Текст книги "Парламент"

Автор книги: Сергей Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

2

Пьера Кантону разбудил телефонный звонок. Но он не стал скидывать с себя одеяло и подниматься к аппарату. Он лишь повернулся на бок и теперь смотрел на спящую рядом с ним Кляксу. «Надо же, – подумал он, – назначил свидание одной, а пришла совершенно другая, Та, которую совсем не ожидал больше увидеть. В этой непонятной России – не все как у людей».

Кантона нежно подул на черную челку Кляксы, но девушка лишь поморщилась и натянула на голову одеяло.

От выпитого накануне вечером шампанского, Кантону немного поташнивало. Когда телефонные трели смолкли, он снова зарылся лицом в подушку, заставляя себя поспать ещё хотя бы часок. По опыту он знал, что только крепкий сон может вылечить и избавить его от похмелья. Но уснуть ему так и не удавалось. В памяти всплывал вчерашний день.

Когда в парке, где они договаривались встретиться с Леночкой Пряхиной, в назначенный час появилась Светка Марутаева, француз подумал, что это всего лишь обыкновенное стечение обстоятельств. Он даже стал крутить головой и озираться: не направляется ли с другой аллеи помощница депутата. Кантона даже на миг представил, как симпатичные девушки, каждая из которых ему по своему нравится, возьмут с двух сторон его под руки, и все вместе они будут гулять по парку. А вдруг случится совсем наоборот: две соперницы начнут выяснять отношения друг с другом и, чего доброго, драться и царапаться. Ему даже стало неловко. Но, к его удовольствию, чуда не произошло. Светка приблизилась к нему и как ни в чем не бывало произнесла:

– А Леночка не придет. Я – вместо нее. Это наш сюрприз для тебя.

Кантона не знал, как себя вести в таких случаях. Но выручила Клякса – взяла его под руку и увлекала в глубь парка.

– Мы с Ленкой – давние подруги. И пока я ездила домой к родителям, наказала ей, чтобы она не оставляла тебя без присмотра. А ты, я вижу, даже успел в неё влюбиться. Так, Пьер?

– Нет-нет, – изобразил Кантона на лице вымученную улыбку и стал оправдываться, – Мне было интересно с Еленой. Мы говорили на французском. Она помогала мне на презентации. Я и не знал, что вы с ней подруги. Ведь познакомились мы совсем случайно…

Клякса остановилась и строго заглянула ему в глаза.

– Может быть, ты от меня что-то скрываешь? Сознавайся, что между вами было?

– Нет, ничего не было. Абсолютно ничего! У тебя очень деликатная подруга.

Клякса дружески улыбнулась:

– Я знала, что тебе будет с ней интересно. Так, куда мы пойдем? В кафе? Боже мой, как я хочу шампанского!

– У меня в номере – «Мадам Клико». – Сказал Кантона.

– Кто такая Клико – твоя жена? Но ведь ты говорил, что холостяк? – Клякса в одно мгновение оттолкнула от себя француза.

Пьер засмеялся:

– «Мадам Клико» – это сорт лучшего французского шампанского.

Светка снова взяла его под руку и недовольно хмыкнула:

– Черт, навыдумывают же! Шампанское – мадам Клико!

– Но у вас же есть водка Горбачев, Распутин, Калашников. Я слышал, что даже с названием «Сталин» появилась…

– Как хочется попробовать эту Клико! – Светка, вцепившись в рукав Пьера, и чуть ли не силком тащила его к выходу из парка.

…Телефон звонил почти каждые пять минут.

– Ну сними же ты эту проклятую трубку! – морщась от занудливых гудков, попросила Клякса.

Он рывком скинул ноги с постели и, не стесняясь своей наготы, подошел к журнальному столику.

– Алло?

– Господин Кантона? С вами хотел бы переговорить Денис Карлович Бурмистров. Секундочку, я вас переводу.

– Пьер? Я ищу тебя полдня, даже грешным делом стал думать, что ты сбежал в свою Францию.

Кантоне показалось, что банкир чем-то сильно взволнован.

– А что случилось, Денис? Опять забастовка? Или в очередной раз в думе отвергли закон о приватизации?

– Да нет, – успокоил Бурмистров, – Здесь как раз все без движения. У меня к тебе личный и заинтересованный разговор. Где мы можем вечером встретиться?

