Текст книги "Мне тебя заказали"

Автор книги: Сергей Рокотов

Соавторы: Григорий Стернин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 12

А в это самое время Алексей Кондратьев подъезжал к складу. Около склада стояла прибывшая фура. Из неё выскочил насмерть перепуганный водитель.

– Алексей Николаевич, Алексей Николаевич, там… – лепетал он.

Алексей и сам увидел валявшихся на снегу двух сторожей. Лица их были в крови.

– Вот оно как, – прошептал он. – Вот оно как…

Он открыл своими ключами дверь склада и остолбенел. Склад был совершенно пустым. Ничего… Абсолютно ничего.

Тут подбежал представитель нижегородской фирмы. Он также остановился как вкопанный, глядя на страшную картину.

Алексей дрожащими пальцами набрал номер милиции. Сообщил, что ограблен склад и двое сторожей убиты. Затем позвонил в Фонд и домой к Сергею.

– Да, основательно взялись за нас, – только и сумел сказать Сергей. Он был совершенно подавлен. О нападении на него Алексей даже не успел рассказать. Сергей сказал, что сейчас подъедет, и положил трубку.

Оперативная группа приехала быстро. Из машины вышел коренастый мужчина в дублёнке и ондатровой шапке. Широкое лицо было румяным от мороза.

– Инспектор уголовного розыска капитан Гусев, – представился он.

– Я директор фирмы «Гермес» Кондратьев, – отрекомендовался Алексей.

– Ну, рассказывайте по порядку, что у вас произошло.

Алексей стал рассказывать, говорил путано, постоянно сбиваясь от волнения. Тут к Гусеву подошёл один из оперативников и начал что-то яростно шептать ему на ухо, указывая на стоящую рядом кондратьевскую машину. Гусев оглянулся на машину и подозрительно поглядел в глаза Кондратьеву.

– Это ваша машина? – спросил он.

– Моя, а что? Дайте, я вам дальше расскажу.

– Успеется, – процедил сквозь зубы Гусев. – С этим успеется… А пока вы позвольте осмотреть вашу машину. И багажничек откройте, пожалуйста…

Этого Алексей никак не ожидал. Он оторопел. Ведь в машине лежал «ПМ» киллера, а в кармане пиджака справка об его освобождении. И насос со следами крови…

– Я ещё вам забыл рассказать одну важную вещь, – произнёс хриплым голосом Алексей. – Сегодня утром около шести часов на меня было совершено покушение…

Но Гусев не слушал. Он быстро шагал к машине. Полез в салон и вытащил оттуда пистолет. Отдал его стоящему поодаль эксперту.

– Это и есть пистолет киллера. Я звонил в «Скорую». Вот ещё…

– Стоять на месте! – скомандовал Гусев. – Руки на машину!

Алексей молча выполнил приказание. Гусев обыскал его, вытащил из кармана справку Дырявина об освобождении, а затем полез в багажник. И извлёк оттуда насос, на котором были видны следы запёкшейся крови.

– Вы арестованы, гражданин Кондратьев, – тихо произнёс Гусев. – Прошу в нашу машину. И без фокусов.. Не советую…

– Да за что? – недоумевал Алексей. – Я же вам до сих пор ничего не рассказал. Вы меня послушайте…

– Расскажете на Петровке, Кондратьев. Садитесь в машину!

И на его запястьях звонко щёлкнули наручники. Представитель фирмы и шофёр, открыв рты, глядели на происходившее.

– А нам-то что теперь делать, Алексей Николаевич? – жалобным голосом спросил представитель.

Алексей только пожал плечами.

– Скоро все выяснится! – крикнул он из машины. – А тогда и разберёмся..

– Но мы же перевели вам деньги…

И машина тронулась с места. Только она скрылась за углом, как к складу подъехала «Ауди» Фролова.

– Что произошло? – тяжело выбирался из машины Сергей, подавленный случившимся. – Где Кондратьев?

– Арестован, – пролепетал представитель. – А склад пуст… И что теперь будет с нашими деньгами?

