Текст книги "Заговор"
Автор книги: Сергей Сергеев
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Сергей Сергеев
Заговор
Я прожил жизнь, не начиная,
И падал, чтоб подняться вновь,
И снова падал, задыхаясь,
Хрипя от боли, в темень, в ночь.
Страшусь не боли, не измены,
Не жаркой сладости ночей,
Не настроений быстрой смены,
Ревнивых криков и речей.
Боюсь утратить нежность взора
И пальцев трепет в тишине.
Молю, не исчезай, родная,
Ты – часть меня, ты вся – во мне.
Стихи автора
Глава 1
Три одиночества
Май 2007 года,
Мюнхен – Лондон – Мюнхен
«Ничего больше не будет, ничего!»
Валерия подошла к окну. В темноте угадывались очертания озера. Днем оно казалось таким ласковым. Сейчас в комнату тянуло сырым холодом.
Зябко передернув плечами, Валерия закрыла окно и опустила жалюзи. Сквозь белые пластинки проглядывал тусклый свет, отбрасываемый фонарями, стоящими вдоль берега.
Она сидела в кресле и разглядывала желтые блики на стене. Один из них был особенно резвым. Он обгонял своих бестолковых собратьев, прятался, а потом торжествующе выскакивал из засады и суетливо метался от потолка до пола.
Словно искал что-то. Но не находил.
«А что, собственно, произошло? Ну расстались. И правильно сделали. Мы же не подходим друг другу».
Ветер становился сильнее. Дрогнули стекла окна. Желтый зайчик-торопыга отплясывал в самом центре стены.
«Нет, это я ему не подхожу. Лучше быть одной. Спокойнее. Но почему же так тоскливо?»
Валерия очень обрадовалась, когда ее подруга Хелен, с которой они вместе учились на факультете журналистики Берлинского университета, предложила ей пожить в доме своих родителей в маленьком курортном городке недалеко от Мюнхена:
– Дом пустой, родители работают во Франкфурте, приезжают только летом. Очень красивое озеро. Рядом горы. Отлично отдохнешь!
Объехав по автобану Мюнхен, Валерия без труда нашла тихий курортный городок на самом берегу озера. Ее встретила женщина, которая поддерживала порядок в доме. Кажется, ее звали Мартой. Она показала Валерии гостевую комнату, ванную со свежими полотенцами и даже приготовила к приезду запеченную в духовке индейку, обильно сдобренную паприкой.
И Валерия осталась одна.
Только тогда она почувствовала, как устала, и провалилась в тяжелый сон. Зря, конечно. Лучше было бы прогуляться вдоль озера. Может, тогда удалось бы избежать бессонницы и этой мучительной ночи.
«Нет, от этого никуда не денешься. Он думает только о себе. Почему мне так не везет? Разве я хуже других? Не хуже. Говорят, что даже красива. И умна.
А разве ум гарантирует счастье? Ничего он не гарантирует. Как же тяжело! Никогда так не было. За что все это?»
Ветер, кажется, стих. Над озером выползла круглая луна.
Разбухшая и перезрелая, как апельсин.
Он очень любил шутливые оперы Доницетти и каждый раз, когда приезжал в Мюнхен, обязательно старался попасть в оперный театр. Здесь работали в прошлом Моцарт, Штраус, Вагнер.
Небольшой и уютный, этот театр прекрасно подходил не только для немецкой, но и для лукавой, радостной итальянской музыки, которая надолго создавала праздничное настроение.
Хотелось подпевать про себя и даже гримасничать. Как в детстве. В этот раз все было не так. Доницетти существовал сам по себе, в параллельном мире, не затрагивая его мысли и не успокаивая раздерганные нервы.