Кантона посмотрел на Кляксу и вспомнил о позднем ночном звонке Пантова.

– Михаил Петрович Пантов приглашал меня в ресторан. Мы хотели поговорить о дальнейшем ходе избирательной компании.

– В каком ресторане вы договорились встретиться?

– В «Золотом Роге».

– Хорошо. Тогда я подскочу к закрытию. Ты в состоянии подпития сможешь хотя бы немного соображать? – в трубке послышался натянутый смех Бурмистрова.

Кантона, подумав о спиртном, сморщился.

– Не говори мне о выпивке, Денис. Я, кажется, вчера перебрал лишнего и меня до сих пор мутит.

– Но у нас в России просто так в рестораны не ходят.

– Я закажу двести граммов пива.

– Ну тогда обязательно дождись меня. Очень важный для нас обоих деловой разговор. Очень…

Он положил трубку и с восхищением посмотрел на Кляксу. Полуобнаженная, до пояса прикрывшись одеялом, она сидела на постели и расчесывала свои длинные черные волосы. Он запрыгнул в кровать, обнял её за плечи и поцеловал в спину.

– Ты как себя чувствуешь, девочка?

– Ты говорил про двести граммов пива…

– А до вечера не потерпишь?

– Я хочу пива, – требовательно сказала она.

Ему не хотелось одеваться и спускаться в бар. Но ему очень хотелось, чтобы она не покидала его.

– Тогда подписываем договор, – сказал он, – Я одеваюсь и иду за пивом…

– А я сопровождаю тебя вечером в ресторан?

– Как ты догадалась?

– Там будет депутат Пантов?

– Да.

– Мне бы очень не хотелось с ним встречаться.

– Вы знакомы?

– Он пытался ухаживать за мной.

Кантона с интересом посмотрел на Кляксу.

– А ты?

– Дала от ворот поворот. Он слишком стар для меня, Пьер!

– И больше он ухаживать не пытается?

– Пытается.

– Тогда мы просто обязаны пойти в ресторан вместе. Увидев тебя со мной, он навсегда забудет даже про попытки об ухаживании.

– Ты его плохо знаешь! – с искрой надежды оглянулась на него Клякса.

– Я тебе говорю! Стоит мне сказать ему несколько слов, он будет обходить тебя дальней дорогой.

Светка, бросив в сторону расческу, сладко потянулась.

– Что же это за слова такие?

Он снова поцеловал её в плечо.

– Мои деньги на его избирательную компанию. Просто, он может их лишиться.

– Я тебя люблю, Пьер, – отвечая на его поцелуй, сказала она, – И готова подписать с тобой договор. Беги за пивом.

Пантов выбрал столик в ложе второго этажа. Сверху просматривался огромный зал, заставленный столами, накрытыми белоснежными скатертями. Посетителей было немного, и официанты в белых рубашках и с огромными черными бабочками на шее беседовали между собой около сцены варьете.

Пантов их не мог не заметить. Высокий стройный француз в черном смокинге и с осиной талией любовница в длинном красном платье с глубоким декольте. Пантов сверху видел, как к изящной парочке подошел метрдотель и кивком головы, указав в сторону балкона, показал вход на лестницу.

Клякса была бесподобна и даже без труда затмила бы испанскую красоту легендарной Кармен. Грациозно присев на стул, который любезно подвинул к ней Пьер, она слегка покраснела и отвернулась от Пантова, который хищно пожирал её глазами. От Кантоны это не ускользнуло и, чтобы решить все проблемы раз и навсегда, он взял Светку за руку и обратился к депутату:

– Моя невеста. Вы не знакомы?

– Встречались, – почти себе под нос проговорил поникший Пантов.

Как ни отказывался от выпивки Кантона, Пантов сначала настоял на одной рюмке коньяка, потом на другой.

– Как ваши избирательные дела? – наконец спросил повеселевший Пьер.

– Что называется «фифти-фифти». По-моему мы слишком рано начали предвыборную компанию. Мой имиджмейкер сделал заключение, что рабочие водообъектов устали бастовать, а потому разошлись по домам.

– Но разве не вы требовали денег и торопили меня и Бурмистрова финансировать забастовки и пикеты?

Пантов дернул плечами:

– Тогда это давало положительный эффект. А сейчас, налакавшись и устав от дармовой водки, многие рабочие предпочли сдаться.

– Кому сдаться? – не понял Кантона.