– Куда его повезли? – мрачно спросил Сергей.

– Вроде бы на Петровку, – ответил водитель фуры.

– Его задержал капитан Гусев из МУРа, – добавил представитель.

– На Петровку! – скомандовал своему водителю Сергей, снова с трудом залезая в машину. Помог сам себе засунуть туда протез, хлопнул дверцей, и машина рванула по утренней ноябрьской Москве в сторону Центра, оставив на территории склада обалдевших нижегородцев и двух представителей Фонда, приехавших с Сергеем…

…Ошалелый от происшедшего, Алексей уже не пытался ничего объяснять сидевшему на переднем сиденье инспектору Гусеву. Он понял, что произошло самое ужасное – этот окаянный киллер все-таки умер. Алексей знал случаи, когда люди погибали, упав и ударившись затылком. Но ведь он же звонил в «Скорую», а милицию на склад вызвал сам. И почему он не начал свой рассказ с покушения? Плохо, плохо все получилось. Звонок его в «Скорую» был анонимным, на насосе следы крови, в машине пистолет, в кармане пиджака справка этого человека об освобождении. Свидетелей нет, только толстый Пал Егорыч, выгуливавший собаку. Но он же ничего не видел, только то, что Алексей менял проколотое колесо. А ведь колесо, наверняка, проколол киллер. И если бы не Пал Егорыч, он бы застрелил его раньше. И вряд ли бы он тогда почувствовал опасность… Все было бы кончено. А так? Главное, он жив, и он ещё поборется со всем этим кошмаром, навалившимся на него. Господи, как много всего для одного человека в неполных тридцать четыре! Афган, гибель Лены и Митеньки, потом эта история с лже-Пироговым и исчезнувшим без следа Дмитриевым, а тут в один день – покушение и ограбление. Вернее, в обратном порядке. И ещё эта мерзкая история с Ларисой… И Инна, как она горда и принципиальна! Он звонил ей вчера раза четыре. Но она так и не захотела говорить с ним.

Алексей знал от Инны, что у неё до него был мужчина, которого она очень любила. Он знал, что тот заставил её сделать аборт, а потом, когда пришёл мириться, она выгнала его. Но больше она ничего о нем не рассказывала. Он даже имени его не знал. Их отношения складывались так – только настоящее и ничего о прошлом. О работе своей он ей тоже ничего не рассказывал. Приносил деньги, делал подарки, а о работе, о своих сослуживцах ничего. Такой же практики придерживался и Сергей Фролов. На вопросы жены он постоянно отвечал шутками. Алексей же просто отмалчивался на вопросы Инны, а сам ей в свою очередь никаких вопросов не задавал. И все же он оказался разговорчивее – о взрыве на душанбинском вокзале она знала, имена его погибших жены и сына знала. А он о ней просто ничего… А теперь её нет. И никого нет. А его везут на Петровку. И из близких людей на свете остался один Сергей, Сергей Фролов. И он должен помочь, наверняка он уже подъехал к складу и спешит ему на помощь. Жаль только, что Алексей ничего не успел рассказать ему про покушение.

На протяжении всего пути два чувства боролись в Алексее, сменяя друг друга. То яростное желание драться за свою судьбу, то полная апатия и равнодушие к этой злосчастной судьбе, то и дело так страшно смеющейся ему в лицо.

Когда приехали на Петровку, инспектор Гусев провёл первый допрос.