Питеру Штайнеру нравилась его работа в одном из крупнейших германских журналов. Он уже давно не обольщался по поводу журналистской романтики и знал, что лучшие экспромты рождаются благодаря длительной и напряженной подготовке. Озарения, конечно, случались, но для этого требовалось досконально изучить материал. Мозги, не замутненные информацией, способны только на дешевые восторги, до которых читателям нет никакого дела. Они хотят узнать нечто новое, полезное, а заодно сопоставить его впечатления со своей жизнью. Не важно, где эти впечатления получены – в охваченной гражданской войной африканской стране или в никогда не спящем Нью-Йорке. Главное – чтобы они были логичными, аргументированными и, между прочим, укладывались в привычную схему мышления. Или, наоборот, взрывали все представления и стереотипы.
Выбор за вами, господин Штайнер!
Но для выбора необходимо желание. А его нет, как будто никогда и не было. Улетучилось, пропало, испарилось.
«Сели батареи, и сейчас подлодка всплывет на поверхность. А потом перевернется брюхом кверху, как дохлая рыба».
Что в прошлом? Два неудачных брака. Дочь, которая осталась с первой женой. Она становится все больше похожей на мать и ненавидит своего непутевого папашу.
Баланс не очень!
Но самое печальное было в другом. Какое-то время Питер был уверен, что не создан для семейной жизни. Он ценил одиночество, а бурная работа и постоянные командировки давали достаточно ярких впечатлений. Даже с избытком.
Всякий раз после возвращения он чувствовал, что его ждали для того, чтобы вывалить накопившиеся претензии и обиды. Естественно, его вновь тянуло уехать подальше. И слава богу, это желание всегда совпадало с возможностями.
Какое облегчение он почувствовал, когда остался наконец один! Никаких упреков. Никому и ничего не должен. Работай в свое удовольствие, живи полной жизнью.
Но он недооценил коварство своей натуры. Человеку всегда мало. Или слишком много. Нельзя раз и на всю оставшуюся жизнь определить: а что тебе нужно? Меняются обстоятельства, а вместе с ними и желания.
Питер без сожаления дослушал оперу до конца и вышел на улицу. Ему было приятнее просто пройтись по ночному Мюнхену, похожему сейчас на южный город, заросший буйной зеленью с ее одуряющими ароматами, шелестом листвы и пением цикад. Не зря Мюнхен называют самой большой деревней Германии.
Он запутался, заблудился, потерялся. Мысли не складывались, как обычно, в логичную схему. К работе претензий нет. Все в порядке. Но настроение! Жуть какая-то.
Может, поехать отдохнуть? Скучно. Лучше в командировку. Но для работы тоже нужен душевный подъем, а где его взять?
Мимо прошелестели велосипеды. На другой стороне улицы раздавались и выкрики подвыпившей молодежи и возбужденный смех.
Питер свернул в темный переулок, который выходил к гостинице.
Так будет короче.
Ей казалось, что она не увидит больше этих кошмаров. И на какое-то время они действительно отпустили ее измученную память.
Сейчас воспоминания опять терзали сознание. Она чувствовала себя продолжением своего отца – в мыслях, ощущениях, радости и физической боли. Было очень больно. Петля стягивала шею, лицо побагровело. Ноги беспомощно дергались в воздухе. Тело поджалось, напряглось, а потом беспомощно повисло, слабо вращаясь вокруг своей оси.
Снова этот кошмар.
Беназир Бхутто встала с постели и прошла в гостиную своего лондонского дома. Она не хотела принимать снотворное. Завтра опять будет раскалываться голова. Но ничего не поделаешь. С этим нельзя жить.
Мучительные видения возобновились, как только стало ясно, что она может вернуться на родину, в Пакистан, где двадцать восемь лет тому назад генералы устроили заговор, свергли, а затем казнили ее отца.
И где она дважды была премьер-министром. И каждый раз новый заговор и вынужденная отставка. Годы ареста, изгнания. Не много ли для одной женщины?
Она замужем и, кажется, любима. Но это ничего не меняет. Демоны прошлого терзают ничуть не меньше. Одиночество многообразно, как и несчастья, которые его рождают.
Сейчас пришло время рассчитаться. Пока отец не будет отомщен, она не сможет спать, дышать, любить.
