Текст книги "Великие битвы великой страны"
Автор книги: Сергей Алексеев
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
– Ну, ну – расскажи.
И вот уже в какой раз Абдул-Кериб начинал рассказывать про Кавказ. Про высокие горы, про вечные снега на вершинах гор. Про глубокие ущелья, стремительные реки. Про дома, повисшие над горными обрывами. Про крик орлов и разноцветье высокогорных трав.
Слушал зачарованно молодой ратник Иван Верша.
Поражался, услыхав про горы:
– Чтобы земля и так вздыбилась! – Поражался, узнав про снега на горах: – Как же так? Как же так? Оно раз горы, так к солнцу ближе!
Абдул-Кериб из Черкесии. Не один он. Принимали участие в Ливонской войне несколько отрядов людей с Кавказа.
Сдружился с Иваном Абдул-Кериб. Вместе под Нарвой были. На стены других крепостей ходили. Под Нейшлосом сражались оба.
Крепость Нейшлос стояла на северном берегу Чудского озера. Важен Нейшлос для русских. В этом месте из озера вытекает река Нарова. По реке Великой, затем по Чудскому озеру и Нарове проходил речной путь из русского Пскова в Балтийское море. Перекрывала немецкая крепость этот путь.
Здесь, под Нейшлосом, Иван Верша и совершил свой солдатский подвиг. Спас он от смерти Абдул-Кериба. Обрушился рыцарь с мечом на черкеса. Хорошо – оказался рядом тогда Иван. Бросился ратник под рыцарский взмах. И как затем все случилось, даже представить трудно. Вырвал на взмахе он меч из рук рыцаря. И тут же немца тем же мечом сразил.
Поражались тогда другие:
– Эка же сила!
– Эка же удаль!
Выходит, немец меч на погибель себе ковал.
Обнял друга Абдул-Кериб:
– Кунак. Кунак. Верен буду тебе до гроба.
Приглашал он Ивана к себе на Кавказ:
– В горы поедешь. Восходящее солнце увидишь первым.
Мечтал Иван Верша попасть на Кавказ. Подняться в горы и первым увидеть солнце.
Не судьба. Погиб он вскоре при штурме новой ливонской крепости.
Вернулся с войны домой Абдул-Кериб. Женился. Родился сын у Абдул-Кериба. В память о русском друге назвал он его Иваном.
Второй родился сын у Абдул-Кериба. И этого тоже назвал Иваном.
Третьего сына Абдул-Керибу судьба послала.
– Быть и тебе Иваном! – сказал Кериб.
Старший, средний и младший – три брата, три Ивана растут на Кавказе.
Красный крест по беломуСенька Косой и Курбат Босой – московские мальчишки. Два соседа, два одногодка. Друзья они, неразлучные приятели.
Растолковывал как-то Курбат Сеньке про ливонских рыцарей:
– В латах они, в доспехах. А сверху плащ белый. На плаще, на груди и на спине, – красный крест по белому.
Живут Сенька и Курбат на берегу реки Яузы. А напротив на той стороне реки на высоком холме – монастырь, Андроневым называется.
Крутился как-то Сенька Косой возле Андронева монастыря, заглянул за монастырскую стену и ахнул. Идет человек по подворью.
«Рыцарь, – соображает Сенька. – Ливонский рыцарь!» Не верит. «Рыцарь, неужто рыцарь?!» И сразу же: «Так это же снится». Ущипнул себя в руку, ущипнул себя в щеку. Нет, не снится. Кошельком раскрылся у Сеньки рот:
– Откуда же здесь, на Яузе, ливонский рыцарь?!
Метнулся к другу:
– Курбат! Курбат!
Рассказывает, торопится:
– Красный крест по белому. Доспехи. Латы. Ливонский рыцарь!
– Не врешь?
– Прибей меня гром!
Бегут они к Андроневу монастырю.
– Красный крест по белому, – повторяет Сенька.
Прибежали, сунулись за ограду. Никого за оградой. Пусто. Какой-то монах одиноко бредет по монастырской площади. Галка, с ближайшего дерева глянув на мальчишек, недовольно каркнула.
Смотрит Курбат на Сеньку. Обманул!
