Текст книги "Апокрифос"

Автор книги: Сергей Причинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Сергей Причинин
Апокрифос

Пролог

Джеймс Уокер битый час вглядывался в звездное небо. Он долго собирался с духом перед тем как ринуться в заросли можжевельника. Джеймс ходил этой тропой уже второй десяток лет и постоянно ругался, когда приходилось пробиваться через густые ветви буквально руками и ногами. Не помогали ни палки, ни мачете. Он предлагал спалить западную оконечность леса, однако Рафаэль его не поддержал. Джеймс часто роптал на жизнь, что в его возрасте не пристало носиться по лесной чащобе, точно сайгак. В прошлом году он разменял шестой десяток и считал, что получил на юбилей не мудрость, а очередные проблемы. Джеймс мягко намекал руководителю общины, что игру в ковбоев-индейцев пора бы закончить, однако у того имелись свои планы по поводу себя и подчиненных.

Джеймс прошел злополучную сотню ярдов можжевеловых джунглей и повернул к ущелью. Небольшая речка текла посреди каньона и уходила на восток. Лес и ущелье накрыло сумерками, августовский вечер удивил первыми заморозками.

Несколько лет Джеймс жил двойной жизнью. С одной стороны, он имел некое подобие семьи, ходил на работу, играл в покер, посещал пабы, с другой – нянчился с соратниками и воевал с дурными наклонностями главы ордена. Постепенно каменные стены с подтекающим потолком сменили комфортную квартиру, а родные и близкие окончательно отошли на второй план. Деятельность их религиозной организации признали незаконной, и Джеймс превратился из гражданина Соединенных Штатов в аскета-отшельника. У него был выбор – остаться с женой и падчерицей или уйти в лес. Его ведомый характер не умел сопротивляться наглым увещеваниям, поэтому выбор был предсказуемым.

Он наощупь разыскал каменные ступени и спустился к подножию водопада. По мере приближения увеличивался звук низвергаемой воды. Шум водопада всегда представлялся Джеймсу каплей свободы. Только здесь до него никто не докапывался, не давал идиотских поручений и не учил правилам жизни. Он был предоставлен самому себе и лишен повседневных обязательств. Джеймс направлялся в штаб-квартиру ордена после вечернего обхода. Сердце ордена располагалось в гроте за водопадом. Первое время члены ордена прямо-таки гордились подобной «дверью», однако позже им надоело покидать убежище без брезентов и полотенец. Джеймс, конечно же, предлагал Рафаэлю сделать черный вход в более удобном месте, да только странная, фанатичная преданность последнего собственным принципам отвергала сторонние для его мозга идеи. Рафаэль говорил, что множество дверей превратят их из волков в кроликов, коих блюстители закона переловят за пару дней. Джеймс не понимал, о чем шла речь, ведь шериф Таунсенд уже десять лет был на их стороне и прикрывал все шалости. Про пещеры за водопадом еще знали люди, подвозившие провизию.

Джеймс вытащил дождевик и миновал водопад через узкий перешеек. В кромешной темноте, по пояс в воде он пробирался к гроту, нащупывая каменные выступы на дне. Наконец, мужчина ступил на сухие камни и скинул капюшон. Грот тянулся под землей примерно на полторы сотни шагов и постепенно расширялся. Высота входа составляла около десяти футов, а в некоторых местах и всех пятнадцати. Сколько ответвлений и скрытых тоннелей находились в гроте, до сих пор никто не знал. Три года назад студенты-спелеологи обнаружили лаз, но так увлеклись изучением пещер, что не нашли дороги назад. С тех пор Рафаэль облюбовал грот, а местные жители старательно избегали страшного места, где погибли подростки.

После нескольких поворотов в лабиринте Джеймс увидел свет. Через каждые десять шагов на стене висели факелы. На светильники у Рафаэля, увы, не было денег, да и хотелось быть максимально похожими на родоначальников ордена, которые особо не приветствовали достижения цивилизации. Еще через три поворота они столкнулись с Рафаэлем.

– Вот ты где, – сказал он. – Долго же ты бродил.

– Вообще-то я был у магистрали. А тащиться до нее далеко не одну милю.

