует теснейшее взаимодействие между всеми средствами национального процветания… Если мы хотим соперничать с европейскими промышленниками в области художественных промыслов, то мы должны воспитывать вкус… Европа находится в затруднительном положении. В Англии они тешат себя тем, что все их беды происходят от перепроизводства. Но ведь Джон всегда крайне изобретателен, когда нужно презирать свои недостатки, и крайне глуп, чтобы увидеть прогресс других народов. Что касается американцев, то я здесь вижу их мало, а знаю и того меньше».

Горацио Гриноу был человеком небогатым. Свое второе путешествие в Италию в 1828 году он совершил благодаря богатому бостонскому торговцу Томасу Перкинсу, который предоставил молодому скульптору право бесплатного проезда на своем корабле до Гибралтара. Во Флоренции Гриноу нуждался в средствах, и встреча с Купером помогла ему решить его финансовые проблемы. «Фенимор Купер, – писал впоследствии Гриноу, – спас меня от отчаяния во время моего второго приезда в Италию. Он предоставил мне работу, которую я хотел и которая была мне необходима. Он относился ко мне с добротой и сердечностью отца».

Достаточно поездив по Европе, побывав во многих городах и в нескольких странах, Купер не мог без смеха вспомнить те россказни посетивших Европу американцев, которые ему приходилось выслушивать в Нью-Йорке. Похвальба и заносчивость соотечественников выводили его из себя.

31 июля 1829 года Куперы покинули Флоренцию и па двух экипажах отправились в Ливорно. По дороге они остановились в Пизе, поднялись на знаменитую падающую башню. Купер внимательно осмотрел башню и решил, что она так была построена первоначально. В Ливорнском порту Купер прежде всего обратил внимание на корабли: «Один американский в порту и три на якоре. Десять английских. Много из Сардинии… Три русских… вероятно, из Одессы. Они – среди лучших кораблей, находящихся в порту».

В Ливорно на протестантском кладбище был похоронен сослуживец писателя коммодор Томас Гамбл. Купер посетил его могилу и написал затем стихотворение в память о своем товарище. В порту Купер нанял феллуку, на которой все семейство отправилось в Неаполь.

Тридцатитонная посудина «Прекрасная генуэзка» имела команду из десяти человек. Это обстоятельство весьма удивило писателя. «Мне самому пришлось быть одним из одиннадцати моряков, включая офицеров, которые провели корабль водоизмещением триста тонн через Атлантический океан», – отмечал в этой связи Купер. Пять дней морского путешествия с заходами в небольшие прибрежные городки, включая посещение острова Эльбы, пролетели быстро, и наши путешественники прибыли в Неаполь.

«Нелепо сравнивать нью-йоркскую бухту с неапольской, – записывает Купер 9 августа 1829 года в своем дневнике. – Неапольская, безусловно, сильно впечатляет окружающими горами, игрой света и тени на отрогах, и всем этим сочетанием гор, воды, света и тени. Нью-Йоркская же лучше оборудована, как порт, и окружена со всех сторон сушей. Только Гудзон и его скалистые берега, пожалуй, могут сравниться по красоте с Неаполем, да и то они сильно проигрывают перед неапольским побережьем. Хотя в нью-йоркской бухте есть места, с которых открывается прекрасный вид на обе реки, морские проливы, берега, и эта картина превосходит любой морской вид в Неаполе».

Через несколько дней Куперы обосновались в Сорренто, в старом большом доме, который называли вилла Торквато Тассо в честь родившегося по преданию в этом доме итальянского поэта. Писатель ежедневно работал над новым романом, который он начал еще на даче под Флоренцией. Роман назывался «Морская волшебница, или Бороздящий океаны», он снова переносил читателей в так любимую Купером морскую стихию. В центре романа – пират и контрабандист по прозвищу Бороздящий океаны. Романтическая история его приключений, похищения и спасения двух богатых наследниц рассказана писателем на фоне жизни приморского городка Нью-Йорка в конце XVII века.