– Таратуй, обманщик, – сказал Курбат.
Зря он обижался на Сеньку.
В первых же боях с Ливонским орденом русскими в плен было взято много немецких рыцарей. Приказал Иван Грозный отправить пленников в Москву. Показать народу. Часть из них как раз и поместили временно рядом с Яузой в Андроневом монастыре.
И вот:
– Ведут!
– Ведут!
Несется по московским улицам:
– Ведут!
– Ведут!
Несется по московским улицам:
– Рыцари!
Сенька Косой и Курбат Босой тоже вместе со всеми дивиться на немцев бегали. Гонят пленных рыцарей по Москве.
– Вон – он! Вон – он! – кричит Сенька. Тычет пальцем на высокого рыцаря.
Идет тот, ссутулив плечи. В доспехах, в латах. На плаще – красный крест по белому.
Смотрят на пленных немецких рыцарей московские жители.
– Значит, сила сломила силу.
Кормление– Новый князь – на кормление!
– Новый князь – на кормление!
Новость неслась по городу Любиму. Передавалась из дома в дом, от одного жителя к другому.
Царь за заслуги своим приближенным раздавал вотчины и даже целые города. Получивший такой дар имел право с населения собирать в свою пользу всякие подати и налоги. Это и называлось кормлением.
Успехи русских войск в Ливонии продолжались. Шла к царю Ивану тогда удача. Русские войска во многих местах вышли к Балтийскому морю, доходили до Риги, до Ревеля, даже до прусской границы. Пало немало ливонских замков и городов.
Стоял август 1560 года. Иван Грозный приказал штурмовать Феллин. Крепость Феллин считалась одной из лучших в Ливонии.
Окружили ее русские войска, перекрыли все пути, начали осаду города.
Прошел слух, что в крепости находится бывший великий магистр Ливонского ордена – Фюрстенберг. Долго пробыл во главе ордена Фюрстенберг. Всего лишь год, как заменил его Кетлер. Стар Фюрстенберг. Более молодой пришел к власти. Не удалось под Вейсенштейном взять Кетлера в плен. Мечтают ратники теперь захватить Фюрстенберга.
– Схватили?
– Схватили!
Смельчаки ходили в разведку. Верно, в крепости находится Фюрстенберг.
Три недели под ударами русских пушек держалась ливонская крепость, но вот пушки пробили стены. Сдался упорный Феллин.
Взяли русские крепость:
– Где Фюрстенберг?
– Где Фюрстенберг?
– Здесь Фюрстенберг.
Разыскали. Схватили. К царю доставили.
Рад Иван Грозный большой победе. Благодарит за Феллин, за Фюрстенберга воевод и ратников.
…Ждут в городе Любиме нового князя на кормление.
Прибыл.
Интересуются жители у слуг:
– Откуда?
– Из Ливонии.
– Значит, за воинские заслуги. За победы великие. Как звать?
– Фюрстенберг.
– Как, как?
– Фюрстенберг.
Разводят жители руками:
– Неизвестный какой-то, вроде нерусский, заморский князь.
Когда Фюрстенберга вели к русскому царю, не ожидал бывший великий магистр пощады. Стар Фюрстенберг. Горд Фюрстенберг. Не дрогнет перед русским царем. Не упадет на колени. Не побоится смерти.
Не дрогнул великий магистр перед русским царем.
Не упал на колени.
Не побоялся смерти.
Готов был Фюрстенберг к худшему. Глаза поднял к небу. С жизнью прощался.
Однако неожиданно милостиво встретил его царь Иван. Долго смотрел на старика. На седины его, на морщины. О чем-то думал.
Затем отпустил Фюрстенберга. Все поражались: распорядился Иван Грозный отправить старика в город Любим на кормление.
Кормили, поили его горожане. До самой смерти в Любиме прожил.
Победы русских войск в Ливонии нанесли сокрушительные удары по Ливонскому ордену. Теперь с падением Феллина он и вовсе распался.
Говорили тогда в России:
– Александр Невский начал, а мы добили.
Как военная сила скончался Ливонский рыцарский орден. Зачеркнула его История.