– Ну и?

– Нет там никого, Раф. Да и на сорок миль вокруг – тоже. К Кургану вряд ли кто-то подберется, за исключением свихнувшихся белок.

– Поверю тебе на слово, мой друг. Выдвигаемся.

– Прямо сейчас? Ноги в темноте переломаем. Полагаю, моя прогулка была твоей насмешкой надо мной? Может, скажешь по-человечески, что за план?

– Парни от безделья маются уже второй месяц. В лихие годы мы бы навели шороху. Помнишь, какие слухи ходили про этот лес?

– Ага, скажи спасибо Амелии, – съязвил Джеймс. – Мы тут каким боком? Орден в ее бесновании не участвовал. Если ты забыл, именно из-за Амелии орден признали деструктивной сектой, – он процитировал резолютивную часть решения Федерального суда.

– Неужели ты забыл авантюры, кои мы проворачивали в ордене?

– Я слишком стар для таких утех, Раф. Да и когда это было?

– Думаешь, я полыхаю силой? Хоть встряхнемся, – Рафаэль дружески похлопал Джеймса по плечу. – Если нет приключений, придумаем их самостоятельно. И силы появятся.

– Перенесем на утро?

– Нет, пойдем сейчас. Как я усну, зная, что шестеренки не смазаны и механизм не запущен?

– Ты настырный малый.

– Не упрямством единым я некогда достиг вершины. Не забывай. Я всегда таким был.

– Я же, как и всегда, не в силах отказать в твоей просьбе. Ты вел, а я был ведомым, – фыркнул Джеймс. – Сейчас так сейчас.

Рафаэль шел впереди, одетый в рабочие лесничие штаны и толстую куртку. Он был старше соратника всего на год. У Джеймса имелась на этот счет теория, согласно которой Рафаэль подпитывался силами из подопечных, и более прочих – из него, Джеймса. Многие считали, что Рафаэль выглядел значительно моложе и бодрее своих лет благодаря склочному характеру. Если глава злополучного ордена никогда не болел, то Джеймс страдал хроническим кровохарканьем и диабетом.

– Пока идем, можем подробнее осветить план. Скажи правду.

– Правду? Этим словом люди крутят и так, и эдак. Хорошо. Знаешь, я нашел истину…

– В вине?

– А правду в воде. Очень смешно. Если быть откровенным, ты отчасти угадал. На днях я переборщил со шнапсом. Под этим делом мне приснился странный сон. Я стоял посреди центрального святилища ордена. Помнишь, как была обставлена Зала Посвящений? Я оказался в Святилище. В зале тишина – никого. Я стащил браслет с запястья и положил у ритуального камня.

– Рафаэль, ты так любишь драматизировать. Каков итог?

– Вдруг пришла группа туристов. Лиц я не разглядел. Знаешь, такой момент, когда вроде бы и видишь лица, а вроде бы и нет. Почему-то я считал, что интуристы хотят причинить мне вред. По крайней мере, логика мне подсказывала. Они выглядели наподобие вандалов, которые когда-то подпортили чертовым граффити не одну сотню надгробий в Сент-Винсенте.

– Во сне есть логика?

Рафаэль сдвинул брови, и Джеймс виновато отмахнулся.

– Ты за всю жизнь мне столько не дерзил, сколько за один вечер. Я продолжу? Благодарю! Какой-то паренек взял мой браслет и надел на руку. Я сказал ему вслед, чтобы он вернул вещь, ему не принадлежащую. Я кричал, взывал, а тот будто нарочно меня не замечал. Потом все исчезло, я проснулся и все обдумал. Раскалывающаяся голова думать не хотела, однако я старался. Наутро я снова уснул, и сон повторился. Скажешь, абсурд? Таких подробностей я более никому не рассказывал.

– На то они и сны, чтобы вещать абсурд, – сказал Джеймс, – кажется, ты мне уже рассказывал этот сон, только в прошлый раз там были хиппи. Это и есть твой повод для догонялок в лесу? Позволь спросить, ты пил шнапс один или с тем мужичком из Траунда?

– С ним.

– Потому что удивительный сон появился аккурат после отъезда твоего дружка-бизнесмена.

