Текст книги "Слепая кара"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Наконец они пришли. Поднялись в лифте на девятый этаж, Виталик открыл ключом дверь.

Квартира была небольшая, но очень уютная. Наташе бросилось в глаза обилие книг в маленьком коридорчике. Книги по медицине, по искусству, словари, справочники.

Виталик снял с нее дубленку, встряхнул ее, повесил на вешалку. Наташа стянула сапоги, Виталик подал ей мягкие тапочки, провел в комнату.

– Вот здесь я живу, – сказал он, как бы оправдываясь. – В тесноте, да не в обиде, – почему-то добавил он.

Комната была маленькая. По стенам стояли стеллажи с книгами, около окна узкая кровать и рядом письменный стол, заваленный бумагами и тетрадями.

– Извините, у меня не прибрано, – смущенно сказал он. – Вы садитесь, а я пойду чайник поставлю.

Вы замерзли очень, как бы не простудиться из-за меня…

– Виталий, давай на «ты», – предложила Наташа. – Мы уже давно знакомы.

– Конечно, конечно, – закивал Виталик. – Ты… подожди, я сейчас.

Потом они пили чай с малиновым вареньем на маленькой уютной кухоньке. Виталик сквозь очки нежно глядел на Наташу, болтал что-то, иногда замолкал, словно стесняясь своей оживленной речи.

– А о чем ты хотел со мной поговорить? – вдруг спросила Наташа, глядя Виталику в глаза.

Он покраснел так, что стал одного цвета с малиновым вареньем в хрустальной вазочке.

– А… это… Наташа, а вы… а ты… коньяка не хочешь? – внезапно предложил он. – У меня с Нового года осталось. Я ведь почти не лью, не люблю, а вот… чтобы согреться…

– Почему бы и нет? – улыбнулась Наташа, не отрывая от него взгляда.

Виталик засуетился, вытащил из старого кухонного шкафчика бутылку армянского коньяка, где оставалось больше половины, налил ей и себе в маленькие хрустальные рюмочки, вынул из холодильника лимон, аккуратно порезал. При этом он засучил рукава, и Наташа с удивлением обнаружила, что у него очень сильные, мускулистые руки. Это совершенно не вязалось с его худым бледным лицом.

– У тебя сильные руки, – сделала она ему комплимент.

– Я же будущий хирург, – смущенно улыбнулся Виталик. – Со слабыми руками как же я буду оперировать? Подкачаться пришлось, да и летом мы в походы ходим, там всякое приходится делать… Так что вот… – Он согнул руку и показал бицепс. После этого опять сильно покраснел. – Да ну, хватит об этом, ты меня захваливаешь.

– И хозяин ты хороший. И варенье твое вкусное.

Виталик на сей раз перестал краснеть. Он сел и поднял рюмку с коньяком.

– Я не знаю, за что пить, – сказал он. – Только за вас… то есть за тебя…

– То есть за нас? – мягко прервала его Наташа, глядя ему в глаза.

– Да, за нас!

Они чокнулись и выпили. Через пару минут Наташе стало так хорошо, как не было уже лет пятнадцать.

Она сидела на этой уютной кухне, сосала лимон, пила чай с вареньем и глядела на этого странного человека в немодных очках, в линялой ковбойке, с такими сильными руками. Ей казалось, что она знает его очень давно, что это близкий ей человек, до того с ним было легко и просто.

После того как они выпили еще по одной рюмке коньяка, Виталик решился на разговор.

– Наташа, – начал он тихо. – Я хотел тебе сказать… Я вот что хотел тебе сказать… – Тут он снял очки, вынул из кармана носовой платок и стал тщательно протирать их. – Понимаешь… Я не знаю, как это все сказать, но я чувствую, что должен… – Он снова надел очки и внимательно поглядел на нее. – Да, я должен. – При этих словах он поднялся со стула и встал напротив нее. – Я никогда никому еще такого не говорил… Наташа… Наташенька… Я…

Тут раздался звонок в дверь. Покрасневший от досады, Виталик бросился открывать.

