Текст книги "Вышел киллер из тумана"

Автор книги: Сергей Рокотов

Соавторы: Григорий Стернин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

14

Надо сказать, что неприятные события последних дней не так уж сильно взволновали Вадима Филипповича Павленко. Он в принципе был совершенно спокоен и не забивал себе голову мыслями о каком-то Хмельницком с его упрямым вредным характером.

Его волновали совсем иные проблемы – предполагаемое падение цен на нефть, все возраставшее давление конкурентов на его тестя Евгения Головина, волновали обострившиеся отношения с новым вице-премьером, который постоянно подозревал и его и Головина в каких-то интригах против него, полагая, что они по-крупному обводят его вокруг пальца. Что, кстати, было истинной правдой.

Помимо этого, были у Вадима Филипповича и личные проблемы. Они касались его взаимоотношений с красавицей-женой Оксаной.

В последнее время их отношения стали весьма прохладными. И вообще, хоть этот брак принёс ему огромные выгоды, теперь Павленко все чаще и чаще вспоминал о бывшей жене Вере с сожалением. Вадим Филиппович осознавал, что тогда у него был дом, была семья, а теперь же было нечто совсем иное, что семьёй это назвать даже язык не поворачивался. Недавно он узнал, что стал дедом – дочка Лариса родила мальчика. Но он до сих пор своего внука не видел, ограничился поздравлением по телефону. Разумеется, в отсутствие Оксаны, ещё не хватало, чтобы она знала, что он уже дед…

Вера любила его на протяжении всей их совместной жизни, продолжавшейся без малого четверть века, а Оксана быстро к нему охладела. Ведь со стороны он казался совсем иным, нежели был на самом деле. Он производил впечатление подтянутого красавца-мужчины в золочёных очках, солидного, весомого, дорого и элегантно одетого. Он выгодно отличался от развязных юнцов, с которыми она общалась до знакомства с ним. И Оксана действительно увлеклась им, она могла сказать, что влюблена в него. Более того, поначалу она очень уважала его. Узнав о её романе с Павленко, отец быстро понял взаимную выгоду от этого брака и дал своё добро, не стала возражать и мать, давно уже живущая отдельно от отца, хоть они и не были официально разведены.

Когда же они стали жить вместе, Оксана быстро поняла, кто такой её новообретенный супруг, и сильно разочаровалась в нем. Во-первых, ему было уже за пятьдесят, и, несмотря на цветущий внешний вид, он страдал многими присущими этому возрасту болезнями – радикулитом, хроническим гайморитом, из-за чего постоянно говорил в нос, у него были хоть и дорогостоящие, но тем не менее вставные зубы.

Но, разумеется, самым неприятным для Павленко стала проблема их сексуальной несовместимости. До свадьбы он даже представить себе не мог, насколько болезненной окажется для него эта проблема.

Тогда он был увлечён, буквально вдохновлён благородной идеей женитьбы на очень красивой и очень богатой девушке. И это делало его активным и неутомимым.

Когда же он идею свою осуществил, возраст дал себя знать. А вот Оксана в этом смысле была совершенно ненасытна. Ей нужно было постоянно и долго. А он этого не мог…

Однажды после соития он поймал её взгляд и с ужасом почувствовал, что краснеет. Такого с ним не было очень давно.

Он попытался отшутиться. На первый раз у него получилось. Но вскоре он почувствовал перемену к нему молодой жены. В её словах и жестах стало ощутимо чувствоваться презрение. Куда уж там рассказывать ей о том, он уже дед…

Вера уважала его, она даже боготворила его. Она старела, она была старше его на год, он был красив, интересен, очарователен, мобилен. Разумеется, и в сексуальном смысле удовлетворял её полностью.

Оксана была младше его на двадцать пять лет – младше его обоих детей. И, разумеется, она мерила все совершенно другими критериями.

В отношениях супругов возникла напряжённость, растущая с каждым днём.

Однако Вадим перенёс все эти проблемы с достоинством. В конце концов, он не влюблённый юнец, а этот брак был браком по расчёту. И расчёт полностью оправдался.