– Я тебя не узнаю, Джеймс. Ты всегда был персоной сомневающейся. Сейчас ты превзошел самого себя.

– Пытаюсь разобраться – только и всего. Я признаю голые факты, – Джеймс рубанул рукой по воздуху. – Идем туда – делаем это и это.

Рафаэль и в самом деле уже второй день подряд бредил снами и выводами. Каждый раз он твердил, что его полученный в ходе инициации браслет необходимо оставить у Кургана Духа, причем самого дальнего. Во всем лесу стояли только два камня, кои Рафаэль с легкой руки прозвал Курганами. Они располагались друг от друга в сорока милях и выполняли практически схожие функции. Для приспешников ордена он являл собой средоточие сакральных предметов, которые чтил только Рафаэль Финклер. Да и вообще, появление камней было напрямую связано с Рафаэлем, так любившим уклон в мистификации. На словах выглядело так, будто про сон он рассказал только Джеймсу, однако историю про Святилище уже знали все мелкие сошки.

Власть Рафаэля окончательно пошатнулась после переезда из Сентлера в лесной массив возле трассы Сентлер – Траунд. Гуру ордена воспрещал любые вольности, поэтому закоренелые мужланы, оказавшиеся в общине по принуждению, уже не верили в знамения и сны. По правде сказать, Рафаэль настолько погряз во лжи и ухищрениях, что даже сон являлся обычной выдумкой. Он считал Джеймса узколобым, наивным, не способным установить истину. Рафаэль попросту хотел ненадолго отвлечь молодежь, чтобы за время погони придумать план отступления. Он мечтал покинуть орден, пожить спокойной жизнью, только пока не придумал, как осуществить задуманное.

Первый камень находился в полумиле от трассы, и проезжие люди, кои забредали в лес, часто натыкались на него.

– Рафаэль, ты же не хочешь сказать, что мы попремся полсотни миль пешком? – спросил Джеймс.

– По пути нас подберет Джаред.

– Уже хорошо. Только до камня все равно не доберемся на колесах. Вот еще вопрос: если браслет так и останется там, у Кургана? Что тогда?

– Тогда ты был прав, а я – полнейший идиот.

«Тогда парни тебя с дерьмом сожрут», – подумал Джеймс.

– Все получится, если создать качественную инсценировку, – сказал Джеймс. – По наитию игра не начнется. Процесс нужно запустить.

Рафаэль хохотнул.

– А все же я хорош! Ой, как хорош! Согласись? Вот я и подвел тебя к этому разговору. Ты сам начал, Джеймс.

– Не понял?

– Я предвидел твой вопрос. С инсценировкой мужчина не справится. Видел наших молодцев? Они одним своим видом медведя спугнут. Тут требуется тонкая работа. Нужна женщина, Джеймс. Твоя падчерица в самый раз.

– Спятил?

– Ничуть! Какая тебе разница? Ты ее ненавидишь и терпишь единственно ради аппетитных бедер мамаши. Помнишь наш разговор про отход? Я позволю тебе покинуть орден. Спокойно встать и уйти. Сначала помоги мне.

– Надо подумать…

Спустя десять секунд Рафаэль спросил:

– Ну что, подумал?

– Ай, бери, – Джеймс махнул рукой. – Постой, значит, объект преследования известен заранее?

Рафаэль промолчал.

На лес опустилась ночь. В листве слышались возня и шорохи полевок, филины ухали и хлопали крыльями. Многие удивлялись тишине леса днем: никто не видел ни птиц, ни зверей. Сюда следовало идти ночью, чтобы услышать поющие деревья.

Джеймс с Рафаэлем сошли с разбитой дороги, по которой в 30-е возили лес, и оказались на лесной тропинке.

– О чем думаешь? – спросил Рафаэль. – Ты какой-то подозрительно молчаливый.

– Все в порядке, Раф. Я думаю, какого черта мы не взяли фонарь. Скоро ноги отобью.

– Обувь надо вовремя менять, и размышлять не придется. Иди по моим следам, – Рафаэль повернулся. – Ты не о кореньях думаешь, Джеймс. Скажи честно, ты считаешь меня идиотом?

– Отчасти.