– Мам, ты? – послышалось из коридора. – Ты чего так рано? Ты же к Владимировым в гости поехала…

– Надоело мне у них, – отвечал женский голос, довольно низкий, прокуренный. – К ним приедешь и нарвешься на всякую выясняловку. Наши там остались, а я не выдержала, сказала, плохо чувствую себя.

А ты что, не один? Ого… – уважительно протянула она. – Понимаю… Ну, извини, сын, знала бы – осталась там. Но от тебя такого ожидать…

– Мам, перестань! – яростно зашептал Виталик.

– Ладно, ладно, я не буду вам мешать. Ну хоть познакомь, мне так интересно, сын первый раз в жизни девушку домой привел. Познакомь.

– Да ни к чему все это, мам, – отговаривался Виталик.

Наташа сама встала и вышла из кухни. Мама Виталика, высокая, статная, крашенная в блондинку, с густым слоем макияжа на лице, пахнущая дорогими духами и табаком, разительно отличалась от сына.

– Здравствуйте, – сказала Наташа.

– Здравствуйте. Я Нина Петровна, мама Виталика.

– Наташа.

– Очень приятно. – Она искоса поглядела на сына и одобрительно кивнула головой. – Я, наверное, не вовремя, ну извините. Но вы сидите где хотите, я пойду к себе и прилягу, устала очень. После работы поехали в гости, а там неприятная обстановка. Пришлось возвращаться одной через всю Москву.

Нина Петровна пошла к себе в комнату, а Виталик провел Наташу на кухню.

– Так, понимаешь, и не дали поговорить, – улыбнулся он.

– Мы прекрасно с тобой поговорили, – ответила ему Наташа. – Прекрасно… Ты ничего больше не смог бы сказать. А я тебе скажу только одно – я очень благодарна тебе за сегодняшний вечер. Очень…

А теперь налей по третьей рюмочке твоего чудесного коньяка, а потом проводи меня домой. Поздно уже…

Виталик пожал плечами, не понимая, шутит она или говорит серьезно. Налил по рюмочке.

– Надо было поесть приготовить, ты, наверное, голодная. У нас, правда, нет почти ничего, пельмени только. Ой, вру, я же по дороге сыру купил, он у меня в пакете, я совсем забыл!

Он бросился в коридор и принес пакет. Вытащил оттуда завернутый в бумагу кусок сыра.

– Давай я порежу, – предложила Наташа.

– Да что ты, что ты, я сам! – стал суетиться Виталик и в результате порезал себе палец.

– Идиот! – ругнулся он на себя.

– Давай йод и пластырь, ничего страшного, – улыбнулась Наташа. – Просто ты очень спешишь меня накормить, чтобы я не умерла с голоду.

Виталик принес йод и пластырь. Наташа взяла его руку в свою, помазала палец йодом и приклеила пластырь. Они впервые находились так близко друг к другу.

У Виталика перехватило дыхание, он снова покраснел. И неожиданно поцеловал Наташу в румяную от коньяка щеку.

– Извини, – сказал он. – Я не хотел. Так, машинально получилось.

– Не хотел? – нахмурилась Наташа. От этого Виталик смутился еще больше.

– Да я не то хотел сказать… Хотел, разумеется…

Ты понимаешь… Я как увидел тебя… Ну как тебе сказать?

– Я все поняла, Виталик. Спасибо тебе.

– Да за что?

– За все, – тихо произнесла Наташа. – За все. За вечер, за коньяк. За сыр этот.

– Ты же так и не поела.

– Ну и не надо. Я не хочу. Я пойду. Ты проводишь меня?

– Конечно же, провожу. Только посидела бы еще…

– Мы еще с тобой посидим, Виталик. Обязательно.

…Потом была обратная дорога. Они ехали в метро и молчали. Он уже ничего не рассказывал о своих институтских делах. Он просто иногда бросал на нее взгляд, и она отвечала ему таким же нежным взглядом. Им не надо было ничего говорить. Когда они стали подходить к ее дому, она вдруг вспомнила про Фомичева и резко выдернула руку, которой держала Виталика под руку.

– Ты очень хороший человек, Виталий. Только… нам не надо с тобой встречаться.

– Да ты что? Почему?

– Я не такая, какой ты меня представляешь. Не такая! Тебе твоя бабушка, наверное, всякого про меня наговорила…

– Мало ли что она говорила! Мне плевать на это!