Действие романа начинается, когда Бороздящий океаны, капитан небольшой быстроходной бригантины «Морская волшебница», похищает красавицу Алинду де Барбери, наследницу богатого нью-йоркского торговца.

В погоню за бригантиной отправляется небольшой английский корвет, капитан которого Ладлоу добивается руки Алинды. «Морская волшебница» уходит от своего преследователя, а на английский корвет нападают два французских военных корабля. Бороздящий океаны видит, что корвету приходится туго, и решает идти ему на помощь. Французские корабли разбиты, и Бороздящий океаны возвращает свою пленницу капитану Ладлоу. Благодарный капитан предлагает Бороздящему океаны защиту английских властей, но тот предпочитает на «Морской волшебнице» уйти в океан навстречу новым приключениям.

Купер идеализирует в романе и Нью-Йорк конца XVII века, и его богатых торговцев, и отношения между белыми и неграми. Но есть в романе реалистические описания и сцены, достойные пера автора. Это прежде всего описания моря, кораблей и морских сражений. Интересен и образ почтенного торговца Бевероута, для которого смысл всей жизни заключается в получении прибыли. Вот он рассказывает, как сделанные в Англии бусы он меняет на меха у индейцев, как продает эти меха герцогине в Германию, а его пальцы автоматически откладывают на счетах полученную прибыль. И становится ясно, что главное удовольствие для него заключается не в путешествиях через леса и к индейцам и не в плавании через океан с мехами, а в тех цифрах, которые он откладывает на счетах и которые говорят о его доходах.

Купер намеревался издать роман в Риме, как обычно, небольшим тиражом на английском языке, чтобы отправить его тут же своим обычным издателям в Америке, Англии и других странах. Книга была набрана и отправлена в цензуру. День проходил за днем, а разрешения на издание книги все не было. После нескольких попыток удалось наконец-то получить ответ: разрешения на печать романа не будет, так как одна строка на второй странице вызвала резкие возражения итальянских властей. Строка эта была следующая: «Да и сам Рим можно отличить только по разрушенным храмам и упавшим колоннам».

Куперу ничего не оставалось, как забрать рукопись из цензуры и попытаться издать книгу в другой стране. Удалось это сделать в Дрездене. А вскоре роман был издан и в Англии и в США.

Первой на новый роман Купера откликнулась «Нью-Йорк миррор» – еженедельная газета, освещавшая жизнь высшего общества, а также проблемы литературы и искусства. В декабре 1830 года она опубликовала рецензию, принадлежавшую перу Чарльза Силсфилда, беглого монаха из Моравии, который обосновался в Швейцарии и оттуда совершил несколько длительных путешествий в США. «Один из недостатков нашего автора, – писал Силсфилд, – заключается в том, что он повторяет самого себя и представляет на суд читателя второе издание тех же самых героев. Ничто не может быть более похоже друг на друга, чем «Красный корсар» и «Бороздящий океаны». Просто невозможно представить себе, что одно произведение не является простым пересказом другого. И каждый читатель неизбежно увидит это тождество, несмотря на то, что они отличаются ростом и цветом волос. «Морская волшебница» – это тот же прекрасный корабль, что мы видели в «Красном корсаре». И в каждом романе одна и та же скрытная девица, действующая в той же сомнительной роли… Наш автор, безусловно, умеет писать по-английски, хотя его стилю и недостает простоты и краткости».

Небезынтересно отметить, что Чарльз Силсфилд путешествовал по США в качестве торговца и журналиста и в 1828 году издал три книги об Америке. Одна из них – роман из индейской жизни «Токеа, или Белая роза» – была написана под явным влиянием романов Купера.