– Ценю твою честность. Позволь спросить, какие еще есть варианты? Ты прекрасно понимаешь, у нас нет иного способа удержать власть. Я же не могу отправить парней в Сентлер. Хочешь, чтобы они там набедокурили, и копы заявились в лес? Думаешь, власти не знают, где мы живем? Сам говорил, что я постоянно придумывал пакости, и поверь мне, благодаря этим пакостям мы еще живы.

– Ты мусолишь тему власти своей и чужой, а я думаю, на месте ли я сижу, – ответил Джеймс.

– Жизнь прожита, наши дни сочтены, достойные последователи перевелись. Хочешь, чтобы орденом заправлял сынок Фроста? Ну уж нет! Ты единственный человек, который поддерживал меня в трудные времена. Я не могу управлять сворой диких псов в одиночку. Я тебе ясно дал понять, что ты можешь выйти из игры после небольшого содействия.

– Неужели все так запущенно? Встали и ушли. В чем проблема?

– Мы, в отличие от окружающего нас большинства, думаем головой. В орден завлекали верой в справедливость, в некий промысел, в Бога, в конце концов. С прожитыми годами приходит осознание, что ничего этого нет. Все бы хорошо, да молодежь считает иначе, – подметил Рафаэль. – Они верят во все: в слова лжецов и жестокого бога. Откажемся от заветов ордена напрямую – нам конец. Они нас с тобой из-под земли достанут. Это и есть та маленькая проблема власти. Баранами легко манипулировать, но при явной подтасовке фактов просыпается даже темная голова. Пастухам тогда несдобровать, Джеймс.

– Возможно, ты прав. Надо обмозговать другие варианты. Мне не нравится твоя задумка. Слишком много «если».

– Когда появится идея, поделись, – съязвил Рафаэль.

Наконец, они оказались на трассе возле обозначенного места. Рафаэль вглядывался во тьму дороги, но не видел дальше вытянутой руки. Они стояли и отбивались от кусачих гадов, пока вдалеке не послышались хруст веток и громкая ругань. Спустя десять минут показался свет фонаря Джареда. Он выбрался из леса и разразился воплями.

– Господь всемогущий! Откуда взялись эти москиты? Мороз ведь как на Аляске, а они только и делают, что жужжат под ухом.

Джаред представлял собой шестифутового громилу с обезьяньими руками и грубыми повадками. Он подрабатывал курьером и, в отличие от собратьев, в ордене оказался случайно. Его очаровывала история ордена и притягивала возможность узаконить аморальное поведение. Рафаэль поручил ему объезжать лес по еще живым дорогам и доставлять провизию к штаб-квартире.

– Сюда подъехать не смог. Там такая колдобина. Я так без подвески останусь.

– Где машина?

– Рукой подать. Пять минут ходьбы.

Через двадцать минут они уселись в машину и поехали к придорожному камню. Фары «форда» разгоняли мрак ночи и полчища москитов, которых и в самом деле собралось больше обычного. Джаред поглядывал на Рафаэля и боялся открыть рот. Наконец, желание что-нибудь ляпнуть пересилило.

– Саймон спрашивал, когда все начнется.

– Что именно? – спросил Джеймс.

– Ну, та заварушка с браслетом и погоней. Им уже не терпится поиграть в шерифа и ковбоев.

– Браслет еще у меня, – Рафаэль блеснул синевой на запястье. – Передай Саймону, что заварушка начнется с завтрашнего дня.

– Мы уже месяц ждем. Собирались же в начале августа.

– Не от меня зависит.

– А если браслет возьмет Габриэль? – не унимался Джаред. – Мне бы меньше всего хотелось с ним связываться.

– Он живет один со старухой, а вас – толпа. Неужели не сладите с рейнджером и бабой?

– У него куча оружия.

– Да хоть гранатомет, Джаред! – воскликнул Рафаэль. – Габриэль один и у него две руки. А вас сколько?

Джеймс слушал слова Рафаэля и потихоньку вникал в происходящее. Лидер культа явно недоговаривал. Сам Джеймс понимал, что браслет не окажется в чужих руках по чистой случайности. Человека надо подвести к предмету, ткнуть рылом, заставить добровольно взять. В одном он был согласен с Рафаэлем: на эту роль лучше всего подходила женщина. Значит, игра срывалась неслучайно, и, скорее всего, из-за объекта преследования.