Глава четвертая Накатилась волна и отпрянула
Всю свою жизнь царь Иван IV боролся с боярами, боролся за упрочение своей царской власти. Он хотел видеть Россию объединенным, мощным государством. Лишь сильная царская власть, по его мнению, могла сделать это. Бояре не хотели терять своих прав. Упорно сопротивлялись. Противодействие бояр Иван IV решил сломить силой.
В 1565 году Иван Грозный создал опричнину – особое войско из приближенных и верных ему людей.
Наступило суровое время. Беспощадно расправлялся царь Иван со своими настоящими и предполагаемыми врагами. Отправлял людей на казни, на муки. Опричники, а часто и сам царь, проявляли поразительную жестокость. О тяжелых годах опричнины, о необузданных, неуравновешенных чертах характера царя Ивана IV вы и узнаете из рассказов, составивших эту главу.
Новые обидыСлучилось это еще до похода русских войск в Ливонию. Заболел тяжело царь Иван. Пошел слух, что не выживет. Возник вопрос о судьбе престола. Совсем недавно у царя Ивана родился сын. Назвали мальчика Дмитрием. Крохотный он совсем. В пеленках еще барахтается.
Плохо царю Ивану. Смерть действительно вот-вот постучится в двери. Потребовал тогда Иван от бояр, чтобы они присягнули на верность маленькому Дмитрию.
Зашептались бояре:
– Не нужен нам малолеток.
– Не хотим пеленочника.
– Не хотим Захарьиных.
Не хотят бояре Дмитрия, опасаются, что тогда власть в стране достанется Захарьиным – родственникам царицы Анастасии, матери маленького царевича. Многие же из бояр сами мечтают об этой власти.
Присяга в те времена считалась принятой, если человек поцелует крест. Иван IV требовал от бояр немедленного целования креста. Многие присягнули. Однако нашлись и такие, которые прикинулись больными. Князь Иван Шуйский под каким-то предлогом и вообще попытался от целования креста отказаться. Заколебался и один из героев Казанской битвы князь Александр Борисович Горбатов-Шуйский.
Время было напряженное, неясное.
Бояре стали называть свою кандидатуру на русский престол. Произносили имя князя Владимира Старицкого. Князь Владимир Андреевич Старицкий был двоюродным братом Ивана Грозного. Строен, статен, красив князь Старицкий. Посмотришь на царя Ивана, посмотришь на князя Владимира Андреевича, не царем Иваном, Старицким залюбуешься.
А главное, характером он незлобив. С таким боярам ужиться проще. Потянулись к Старицкому все те, кто был вообще против сильной царской власти. Все те, кто мечтал о том, чтобы сохранилось все по-старому, не были нарушены прежние боярские права и боярские привилегии. Оказался в те годы Старицкий не только соперником Иванова рода на русский престол, но как бы и врагом самой идеи Ивана Грозного о государственном единоначалии.
Царю Ивану становилось все хуже и хуже. Бояре подходили на цыпочках к комнате больного.
– Дышит?
– Пока дышит.
– Скоро?
– Скоро.
С минуты на минуту ждали конца. Не сбылись боярские ожидания. Царь Иван пересилил болезнь. Пройдут годы. Не забудутся царем Иваном ни старые боярские, ни новые обиды. Подымется тяжелая рука государева.
«Ненужно царя другого»В воскресенье 3 декабря 1564 года царь Иван Грозный неожиданно покинул Москву. Увез семью, забрал с собой казну и дорогие иконы, а также большую свиту.
Затихли все. Следят, куда же движется царский поезд.
Вот она, первая весть:
– Прибыл в село Коломенское. (Это было недалеко от Москвы.)
Через две недели:
– Прибыл в Троицкий монастырь. (Это уже от Москвы изрядно.)
Прошло еще время:
– Прибыл в Александрову слободу. (Почти сто верст от Москвы Александрова слобода.)
Ждали новых вестей. Однако дальше царь Иван не двинулся. Остался он в Александровой слободе.
Через месяц царь направил в Москву послание. Сообщал Иван Грозный, что отрекается от престола.
Растерялись бояре. Не знают, печалиться, радоваться ли. Вот и боярин Мансур Дупло. Все думал, как поступить: выступать за Иваново отречение, не выступать. Скажешь – да, а царь одумается, и попадешь на плаху.