– Женам. По моему разумению теперь требуется другой возбудитель активности наших сторонников.

– Ваших сторонников, – уточнил Кантона.

– Не цепляйтесь к словам, Пьер, – разливая по рюмкам коньяк, и искоса бросив взгляд на Кляксу, ответил Пантов. – Моя победа на выборах – эта ваша победа.

– Пока я никаких сдвигов и успехов не вижу. Закон до сих пор не принят, насосные станции приходят в негодность, трубопроводы ржавеют. А я только пачками выбрасываю франки и доллары. Мне все чаще кажется – на ветер.

– Думаете я такой неблагодарный? – поставив пустую рюмку на стол, вдруг спросил Пантов.

В ту же секунду он нагнулся, достал дипломат и, рукой сдвинув тарелки с закусками в сторону, положил его на стол.

– Я приготовил вам подарок. От души.

Кантона подпер рукой подбородок и с интересом наблюдал за Пантовым.

Замки на чемоданчики разом щелкнули, кандидат в депутаты поднял крышку и вытащил икону.

– Это вам.

– Что такое?

– Икона Иверской Божией Матери. Восемнадцатый век.

Глаза француза загорелись, на лбу выступила испарина.

– Но я не могу принять это. Икона стоит кучу денег!

– В мою избирательную компанию вы вложили в десять раз больше, – передавая через стол икону Кантоне, ответил Пантов и, хвалясь, добавил, – Точно такую же вы можете увидеть в Москве на Иверской часовне у Воскресенских ворот Кремля. Это одна из пяти древних копий. А оригинал до сих пор хранится на Святой горе Афон.

Кантона бережно взял икону в руки, со страхом посмотрел на Пантова.

– Как я перевезу ваш подарок через границу? Это же государственная ценность! Древний раритет!

– Вы думаете, таможня и пограничники разбираются в раритетах? Антикварные магазины забиты всякими иконами, для перевозки которых нужны всего лишь справка-счет предприятия торговли и соответствующая запись в таможенной декларации. Поверь мне, заядлому коллекционеру, я неоднократно перевозил иконы через границу, и никто в мой адрес не сказал даже грубого слова.

– Но где я возьму эту справку-счет?

– Об этом я позабочусь. А пока давайте выпьем за нашу даму.

Светка, на время забытая мужчинами, но с интересом следившая за их разговором, тоже подняла бокал с шампанским и спросила:

– А что символизирует эта икона?

– Чудотворство, – впившись в неё глазами, ответил Пантов, – Обратившись к ней с молитвой, нужно просить о Божьем исцелении.

– Боже мой! – прошептала она, Исцели меня от грязного прошлого и плохого будущего.

Ей показалось, что Кантона услышал её молитву.

– Ну, что за дружбу между нашими историческими народами? – сказал Пантов и кивнул на икону, которую Пьер бережно укладывал в дипломат, – Чтобы искусство и культура помогали нам находить общие точки соприкосновения…

– Даже не знаю как вас благодарить, Михаил Петрович, – Кантона поставил чемоданчик на пол и поднял рюмку, – Большое спасибо за такой роскошный подарок.

Они выпили. С эстрады раздалась музыка, и на сцену выскочили четыре девушки в прозрачных фиолетовых тканях.

Пантов посмотрел на танцовщиц варьете.

– Кстати, об искусстве, Пьер. У вас есть во Франции знакомые артисты?

– О да, конечно. Я дружу со многими эстрадными звездами и прославленными киноактерами. А с певцом Валери, мы часто ездим на рыбалку. Когда следующий раз будете в Париже, я вас обязательно познакомлю.

– Ты знаешь самого Валери? – удивилась Клякса, – Это же мой кумир!

Кантона с нежностью посмотрел на Светку и взял её за руку:

– Осенью я тебя возьму с нами на рыбалку. Честно признаться, рыбаки из нас никудышные. Но мы будем пить бужеле и много разговаривать. Ты поедешь с нами – я тебе обещаю.

– А ты бы пригласил своего певца к нам в область. – Вмешался в разговор Пантов, – Выехали бы в Марфино на озера и я бы вам такую рыбалку устроил! Щука, судак, лещ, плотва – сами на крючок прыгают…

– Валери был бы на седьмом небе от счастья! – мечтательно закатил глаза француз, но тут же с сожалением добавил, – Но у него гастроли. Много гастролей.