Они проехали Сентлер и через десять миль остановились на обочине. Машина миновала небольшой кювет и пару оврагов, прежде чем компания оказалась на тропинке. Сейчас они передвигались крайне осторожно, ибо территория числилась за егерем Габриэлем, который часто ставил медвежьи капканы. Медведей в лесу отродясь не водилось; капканы он ставил от своры Рафаэля. Джаред остановился и посветил фонарем на серый валун. Это и был тот пресловутый Курган, кои так восхвалял Рафаэль. Для Джеймса это был обычный камень с наспех вырезанным греческим изречением.

– Пришли, – сказал Джаред. – Что теперь?

– Ничего особенного, – Рафаэль бросил браслет возле камня. – Передай Саймону, что игра началась. И остальным тоже. Всем.

– Слежка за камнем посреди тучи комаров, – сказал Джеймс. – Просто отличная игра. Хотя бы обозначь место, иначе нам придется отлавливать скунса. Импровизация – необходимое требование любой игры. Гроссмейстерами так и становятся, Раф.

– Какие премудрости. Честно сказать, за камнем и следить не надо. Главное – подвести к нему.

– Джаред, – обратился Джеймс. – У тебя же был дорожный знак? Есть идея: пришпандорим знак к черенку, нагоним мистику и попросту заинтригуем объект. Так сказать, прикормка на дурака. Это хотя бы логично. В противном случае, наши выходки – пустая трата времени. Мы уже определились с наживкой, поэтому остальное – дело техники.

– Хорошо, – сказал Рафаэль. – Ты меня убедил. А что напишешь?

Джеймс с минуту размышлял над рифмами и, наконец, выдал:

– Иди на свет, возьми браслет. Познаешь боль на сотню лет.

– Неплохо, но слишком топорно, – сказал Рафаэль. – Ты можешь лучше, Джеймс. Я бы не клюнул на твои слова.

– Взрослые часто превращаются в детей. Любопытство всегда берет вверх над человеком в минуты сомнений. Обычно мы стремимся сделать вещи, кои нам запретили. Полагаю, твои туристы именно так и поступят?

Поляна, где располагался Курган, была единственным освещенным местом в лесу на милю вокруг. Рафаэль решил, что глупый стишок Джеймса вполне приемлем для потенциальной жертвы.

– Идем к машине.

– А как же молитва? – воскликнул Джаред. – Это ведь ритуальный камень.

– Помолимся в ущелье, – процедил Рафаэль. – Пошли уже! Что я тебе говорил про этих фанатиков, Джеймс? Одними разговорами от них не отделаться.

Джаред с надеждой взглянул на Джеймса, тот лишь пожал плечами.

– Сказали, значит, идем.

Троица вернулась к пикапу. Джаред целую вечность пытался закрепить треугольный знак на металлическом черенке и еще дольше – искал маркер. Джеймс красивым почерком, насколько позволял тремор, написал стихотворение. Рафаэль удовлетворенно кивнул.

– Будет лучше, если вы дадите бедолаге фору, – сказал Рафаэль. – Если поймаете сразу, ничего не получится.

– Он будет не один, – напомнил Джеймс. – Поклянись, что моя дочь не пострадает.

– Это ты с них спрашивай, мой друг, – Рафаэль кивком указал на Джареда. – Дождь собирается.

Джеймс понял, что разговор окончен. Джаред надежно закрепил знак на обочине и нарисовал стрелку, ведущую к камню. Джеймс долго топтался на месте и думал, что никто и никуда его отпускать не собирается.