Одиночество необходимо, когда хочешь избавиться от воспоминаний. Оно лечит. Но когда возвращаются муки прошлого, лечение становится бесполезным. Тогда нужно пойти навстречу прошлому. Зачем? Чтобы отомстить? Разумеется. Неотомщенные мученики никогда не успокоятся. Но, она хочет вернуться не только ради мести. Ее любят, ей поклоняются, ее боготворят. На Востоке совсем другой темперамент, чем в холодном, чопорном Лондоне или торгашеской Америке.
Это невозможно сравнить с любовью и самой пылкой страстью. Живая богиня – что может сильнее будоражить кровь! В ее жилах течет кровь князей, которые владели провинцией Синд. Отец – пакистанец, а мать – персиянка. Взрывоопасное колдовское смешение. Да, она будет божеством для своих подданных. И только тогда ее кошмары растворятся в потоке любви и преданности.
Другого пути для нее нет. Она знает это.
Беназир улыбнулась. Ее пышные волосы растрепались и упали на глаза. Как в юности.
Она больше не может быть одинокой.
Ночью на Мюнхен обрушился проливной дождь. А утром уже было сухо.
Все изменилось. Из темного, зловещего пятна озеро превратилось в пасторальную картинку, обрамленную оконным переплетом.
Валерия поспешила открыть окно и вдохнула прохладный, ароматный воздух. Ей хотелось поглощать этот воздух ложками, чувствуя, как он торопит кровь по всему телу.
В холодильнике обнаружилось любимое вишневое варенье, свежее сливочное масло, швейцарский сыр.
Валерия приняла горячий душ, потом облилась ледяной водой, причесала еще влажные волосы и с наслаждением выпила большую чашку горячего кофе. Поджарила в тостере ломтики хлеба, намазала на хрустящую корочку масло, а сверху тонкий слой варенья. «Трудно представить себе что-либо вкуснее».
На журнальном столике в гостиной она нашла свежие газеты и рекламные проспекты. Они лежали аккуратной стопкой. Видимо, Марта регулярно доставала из почтового ящика всю корреспонденцию.
«А этот крошечный городок – не такая уж провинция», – подумала Валерия, быстро просматривая прессу и яркие листочки объявлений.
На одном из фото она увидела необычный деревянный дом, построенный в виде круглой башни. Оказалось, что это выставочный зал, где разместилась экспозиция известного фотохудожника.
Другое объявление приглашало на ежегодную выставку-продажу баварских сувениров, изготовленных местными умельцами. Выставка устраивалась прямо на берегу озера.
«Когда это? В воскресенье. Отлично. Как раз сегодня. Посмотрю все, а заодно погуляю».
Валерия удивилась – оказывается, уже десять часов. Обычно она вставала пораньше. Чемодан можно разобрать после прогулки. Вчера не было ни сил, ни желания.
Валерия быстро вытащила из чемодана первые попавшиеся вещи. Выбор оказался удачным. Именно так она и хотела одеться. Голубые джинсы из мягкого материала, майка-блузка с рисунком известного итальянского дизайнера, кокетливые белые ботиночки – в них можно пройти любые расстояния.
Удобно и стильно.
Перед выходом она еще раз посмотрела в зеркало. Высокая и стройная. Белокурые волосы. Немножко полноваты бедра, но ничего не поделаешь – наследственность. Крупные черты лица. Свежая кожа и блестящие, любопытные глаза. Неплохо. Не скажешь, что у нее была беспокойная ночь.
Сзади хлопнула дверь металлической ограды. Валерия улыбнулась. Она знала, что сегодня будет удачный день.
Предчувствие ее никогда не обманывало.
Может, только в редких случаях.
Глава 2
«Список Гелена»
Май 1947 года,
Советская военная администрация в Германии,
Берлин, Карлхорст
– Как вы могли согласиться? Вам же твердили, что Америка – враг Германии!
– Россия тоже была нашим врагом.
– Но все же есть разница. Между Россией и Германией был заключен пакт о ненападении. Его нарушил Гитлер, и Германия поплатилась. Вы что, забыли об этом?