Супруги, имея такие материальные условия, могли жить совершенно независимо друг от друга. Что они, собственно говоря, и делали. У Оксаны, к тому же, был перед глазами живой пример – её собственные родители, давно уже живущие раздельно и даже встречающиеся крайне редко.

Оксана в основном жила в городской квартире на Арбате, её не прельщал свежий воздух Подмосковья. Она вела богемный образ жизни, посещала приёмы, рауты, презентации, выставки, юбилеи, коллекционировала автомобили, уникальные ювелирные украшения, а с недавних пор ещё и пейзажи русских художников. Сами по себе русские пейзажисты, собственно говоря, интересовали её крайне мало, просто она увидела дома у бывшей однокурсницы небольшой по размеру пейзаж Левитана, однокурсница назвала его примерную цену, и Оксана загорелась новой идеей. Кошельки отца и мужа вполне позволяли эту идею осуществлять, а у неё теперь было интересное и благородное занятие.

Вадим был занят работой, увлечён новыми проектами, идеей постоянного увеличения капитала, а ночевал в основном на своей загородной вилле. Там он мог хоть по вечерам и утрам дышать свежим воздухом, что в его возрасте было крайне полезно.

У Оксаны проблем практически не было, у неё даже не могло быть желаний, так как они всегда предугадывались и немедленно выполнялись. Хотя к её новому увлечению – коллекционированию живописи супруг отнёсся несколько напряжённо. Зато отец ей ни в чем не отказывал, ему все было по карману.

А вот общаться с мужем ей становилось все сложнее и сложнее.

Вообще Вадим Филиппович в последнее время стал подвержен неким приступам внезапно возникавшей депрессии, сопровождавшейся жутким раздражением. Его мог привести в бешенство холодный или недостаточно крепко заваренный кофе, мог довести до белого каления запах пригорелого мяса. Он жутко напрягался и внутренне холодел от очередного презрительного взгляда Оксаны, от острого, произнесённого покровительственным тоном словца вальяжного, никогда не унывающего тестя Евгения Леонидовича. Много у него возникало причин для раздражения…

Он уже давным-давно привык к тому, что все делается по его сценарию, именно так, как захочет он. Так было с тех пор, как он укрепился в семье своего первого тестя и сделал уверенный шаг к своей будущей карьере. А уж когда они с Верой стали жить отдельно, он зажил настоящей уверенной полноценной жизнью. Вера уважала и обожала его, дети считали его образцовым отцом, тесть и тёща образцовым мужем, талантливым учёным, блестящим преподавателем.

С годами аппетит его увеличивался, ему хотелось все большего и большего. А теперь, когда ему шёл уже пятьдесят четвёртый год, он стал сомневаться – надо ли было вообще стремиться к чему-то большему, не стоило ли остановиться на достигнутом. Ведь и так уже всего было более чем достаточно – и денег, и власти, и уважения, и любви… Но он был ненасытен.

И что теперь?

Он на пике зажиточности, почёта. Он может в жизни все – купить дом в любой части земного шара, в любую минуту поехать куда угодно, может влиять на правительство, а значит, на судьбы многих людей.

И вдруг… Мелочь, путающаяся под ногами мелочь, вроде этого толстого Олега Хмельницкого. Ему приказали подписать документ о выдаче кредита, он отказался. И что дальше? Утихомирился бы, понял, что совершил ошибку, с кем не бывает? Ну, наконец, подал бы заявление об увольнении. Но нет, поднял такую бучу, организовал чуть ли не бунт против руководителей банка. Подговорил такую исполнительную деловую женщину, как Алла Скороходова, которой всецело доверял Софронов, проникнуть в кабинет главного бухгалтера, влезть в компьютерную секретную программу, переписать её на дискету… Кто мог такого ожидать? Что, теперь надо опасаться всех сотрудников банка – бухгалтеров, компьютерщиков, водителей, уборщиц? Как тогда вообще можно работать?