– А ты знаешь, что она говорила правду? Все, что она говорила, – чистая правда! Понял?! – крикнула Наташа, глотая слезы, и убежала в подъезд.

Она села в подъезде на подоконник и долго рыдала. Таким разительным контрастом казался ей сегодняшний вечер и то, что происходило у нее с Николаем. «Гадина, тварь, – она сжимала кулаки от захлестывающей ее ненависти. – Убить тебя, подлеца, только убить, другого ты не заслуживаешь… Ножом тебя всего истыкать, нелюдь, нечисть…» Ей казалось, что у нее впереди нет ничего, она недостойна никакой другой жизни, кроме этой грязи, этого кошмара. Потом вспомнился Эдик, немногословный, резкий, его жаркие поцелуи, его яростные ласки. Он накидывался на нее, будто это в последний раз и необходимо выпить ее до дна. Так, впрочем, однажды и оказалось. «Почему я тогда не сказала обо всем Эдику?! – ругала себя Наташа. – Он бы его стер с лица земли».

Но теперь… Что ей делать теперь? Как ей быть с Виталиком? Наверняка Вера Александровна предостерегла его от общения с ней, рассказала ему про то, что творилось в этой окаянной квартире. Но ведь он никак не отреагировал, даже, наоборот, стал таким нежным… Он не поверил бабушке, наверняка не поверил. А между ними не должно быть никакой лжи, между ними не может быть такого. Значит, ничего не может быть. Тот все порушил, все концы обрубил, подонок! Как она сейчас пойдет в эту конуру после такого чудесного вечера? Как она посмотрит на эту тварь, как будет дышать с ним одним воздухом? Как она будет смотреть на свою мать, которая ведь обо всем догадывается, но ничего не хочет сделать для нее, своей дочки, которую родила, кормила грудью, купала, водила за ручку в детсад и школу. Для нее дороже покой, лишь бы все было тихо, шито-крыто, лишь бы этот зверь был доволен, лишь бы не бил ее. Что они все так его боятся?! Неужели это воплощение зла так уж непобедимо?

Наташа не могла идти домой, она чувствовала, что, если Николай взглянет на нее как-то не так, она возьмет любой тяжелый предмет и шарахнет его по огромной черной голове, да так, чтобы мозги брызнули на стену. При всех – при матери, при Толике. Она выглянула в окно. Видимо, сидела долго, так как Виталика уже не было. Она бросилась к автомату и позвонила Ляльке Савченко.

– Ляль! Это я, Наташа. Я переночую у тебя, можно?

– Да можно, конечно. А что случилось?

– С матерью поругалась, ничего страшного. Я приеду.

– Давай. Посидим. У меня бутылочка ликера есть.

Поболтаем.

– А родители?

– Да ладно! Я их спать отправлю. Через час будешь?

– Буду. Жди.

Радушие подруги немного взбодрило ее. Она быстро побежала к метро и уже у метро увидела медленно бредущего Виталика. Он только теперь шел домой…

Он так долго стоял у подъезда, все чего-то ожидая…

Наташа замедлила шаг, ей не хотелось сегодня больше разговаривать с Виталиком. Но на душе стало значительно легче.

…Они часов до двух сидели на кухне у Ляльки, пили ликер «Амаретто» и трепались о чем попало. Но про Виталика Наташа не рассказывала подруге.

– Жалко Эдика, правда? – спросила Лялька, делая глоток «Амаретто».

– Конечно, жалко, – согласилась Наташа. – Он неплохой был парень. Только жутковато с ним было как-то. Все время ждала чего-то. С ним было как на вулкане.

– А тебе чего хотелось бы?

– Мне-то? Мне нужен близкий человек, чтобы любил меня, чтобы дома было тихо и уютно, чтобы у нас были дети и чтобы мы никого не боялись.

– Ну, ты идеалистка! Откуда ты такого возьмешь?

Сейчас все приличные женихи либо бизнесмены, либо бандиты. И все чего-то боятся, жизнь-то какая неспокойная.

– А по-моему, все зависит от людей. Жить хорошо можно было и при социализме, и теперь можно жить.

Если бы все были…

– Какие?