Глава 1. Утро

Утро в Марвилле выдалось пасмурным. Дождь начался два дня назад и с тех пор не прекращался ни на минуту. Жители сидели у обогревателей, каминов, самодельных печей и появлялись на улице лишь по необходимости. История городка началась в ХХ столетии, в период подъема мелкой промышленности. Предприниматели средней руки перебрались в Марвилль, который находился в Техасе, недалеко от мексиканской границы. Сначала авантюристы взялись разрабатывать лесные делянки, однако раньше сваленного дерева нашли золото. Шахты разрабатывали несколько лет, после чего забросили и принялись за лес. Особенно в этом деле преуспели семейства Джонсонов и Гиббсов. Они одни из первых поняли, как в этом регионе можно превратить зеленое золото окрестностей в пачки денег точно такого же цвета. Джонсоны занимались валкой леса, Гиббсы – переработкой. За долгие годы предприятие Гиббсов вошло в силу и скупило территории, принадлежащие Джонсонам. Откровенно говоря, родоначальник Гиббсов намеренно обанкротил вчерашнего союзника и начал усиленные денежные вливания в заново сколоченное предприятие.

Город представлял собой провинциальное захолустье с тысячей жителей. В настоящее время здесь жили пожилые люди: первопроходцы с начала века и некоторые их отпрыски. За последние пять лет наблюдался значительный отток населения. Молодежь перебиралась на Запад, в более цивилизованные места и комфортный климат. Если они искали работу, состоявшиеся граждане искали покой. Так создалась и обратная тенденция, когда сильные мира сего прятались в лесном городке, подальше от шума и забот мегаполиса. Они заработали достаточное количество денег, дабы с наслаждением провести безработные дни в тихой, спокойной обстановке. После притока капризных стариков с залысинами население Марвилля окончательно поделилось на постоянно работающих и вечно отдыхающих. Подавляющее большинство трудоспособных жителей занималось работой, связанной с деревообработкой.

Погода буйствовала, цех простаивал, люди сетовали. Завод принадлежал Мартину Гиббсу – молодому предпринимателю, потомку основателей деревообрабатывающей компании «Mainerz». От компании остались лишь цех да название, и существовала она, мягко говоря, на одном энтузиазме. Благосостояние Мартина и его подчиненных напрямую зависело от выполненных объемов работ на предприятии. Дождливая погода в первую очередь сильнее всего била по карману Гиббса. На банковских счетах имелись солидные суммы, однако Мартин не хотел ворошить наследство, доставшееся от отца.

Он следил за струйкой кофемашины, наливающей эспрессо. И так задумался, что совершенно не обратил внимания на льющийся через край кофе. Он наспех вытер чашку и подошел к окну. Ему предстояло направиться в Траунд для заключения контракта с «Forest Companies» на поставку нового оборудования в цех. Мартину надоело жить мечтами и тешить себя надеждами. Он не считался прожженным коммерсантом и воротилой, ведь бизнес достался от отца, и потомок, по сути, ничего нового не привнес. Мартин много лет просто шел по протоптанному пути и боялся повернуть в сторону. Он мечтал вернуть «Mainerz» былую силу, но задача была достаточно сложной. Вакантных мест не существовало, количество задействованных ярдов под валку леса с каждым годом сужалось. Только в цехах по древесно-волокнистым работам, в распилочном и на мини-заводе по раскрою бревен на пиломатериалы работа шла четко и слаженно. Для расширения предприятия Мартин хотел открыть несколько новых цехов, однако денег хватало только для закрытия графы расходов. Постоянно ломались техника и устарелое оборудование, ресурсы уходили в другое русло, и удачей считалось выйти в ноль. Мартин считался посредственным предпринимателем, хоть его цех и снабжал работой три четверти города.

В начале 30-х «Mainerz» практически развалился. Финансовый кризис сильно ударил по многим предприятиям. Старожилы до сих пор помнят разорившихся бизнесменов, кои ныряли в окна и стреляли себе в голову. Маленькая компания Гиббсов тлела маленьким огоньком. Казалось, дни сочтены, однако в подобном критическом положении компания простояла почти сорок лет. Показатели производства упали, а с ними рабочие места и зарплаты сотрудников. В те дни всю Америку лихорадило, поэтому у простых работяг попросту не было иного выбора. Пятидесятилетний Джозеф Гиббс решился на кардинальные меры. Он проредил совет директоров и составил новый план развития, который следовало создать еще тридцать лет назад. Дела медленно шли в гору, но осложнения после ангины отправили Джозефа в лучший мир. Место руководителя занял единственный сын – Мартин. Он открыл дополнительный цех взамен трем большим, работающим кое-как. Поначалу цех состоял из восьми десятков работников и пяти станков. Предприятие развивалось и совершенствовалось, и сейчас штат сотрудников перевалил за 400 человек. Вальщики леса, чернорабочие в пыльных закоулках цеха и мелкие белые воротнички уважали молодого бизнесмена.