Но с Хмельницким надо было разбираться. И срочно. Один из участников гнусного заговора уже поплатился за своё усердие. Его труп сгорел в машине на Новорижском шоссе. То же самое будет и с Хмельницким, и со Скороходовой. И все. Можно будет о них забыть. О них уже можно забыть. Раз Иван Никифорович Фефилов взялся за дело, значит, все будет в полном порядке. Не зря же, в конце концов, Павленко откопал этого монстра, этого застойного динозавра с поросшими мхом огромными ушами и пригласил на работу в банк.

Вадим Филиппович был абсолютно уверен в себе и своих силах, он знал, что за его спиной стоят мощные структуры. Но противников надо было устранять, и делать это оперативно, пока они ещё не успели навредить. А порой от одного злоумышленника вреда может быть не меньше, чем от целой шайки, время сейчас такое…

За все несколько лет руководства банком «Роскапиталинвест» у Павленко не было ни одного случая, чтобы подчинённый напрямую отказался выполнить указания своего руководителя. Были, разумеется, ошибки, просчёты, недоразумения, да и то не так уж часто. А чтобы напрямую, открыто, такого не было ни разу. А уж эта дикая история с внедрением в компьютерную программу – такого в самых смелых прогнозах никто и вообразить себе не мог.

В банке «Роскапиталинвест» была чётко отработанная политика работы с подчинёнными – лавирование между кнутом и пряником. Все сотрудники получали прекрасные зарплаты и премии, попасть на работу в банк можно было только по солидной рекомендации, даже уборщицей или шофёром. Не говоря уже о заведующих отделами, сотрудниках бухгалтерии. Но если кто-то что-либо делал не так… Вот, например, Фефилов сообщил ему о несчастном случае с водителем Хмельницкого Осиповым. Авария, тяжёлая травма, инвалидность. Вскоре – самоубийство. Доложил, а Павленко все понял. И дал понять Фефилову, что доволен им. Вскоре Фефилов получил внеочередную премию. Были и ещё два-три похожих случая. Все делалось быстро и оперативно. Каждый отвечал за свой участок работы, а ему лишь докладывали о совершившемся факте.

А тут получилось нечто из ряда вон выходящее. Скороходову в банк взяли по личной рекомендации Дмитрия Николаевича Софронова, и до поры до времени она была просто идеальным работником, толковым, исполнительным, инициативным. А Хмельницкого-то привёл в банк именно он. И это, разумеется, вызывало особую досаду. Ведь он знал его с незапамятных времён, подробно изучил его биографию, знал его великолепные знания, знал и слабости – чревоугодие, склонность к пьянству и женскому полу. А оказалось, что он не видел его в упор. И некого было винить за просчёт, кроме самого себя.

Тем хуже для Хмельницкого. Сегодня или завтра Иван Никифорович доложит ему о несчастном случае, произошедшем с ним.

Это работа Фефилова, а он не должен думать об этом.

Вадиму Филипповичу хотелось в этот вечер одного – поехать домой на свою виллу, где не было Оксаны, поплавать в бассейне с голубой водой, выпить рюмку коньяка, погулять по аллеям парка. Парк, созданный им в имении, был предметом его гордости. Он был сделан по принципу английских парков – с аккуратно подстриженными газонами, симметрично посаженными диковинными растениями. Гуляя по аллеям парка, Павленко вдыхал в себя лесной воздух и думал, вспоминал, переосмысливал свою жизнь. И постоянно испытывал чувство гордости за себя, простого украинского паренька, достигшего таких высот положения…

У него был дом в Лондоне, имение на морском побережье юга Франции, несколько квартир в Соединённых Штатах Америки. Он мог в любую минуту полететь туда, провести там ночь и вернуться обратно. Но он редко делал это. Больше всего он любил именно этот дом. Здесь все делалось по его проекту, именно так, как нравилось ему. Даже тесть, Евгений Головин, признавал, что на вилле Павленко все красивее, продуманнее, элегантнее, нежели у него.

Вадим Филиппович сел в лимузин и приказал шофёру везти его домой.