Бегал Мансур Дупло к другим советоваться. Пришел к соседу князю Фаддею Затонскому. Мол, что скажешь, соседушка-князь.
Конечно, рад был бы князь Фаддей Затонский, если бы царь Иван действительно отрекся от трона. Однако ушел он от прямого ответа. Осторожен, осмотрителен князь Фаддей.
Пошел боярин Дупло к другому соседу, к боярину Истоме Лыкову. Конечно, рад был бы Истома Лыков, если бы царь Иван покинул русский престол. Однако вслух свои мысли произносить не стал. Выжидал, осторожничал боярин Истома Лыков.
В своем послании царь Иван говорил не только о желании уйти от власти. Он высказывал также жалобы на бояр и приказных людей, упрекал их в нерадивости и даже в изменах.
Заёкали боярские сердца.
Из Александровой слободы царь Иван обратился и к черному, то есть к простому посадскому люду. Однако тут уже не было грозных суровых слов. Писал царь, чтобы посадские люди «никакого сумнения не держали», что опалы на них не будет и царского гнева нет.
Забурлила Москва.
Устали они от боярских смут. Они – за царя Ивана. На стороне царя и купеческий люд. Поощряет государь дела торговые. «Наш он царь, хотя и крутой, и грозный. Не нужно царя другого».
Должны были высказать свое мнение князья и бояре.
Чертыхнулся боярин Мансур Дупло. Однако сказал:
– Не нужно царя другого.
Чертыхнулся князь Фаддей Затонский. Однако сказал:
– Не нужно царя другого.
Чертыхнулся боярин Истома Лыков. Однако сказал:
– Не нужно царя другого.
И другие князья и бояре за царя Ивана слова сказали.
В Александрову слободу были направлены посыльные. Просили они, чтобы царь Иван «государства своего не оставлял» и всем владел и правил, как посчитает нужным.
Принял Иван Грозный послов из Москвы. Выслушал. Согласился остаться на русском троне. Ушли посыльные.
Сверкнули глаза Ивановы. Налились свинцом:
– Ужо!
Сжались в кулаки, до боли в пальцах, царевы руки. Поднял он посох и грозно по полу стукнул.
ОсобыеДивились все на Гришку Плещеева.
– Ну и ну!
– А зачем же собачья морда у седла?
– Шерсть-то, шерсть-то к чему, как метла, на конце кнутовища?
Ухмылялся Гришка. Выпячивал губы:
– Для опознания.
Сидит Гришка на высоком коне. Сверху на Гришке грубая, почти нищенская роба. Откинул край: с внутренней стороны роба подбита овчинным мехом. Откинул сильнее. Под робой – нарядный кафтан. Суконный. Золотом шитый. Заметили люди – снова мех, но не овчинный теперь, а то ли куний, то ли соболиный. Дорогой, редкий.
– О-го!
Но не столько людей поразил Гришкин наряд – бедная роба и дорогой кафтан, – сколько то, что к шее лошади, на которой сидел Гришка, была привязана собачья голова. В руках у Плещеева плеть. На ее конце метелкой болтается кусок шерсти.
– Дивное что-то, – поражаются люди.
Поселившись в Александровой слободе, Иван Грозный провозгласил опричнину (опричнина от слова «опричный» – особый) – создал отдельный, особый воинский корпус. В него было зачислено 1000 человек.
Гришка Плещеев – один из опричников.
– Что же это такое? – интересуются люди.
– При царе будем, – отвечал Гришка.
– Так мы ж тоже все при царе.
– Это другое дело, – растолковывал Гришка. – Мы опричные. Мы особые. Царь нам верит. Царь выделяет. Но, но, – прикрикнул на сдвинувшуюся было лошадь. – Стой!
Давно уже зрел у Ивана Грозного план нанести решительный удар по боярству. И вот создана опричнина.
Отбирал царь людей в опричники с особым расчетом. Попали туда и богатые люди из старых княжеских родов, и представители боярской знати. Но большинство опричников были выходцами из незнатных фамилий или из малоземельных дворян. Выдвигал таких людей Иван Грозный. Поддерживал. Считал, что они будут более преданно служить и ему, и государству.
