Текст книги "Грёзы Марка"

Автор книги: Сергей Трофимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Вечером снова пошел дождь. Бабушка со вздохами собирала мои вещи. Пришла Гули, потом Фаром, а за ним потянулись остальные жители селения. Говорили о боях и трудностях военного времени, вспоминали мирную жизнь и кляли людей, на челе которых пятнами позора чернело горе многих искалеченных судеб.

Ночью мне снова приснилась сторожевая башня. Гули в белом подвенечном платье махала мне рукой, а я уходил по дороге и вдруг, в который раз обернувшись, увидел, как от бойниц к земле заскользили змейки трещин. Твердыня башни дрогнула. А Гули махала мне рукой и печально улыбалась. Я закричал ей: «Уходи!». Я кричал, махал руками, но она не слышала меня. Поднеся ладонь к губам, она послала мне последний поцелуй. Я бросился к ней. Но трещины бежали быстрее, и над головой Гули уже откалывался огромный кусок стены…

Я простился со всеми, но провожать меня пошел один Сото. Ах, как мне хотелось остаться здесь – с людьми, которых я полюбил и которые убедили меня в возможности счастливой жизни. Шел мелкий дождь. На повороте дороги виднелся столб автобусной остановки. Мы сели на покосившуюся скамью. Грусть сжимала мое сердце.

– Эта разлука, как клетка, в которой томится душа. Отчего, Сото, мы ушли от лучшего? Почему судьба все время крадет у нас друзей и любимых? Знаю, что эти вопросы были всегда и что они всегда оставались без ответа. Но теперь, когда идет дождь, я искренне рад ему – в нем столько печали.

– Я понимаю тебя, сынок. Когда я печален, шум дождя наполнен тоской и грустью. Когда мне весело, его струи несут мне хорошие вести. Снова печален, и тучи чернее судьбы. Весел, и вновь отмечаю в разрывах я яркое солнце. Но есть и другая сторона! Каким бы ты ни был, дождь все равно идет, и тучи иногда скрывают небо. То, как ты видишь мир, лишь зеркало, в котором только ты. Разбей его! Оно кривое!

– Скажи, Сото, а ты доволен прожитой жизнью?

– Как тебе сказать… Было много возможностей изменить ее. Некоторыми я воспользовался, другие – упустил. Но, вспоминая упущенное, я до сих пор испытываю чувство сожаления. А это говорит о том, что мой путь не пройден до конца. Жизнь похожа на могучую реку. Прекрасны ее берега – судьба подарила мне много друзей. Я восхищаюсь ее водоворотами событий, перекатами сомнений, всплесками озарений и побед. Я благодарен всему, чему оказался свидетелем – всему, что позволило мне пережить невероятную глубину этой удивительной реки.

Он вздохнул и посмотрел на низкие тучи.

– Иногда я задаю себе вопрос, каким же будет море, куда меня принесут ее воды? Смогу ли я ощутить в том море свое присутствие? Неужели это будет только миг? Представь себе, миллионы лет бесчисленные сонмы существ наполняли его своими чувствами, желаниями и сознанием. Какое знание хранит оно! Какая всепоглощающая мощь сокрыта в нем! Одно то, что эта непостижимая вещь существует на конце нити моей жизни, наполняет меня ликующей волной блаженства и счастья. Как хочется мне увидеть его, познать и раствориться в нем. Я уже слышу грохот его волн, бьющих о скалы моей нерешительности. Торопит время, торопят годы, торопит твой взгляд, твое непонимание.

– Прости, Сото, но я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. Чего ты ищешь? Смерти? Или бессмертия? Ну что же ты молчишь?

– Мне не интересуют ни смерть, ни бессмертие. Я хочу быть между ними.

– Но это невозможно!

– Ты вновь построил для себя предел, и что же изменилось? Опять перед тобой сидит старик, которого покинул разум, а впереди ждет мир, где все расписано по пунктам…

Мы долго сидели в молчании. Из-за поворота показалась колонна грузовиков. Сото встал, обнял меня и прошептал:

– Прощай. Вернее, до скорой встречи!

Забравшись в кузов, я не сводил глаз с его фигуры, которая вскоре исчезла в пелене дождя – как призрак; как надежда, которой не суждено было сбыться.

* * *

Вечером колонна остановилась в Шаханде. Люди собирались у костров и с тревогой обсуждали свежие новости. Говорили об отряде арабов, который прорвался сквозь заслон миротворцев. Бандиты бесчинствовали в горах и угоняли скот. Их командир Бахад поклялся отомстить за смерть брата, который погиб при налете на одну из колонн беженцев. Позже мне рассказали историю о том, как храбрый юноша уничтожил шайку разбойников под предводительством брата безжалостного Бахада. Старики печально кивали головами и молились о спасении жителей того села. Им грозило уничтожение.

Я вскочил на ноги. Мое сердце забилось в тревоге. Как же их спасти? Как предупредить? В глазах замелькали лица Гули, бабушки, Сото…

Около шести утра меня, полуживого от непрерывного бега и ходьбы, подобрал грузовик миротворцев. Веселый солдат спросил, почему все бегут в одну сторону, а я – в другую.

– Бахад, – с трудом переведя дыхание, ответил я. – Он хочет сжечь мое село.

Солдат кивнул и больше не сказал ни слова. Около восьми утра мы наткнулись на две обгоревшие машины. Еще вчера их не было.

– Вот твой Бахад что делает, – сказал солдат, указав рукой на искореженные остовы машин. – Ты с этим умеешь обращаться?