– Не будем вспоминать Гитлера. Его уже нет.
– Однако Германия существует. Каким вы видите будущее страны? Американской колонией? Молчите. Сказать нечего? Вас заставили работать на американцев?
– Меня невозможно заставить. Они требовали, не давали есть, но я отказывался.
– Где вас держали до вербовки?
– В Баварии. Лагерь в Мосбурге. Он устроен специально для офицеров СС.
– Сколько заключенных в лагере?
– Около трех тысяч.
– Кто вел допросы?
– Американцы. Говорили, что прибыли из Вашингтона, чтобы провести фильтрацию.
– Почему вы согласились работать на американскую разведку?
– Я очень устал и отказывался отвечать на их вопросы. Потом меня провели в комнату и оставили одного. Я задремал. Вдруг открылась дверь, и вошел человек в штатском. Очень высокий.
– Со шрамами?
– Откуда вы знаете?
– Вы его узнали?
– Почти сразу. Это был Отто! Да, мой командир Отто Скорцени! Я узнал его!
– Не кричите. Говорите спокойнее.
– Это был Отто!
– Понятно, что Отто. Слышали. Он говорил с вами?
– Да, он сказал, что Германия проиграла войну, но история не заканчивается. Нам нужно помогать американцам, чтобы остановить орды большевиков. Иначе они захватят всю Германию и вырежут всех немцев.
– И вы согласились?
– Да, я дал подписку, и меня направили в тренировочный лагерь.
– А потом перебросили во главе группы диверсантов в советскую оккупационную зону. Вас захватили почти сразу же. Не ожидали?
– Я был готов к смерти, но не думал, что все произойдет так быстро.
– Сейчас сожалеете, что согласились?
– Это был Отто. Он сказал…
В затемненном помещении раздались глухие рыдания, переходящие в бред.
– Уведите, – распорядился капитан госбезопасности Круглов.
Его непосредственный начальник майор госбезопасности Старостин покачал головой:
– Нам он вряд ли подойдет. Истеричен. Психика расстроена. Сомневаюсь, что у него опыт работы с агентурой. Диверсант. Не более того. Но какой-то информацией владеет. Поработайте с ним. Выясните, что он знает о лагере в Мосбурге. С кем сидел? Кто из его знакомых согласился работать на американцев? Кого видел в тренировочном лагере, кто его конкретно готовил к заброске в нашу зону? Планы диверсий, условия связи, контакты.
Круглов старательно записывал, хотя он и так знал, что именно следует «вытрясти».
Рабочий день продолжался уже четырнадцать часов. Допрашивали группу диверсантов, захваченных контрразведкой на территории советской оккупационной зоны Германии.
Количество агентов, забрасываемых из американской и британской оккупационных зон, возросло в несколько раз. Среди них преобладали немцы, прибалты, украинские националисты, власовцы. Иногда попадались и серьезные нацисты, которыми не брезговала американская разведка.
Перед отделом Старостина была поставлена особенно сложная задача – подобрать кандидатов для перевербовки и обратной заброски в западные оккупационные зоны Германии.
В первую очередь интересовала американская разведка, которая обладала неограниченными финансовыми возможностями и буквально на глазах наращивала обороты. По агентурным данным, только за последние месяцы американцы при помощи нацистских «экспертов» начали сразу несколько крупных операций против «советского блока».
Весомых результатов у подразделения Старостина пока не было. Но его это не смущало.
Он понимал, что лучше приобрести одного серьезного «крота», чем десятки слабых и тем более сомнительных агентов, которые «сгорят» сразу же после возвращения или – что намного хуже – опять переметнутся на другую сторону.
Спокойная рассудительность Старостина вызывала раздражение высокого начальства, которое отчитывалось «по валу».
Что реально даст приобретенный агент в будущем – гарантировать никто не может. Многое будет зависеть даже не от его искусства и изворотливости, а от стечения обстоятельств и удачи.