Но тут вдруг позвонила Оксана.

– Вадик, – произнесла своим ангельским голоском супруга. – Ты не забыл, что у нас сегодня презентация?

– Какая презентация, солнышко моё? – спросил Павленко.

– Как, Вадик, мы же приглашены в ночной клуб «Эстет» на презентацию романа Альфреда Старухина «Кровавое ничто». Там будет весь столичный бомонд. Ты же обещал мне…

Павленко закусил губу. Да, он и впрямь забыл об этой презентации, напрочь забыл со всеми неприятностями, навалившимися на его голову. А Оксана на литературные презентации и просмотры новых фильмов в Дом кинематографистов почему-то любила ходить в сопровождении законного супруга-банкира. Вот в другие места ходила без него, окружённая могучими молчаливыми телохранителями, а что касается искусства – то только с ним. Избалованная богатеньким папашей девочка – у неё свои прихоти, свои слабости… Она имеет на них право.

Оксана любила переходить из одной крайности в другую. То в строгом вечернем платье под руку с мужем она гордо шествовала на презентацию нового романа, а то в драных джинсах и мятой майке садилась в самолёт и летела на Канарские острова или в Австралию в весьма сомнительной компании.

А уж на презентацию нашумевшего романа Альфреда Старухина «Кровавое ничто» Павленко хотелось идти меньше всего. Он даже брезговал держать в руках эту книгу, на обложке которой был изображён во всей своей красе женский половой орган. Книга наделала много шуму, Павленко тоже пытался читать её ради того, чтобы угодить супруге, но никак не смог этого сделать даже ради неё. Роман, в основном, был посвящён половым извращениям и состоял из ненормативной лексики, а, говоря проще, из отборного мата. Хотя, надо признать, сделано было это достаточно искусно.

Сегодня на презентации модной книги, назначенной хозяевами элитного ночного клуба «Эстет» для пущей экстравагантности на двенадцать часов ночи и планируемой до самого утра, намечалась бурная полемика, готовая перейти даже в кулачную драку или иные весёлые развлечения, типа кидания гнилыми помидорами и тухлыми яйцами в своих литературных оппонентов. А Оксана собиралась появиться на этом позорище, как говорится, вся в белом, под руку с импозантным и солидным мужем-банкиром, чтобы глядеть на омерзительный фарс сверху вниз.

Однако делать было нечего – надо ехать. Павленко знал, что в случае отказа Оксана сумеет создать ему невыносимую обстановку, она была непревзойдённой мастерицей этого дела.

– А я совсем замотался, солнышко, – прощебетал Вадим Филиппович. – Я хотел было поехать на дачу и отдохнуть. Но раз так…

– Да уж пожалуйста… И потом, мы с тобой уже не виделись целую неделю. Я успела за это время слетать в Токио и на обратном пути побывать в Гонконге. Вадик, Гонконг – это нечто потрясающее. Я тебе сегодня расскажу. Ты же там никогда не был…

– Все, Ксюшенька, раз я обещал, значит, так тому и быть, – сказал Вадим Филиппович. – Буквально через двадцать минут буду дома.

Павленко почувствовал дикое раздражение. Он уже имел честь однажды видеть этого Старухина на одной тусовке, куда привела его Оксана. Нелепый отвязный придурок, который понятия не имеет, как разговаривать с уважаемыми людьми, занимающими высокое положение. Он вполне может явиться на свою трижды проклятую презентацию в цветастых шортах либо вообще без таковых, в окружении сонмища себе подобных. И он, банкир, должен разговаривать с этим гримасником только потому, что тот, видите ли, сейчас в моде.

А Старухин вполне может рыгнуть в обществе, выматериться при дамах, может схватить даму за какое-нибудь место… Ему все можно, ему все прощается. Хотя, надо сказать, он прекрасно понимает, как и с кем ему себя вести, с кем можно, а с кем лучше не надо. И он далеко не умалишённый гений, каким пытается казаться, а хитрый проходимец и совсем уж лишнего себе никогда не позволяет, всегда находится на самой грани дозволенного.