– Мы ему и здесь гастроли устроим. В дни выборов. Народу будет – не протолкнуться.

Кантона наконец догадался в какую сторону клонит Пантов и перестал улыбаться.

– Вы хотите, чтобы Валери был вашим сторонником на предстоящих выборах?

– Культура сближает людей, – неопределенно ответил депутат.

– Это очень дорого стоит.

– Но вы же его друг, Пьер! Неужели ради товарища и его интересов ваш Валери откажется от поездки в Россию?

Кантона задумался:

– Я никогда и ни о чем не просил его. А такое предложение и вовсе выглядело бы очень странным.

– Обидно, – с сожалением покачал головой Пантов, – С присутствием вашего Валери мы бы выиграли выборы с большим преимуществом. Очень обидно…

За столом воцарилось молчание. Казалось, все с интересом смотрели на танцовщиц, которые уже сбросили с себя мантии и остались в одних узеньких плавочках.

– Хорошо, – наконец сказал Кантона, – Я поговорю с ним. Но никаких гарантий дать не могу.

– Вот это другой разговор. – Обрадовался Пантов и потянулся к бутылке.

К столику подошел официант и, склонившись, что-то сказал Кантоне на ухо. Француз тут же сдвинул манжету и посмотрел на часы. Стрелки показывали без четверти одиннадцать. Бурмистров не поднялся к ним, значит хотел встретиться с глазу на глаз.

– Друзья, я вынужден вас оставить на несколько минут.

Клякса с мольбой на лице впилась глазами в Пьера. Он ободрительно улыбнулся:

– Я ненадолго. Как говорят русские, одна нога здесь – другая там.

Он не успел ещё скрыться из виду, а Пантов передвинул стул и оказался совсем рядом с Кляксой:

– Почему ты не пришла, мы же договаривались?

– Я было уже решилась, но передумала в последний момент. Да и Пьер от себя не отпускал. К тому же Кантона не простит, и Виолетта Павловна – тоже не простит. Вы ломаете мою жизнь, Михаил Петрович!

Пантов не обратил внимания на последние слова Кляксы.

– Ни Кантона, ни Петяева знать ничего не будут!

– Вы были очень добры и щедры ко мне. Но я не могу, Михаил Петрович.

– Последнюю ночь!

– Не могу. Не имею права.

– Ну что ж, тогда придется рассказать французу, кем ты была раньше…

– Умоляю вас, только не это. – Светка закрыла лицо руками и разревелась.

– Пантов протянул руку и погладил её по искрящимся черным волосам.

– Тогда, детка, завтра ровно в девять часов вечера я тебя жду у себя дома.

– Это будет последний раз?

– Даю слово депутата.

Она постаралась успокоиться. Достала из сумочки пудреницу. К столику возвращался чем-то озабоченный Кантона…

3

Хоттабыч догадывался, что после последнего разговора с Егерем тет-а-тет, который не принес никакой пользы губернатору, голова областной администрации теперь постарается предпринять атаку на депутатов думы. Но то, что это произойдет совсем неожиданно, не предполагал. Егерь нагрянул в думу, как гром среди ясного неба. Ровно за десять минут до утреннего заседания в сопровождении нескольких иномарок к парадному входу подкатил губернаторский лимузин, из которого выскочил областной руководитель и, не дожидаясь пока его многочисленная свита высадится из автомобилей, перепрыгивая через несколько ступенек словно горный баран, устремился к входу.

Еще через пять минут он сидел в своей губернаторской ложе и с ироничной улыбкой оглядывал притихших депутатов. Хоттабычу лишь оставалось объявить о начале утреннего заседания и упомянуть о присутствии столь почтенного гостя. И хотя неожиданный визит застал спикера врасплох, он тут же подавил горячие эмоции, постарался успокоиться и вести заседание в соответствии с повесткой дня. По регламенту они должны были рассмотреть до обеда один единственный вопрос: «О льготном налогообложении средств массовой информации». И когда он уже включил микрофон и хотел напомнить депутатом, о чем пойдет речь, из ложи раздался голос Егеря:

– Александр Серафимович, разрешите мне взять слово?