В случае успеха ордена достанутся офицерам, которые будут руководить «кротом» именно в это «звездное» время, а о тех, кто его нашел, разгадал, превратил человеческие обломки в грозное оружие, вряд ли вспомнят.
Это понимали все, но относились к укоренившейся несправедливости по-разному. Старостин предпочитал делать дело, даже ценой собственной карьеры. К счастью, в Москве хорошо осознавали человеческую и профессиональную ценность Старостина и терпели его несговорчивость.
Круглов потянул затекшую спину и неожиданно улыбнулся:
– Товарищ майор, по крайней мере один серьезный экземпляр у нас имеется. Только начали с ним работать – и такие результаты! Матерый, много знает, на вопросы отвечает охотно.
– Его так учили. На случай провала. А если подстава?
– Нельзя исключать, но нутром чую: тут что-то другое. На подставу он не похож. Вы же читали дело. Как впечатление?
Старостин внимательно посмотрел на своего обычно спокойного подчиненного. Тот не был склонен к философии и поспешным умозаключениям.
«Опытный оперативник. Не помню, чтобы так радовался. Дело интересное, спору нет, но еще проверять и проверять».
Радостный Круглов не догадывался, что его энтузиазм мучителен для Старостина – желание перейти к столь любимому им процессу вербовки Старостин сдерживал, нагнетая сомнения и в сотый раз вспоминая скупую информацию оперативного дела.
Однако внутренний голос коварно нашептывал: «Пора, пора!» Решение вот-вот созреет, и тогда будет трудно отступиться от поставленной цели. Все мысли и желания будут направлены только на одно – понять, убедить, подчинить своей воле.
Времени на сомнения уже не останется. Но этот момент перехода в новое измерение должен наступить сам, а тут Круглов со своими восторгами.
Только мешает!
– Хотел бы, чтобы вы поприсутствовали на допросе и приняли решение, – добавил неутомимый Круглов.
«Вот настырный!»
– Не возражаю, – глухо ответил Старостин.
Введенный в следственную камеру немец прищурился от резкого света направленной на него лампы. Старостин поднялся и отвел свет лампы в угол.
Немец благодарно кивнул.
«Внешность обычная. Пиджачок затертый, брюки мятые – спал в одежде, и не один день. Щетина. Глаза голубые. Очень усталые, умные и внимательные. Высокий. Лицо круглое. Волосы зачесывает назад. Слева от глаза до уха шрам. В деле указано, что на груди – следы ожога. Последствия ранения, полученного в Польше. Осунулся, но в хорошей физической форме. От такого можно ожидать любого сюрприза – как сжатая пружина. Спокойный, но не безразличный. Опасный противник или?.. Пока не скажешь. Поговорим – посмотрим». Старостин кивнул, давая понять, что Круглов может приступить к допросу.
Капитан достал из пачки документов тоненькое дело оперативной разработки, откашлялся и монотонным голосом стал задавать вопросы:
– Кто готовил к разведывательной работе? Ваш непосредственный руководитель?
– Я был сотрудником «Организации Гелена», подчиненной американскому генералу Эдвину Зиберту. В настоящее время Зиберт возглавляет разведку и контрразведку в администрации верховного комиссара американской оккупационной зоны генерала Клея.
– «Организация Гелена» – новая спецслужба?
– Совершенно верно. Ядро будущей разведки Германии. Кадровый состав – немецкие офицеры.
– Вы же сказали, что «Организация» подчиняется Зиберту.
– Американцы финансируют «Организацию Гелена», ставят ей стратегические задачи и утверждают планы, но в текущую оперативную работу не вмешиваются.
– Это ваши наблюдения?
– Не только. Мне достоверно известно, что Гелен подписал в Вашингтоне соглашение, которое дает ему большую свободу действий. «Организация Гелена» имеет статус автономной структуры и не может рассматриваться как одно из подразделений американской разведки. Связь с американским руководством поддерживается через офицеров связи. Как только будет создано новое германское правительство, «Организацию» передадут в его распоряжение, но она сохранит сотрудничество с американцами. Вашингтон согласился никогда не требовать от «Организации» разведывательной работы против Германии.