– Такие… Добрые, умные… И не относились друг к другу, как одна бешеная собака к другой. И не старались бы украсть, кто больше. Человеку, в принципе, не так уж много для счастья надо.

– Ну, это ты не скажи. Мне, например, много надо. Хорошую квартиру, коттедж, иномарку, чтобы одеваться в дорогих магазинах, а не на барахолке, и чтобы весь день за прилавком не стоять.

– Кто его знает, что лучше? Вот у Эдика и «Мерседес» был, и квартира обставлена, и дачу он начал строить. Это в двадцать четыре года-то! И в двадцать четыре ему уже ничего не нужно. Этого ты хочешь?

– Ой, не знаю, Наташка! Но людей хороших сейчас так мало!

– Есть, есть…

– Я смотрю, – хитро улыбнулась Лялька, – у тебя кто-то новый появился. По глазам вижу…

– Может быть, но сейчас рано об этом. Я когда-нибудь тебе расскажу. А сейчас, знаешь что, давай спать укладываться, завтра на работу, вставать рано. Глаза уже слипаются…

– Да? А я только разгулялась. Ну как знаешь… Ты почаще приходи ко мне, так хорошо посидели…

Матери Наташа в тот вечер не стала звонить, не подумав о том, что Вера Александровна позвонит внуку, а тот скажет, что проводил Наташу до подъезда, и в доме будет переполох. Впрочем, ее теперь это мало интересовало. Она возненавидела свой дом так, как никогда раньше.

Появилась она дома на следующий день после работы. Мать, правда, утром позвонила в магазин, и ей сказали, что Наташа на месте.

– Ты что, с ума сошла?! – орала мать. – Мы тут все издергались! Ты где была, говори?!

– Я была у Ляльки, – тихо ответила Наташа.

– А позвонить было трудно?! Я всю ночь не спала!

В это время в комнату вошел Николай. В майке и тренировочных штанах. Мощные ручищи были покрыты черным жестким волосом, рот зловеще щерился. Глазки пронизывающе глядели на Наташу.

– Загуляла, видать, девка, – фыркнул он.

– Не здесь же сидеть, на тебя смотреть, – вся напрягаясь, процедила Наташа. Ей казалось, сердце выпрыгнет из груди, до того оно стучало.

– Ты чо? – сделал он шаг к ней.

– Сядь, – дрожащими губами произнесла Наташа.

Однако садиться Николай и не думал.

– Твоего бандюгана-то убили, я слышал? – ухмыльнулся он. – Туда и дорога! И ты со мной так не говори…

В этот момент раздался телефонный звонок. Наташа бросилась к телефону. Звонил Виталик, встревоженный донельзя.

– Наташа! Наташа! Ты где была? – почти кричал он в трубку.

– Да ты успокойся, что ты? – тихо сказала Наташа. – Я поехала к подруге. Все нормально. От нее мы вместе пошли на работу.

– В следующий раз я доведу тебя до двери.

– Хорошо, Виталик. Если он только будет, следующий раз, – вздохнула Наташа.

– Будет. Обязательно будет, – резко, непохоже на себя произнес Виталик.

– Ладно. До свидания. Спасибо, что позвонил. – Наташа положила трубку и увидела, что Вера Александровна строго и внимательно глядит на нее, стоя у своей двери.

– Добрый вечер, Вера Александровна, – улыбнулась Наташа.

– Добрый, добрый, – задумчиво протянула старушка.

Наташа зашла в свою комнату, переоделась и легла на кровать. Ей не хотелось выходить, не хотелось видеть Николая и мать, выяснять какие-то отношения.

Непонятные, противоречивые чувства охватывали ее Она чувствовала себя сильной, защищенной и в то же время ощущала себя порочной, грязной девкой. Ей было хорошо и одновременно горько и страшно. Настроение ее менялось каждую минуту, щеки раскраснелись, сердце билось учащенно. Она взяла книгу, прочла страницу и отложила.

В комнату вошла мать, принесла ей ужин.

– Покушай, Наташа, ты же проголодалась.

– Спасибо. – Наташа встала с кровати и села ужинать.

– Что с тобой происходит, Наташа? – спросила мать. – Почему ты так разговариваешь с Николаем?