– Вы не смотрите на меня так, товарищ капитан, – с горечью произнёс Кондратьев. – Я тоже капитан по воинскому званию, танкист, воевал в Афганистане, имею ранения и правительственные награды. Несколько месяцев назад у меня при взрыве на душанбинском вокзале погибли жена и шестилетний сын. Пытался вот заниматься бизнесом, мы получали товары из Китая и продавали их оптом. Зря, конечно, я впрягся в это дело, но жить как-то надо…

Гусев внимательно смотрел на совершенно седого Кондратьева с измождённым серым лицом, своего ровесника, которому не было и тридцати четырех лет, и круглое его лицо постепенно светлело. Он хотел верить ему, но факты… Суровые факты против него…

– Вы не волнуйтесь, Алексей Николаевич. Будут опрошены свидетели. Все происходило утром, в рабочий день, и наверняка многие ваши соседи из окон видели произошедшее. Так что разберёмся… А теперь давайте все по порядку. Прокурору я звонил, он дал санкцию на ваше временное задержание. А дальше будет видно, что делать. Обвинение против вас, к сожалению, довольно серьёзное. Тот человек скончался на месте, ещё до прибытия «Скорой».

– Так я и знал, – вздохнул Кондратьев. – Ударился головой и…

– Эксперт установил на месте, что смерть произошла не от удара, а от удушения.

– Но я не душил его! – привстал с места Алексей. – Уверяю вас, не душил! Насос я в него бросил, от этого не отказываюсь, бросил в тот момент, когда он наставил на меня тот самый «ПМ». Что мне оставалось делать? Насос попал в висок, он поскользнулся и ударился затылком об лёд. Но он дышал, я сам проверял. И тут же позвонил в «Скорую»…

– Не сходится что-то, – покачал головой Гусев, продолжая составлять протокол.

Записав его показания, Гусев нажал кнопку звонка.

– Пока, Алексей Николаевич, вам придётся отправиться в камеру, – тяжело вздохнув, сказал он. – Ничего не поделаешь, таковы законы. А обвинение против вас очень серьёзное.

Кондратьев не ответил. «Будь что будет», – с горечью подумал он.

В коридоре уже хромал туда-сюда Сергей Фролов. Он умудрился прорваться в эти стены, заявив, что у него есть показания по делу.

– Держись, Леха, – яростным шёпотом сказал он, когда Алексея дежурный вёл по коридору. – Прорвёмся, где наша не пропадала.

Алексей не ответил. Только попытался махнуть рукой.

– Руки назад! – приказал дежурный, и Алексей сник. Кивнул головой Сергею и пошёл по коридору.

– Можно к вам? – спросил Гусева Фролов. – Имею сообщить кое-что по личности задержанного Кондратьева.

– Да знаю я все о его личности, – вздохнул Гусев. – Что вы ещё можете добавить? Личность героическая, спору нет, но обстоятельства делают с людьми такие вещи, столько мы тут понасмотрелись…

– Не могут ничего с ним сделать обстоятельства, – нахмурился Фролов. – Если не верить таким, как Кондратьев, верить нельзя никому.

– Проходите, – вяло пригласил Гусев. – Зачем только? Делом займётся следователь из прокуратуры, а моё дело задержать подозреваемого и снять первый допрос. Все. Теперь моё дело ловить следующего. И с этим не заржавеет, суровые настали времена…

Когда Фролов узнал, что Алексей обвиняется в убийстве Дырявина, он побледнел от испуга за друга.

– Ну и какая же это статья? – спросил он.

– Статья сто третья, умышленное убийство. До десяти лет, Сергей Владимирович.

– Но есть же другая статья – превышение пределов необходимой обороны, – возразил Фролов. – Разве это не тот случай?

– Я не могу разглашать тайну следствия, я сказал только в общих чертах, и лишь из уважения к вашим боевым заслугам. Есть статья сто пятая. Убийство при превышении пределов необходимой обороны. Там до двух лет. Но тут имеются обстоятельства… Все, Сергей Владимирович, ваши показания по личности задержанного я записал. Более разговаривать с вами времени и права не имею. Ищите ему опытного адвоката, единственный совет, который могу вам дать.

И поникший духом Фролов заковылял по коридору к выходу…

… – Эге, нашего полку прибыло, – гаркнул золотозубый черноволосый крепыш лет тридцати, когда за Кондратьевым захлопнулась тяжёлая дверь камеры. – Здорово, кореш!

– Здорово, – буркнул Алексей и пошёл к свободной койке.