Ладно, делать нечего. Вадим Филиппович велел водителю ехать на Арбатскую квартиру, где ждала его Оксана.

И тут снова раздался звонок. Павленко надеялся, что Оксана вдруг переменила свои планы и внезапно решила лететь на Северный или Южный полюс. Но на сей раз на проводе была не Оксана, а Иван Никифорович Фефилов.

– Вадим Филиппович, это я, Фефилов, – послышался в трубке его глухой бас.

– Ну, что у вас, Иван Никифорович? – кислым тоном спросил Павленко.

– Дело безотлагательное, Вадим Филиппович. Все обстоятельства поменялись. Хмельницкий и Скороходова доставлены ко мне на мою квартиру на Ленинском. Ну, вы знаете…

– Хорошие дела. Вы что, Иван Никифорович, выпили лишнего? – произнёс поражённый этой информацией Павленко.

– У них какие-то очень важные сведения. Они оба говорят, что расскажут о них только вам. По-моему, выговаривают себе условия, – добавил он, и Андрей слегка дотронулся до его пристёгнутой наручниками левой руки, мол, правильно излагаешь, Куратор. Фефилов тем временем продолжал бороться за свою жизнь. – Нам они категорически отказываются что-то говорить, твердят одно – будут говорить только с вами. Они лишь намекнули на то, что действуют не самостоятельно, за их спинами кто-то стоит. И все произошедшее в последние дни, не случайность, а запланированная провокация. А вот кем именно, мы от них ответа на этот вопрос добиться не можем. Они требуют только вас. Так что, вам обязательно надо приехать сюда и побеседовать с ними.

– Так дайте мне к телефону Хмельницкого, – сказал Павленко. – Я задам ему пару вопросов.

– Но я звоню не из дома, раз такие дела творятся, я боюсь, что мой телефон поставлен на прослушивание. Я не исключаю, что могут прослушиваться и мобильные телефоны. А дело-то серьёзное, сами понимаете. Я звоню из телефона-автомата. А Хмельницкий и Скороходова у меня дома, связанные, под присмотром Сапёра и Десантника.

Вадим Филиппович призадумался. Все это было настолько странно и неожиданно, что он даже не мог быстро вникнуть в ситуацию. Фефилов, вместо того, чтобы выполнить приказ и доложить об исполнении, беспокоит его звонками, более того – просит приехать к нему на квартиру и переговорить с Хмельницким и Скороходовой. Очень странно. Хотя… Ведь такой вариант вполне возможен. Хмельницкий раньше работал в банке «Трансконтинентальбанк». У него остались там связи. Теперь он обладает секретной дискетой и может начать шантажировать, выговаривать себе условия… Ну что же, этот разговор ему по душе, это уже разговор на его языке, понятном и доступном.

– Ладно, я приеду, – произнёс наконец Павленко. – Диктуйте адрес. Я забыл, в каком точно месте находится ваша квартира…

Фефилов подробно объяснил Павленко, как проехать.

Затем Вадим Филиппович перезвонил жене.

– Ксюшенька, – проворковал он. – Я не смогу сегодня приехать на презентацию. Ты меня, солнышко, ради бога прости. Только что мне позвонили и просили приехать в одно место для выяснения некоторой спорной ситуации. Честное слово, я никак не смогу. Прости…

В трубке возникло напряжённое молчание.

– Обиделась? – спросил Павленко.

– Работа есть работа, – мрачно ответила Оксана. – Папа меня приучил к этому с детства. И вообще, что-то мне и самой расхотелось ехать на этот фарс. Честно говоря, этот роман Старухина полное дерьмо… Мне вдруг почему-то жутко захотелось в Лондон. Вот захотелось, и все тут…

– Так слетай, – охотно поддержал её идею Вадим Филиппович. – Позвони папе, он даст тебе самолёт.