Наташа отложила в сторону вилку и странно поглядела на мать.

– Мама, извини меня, ты ужин принесла для того, чтобы поговорить о твоем муже? Если мы будем о нем разговаривать, я есть не смогу.

– Почему? – глупо спросила настырная Люба.

– Мне разговоры о нем портят аппетит. Давай о нем вообще не говорить или уж как-нибудь на свежую голову.

– Ты непонятно ведешь себя, Наташа. Вызывающе. Дома не ночуешь.

Наташа опять странно посмотрела на нее.

– Глупая ты очень, мама. Или придуриваешься.

Я очень устала и ни о чем сейчас разговаривать не собираюсь. Все. Я доела. Спасибо.

Люба открыла было рот, но Наташа резко вскочила с места.

– Мне что, опять уйти ночевать к Ляльке?! – крикнула она.

– Да ладно, ну тебя! Отдыхай, – махнула рукой Люба, упорно не желавшая понимать, что происходит в их доме.

Глава 9

Кружилась голова от нахлынувших воспоминаний.

Наташа машинально что-то отвечала покупателям, показывала им книги, старалась быть вежливой и внимательной. Действовала, словно робот. А время тянулось в этот вечер ужасно медленно. Наконец раздался протяжный звонок, извещающий покупателей, что пора покидать магазин.

…Когда Наташа после визита к следователю вернулась на работу, Лялька схватила ее под руку и зашептала:

– Наташ, тебя чего, в убийстве, что ли, подозревают? Тут следователь приходил, длинный такой, все выспрашивал: где была с десяти до двенадцати, где обедала, не отлучалась ли куда.

– Да ты что? – улыбнулась Наташа. – Ты понимаешь, когда происходит убийство, проверяют всех, кто мог быть в квартире в это время, алиби, понимаешь, проверяют, есть ли у человека свидетели, что он был в момент убийства в другом месте. Сама с книгами работаешь, а детективы что, не читаешь?

– Вообще-то нет, – пожала плечами Дядька. – Не люблю про убийства и кровь, про разборки всякие.

Я больше люблю что-нибудь про любовь, задушевное…

– Слушай, Ляль, я сбегаю кофейку попью, ты еще поработай за меня. Голова болит, и погода такая мерзкая…

– Хорошо, хорошо, иди…

Выйдя из магазина, Наташа заметила Николаева, склонившегося над своим «жигуленком». Он что-то крутил в капоте, потом садился за руль, пытался завести машину, и все безуспешно. Наташа улыбнулась, видя его гримасы. Она повернула за угол…

…И вот подошел к концу рабочий день. Он оказался для Наташи хоть и неполным, да очень трудным, слишком многое в него вместилось. Допрос в управлении, подозрения матери и следователя и воспоминания, воспоминания, воспоминания… Тревожные, горькие…

…Виталик звонил ей почти каждый день. А Наташа все не решалась с ним встретиться. Он недоумевал, и, кажется, совершенно искренне. Порой в коридоре она ловила взгляд соседки, и этот взгляд обнадеживал ее. Старуха глядела на Наташу не только с обычным сочувствием, но и с некой теплотой.

Однажды она пригласила Наташу к себе в комнату.

– Ты знаешь, Наташа, – сказала она, – Виталик просто без ума от тебя. Он по-настоящему влюблен.

Мне даже его мать звонила, хоть мы о ней и не общаемся. Он забросил учебу, исхудал весь, все разговоры только о тебе.

– Ну и что же? – спросила Наташа.

– Но ты вроде бы как… извини, здесь все слышно, – пожала плечами старуха, – не хочешь с ним встречаться. Ты уж, пожалуйста, найди время, скажи ему прямо, чтобы он не вбивал себе ничего в голову. Ему институт заканчивать надо, а он прямо сам не свой.

– А вы считаете, я имею правое ним встречаться? – вдруг резко, прямо глядя старухе в глаза, спросила Наташа.

– Конечно, имеешь, а что ты – хуже других?

– Хуже, – отрезала Наташа. – И вы об этом знаете.

– Ой, Наташа, – махнула рукой Вера Александровна. – Не судите да не судимы будете. А если я что-то там знаю, чего мне знать не надо, или по-старушечьи подозреваю, то он-то ничего не знает, кроме того, что любит тебя, а ты с ним не хочешь встречаться.