Голову Мартина полностью поглощал предстоящий контракт, которому предстояло стать самым успешным достижением в его карьере. Если он получит три финских строгальных станка, ленточный транспортер, шесть череночных станков, сучкозаделывательный автомат и несколько новых генераторов для электростанции – непогода больше не испортит планы. Он должен был встретиться с председателем правления «Forest Companies» еще месяц назад, однако Оскар Кинси приболел.

По дороге прошла женщина в дождевике. Кажется, это была Сьюзи Кэролл – уборщица из магазина. Пожилая миссис Кэролл, так щепетильно обходящая каждую лужу, напомнила Мартину, что женщины в его доме еще не появлялись.

Наверное, это была единственная больная тема. Поднять завод из пепла: проще простого! Это значительно легче, чем подойти к молодой особе с целью знакомства.

С юных лет Мартин не мог с ними совладать, и до сих пор ему казалось, что он неправильно себя с ними вел. Его внешность не отталкивала уродством и не притягивала привлекательностью. Словом – обычный парень. У него было худощавое и непропорциональное, точно у подростка, сложение, темные волосы, серо-голубые, близко посаженные глаза и нахмуренные брови вечно недовольного человека. Хотя Джозеф говорил о сложном мироустройстве женщин. Он утверждал, что на лицо женщины смотрят в последнюю очередь, поэтому зацикленность сына на собственном внешнем виде выглядела непонятной. Поэтому Мартин понятия не имел, с чего же начинать?

Бог с ним, с лицом, но ведь у Мартина были деньги. Однако и здесь оказалось не все так просто. Несмотря на достоинства и недостатки, с девушками дела совсем не шли. Женщин как биологический вид он избегал, старался не связываться. Во время учебы в колледже у него были кратковременные романы, правда, все до единого закончились на стадии первого поцелуя. Однако веселые будни в колледже меняли даже таких тихоней, вроде Мартина. Какая-то рьяная нимфоманка, которая переспала, наверное, со всем колледжем, включая учителей, лишила его невинности. В тот вечер он напился до беспамятства, а жадная до утех мисс принялась объезжать пьяного в стельку сокурсника. После вечеринки Мартин с той девушкой более не пересекался, а друзья еще месяц-другой над ним потешались. С тех пор он окончательно отказался от мысли о создании семьи. Его оскорбляла сама мысль об этом. Мартин решил, что никого не пустит в свою жизнь и будет строить благополучие для себя одного.

В квартире Мартина царил хаос. Одежда и десяток скомканных газет валялись как попало; возле дивана стояли две пустые бутылки из-под пива; мухи кружились над полупустой тарелкой с остатками ростбифа. Мартин посмотрел на часы, недовольно окинул взглядом беспорядок, который сам же и устроил, и пошел на кухню за мусорными пакетами. За полчаса он помыл посуду, собрал газеты и вышвырнул пакет в бак. Потом сварил еще кофе, съел пару крекеров с сыром, а бутерброды с огурцом и говядиной замотал в пищевую пленку.

Едва он покончил с уборкой и завтраком, присел на диван и снова уставился в окно. Погода не вызывала ничего кроме лени и хандры; всякое желание ехать в Траунд отпало. Мартин вспомнил, что нужно заскочить в офис за документами. Оскар Кинси, который стоял во главе «Forest Companies», являлся истинным бюрократам и больше доверял колонкам с цифрами, нежели людям с самыми убедительными доводами. Скряга мог втюхать свиной стейк вегану и заставить безлактозников покупать коровье молоко – настолько у него не было принципов. Глаза Кинси округлялись, если речь шла о внушительных суммах, хотя не брезговал и мелочью. Он неоднократно предлагал Мартину продать собственный цех или хотя бы долю акций. В подобных вопросах Мартин отвечал категоричным отказом.