– Полялякаем, кореш, – предложил золотозубый.

– Не хочу, – Алексей лёг на койку и отвернулся к стене. Он хотел проанализировать ситуацию, припомнить все в мельчайших деталях.

– А я хочу, – сурово настаивал золотозубый. – Тоска тут…

– Отвали, – рявкнул Алексей.

– Ты так со мной не базарь, – нахохлился золотозубый. – Ты чего гонишь, браток? Ты чего тянешь?

Он поднялся со своей койки и пошёл на Алексея. Тот, не вставая с места, пнул его ногой под коленную чашечку. Золотозубый застонал, сморщился от боли, но тем не менее злобно сжал кулаки и встал в стойку. Но, увидев в глазах Алексея нечто страшное, вдруг осёкся и поковылял обратно. Алексей же молча отвернулся к стене.

– Ну гляди, парень, – прошипел золотозубый. – Позже побазарим…

Алексей лежал лицом к стене и думал. До него доходило, что все это какая-то страшная подставка, чья-то умелая игра. Он прекрасно помнил, что Дырявин был жив, когда он отъехал от него. Значит, кто-то подошёл к нему ещё до приезда «Скорой». Подошёл и придушил. А тогда совсем неподалёку была припаркована «Нива». Кажется, зеленого цвета. И номер он запомнил. Но забыл от волнения, надо вспомнить. Тогда за рулём никого не было, но водитель мог пригнуться, чтобы Алексей его не заметил. Так, какой же номер?

Он стал лихорадочно напрягать свою память… Последние цифры пятьдесят восемь, это точно. Он хорошо это запомнил, потому что пятьдесят восьмой – это год его рождения. Но первые? Там тоже что-то было памятное… И буквы… Буквы какие-то характерные…

Однако ничего из этого не получилось. Он ворочался на жёсткой койке и думал, думал. Голова горела словно в огне.

Насчёт умелой игры он не ошибался. И эта страшная игра продолжалась…

– Да этот Лычкин просто клад какой-то! – восхищался Гнедой. – Все бы умели так соображать. До того умен, просто страшно… А мы, паразиты и нахлебники, будем продолжать пользоваться этим острым умом. Полагаю, Живоглот, пришла мне пора познакомиться с господином Лычкиным. Пусть будет у меня завтра к полудню. Вернее, привези его сам. Очень уж желательно мне поглядеть на умного человека не только в зеркало, а то мне порой хочется об это зеркало голову разбить, до того я на этом свете одинок… Жду!

Глава 13

– Проходите, проходите, дорогие гости! – широко улыбался Гнедой Живоглоту и обалдевшему от невиданной роскоши Лычкину. – Как я рад вас видеть, знали бы вы… Варенька, солнышко, поприветствуй нашего нового гостя.

Высокая, пышущая здоровьем Варенька вышла к гостям в настолько короткой юбочке, что Лычкин смутился и кашлянул. Он умел ценить женскую красоту.

– Он ещё и стеснителен, наш дорогой гость, – рассмеялся Гнедой. – Он стесняется тебя, Варенька, он боится глядеть на тебя. И это неправильно, совершенно неправильно. Иди сюда, солнышко, пусть смотрит и завидует моему вкусу.

Она подошла и встала рядом с ним.

– Поцелуй нашего гостя, – приказал он. Она улыбнулась и чмокнула Михаила в щеку. Тот пунцово покраснел.

– А теперь ты её поцелуй, обними и поцелуй, – сказал Гнедой. Михаил молча выполнил просьбу, стараясь, однако, не переходить грань. Он знал от Живоглота, что Гнедой обожает вздор и фарсовые ситуации, но знал также, что замочить человека для него все равно, что высморкаться.

– Правда, хороша у неё жопка, а, Михаил Гаврилович? – призвал оценить красоту своей дамы Гнедой.

– Правда, – ответил Михаил.

Гнедой заливисто расхохотался.

– За то я её и люблю, честно говоря. Кто-то любит сиськи, кто-то губки, кто-то глазки. Для меня же главное в даме – это ляжки и жопа.