Ошеломленный таким натиском, Хоттабыч был вынужден отступить, и Егерь быстро прошел к трибуне. Без всяких вступлений он сразу взял быка за рога:

– До каких же пор, господа депутаты, мы будем откладывать вопрос о приватизации водообъектов? Администрацией области до мельчайших подробностей разработаны планы аукционных торгов, найдены желающие принять в них участие, наконец, утверждена схема реконструкции насосных станций, водоводов, строительства новых объектов жилищного, социального и культурного назначения для рабочих. А вы не только не удосужились рассмотреть закон, но даже не позаботились включить его в повестку дня. Я думаю сегодня мы совместными усилиями закроем эту проблему. Примите вы закон или не примите – это вопрос второй. Но вынести его на рассмотрение мы обязаны. Иначе водники, они же ваши избиратели, нам этого не простят.

– А с какой стати мы должны отступать от регламента? – задал вопрос представитель христианско-либеральной фракции.

Егерь изобразил на лице хитроватую усмешку:

– Во-первых, из-за уважения к гостю, которым я являюсь. А во-вторых, чтобы во второй половине дня решить и ваши насущные депутатские проблемы. Ведь что получается? Служебные квартиры вы хотите приватизировать. На трамваях и автобусах вам ездить не с руки – требуете персональные машины. От телефонных переговоров и международных поездок, на которые выделяет деньги область, вы тоже отказываться не собираетесь. Без воды, света и кондиционеров сидеть в здании думы не желаете. А кто, извините, платить за все это будет, Рокфеллер? Но он не станет этого делать, опять же, пока вы не примете закон о приватизации. А примем соответствующее постановление, тогда кто-нибудь из отечественных или зарубежных Рокфеллеров купит объекты и исправно начнет платить областные налоги, часть которых будет выделяться на содержание думы. Что тут непонятного?

– Господа! – обернувшись к залу, воскликнул все тот же либерал, – Нас пытаются подкупить!

Но его вопрос повис в тишине. Лишь на галерке, в конце зала, где располагались члены экологической фракции, послышался недовольный ропот. Егерь не обратил на отдельные реплики никакого внимания и повернулся к спикеру:

– Ну что, Александр Серафимович, я предлагаю вынести проект закона о приватизации на обсуждение. Народные избранники молчат, а молчание, как известно, знак согласия.

Хоттабыч опустил голову, посмотрел на лежащий перед ним листок с повесткой дня и напротив заголовка «О льготном налогообложении средств массовой информации» нарисовал карандашом знак вопроса. Но все же он не хотел полностью отдавать инициативу в руки губернатора. Хотя понимал, что силки и уловки, к которым прибег Егерь, были заранее продуманы и выставлены с большой точностью.

На протяжении уже месяца каждое утро в думе начиналось одинаково: кто-нибудь из парламентариев устраивал театральную истерику то ли из-за отсутствия около подъезда персонального автомобиля, то ли из-за неоплаченной командировки, а иногда из-за нехватки писчей бумаги или порошка для ксерокса. На все эти действия и реплики Хоттабыч лишь разводил руками и ссылался на администрацию области, которая не давала ни машин, ни денег.

Конечно, народные избранники из некоторых фракций старались обойти трудности всеми доступными депутатскими способами. Одни посылали своих помощников, дабы те втихаря урвали пачку писчей бумаги, факсовый рулон или упаковку карандашей на черный день. Хоттабыч сам не раз слышал, как самые оборотистые помощники в обеденный перерыв хвастались друг перед другом канцелярскими трофеями и жалели своих патронов. Последние, в свою очередь, ощутив на себе немилость губернаторской администрации, пытались экономить абсолютно на всем, а некоторые, самые смешливые и изобретательные, предлагали порой очень странные варианты по выходу из создавшегося положения. Например, заместитель председателя фермерской фракции почти всерьез советовал провести в кабинетах дополнительные телефонные линии и радовать коллег известием, что машин для поездок по городу нет и не будет. Депутат-коммунист требовал не только отменить все загранкомандировки, но и в свою очередь на пушечный выстрел не пускать в область иностранцев, которые по его мнению уж очень зажрались. Экологи попробовали сэкономить не на себе, а на собственной прислуге, но попали в абсурдную ситуацию. Издав приказ о сокращении аппарата, они теперь не знали, где взять деньги для выплаты компенсаций бывшим сотрудникам. По думским законом и штатному расписанию выходило, что при увольнении человека по сокращению штатов, ему требовалось «отстегнуть» такую сумму, которой бы хватило на зарплату в течение года, если бы он по-прежнему трудился.