Он позвонил секретарю, трубку никто не взял. Несколько последующих звонков не исправили ситуацию, и он решил, что проедет через офис.

Мартин натянул поблекший и застиранный спортивный костюм, покрутился перед зеркалом, причесался и взял сумку. Напоследок оглянулся и осмотрел комнату, с ощущением, что забыл какую-то вещь. Пульс участился: Мартин волновался перед любой поездкой, будь то цех или Траунд.

Он вышел на улицу и взглянул на капли, тарабанящие по асфальтовой дорожке. Минуту-другую он качался с носков на пятки, словно спринтер перед стартом, собирался с духом и уже хотел дать заднюю. Но долг оказался сильнее. Мартин с трудом открыл дверной замок и, пока злился на трясущиеся руки, вымок до нитки. В очередной раз у него промелькнула мысль бросить затею, съездить в магазин за пивом, послать Оскара Кинси подальше (на время, конечно же) и рухнуть в кресло.

– Треклятая погода! Мне нужно проехать пару сотен миль для десятиминутного разговора и подписи.

Хотя если они с Кинси все-таки заключат контракт, десятью минутами не обойдется. Тот предложит телячьи отбивные с идиотским сладким соусом и пивом из Кореи. После такого меню желудок Мартина обычно опорожнялся в кусты на заднем дворе. Он не любил ни обеды Оскара, ни его самого. Приходилось идти на поводу исключительно ради денег.

Мартин стер с капота несуществующую пылинку и открыл дверь «Форда Торино» 68-го года выпуска. В глаза тут же бросились безупречно вычищенные четырнадцатидюймовые диски. На его машину постоянно кидали завистливые взгляды жители Марвилля, однако справедливости ради стоило отметить, что местные магнаты имели автомобили на порядок выше.

Спустя десять минут после отъезда автомобиль Мартина покинул пределы Марвилля. Он взял курс на Сентлер – «перевалочный пункт» между двумя городами. Дождь несколько поутих, небо посветлело.

Мартин включил радио.

– …в пятницу вечером администрация города Блэ… – щелк. – В среду утром ожидается облачная с прояснениями погода… – щелк. – Шиномонтаж от Рэя работает каждый де… – щелк.

Он переключал каналы один за другим, но не нашел ничего стоящего. Наконец остановил свой выбор на странной музыке кантри, состоящего из ядерной смеси венгерского и немецкого.

«Буду слушать эту белиберду», – Мартин пытался подпевать, повторяя труднопроизносимую абракадабру.

После поворота на пятую магистраль дождь обрел второе дыхание. Местами лило как из пожарного брандспойта. Мартин сосредоточенно вглядывался в стекло и попытался взглядом ускорить движение стеклоочистителей, которые не справлялись с наводнением, – не вышло. На всем пути не встретилось ни единой машины, и в целом это выглядело совершенно обыденно. После череды нападений на магистрали дальнобойщики предпочитали наиболее долгий, но безопасный путь в Траунд – через Глостер. Мартин же решил сэкономить время. Ему казалось, что дождь одинаково воздействует как на законопослушных граждан, так и на грабителей. Не каждый хочет мочить перья в такое ненастье. Про себя Мартин отметил, что на душе скреблись кошки, а непонятное давящее ощущение тревоги заполняло нутро. Поначалу он винил в этом предстоящую дорогу и последующую за ней встречу, но интуиция подсказывала, что все это несущественные мелочи.

В памяти всплыл эпизод, когда знобило еще сильнее. Мартин поначалу часто наведывался в делянки, дабы своими глазами посмотреть на валку леса в промышленных масштабах. С двумя рабочими он направился к бульдозеру возле сторожки. Компания не успела пройти и сотни ярдов, как спиленное дерево наповал убило одного из работяг. Второй отделался переломом ноги и легкой икотой. Мартин со страхом наблюдал за телом, вывернутым под неестественным углом. Позже он понял, что испугался не вида мертвого человека, а возможности оказаться на его месте. Только к двадцати годам Мартин понял, что жизнь не прочнее журнального столика, возле которого дерутся пьяницы. Адреналиновый озноб продолжался еще пару дней, но воспоминания остались до сей поры.