– От кого вы это знаете?
– Об этих условиях мне рассказывал сам Гелен. Кроме того, я читал внутренние инструкции, составленные на базе вашингтонского соглашения.
– Гелен работал в абвере у Канариса?
– Гелен никогда не был сотрудником абвера. Он был офицером генштаба и возглавлял отдел «Иностранные армии – Восток». Поэтому он не подлежит преследованиям, как бывшие офицеры СС и абвера.
– Вы показали, что служили в шестом управлении Главного имперского управления безопасности. Значит, вы работали в разведке у Шелленберга. Нестыковка получается. Откуда вы знаете Гелена? Он же из генштаба. Почему Гелен взял вас в свою «Организацию»? Ему запрещено использовать бывших офицеров СС.
– Вы правы. Гелен обещал американцам, что не будет привлекать бывших сотрудников СС. В настоящее время в его штаб-квартире работает примерно пятьдесят штабных офицеров вермахта. Опытные аналитики. Они хорошо осведомлены о Красной армии и военном потенциале СССР. Но эти офицеры не имеют опыта агентурной работы. Они никогда не видели живого агента, не выполняли заданий в тылу противника, вообще не представляют, как к этому подойти. Гелен амбициозен. Он не намерен ограничиваться аналитикой, а хочет создать полноценную разведывательную службу. Разведка без агентуры мертва – это Гелену объяснять не надо. Ему жизненно необходимы опытные агентуристы, в том числе бывшие офицеры СС. Он ищет таких офицеров и берет их на службу.
– Каким образом Гелен привлекает офицеров СС к работе?
– В спецлагерях содержится несколько тысяч бывших офицеров абвера, гестапо, разведки Шелленберга. Их допрашивают и сортируют – многие попадают под категорию военных преступников и отправляются после проверки в лагеря или за решетку. Правда, их быстро выпускают. Гелен рассказывал мне, что представил американцам список из сорока – пятидесяти фамилий офицеров, которых следует передать в его распоряжение. Но американцы отказались удовлетворить эту просьбу. Поэтому Гелен сам подыскивает нужные ему кадры и оформляет офицеров абвера и СС по подложным документам. Если его схватят за руку, он всегда сможет сказать, что ничего не знал об их прошлом.
– Сомнительно, чтобы Гелену самостоятельно удавалось подбирать офицеров СС. Вы же сказали, что они содержатся в спецлагерях.
– Во-первых, в спецлагерях оказались далеко не все офицеры СС. Некоторые уехали за границу, другие сменили личные документы и живут под «легендой». У Гелена имеется архив на разведчиков и старую агентуру.
– В том числе агентуру СС и абвера?
– Вот именно.
– Как этот архив попал в его руки?
– Это мне неизвестно. В любом случае архив – сильный козырь в торговле с американцами. Гелен не передаст им архив ни при каких обстоятельствах. Эти данные бесценны. Он будет использовать их исключительно в своих интересах, в том числе для поиска нужных людей.
– Все это звучит не очень убедительно. Неужели американцы настолько слепы, что не видят манипуляций Гелена?
– Можно предположить, что генерал Зиберт и другие американцы косвенно помогают Гелену в поисках офицеров, указанных в его списке. Если им становится известно о допущенных Геленом нарушениях, они закрывают глаза. Покрывают его.
– Это серьезное обвинение. Вы можете представить доказательства?
– Я могу гарантировать, что в числе ближайших сотрудников Гелена работает несколько высокопоставленных офицеров СС. В частности, мне достоверно известно, что в руководство «Организации» входит штандартенфюрер Вилли Кирхбаум. Он в свое время отвечал за связь Главного имперского управления безопасности с абвером.
– Кого еще из офицеров СС в «Организации Гелена» вы знаете?
– Очень активен оберштурмфюрер Ганс Зоммер. Ранее он служил в отделении гестапо в Париже. В штаб-квартире «Организации» мне встречался также штурмбаннфюрер Герберт Штейнборн. Его предыдущее место службы мне неизвестно. У Гелена он занимается инструктажем агентов перед заброской в советскую оккупационную зону.