Находясь в Сорренто, Купер поддерживал активную связь со скульптором Горацио Гриноу, продолжавшим свои занятия во Флоренции. «Что нам сейчас нужно, – писал Купер в ноябре 1829 года, – это талантливые люди, способные дать пашей стране атмосферу изысканности и уверенность в себе. Мы должны разорвать цепь умственной зависимости, которая превращает нас в рабов, и начать думать самим. Три четверти оценок и мнений Европы традиционны и приняты, чтобы служить обстоятельствам, которые они не могут изменить, как бы им этого ни хотелось. А наши политические и религиозные пуритане готовы проглотить все, что ни говорится в Европе, конечно, если они сами остаются свободными от необходимости платить церковную десятину или склонять голову перед королями… Во всяком случае, абсолютно невыносимо, что группа людей второго сорта дома пытается представить дело таким образом, что они выражают мнение нации на том только основании, что эти олухи, побывав в нескольких странах, претендуют на исключительность. В истинном таланте нет ничего исключительного. Он ниспослан природой и апеллирует к ней же».

Интересно сравнить эти суждения писателя и другие подобные им, которые он высказывал в письмах близким друзьям и знакомым, с теми, которые он излагал в своих «Представлениях американцев» и которые, как мы видам, были изрядно приукрашены и продиктованы понятным стремлением представить свое отечество и его граждан в наилучшем свете. Сам же писатель видел свою страну в истинном свете и никак не обольщался ни ее успехами, ни ее демократическими устоями.

Купера заботит будущее молодого скульптора. Узнав, что англичане советуют ему уехать в Англию, Купер резко возражает: «Ни один человек в здравом уме, в вашем возрасте не оставит молодую и процветающую страну, чтобы уехать в другую, где конкуренция достигла грани безумия и которая сама уже приходит в упадок». Что же касалось утверждений о том, что Англия способна создать скульптору репутацию, то Купер не без оснований считал, что скульптору или художнику в Италии добиться хорошей профессиональной репутации легче, чем в Англии.

Писатель пешком и на лошадях путешествует по окрестностям Сорренто, осматривает развалины древних построек и недавно построенные дома простых граждан. На лодке он едет на прибрежные острова, подымается на высшую точку острова Капри. Дома он внимательно прочитывает местные газеты, интересуясь всем, что происходит в мире. Вести из-за океана приходят редко. «Я вряд ли видел хоть одну американскую газету за последние несколько месяцев, – жалуется он в письме американскому дипломату Роберту Р. Хантеру, – ничего не знаю, что происходит дома. Если у вас есть, что рассказать нам, мы будем вам весьма признательны».

Его волнуют сообщения из Франции и Англии, из далекой России, которая воевала с Турцией и «чья армия находилась у ворот Константинополя». Но, конечно, больше всего Купера беспокоили вести из Франции. «Не сошел ли с ума Карл X? Неужели он думает, что Полиньяк способен утихомирить этих неистовых французов?.. Все французы, с которыми мне приходится встречаться, в бешенстве от позиции Англии, так как считают, что во всех переменах к худшему виноват Веллингтон. Самое худшее, что может быть для правительства Политика, – это если его начнет расхваливать английская пресса. Подобное чтение способно привести французов в ярость».

Купера возмутила статья известного английского публициста Уильяма Коббета, опубликованная 22 августа 1829 года в его еженедельнике «Политикал реджистер». «…Если освобождение Греции, предоставление свободы черным, независимость Южной Америки, как бы все эти действия ни согласовывались – и согласовывались довольно точно – с абстрактными принципами права и справедливости, если они все же будут опасными для Англии, если они хотя бы в малейшей степени будут способны уменьшить ее мощь, ослабить ее влияние в мире в будущем или же поставить под угрозу в какой-либо степени ее безопасность, то святой обязанностью английского правительства будет решительно выступить против подобных действий».

«Читали ли вы утверждения Коббета по поводу того, что надлежит предпринять Англии, чтобы сохранить ее господство на море и в торговле? – спрашивает Купер в письме к Горацио Гриноу. – Высказанное им и есть тот несправедливый принцип, на основе которого английское правительство действует вот уже 400 лет. И при этом оно еще все время читает нравоучения».