Он вдруг посерьёзнел, сжал тонкие губы. Напряжённо задумался о чем-то. Все замерли, ожидая, что он скажет. Думал он не меньше минуты.

– Так о чем я говорил? – очнулся он от забытья. – Склероз, понимаете, ранний склероз. Кстати, то же было у моего покойного батюшки Петра Адольфовича. И именно в моем возрасте.

Живоглот и Лычкин молчали.

– Вы говорили о жопе, Евгений Петрович, – осмелилась напомнить Варенька.

– Правда? – удивился Гнедой. – О жопе? Быть того не может! Как бы я посмел при даме?.. Впрочем, кто его знает, может быть, и говорил, от постоянного перенапряжения нервной системы ещё и не то скажешь… Но об этом позже. Теперь мы поговорим о других аспектах бытия. Ты пока иди, дорогуша, и распорядись насчёт хорошего ленча. С вином, икрой, холодными окороками и свежими фруктами. И лимоны не позабудь, – рассмеялся он. – А то наш Николай Андреевич не может купить себе лимонов. Это в корне неправильно, ибо в них витамин С, а он улучшает миропонимание и мироощущение. Вот наш покойный друг Мойдодыр наверняка в зоне недополучал витаминов, и каков результат?

Он пристально поглядел в глаза Лычкину. Тот умудрился выдержать этот страшный взгляд. Гнедой похлопал его по плечу.

– Я выражаю тебе свою признательность, Михаил, сын Гавриила, царство ему небесное. А я умею быть благодарным, будь уверен… А пока ещё одно дело. Ты Петра Петровича Сидельникова знаешь?

– Конечно, знаю, он защищал отца.

– Хороший адвокат. Очень хороший. Настоящий профессионал. Умеет защитить, значит, сумеет и потопить. Он наш с тобой общий знакомый. Твоё дело порекомендовать Петра Петровича Кондратьеву. Чтобы именно он защищал его. Сможешь? Тебе там ещё верят?

– Кондратьев верит, Никифоров верит, кстати, он вечером вернулся из Китая, Фролов смотрит косо, – чётко ответил Лычкин.

– Да? – нахмурился Гнедой. – Подозревает в чем-то?

– Нет. Просто недолюбливает.

– Вот сволочь-то. Что это он тебя недолюбливает, в толк не возьму? Впрочем, я сам его заочно недолюбливаю, не так давно он поставил меня в сложную ситуацию. Но с ним разберёмся позднее. Пока на повестке дня Кондратьев. А его надо упрятать далеко и надолго. Навсегда, я полагаю. Ты согласен со мной, Михаил?

– Согласен.

– И правильно. Я сам не люблю таких пустоголовых солдафонов. Выдрючиваются своими боевыми заслугами, словно это мы с тобой их туда, в «горячие точки», посылали. Короче, задача такая – срочно поедешь к Никифорову и предложишь ему кандидатуру Петра Петровича Сидельникова. Но разыграешь все как по нотам, сострадание там всякое, участие, обеспокоенность за судьбу фирмы, а значит, и свою собственную. Он должен понимать, что не одно благородство движет тобой, а и личный интерес. Так будет убедительнее. Ведь если фирма накроется, все сотрудники останутся на улице. Он должен поверить, ты скажи открытым текстом, что Пётр Петрович защищал твоего покойного несправедливо осуждённого и умершего в результате следственного произвола батюшки. И хорошо защищал, добился минимального в той ситуации срока. И ведь это же все правда, чистейшая правда, вот что главное. А я прикрою тебя, будут ещё звонки от компетентных людей. А то есть там статейка, сто пятая, там всего-то до двух лет. А учитывая боевые заслуги Кондратьева, могут быть и исправительные работы. А зачем нам это? Совершенно незачем. А Сидельников сделает все как надо. Братва на него никогда не жаловалась. В золоте купается, знаешь, какие у него гонорары? Ну, тут-то мы много не дадим, невелика пташка этот Кондратьев, и тем не менее… Он не откажется, ни к чему ему отказываться. Так что поработай ещё мозгами и поторгуй своей честнейшей мордой. Нравишься ты мне, Михаил, ну нравишься, и все тут, – он снова хлопнул его по плечу. – А теперь подкрепитесь немного, и в путь!