– Правда? – Наташа сделала непроизвольный шаг по направлению к ней.

– Правда, – тихо и твердо ответила старуха.

– Спасибо! – сказала Наташа и выбежала из комнаты.

Дело происходило перед Восьмым марта. А утром восьмого Виталик уже был у них с огромным букетом гвоздик. Они стояли друг против друга, он с букетом, закрывавшим лицо, она, опустив руки, в домашнем халатике, без макияжа, с зачесанными назад волосами, собранными в пучок. В его глазах Наташа читала такую нежность, что у нее замирало сердце.

Она взяла у него букет и крепко поцеловала в холодную щеку.

– Тебе придется меня подождать, – шепнула она. – Посиди у бабушки, попей чаю.

Наташа долго наводила красоту, вертелась перед зеркалом, примеряла то одно, то другое. Наконец собралась и вышла в коридор. Дверь в комнату Веры Александровны была закрыта, а в полутемном коридоре стоял Николай в майке и тренировочных штанах.

– С праздником тебя, Наташ, – шепнул он, пытаясь дотронуться до ее руки.

– Спасибо, – резко отдернула она руку.

– Забыла ты меня совсем. Что же, придется тебе напомнить, – хитренько улыбнулся Николай.

– Ты что, с ума сошел?!

– Я-то в порядке, это ты совсем голову потеряла от своих кавалеров. То бандит, то студент, а старых друзей забываешь, – уверенно говорил Николай, паскудно улыбаясь. – Ничего, мы не гордые, мы напомним.

– Грозишь?

– Точно так. Я с твоим студентиком запросто могу потолковать и рассказать о тебе кое-что интересное.

Ему, интеллигентику вшивому, все это очень даже понравится.

У Наташи от бешенства кровь прилила к вискам, но она старалась держать себя в руках.

– Жалко, я тогда Эдику ничего не сказала про тебя, он бы с тобой быстро разобрался. Тогда еще, у машины.

– Ну, этот поезд ушел. Твой Эдик червей кормит, а я вот, живой и здоровый.

– Не зарекайся, сволочь. Сегодня живой…

– Ух ты, ух ты, как защебетала… Ладно, кто-то идет, потом поговорим, будет еще время.

Николай ушел к себе в комнату, а Наташа стояла в праздничном платье посреди коридора, с ног до головы облитая грязью. Праздника уже не было – были будни, Виталик оставался мечтой, Николай был страшной реальностью.

– Наташ, ты как? – выглянул из комнаты Виталик. – Ты готова?

– Сейчас, подожди еще немного. – Она прошла к себе в комнату и вытерла слезы с глаз. Встряхнула распущенными волосами. Что-то надо было делать, так дальше продолжаться не могло… Что-то надо было делать…

Прошел день неплохо. Они поехали к Виталику домой, пили шампанское, ели торт, болтали, слушали музыку. Наташа была весела, но иногда вспоминала утренний разговор и замирала, взгляд ее становился отрешенным, она сидела несколько минут молча, уставившись в одну точку.

– Ты что, Наташ? – удивлялся Виталик. – Тебя что-то беспокоит?

– Да что ты?! Все нормально! – улыбалась через силу Наташа. – Все хорошо, Виталик. Так, задумалась…

Но через некоторое время это опять повторялось.

Потом они гуляли по Москве, замерзшие, пили кофе в кафетерии. Уже к вечеру Виталик проводил ее домой. На сей раз до самой двери. Наташа улыбнулась ему, поцеловала в щеку.

– Пока. Звони!

Но дома ее снова ждал сюрприз. Мать с Толиком уехали к бабушке, и Николай оставался дома один. Не было и Веры Александровны, уехавшей в гости к старой подруге.

– Ну чо? – Николай всунул свою черную голову к ней в комнату, как только она вошла. – Нагулялась?

– Закрой дверь! – крикнула Наташа. – Я буду переодеваться!

– Ну и что? – Николай шагнул в ее комнату, уверенно, по-хозяйски. – Раздевайся при мне. Я-то тебя всякую видал. Или забыла?