Хоттабыч, конечно, соглашался с разумными доводами депутатов, что командировки отменить нельзя, но не раз ратовал за то, чтобы сократить количество поездок до минимума. И при этом советовал поменьше шиковать и транжирить деньги. Если уж надо лететь на самолете, – то, будь добр, покупай билет в экономический класс, да и гостинцу требовал выбирать больше трехзвездочной с обыкновенным одноместным номером, а не шикарными аппартаментами.

Впрочем, и без нынешнего прямого и откровенного выступления Егеря, все депутаты знали, откуда дует ветер и по какому поводу обрушились на них все напасти. Из недели в неделю откладывая рассмотрение закона о приватизации, они сами же и накликали на себя беду. Обидели не только членов предпринимательской фракции – разработчиков и инициаторов закона, но и самого губернатора, который стоял за их спиной и во всем поддерживал бизнесменов.

Егерь, довольный собой, занял свое место в ложе. Но штурмовать трибуну пока никто не хотел. Зал наполнился рабочим шумом – руководители фракций и депутаты решали важный для себя вопрос: уступить ли напору губернатора и выносить ли злополучный вопрос на обсуждение. Они догадывались, что открытое предупреждение – это всего лишь цветочки. Но если они не подчинятся воле главного административного лица для них будут приготовлены волчьи ягодки. Все понимали, что по большому счету от простых жителей области их отличала бесплатная служебная квартира, удобная машина и теплый кабинет. И теперь, если снять грозное предупреждение с повестки дня, то многие, кто ещё не обзавелся казенной жилплощадью и ютился по гостинцам, могут навсегда забыть о собственном жилье: финансирование и приобретение квартир для иногородних депутатов вмиг будет прекращено. Те же, кто планировал переоформить служебные квартиры в частную собственность и сделать в них ремонт, тоже могли бы больше не думать о евродизайнах, подогреваемых полах, джакузи и биде…

– Ну так что? – напомнил о себе из ложи губернатор и обратился к спикеру, – Будем дела решать или шушукаться?

– Пусть сначала выскажутся представители фракций. – Хоттабыч постарался уйти от конкретизирующего вопроса.

– А что тут решать, если нас загнали в угол! – поднялся со своего места председатель коммунистической фракции, – Александр Серафимович, выносите вопрос на голосование в первом чтении и дело с концом.

Хоттабыч поднялся и прежде чем включить огромное табло, обратился к залу:

– Коллеги, я вас очень прошу отнестись к голосованию со всей ответственностью. Избиратели не простят нам ошибки. Никогда. Итак, кто за то, чтобы принять закон о приватизации водообъектов…

В зале воцарилось полна тишина. Каждому из народных избранников отводилась всего лишь минута, чтобы он смог сделать свой выбор. Всего лишь – минута, хотя сам Хоттабыч был на все сто процентов уверен, что такой сложный вопрос выносить на голосование было делом преждевременным и стоило бы воздержаться. Он достал из кармана упаковку с валидолом и, отковырнув из неё таблетку, невидимым движением послал её в рот. Черт побери, даже при выяснении отношений с дочерью, он так не волновался. Затем, вздохнув, он протянул руку к аппарату для голосования и нажал на кнопку «Против».

На табло забегали строчки. Он, засунув правую руку под пиджак, чувствовал, как выпрыгивает из груди сердце. За приватизацию проголосовали 51 человек. «Сколько же воздержалось? – успел подумать Хоттабыч и в то же время табло показало результат – воздержавшихся 13. Спикер провел ладонью по холодному лбу и опустил голову: в зале находилось 116 депутатов. Большинством голосов закон был отклонен – 52 депутата выступили против.

Он не мог поверить: пятьдесят вторым был его голос. Это не было поражением, как и не было победой. Хоттабыч под гул зала даже успел заметить торжествующую улыбку на лице Егеря. Значит, когда закон о приватизации будет вынесен на голосование в следующий раз, люди из администрации успеют провести соответствующую обработку тех тринадцати, которые воздержались и остались в стороне. Ну а он на что, спикер? По крайней мере человек десять из всех воздержавшихся он мог бы перечислить прямо сейчас. А значит, пока люди Егеря будут их искать, он сможет уже обо всем переговорить с ними и раскрыть воздержавшимся кое на что глаза. Дело за малым – убедить. Но в этом вопросе он целиком надеялся на помощь Сердюкова…