В гостиную внесли угощение. Такого Михаил не видывал и в отцовском доме, хоть питались они более чем сытно. И сервировка – сплошное серебро, хрусталь. Две хорошенькие горничные накрывали на стол. А за ними Варенька внесла на подносе разнообразные напитки.

– Это так, для антуража, – предупредил Гнедой. – Пить потом будем, когда дело сделаем. А дел у тебя, Мишель, выше крыши. Тебе же ещё в Рязань надо смотаться и продать товар со склада. Впрочем, все это приятные, отрадные хлопоты. Куда лучше, чем пересчитывать рваные рубли, хватит ли до очередной получки… За тебя! – провозгласил Гнедой, поднимая рюмку с виски. – А ты пригубь и не пей. Ты можешь, Живоглот, тебе не ехать… Сильно только не нажирайся, не люблю я этого!

Через полчаса Гнедой проводил гостей. А ещё через двадцать минут ему доложили, что приехал адвокат Сидельников.

– Постарел, постарел, Пётр Петрович, – качал головой Гнедой. – Поседел-то как… Что, проблемы какие?

– У кого их нет, Евгений Петрович, – развёл руками Сидельников, невзрачный мужчина лет пятидесяти в скромном костюме. – Жена вот приболела, с сердцем что-то.

– А на лечение денег нет? И одет как скромно, пиджачок отечественного производства, старенький, мятый, – сокрушался Гнедой. – Денежные проблемы? Или комплекс Гобсека? На чем передвигаешься по земле, на «Роллс-Ройс» ещё не накопил при такой бережливости?

– «Жигули», седьмая модель, – пожал покатыми плечами Сидельников. – Мне нравится…

– Да, скромность украшает человека. А ведь только за дело Ферзя, насколько мне известно, ты получил сто штук баксов.

– Чуть больше, Евгений Петрович, – улыбнулся Сидельников. – Андрей Валентинович очень щедрый и благодарный человек.

– Очень, очень благодарный, – согласился Гнедой. – Благородный и благодарный. Не то что я… Да у меня и денег таких нет, не того полёта птица… Изволь закусить с дороги… Откушать, чего бог послал…

Они закусывали, пили коньяк и виски, потом Сидельников курил трубку, а некурящий Гнедой с наслаждением вдыхал ароматный дымок. Их неторопливую беседу прервал телефонный звонок.

– А, Мишель, ну как там? Так… Так… Отлично. Ну, ты у меня умница… Какой же ты у меня умница… Все бы так работали. Теперь немедленно в Рязань, а потом отдохнёшь. Дадим тебе твой честно заработанный гонорар, и отдохнёшь, как сам пожелаешь. Пока, удачи тебе…

Он положил трубку и внимательно поглядел в бездонные глаза Сидельникова.

– За работу, Пётр Петрович. Они согласны, чтобы ты вёл дело Кондратьева. Ты уже все обмозговал?

– А как же? Иначе и сам бы не взялся. Знаю, за что деньги получаю…

– Вот и получи аванс. И направляйся в офис фирмы «Гермес». Там тебе много не дадут, можешь работать почти бесплатно. Короче, наша задача – сто третья статья и червонец, минимум – лет семь… Даже так, пожалуй, червонца не надо, это перебор… Минимум семь, максимум восемь…

– По-моему, мне не надо повторять задание, Евгений Петрович, – нахмурился честолюбивый Сидельников. – Я такого недоверия не заслужил.

– Гордый, до чего гордый и благородный ты человек, Пётр Петрович, – расхохотался Гнедой. – А за благородство надо платить. Пошли в закрома, ты святой человек, тебе можно…