– Нет, я полечу обычным рейсом, – зевнула Оксана. – Я знаю, что папа сегодня отчего-то не в настроении, может и накричать. А мне это нужно? Как раз через три часа рейс, успею… Побуду пару дней в Лондоне, потом, может быть, съезжу к Светке в Амстердам. Говорят, туда привезли новую коллекцию каких-то потрясающих бриллиантов. Хочу новое колье. Светка уже себе одно приобрела… А потом, может быть, с ними проедусь на машине во Францию… Эдик недавно купил какой-то потрясающий кабриолет, Светка говорит, нечто фантастическое… Может быть, я тоже себе такой закажу, если мне понравится… Ладно, Вадик, делай свои неотложные дела, я тебе завтра позвоню из Лондона. Целую…

– Целую, Ксюшенька, счастливого тебе пути, – проворковал Павленко и тут же надменным тоном приказал водителю:

– Маршрут снова меняется. Езжай на Ленинский проспект, к Дому туриста.

15

– Он приедет, – мрачно произнёс Фефилов, напряжённо вглядываясь в лицо своего почти невидимого врага, сидящего рядом с ним. И с ужасом осознавал, что не ошибся в своей догадке.

– Так. Отлично, Иван Никифорович. А теперь сделаем вот что…

Воспользовавшись растерянным состоянием Фефилова и тем, что Сапёр боится смотреть назад, чтобы не встретиться взглядом с шефом, которого он так позорно предал, Андрей положил один пистолет на сиденье слева от себя, вытащил из кармана шприц и быстро ввёл снотворное в руку Сапёра, благо тот был в одной рубашке с короткими рукавами. Тот так и не обернулся. Вздрогнул только, и вскоре его коротко стриженная голова откинулась на сиденье. Он спал мёртвым сном…

– Ну что, Грач? – улыбнулся в темноте Андрей. – Как самочувствие?

– Ты… – прошептал Фефилов. – Я давно догадался, что это ты, Стрельцов… Андрей Стрельцов.

– Подслеповаты стали, Иван Никифорович, на старости лет. И доверчивы… Разве можно доверять таким, как этот? Да и вам доверять тоже чревато. Каждый из вас борется только за собственную шкуру, поэтому с вами так легко и работать.

– А зачем тебе все это понадобилось, не могу взять в толк. Ты же получал такие деньги… Неужели Хмельницкий заплатил тебе больше? Неужели он и впрямь на кого-то работает?

– А вот этого вы в толк взять не сможете. Вам этого не понять. Вы же привыкли измерять все только личной выгодой. Но у меня нет времени на объяснение с вами. Сейчас сюда придёт Заказчик. Николай сюда придёт. Закатайте свой рукав.

– Что?!

– Рукав, говорю, закатайте, Иван Никифорович, – повторил Андрей.

– Ты сошёл с ума! Ты понимаешь, с кем ты разговариваешь?! Вспомни, мы же с тобой работали вместе столько лет! Разве мало я тебе сделал хорошего? Опомнись, Стрельцов!

– Вы взываете к моей совести? – усмехнулся Андрей. – Не надо, Иван Никифорович, умоляю вас, не надо! У меня свои понятия об этой категории. И я не для того родился на свет, чтобы беспрекословно выполнять ваши чёрные замыслы. Теперь я прекрасно понял, что вы из себя представляете и во что собирались превратить меня. Все! У меня нет времени! Либо снотворное в руку, либо пуля в лоб! Выбирайте! Ну!!!

Фефилов больше ничего не произнёс. Он медленно закатал рукава плаща и пиджака. И Андрей ввёл ему снотворное.

– Спокойной вам ночи, Иван Никифорович, – произнёс он.

Вскоре Фефилов уже спал на заднем сиденье автомобиля.

Андрей отстегнул наручники от рук спящих, закурил и стал спокойно ждать следующего.

Прошло пятнадцать минут. Андрей внимательно глядел за проходящими мимо людьми. Так… Вот это, кажется, и есть Волокушин. Лет пятидесяти, невысокого роста, крепкого сложения. Одет в кожаную чёрную куртку и кожаную кепочку.

Он вышел из машины. Приветливо улыбнулся Волокушину.