Гришка Плещеев был как раз из таких – небогатых.
– А голова-то собачья зачем? Голова у конячьей шеи? – не отпускают Гришку жители.
Посмотрел Гришка с высоты на людей:
– Будем кусать, как собаки.
– А метла?
– Выметать все крамольное, царю неугодное.
Присвистнул Гришка. Коня вшпорил. Умчался.
Заболталась на скаку собачья голова. Заметалась на кончике плети волосяная метла по ветру.
Старый и новыйСтоял в тот день крик по всему Белёву. С насиженных дедовских мест выселяли князя Данилу Гавриловича Холмского. Несколько веков тому назад, еще при Ярославе Мудром, здесь поселились Холмские. Вот ведь с каких годов.
Любит князь свою вотчину, свой Белёв. Любит Оку, хотя она еще и не очень широка в этих местах. Любит простор под Белёвом. Лес, что на той стороне реки.
Всё и всех знает здесь князь Данила Гаврилович. И князя все знают. Приросли к нему. И дворяне, и страдники, то есть крестьяне, и все остальные. Есть на кого опереться князю. Вот уж где-где, а здесь, в Белёве, он воистину – князь. Владыка.
И вот приказ царя Ивана – выкатывайся из родного гнезда, князь Данила.
Под опричнину Иван Грозный отдавал целый ряд уездов и городов. Сюда вошли Можайск, Вязьма, Ростов, Ярославль, Козельск, Вологда, другие города. Вошел и Белёв. Из опричных городов и уездов царь приказал выселять старых владельцев и вместо них помещать опричников.
Не без умысла так поступал Иван Грозный. Прав князь Холмский – отрывал царь неугодных ему князей и бояр не только от старых вотчин, но, главное, от старых связей, привязанностей и привычек. Лишал опоры и тех корней, которые давали им власть.
Чернее тучи ходил князь Холмский по отчему дому.
– Так-то – за родовые заслуги. Собирайся. Езжай. Да куда? В Казанские земли. К черту под язык, к сатане под лавку, – ругался князь.
Действительно, многих князей и бояр Иван Грозный переселял на Среднюю Волгу. И тут есть расчет у царя Ивана – пусть обживают русские новые земли.
Не может успокоиться князь Холмский:
– Ирод! Подальше от Москвы гонит. Своих-то – к себе, поближе.
И в этом тоже не ошибался Холмский. Окружил царь Иван Москву надежным кольцом опричников.
Отдают земли, усадьбу, дом и все ранее принадлежавшее князьям Холмским опричнику… Князь Данила Гаврилович даже фамилии не запомнил. Первый раз слышит.
– Ни роду ни племени, – снова кривится князь. – Э-эх, клюкой бы, вурдалака, по темени. – Повел головой по кругу: нет ли кого поблизости, и в мыслях – затаенных, запрятанных: – Заодно б и его той же клюкой – царя-ирода, Ивашку.
Приказ есть приказ. Собрались Холмские. Покатили телеги.
А навстречу тоже идут телеги. Опричник. Новый владелец едет.
РюриковичиКрасив князь Владимир Старицкий. Незлобен. А главное – смелый и добрый воин.
Ходил под Казань воеводой Владимир Старицкий. Отличился в боях под Казанью.
– Брат мой. Кровь моя, – не раз говорил Иван Грозный, обращаясь к своему двоюродному брату Владимиру Старицкому.
Оба они из Рюриковичей, то есть потомки знаменитого русского князя Рюрика. Нет на Руси других, кроме них, потомков.
Хотя и ценил царь Иван Владимира Старицкого, однако все же где-то на душе у царя всё время неспокойно было. Понимал царь Иван, что многие и среди князей, и бояр, и детей боярских, и просто дворян, и людей служилых не его, Ивана, а князя Владимира Андреевича видеть русским царем желали бы.
А тут еще нашлись шептуны.
– Ты, батюшка, да князь Владимир – всего лишь двое вас осталось из Рюриковичей.
Намекали наушники Ивану Грозному, что, мол, и князь Старицкий царских кровей, мол, и он право на русский престол имеет.