– Выйди сейчас же из комнаты! – крикнула Наташа.

Но Николай стоял, словно глыба, гнусно улыбался и не делал ни шагу. Скрестил руки на груди и глядел на нее.

Наташа машинально стала искать глазами какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы шарахнуть по этой ненавистной голове. Николай уловил ее взгляд.

– Ты чо? Прикончить меня чем-нибудь хочешь? – осклабился он.

– Охота была об тебя руки марать. – Наташа поймала себя на том, что говорит с Николаем на его же языке, на этом быдлячьем жаргоне, на каком изъясняется большинство населения. С Виталиком она говорила совсем по-другому. Да и была она другим человеком только что – пять минут назад, когда они прощались около двери. Почему этот гад заставляет ее быть иной – грубой, злой? Кто дал ему на это право?

– Ты потише давай, – думал о своем Николай. – Я завтра – или когда придет твой студентик? – все ему про тебя расскажу, как ты, такая гордая и неприступная, раком стояла и ноги расставляла, чтобы я тебе воткнул. Он послушает да и плюнет на тебя. Он себе студенточку найдет, чистенькую, такую же, как он, а не шалаву, подстилку, как ты…

Наташа не выдержала и бросилась на него, пытаясь вцепиться ему пальцами в горло. Но до чего же силен был этот человек. Справиться с ней для него было плевым делом. Он схватил ее за запястья и повалил на кровать.

– Все, милая, все. Хватит шебуршиться. Снимай-ка лучше свои трусы-колготки и давай по-хорошему…

Наташа плюнула ему в лицо.

– Сволочь, гад, гнида, все равно ничего у тебя не получится! Не бывать ничему больше. Убью тебя…

Убью, скотина, грязная тварь…

– Ох, как раскраснелась, ох, растрепыхалась, хороша же ты, девка! Разве студентику должна такая достаться?! Бросить, что ли, мамашу твою толстую да жениться на тебе, красотка, ох, заживем на славу! Из постели вылезать не будем, все кайфы словим, что есть на свете! А? – Он дышал ей в лицо, брызгал слюной. От него разило водкой и луком, видать, успел отметить Женский день Тут послышался звук ключа в замке. Николай быстро вскочил.

– Не дай бог, Любка с Толиком вернулись, – засуетился он. – Говорили же, допоздна побудут у мамаши. Ты встань, встань, приведи себя в порядок, – шептал он. – И помалкивай, помалкивай. А, впрочем, ты и так ничего никому не скажешь, – усмехнулся он. – Бойся, чтобы я кому надо не рассказал. И учти, если в следующий раз так трепыхаться и выражаться будешь, все ему расскажу. Вот те крест, расскажу…

– Оставь крест в покое, – мрачно сказала Наташа, одергивая платье. – А кому бояться надо, мы еще поглядим. Тебе, гадина, это даром не пройдет, понял?

Иди, рассказывай…

Николай поправил рубашку и вышел в коридор.

– Добрый вечер, Вера Александровна, – зашипел он. – С праздничком вас, с Международным женским днем, здоровья вам и благополучия…

– Спасибо, Николай Николаевич, – тихо ответила Вера Александровна и захлопнула свою дверь.

– Сучка, пришла не вовремя, – пробубнил Николай и пошел к себе.

Наташа сидела перед зеркалом и бессмысленно глядела на себя. «Что делать? – вертелось в голове. – Как дальше жить?»

…Наташа вышла из магазина и пошла к метро.

Шла она медленно, вся в мыслях, воспоминаниях…

Да, богатой на события оказалась эта весна… Ведь на следующий день после Восьмого марта здесь же, на Мясницкой, произошла эта странная встреча, раскрывшая перед ней совершенно новые грани в жизни и ее самой, и ее близких, и новых, незнакомых ей доселе людей…

В тот день, девятого марта, Лялька заболела и не вышла на работу. И Наташа ходила обедать одна. Она, как всегда, выпила кофе, съела бутерброд и возвращалась на работу. Шла не спеша, перебирая в памяти подробности вчерашнего дня. И вдруг… Ей показалось, она сходит с ума. Навстречу ей в красной модной куртке, джинсах и кроссовках, держа на поводке собаку, шла… она сама.