– В британской и французской оккупационных зонах также используют офицеров СС?
– Британцы подходят к этому контингенту более строго, чем американцы. От услуг офицеров СС они отказываются. По крайней мере до завершения их проверки. Даже создали комиссию по расследованию преступной деятельности. А вот офицеров абвера достаточно. Не меньше, чем у Гелена. Французы ведут себя иначе. Они много говорят о борьбе с нацистами, но охотно берут на службу бывших эсэсовцев. В австрийском городе Брегенц устроили секретный лагерь для офицеров абвера и СД. Вербовкой агентуры у них ведает штурмбаннфюрер СС Отто Хеттль. Я его хорошо знаю. У Шелленберга он возглавлял отдел Юго-Восточной Европы.
– Допустим. Однако складывается впечатление, что вы предпочитаете рассказывать о других. А как вы сами оказались в «Организации Гелена»?
– Пришел и оказался.
«Слишком парадоксально, чтобы быть ложью», – подумал Старостин.
– Как это пришли? И вас не задержали?
– Сначала я попал в плен к американцам и представился унтер-офицером вермахта Вильгельмом Келлером. Скромный парень. Ни в чем не замешан. Показал заготовленные документы. Меня допросили и отпустили.
– И никто вас не узнал?
– А некому узнавать. В прошлом я работал в основном за границей. Риск нарваться на знакомых был минимальным. С Геленом я встречался по рабочим делам в самом конце войны. Поэтому он охотно оформил меня в свою «Организацию». Под фамилией Келлер я был включен в «список Гелена», согласованный с американцами, и официально стал сотрудником разведслужбы. С этими же документами я был заброшен на территорию, занятую вашими войсками.
– Цель задания?
– Я уже говорил об этом. Сейчас Гелен налаживает «ближнюю инфильтрацию» агентов в восточную оккупационную зону. Для «глубокой инфильтрации» – засылки агентуры в Советский Союз – пока не хватает «рабочего материала» и средств, но такая цель стоит. Мне было поставлено задание по созданию агентурной сети в Саксонии. В целом эта задача была выполнена.
– Повторите ваши показания по этому вопросу.
«Келлер» бросил короткий взгляд в сторону Старостина. Как только тот переступил порог кабинета, он сразу понял, что допрос носит показательный характер и устроен специально для этого седоватого офицера, от которого зависит его судьба. Требование повторить показания окончательно убедило в этом «Келлера».
– В Дрездене, столице Саксонии, создано несколько подпольных групп. Они располагают «замороженными» на особый период радиостанциями и группами боевиков из бывших участников «Вервольфа». После моего отъезда резидентуру в Дрездене должен возглавить подполковник Герхард Пинкерт. В прошлом он офицер абвера, специалист по диверсиям. Отличился во время гражданской войны в Испании – готовил подрывников для Франко. В 1943 году действовал в тылу советских войск на Восточном фронте.
– Я читал ваши показания, – впервые вмешался в допрос Старостин. – Вижу, что вы профессионал. Понимаете, что мы проверим каждое ваше слово? Если солгали, это выявится и будете отвечать.
– Я говорю правду.
– Тогда возникает вопрос: зачем вы это делаете?
– Вы сказали, что я – профессионал. Как офицер, обладающий определенным опытом, я понимаю, что мой провал не случайность. Убежден, что вы имеете источник информации, который сдал вам дрезденскую резидентуру. И меня сдал. Возможна утечка информации непосредственно из «Организации Гелена». Зачем пытаться ввести вас в заблуждение? Не имеет смысла. Используя свои агентурные возможности, вы со стопроцентной точностью установите, можно мне доверять или нет. Поэтому мне остается выбрать только один из двух возможных вариантов – отказаться давать показания или говорить правду.