– Остерегись, остерегись, государь!
Ударило Ивана Грозного по больному. Принялся коситься в сторону Старицкого. К тому же пошли ночные видения. Стал являться во сне царю Ивану князь Владимир. И все в одном виде: идет князь Владимир Старицкий со скипетром в руке, в царских регалиях.
Мучают царскую душу страшные подозрения. Точат, терзают грудь.
Не выдержал царь Иван. Начал с того, что лишил он князя Старицкого его Старицкой вотчины. Переселил.
– Не будет гнезда осиного!
Свою родную тетку – мать Владимира Старицкого, злую на язык княгиню Евфросинью, – тоже не забыл. Постригли, погнали силой ее в далекий монастырь, в монахини.
Чуть отлегло от души у Грозного. И тут:
– Признался!
– Признался!
– Кто признался?
– Повар.
Сыскались недобрые, злые люди. Подкупили они царского повара, и тот показал, будто бы князь Владимир Старицкий дал ему яд, требуя, чтобы тот отравил царя.
Хотел было усомниться Иван, да что-то внутри: «Так и есть, так и есть. Так оно даже лучше. Возрадуйся».
Перекосилось лицо у Грозного:
– Смерть!
Схватили царские слуги князя Владимира Андреевича. Заставили выпить отраву. Скончался Владимир Старицкий.
Успокоился Грозный – один он остался теперь из Рюриковичей.
«Перебираем»Расправы царя Ивана Грозного над боярами начались еще до гибели князя Владимира Старицкого. В числе первых был казнен один из героев казанской победы воевода Александр Борисович Горбатов-Шуйский. Не простил ему царь Иван колебаний в тот день, когда лежал он при смерти и когда присягали бояре на верность малолетнему сыну Ивана Грозного царевичу Дмитрию.
Погибли боярин Головин, князья Оболенские, погибли другие.
После смерти князя Владимира Старицкого были казнены боярин Иван Иванович Турунтай-Пронский, воевода Кирик-Тырнов, князья Шаховские, князья Ушастые. И пошло. И пошло.
Беспощаден царь Иван к своим настоящим и предполагаемым врагам. Подозрителен. Гору в песчинке видит.
Свирепствуют опричники. Придумывают разные казни: одного посадят на кол, другого четвертуют, третьего тонкой веревкой надвое перетрут.
Пример подает сам царь.
Воевода Никита Козаринов-Голохвастов, опасаясь царской немилости, бежал из Москвы, постригся в монахи и тайно поселился в какой-то лесной обители. Не избежал он державного гнева. Разыскали его опричники.
– Найден, – доложили царю.
– В лесной обители?
– В монахах укрылся, великий царь.
Приказал Грозный прикатить бочку пороха.
Усадили на бочку Голохвастова. Подвели, подожгли фитиль.
– Он же монах, он ангел, – рассмеялся злорадно царь. – Вот пусть и летит на небо.
Грохнул громом зловещим взрыв.
Долгие годы Ивану Грозному честно служил боярин Иван Петрович Федоров-Челяндин. Одним из главных был он в Боярской думе. Ценил его Грозный. И вдруг резко изменилось к нему отношение. Показалось царю, что Челяндину мало почестей, жаждет он большей власти.
Вызвал Грозный Челяндина во дворец. Подвел к царскому трону:
– Садись!
– Что ты, государь. Что ты!
– Садись!
Не знает Челяндин, как поступить. И престол царский занимать негоже, и ослушаться царя нельзя.
– Садись! – закричал Иван. Грозно глаза сверкнули.
Сел Челяндин.
– Ты имеешь то, что искал, – произнес царь. Взял кинжал и заколол Челяндина.
Ожидал расправы и воевода князь Василий Прозоровский. Узнал Грозный, что Прозоровский любил медвежью охоту.
– На медведя ходил?
– Ходил, государь.
Приказал Грозный пригнать медведя. Привели медведя. Большого. Шатуна. Злого. Голодного. Распорядился Иван Грозный выпустить его на Прозоровского.
Растерзал шатун безоружного человека. Продолжаются казни. Карает Иван Грозный правого, неправого. Рушит боярство.
– Перебираем людишек. Перебираем.