– Здравствуйте, Александр Фомич, – сказал он. – Я телохранитель Ивана Никифоровича Фефилова. Он просит вас сесть к нему в машину. Вот сюда, пожалуйста.

Волокушин не заподозрил ничего подозрительного в его поведении и спокойно подошёл к машине.

– Сюда, пожалуйста, – галантно приоткрыл Андрей перед ним правую переднюю дверцу «Ауди». Волокушин так же спокойно сел на переднее сиденье, а Андрей быстро впрыгнул на заднее. И не успел Волокушин ничего понять, увидев рядом с собой спящего человека, как Андрей проверенным движением набросил сзади удавку на его шею.

– Оглянитесь назад, Александр Фомич, – сказал Андрей, слегка ослабляя верёвку. Тот оглянулся, увидел сзади спящего Фефилова. – Да не смотрите вы так на него. С ним все в порядке, он просто спит. Скажите мне лучше вот что – меня вы не узнаете?

– Нет… – хрипел покрасневший от удушья Волокушин, выпучив на него глаза.

– А вот я, в отличие от вас, сразу же узнал ваш голос, Александр Фомич. Очень хорошо я знаю ваш голос. Странно, что вы мой не узнаете. Очень странно, господин или, точнее сказать, товарищ Николай, мой загадочный невидимый Заказчик… – произнёс Андрей.

– Это вы?!!! – воскликнул Волокушин, поняв наконец, с кем он имеет дело. – Вы что, с ума сошли? Что вы делаете?! Опомнитесь!

– Я опомнился, Александр Фомич, теперь-то я наконец опомнился. Хорошо, что вовремя.

– Вас что, кто-то перекупил? – хрипел Волокушин. – Вам что, мало того, что мы вам платили?! Сколько же вам надо?

– Мне много надо, Александр Фомич. Очень много.

– Тридцать? Сорок?

– Гораздо больше. Только вам этого не понять, так же, как и ему, вот этому господину Куратору.

– Прекратите молоть вздор! Говорите свои условия! – крикнул Волокушин и вдруг резким движением одной руки попытался сорвать удавку со своей шеи, а другой полез в карман.

Но Андрей отработанным движением затянул удавку на его могучей шее.

Несколько судорожных движений, предсмертный хрип и… Волокушин затих. Все было кончено.

Да, этот день воистину был насыщен удивительными событиями. Именно он, его Заказчик, стал четвёртым. Именно он, а не тот, кого он заказал Андрею.

Сапёр и Фефилов спали беспробудным сном на своих местах, Волокушин спал уже сном вечным.

Теперь надо было ждать самого главного и опасного противника – Вадима Филипповича Павленко.

Павленко, безо всякого сомнения, был самым опасным противником из всех, с кем пришлось сегодня иметь дело Андрею. И разобраться с ним он решил быстро и решительно…

Прошло примерно полчаса, когда во дворе появился чёрный «Мерседес». Андрей понял, что это приехал именно тот, кого он ждёт.

Лимузин остановился, Андрей вышел из «Ауди» и медленной твёрдой поступью направился к машине Павленко. Подошёл поближе.

Водитель, мощный, коротко стриженный парень, подозрительно поглядел на подошедшего к ним человека.

– Иван Никифорович просит господина Павленко пройти к нему в машину, – произнёс Андрей.

Приоткрылась задняя дверца, и оттуда вылез Вадим Филиппович.

– Ну что там стряслось у нашего дорогого Ивана Никифоровича? – спокойно произнёс он.

– Все идёт хорошо, Вадим Филиппович. Прошу вас в его машину. Иван Никифорович хочет переговорить с вами.

– Пошли, – махнул рукой Павленко и пошёл вслед за Андреем.

– Ты-то кто такой? – спросил он, презрительно глядя на Андрея. – Вид у тебя какой-то протокольный. Странные кадры стал набирать Иван Никифорович. Стареет, что ли?

– Почему же вы такого низкого мнения обо мне? – спросил Андрей.