– Логично. Хорошо, что вы понимаете. Но в чем ваш интерес? Вы сообщаете много ценных сведений. Могли бы отвешивать нам информацию по чайной ложке, а выкладываете все, что знаете. По крайней мере складывается такое впечатление. В чем ваши мотивы? На что рассчитываете?
– Я хочу на вас работать. Мое подлинное имя Франц Штайнер.
– А вот об этом подробнее, – сказал Старостин.
Пружины поскрипывали под тяжелым телом. Спать не хотелось. Голая лампочка в металлической сетке бросала серый безжизненный свет.
Франц Штайнер чувствовал себя как рыба, забытая в пустом аквариуме.
Его разместили в импровизированной камере с относительным комфортом. Железная солдатская койка, по-видимому, была принесена из казарм пехотного училища.
«Даже не опасаются, что я могу совершить попытку самоубийства. А чего им бояться? Я и так мертв. Источников информации у них достаточно. Иначе не провалился бы в первый же день. Собирают агентуру, как грибы после дождя».
Он привык к одиночеству и никогда не страдал от недостатка общения. Но это было одиночество другого рода. Безысходное, пустотелое и глухое. Оно звенело в ушах и разливало в груди противную горечь. Или это опять болит шрам от ожога, полученного во время польской кампании? А может, организм выбрасывает накопившуюся желчь. Обид и несчастий оказалось слишком много для одного человека.
Жена и сын Штайнера стремились укрыться от бомбежек в Берлине и переехали к ее матери в Дрезден. Кто же знал, что город будет стерт чудовищной бомбежкой, устроенной англосаксами? А ведь он предлагал переехать в Баварию к его родственникам.
Только сейчас он понял, что это значит – остаться одному. Дело даже не в том, что он потерял самых близких людей. Рядом с ним уже никогда не будет никого.
Кто его полюбит? Искренне, а не ради того, чтобы спрятаться от собственного одиночества. И кому он сможет доверять после всего случившегося?
Невозможно полюбить живой труп. Он сам себе противен, и с этим ничего не поделаешь.
Штайнер даже не мог себе представить, что он будет работать на людей, которые устроили всю эту бойню.
Гелен – карьерист. Ему все равно, чем заниматься. Приказали бы, и он миллионами сжигал бы евреев в печах. Без всяких сантиментов и угрызений совести. Что он, добрее и праведнее гестаповцев? Просто карьера сложилась иначе.
Американцы не лучше. Они специально бомбили города, чтобы запугать немцев, но не трогали промышленные предприятия, производящие оружие. Зачем разрушать собственность? Еще пригодится.
Решение работать на русских было для Штайнера жестом отчаяния. Он с уважением относился к бывшим противникам и надеялся, что они накажут и тупых наци, и самодовольных янки.
Если не хочешь больше жить, значит, нужно поменять свою жизнь. Хуже не будет. Но поверят ли русские?
Нет постоянных друзей и постоянных противников – есть только постоянные интересы. Так, кажется, говорят практичные британцы. Русские не будут бросаться таким опытным профессионалом, как он.
Или все произойдет не так, как он рассчитывает?
Выведут во двор и расстреляют. Во время войны на Восточном фронте не брали в плен эсэсовцев. А сейчас?
Но ведь он никого не мучил и не убивал. Он не гестаповец. Он – разведчик. Какая разница между абвером и разведкой Шелленберга? Или между разведками Германии и Советов? С точки зрения методов работы – никакой. Но они – победители и имеют право мстить. Это можно понять, но от этого не легче.
«Посмотрим. Поскорее бы начался новый день. Здесь даже не видно, наступил ли рассвет».
Штайнер лежал, закинув руки за голову, и всматривался в потолок. Штукатурка потрескалась и местами обсыпалась.
Он очень хотел вновь встретиться с русскими и попытаться передать им свою боль. Особенно тому седоватому – у него умные и понимающие глаза. Наверняка он тоже разведчик.
Время текло очень медленно, но Штайнер ждал.
Терпеливо ждал.
– Когда и где вы родились?
– В 1908 году в Баварии. Город Мюнхен.