– Мнения, – презрительно протянул Павленко. – Да я вообще никакого о тебе мнения. Не дорос ты ещё до того, чтобы я был о тебе какого-нибудь мнения. Это вот Иван Никифорович стал о себе, очевидно, настолько высокого мнения, что не соизволит сам выйти из машины и встретить меня. А вместо себя посылает черт знает кого с протокольной рожей. Ну что, где он там? Стекла затемнены, никого не видно.

– Сюда, пожалуйста, – произнёс Андрей, галантно приоткрывая перед Павленко заднюю дверцу автомобиля. Там на заднем сиденье как раз сидел спящий Фефилов. Павленко увидел его, но в каком он находится состоянии, разглядеть в темноте не сумел. Сел в машину рядом с Фефиловым.

Андрей бросил быстрый взгляд назад на машину Павленко. Водитель остался в машине.

Андрей тут же резким движением втолкнул Павленко внутрь и сел рядом сам.

– Ты что, с ума сошёл, грязная собака? – прошипел Павленко, замахиваясь на него.

Это были его последние слова в жизни. Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, попала ему прямо в сердце. Он откинулся на сиденье.

– Вот так-то, – прошептал Андрей. – Жизнь, она у всех одна – и у крутых, и у жидких. Все вы теперь тут собрались – и Куратор, и Заказчик, и исполнитель, и Шеф. И я с вами до кучи…

Он вышел из машины и направился к водителю «Мерседеса».

– Вот, отправили погулять, – виновато улыбнулся он, стоя около передней левой дверцы. – Курить охота, сил нет… Дай закурить.

– Не курю и тебе не советую, – пробасил водитель. – Здоровье береги.

– Ладно, извини, пойду до ларька сгоняю… – сказал Андрей и вразвалочку направился к арке. Больше его водитель не видел. Андрей растворился во тьме. А там, во тьме, он снял с себя парик и вытер от грима лицо.

Он внимательно поглядел, нет ли кого поблизости «Ауди». Когда они с Сапёром въехали во двор, Андрей велел ему остановиться подальше от стоящих во дворе машин. Хорошо, что двор был достаточно просторен, и они стояли совершенно на отшибе. Нет, слава богу, время позднее, погода скверная, вокруг никого – ни людей, ни машин… Ближе всех «Мерседес» Павленко. Но и он в безопасности.

Он ещё раз взглянул на «Ауди» и нажал кнопку пульта, лежащего у него в кармане. Раздался оглушительный взрыв. «Ауди» разлетелся на куски. Андрей был готов к тому, что из «Мерседеса» сейчас выскочит водитель Павленко и бросится за ним вдогонку. Но дверь лимузина даже не открылась – видно, своя рубашка все же ближе к телу…

Андрей скрылся в темноте арки и вышел на Ленинский проспект. Его поразило то, что, несмотря на взрыв во дворе дома, на улице царило полное спокойствие, как будто бы вообще ничего не произошло. Разумеется, через некоторое время тут начнётся такое… Приедут из МУРа, из прокуратуры, из Управления внутренних дел, разумеется, журналисты из газет и с телевидения. Но это будет только через некоторое время, наверное, даже очень скоро. А пока… Никого и ничего. Взрыв и ночная тишина…

Андрей перешёл дорогу, стараясь быстрее уйти от этого дома. Он шёл по направлению к троллейбусной остановке. Там он хотел поймать машину. Но тут как раз подошёл троллейбус, и он решил сесть в него. Уже сидя в почти пустом салоне троллейбуса, он видел двух милиционеров, бежавших по направлению к арке и что-то говоривших в рацию. Проехав две остановки, он вышел, встал на обочине, закурил и стал ловить машину, чтобы ехать в Орехово-Борисово… По противоположной стороне мчались на бешеной скорости и с оглушительным рёвом сирен несколько милицейских машин.

– Ну что, Олежка, – прошептал Андрей, стоя на обочине с поднятой вверх рукой. – Говорил, что спасу тебя – и сдержал своё слово. Так что с тебя кружка пива. Думаю, я её заслужил…