Он дал мне ручной пулемет и сказал, что на следующем повороте нас может ожидать засада. Я встал в открытом кузове и прислонился к кабине. Знакомая тяжесть пулемета вернула забытую память. Солнце слепило глаза и обжигало кожу. Скалы сливались в бесконечную серую ленту. Палец на спусковом крючке немел от напряжения. Из разбитой брови стекала кровь. Я проморгался и снова перевел взгляд на горы.

В кузове на куске брезента лежали раненые ребята. У заднего борта стонал Богдан – наш сапер. Из-под окровавленной повязки на животе выползали кишки. Он вяло запихивали их обратно под алую марлю, но при каждом толчке машины они снова и снова выскальзывали из его скользких пальцев.

Я знал, что за поворотом нас ждали боевики. Так оно и оказалось. Туз снес с дороги горящий «газик». Пашка привстал, и его свалило очередью. Эх, Паша, друг… Мой пулемет пел песню смерти. Я косил их под корень. Туза зацепило. Машина врезалась в скалу, и меня выбросило на дорогу. Кровь заливала глаза, разбитое колено не желало гнуться, но руки сжимали пулемет, и, значит, песня была не допета.

Они не ждали нашего появления. Во всяком случае, позиция у них оказалась паршивой. Сквозь кровавую муть и зыбкую пелену раскаленного воздуха я увидел силуэты людей у скалы и прошелся по ним длинной очередью – за Пашу, за ребят, за тех, кто погиб на перевале, за обманутых парней, которые принесли в эти горы мир, а в ответ получили предательскую пулю.

Злобные пчелки смерти зажужжали над головой. Я смахнул кровь с глаз и дал прощальную очередь.

– Марк! – закричал знакомый женский голос.

Я увидел белое платье Гули. Я увидел бабушку и Сото. Фаром склонился над убитой женой. И Гули кричала, кричала, протягивая ко мне руки.

– Марк! Не делай этого! Марк!

Но было поздно. Вестники смерти отправились в путь. Они не щадили ни боевиков, ни заложников. И не вернуть тех мгновений, когда глаза уже узнавали, а руки по-прежнему вели длинную очередь, прерывая жизни любимых и близких мне людей. Я видел, как Гули упала на колени. На белом платье расцветали красные соцветия. За ней в пыль повалились бабушка и Сото. Фарома откинуло на скалу, и он медленно сползал вниз, оставляя на камнях кровавый след.

Я закричал. Потому что это был не сон. Я действительно убил их! Там, у Бекеша! И моя память прокручивала кадры реальных событий. Гули упала. И рухнула сторожевая башня…

Я кричал, призывая смерть. От крика дрожала земля, и с небес сыпались бутафорские звезды. У ног расползалась черная бездна. Бушующий алый вихрь взвился вверх, отбросив меня в сторону. Но, взглянув на белое платье Гули, на багровые пятна от пуль – взглянув на Сото и людей, которые были моими лучшими друзьями – я бросился в пропасть небытия, потому что не мог больше жить в этом мире.

День шестой

Сначала был просто узор. На красном фоне вились желтые ломаные линии. Они медленно перемещались влево, и когда я останавливал это движение, появлялись голубые пятна. Они вызывали чувство тошноты и тупой боли, хотя тела не было. Его просто не существовало. Чуть позже возникли белые полоски. Красный фон превратился в какие-то трубчатые образования – очень красивые и бесконечно длинные. Их гладкие стенки приносили покой и нежное наслаждение.

Затем появился «тело». Оно лежало на железной койке в длинной и узкой комнате. Восприятие было нарушено. Вместо окна виднелось светлое пятно. Посреди комнаты на полу чернел вытянутый прямоугольник. Я боялся провалиться туда. Позже выяснилось, что это был стол.

Приподняв дрожащую руку, я закрыл глаза и попытался дотронуться пальцем до кончика носа. Ноготь больно уперся в нижнюю губу. Мне удалось скатиться на пол и подняться на ноги. Шатало. В ушах звенел истошный непрерывный крик. Он исходил из дальних уголков сознания. Левая нога с трудом делала шаг, а правую мне приходилось тащить. Передо мной была стена, но я знал, что в правом углу находится дверь. При повороте головы в углу мелькало какое-то подобие дверного проема.

Ноги подкосились. Чьи-то руки подхватили меня. В глазах померкло. Я снова оказался на железной койке. Что со мной? Неужели это другой мир? Как только пришла эта мысль, ко мне вернулась память. Я вспомнил, как убивал своих родственников, любимую девушку, Фарома, его жену и десяток ни в чем неповинных людей.

Из груди вырвался всхлип. Кто-то похлопал меня по щеке. Я сфокусировал взгляд на мутном силуэте. Надо мной склонился майор. Как же он оказался в другом мире? Или я уже вернулся? В глазах прояснилось. Я увидел слезы на щеках командира и почти поверил, что мы в другом пространстве. В нашем мире майор никогда не плакал.

– Что они с тобой сделали, Марк, – прошептал он и смахнул с ресниц слезу. – Ублюдки! Уроды!

– Мы… в другом… мире? – спросил я.

– Нет, Марк. Но можешь считать, что я выкрал тебя с того света. Они держали тебя в операционном отделении третьего отдела. Мы с Гуриком выкрали тебя, сняв пару охранников и ночного дежурного. Ты помнишь Гурика? Он вел у вас на первом курсе огневую подготовку.

Я вспомнил этого человека. Но при чем здесь операционное отделение и третий отдел?

– Они, гады, ставили на тебе опыты, Марк. Делали вытяжки из мозга. Какого черта ты отказался от нашей службы? Они посулили тебе пряник, и ты побежал за ними, как пацан.

– Я был в другом мире?

– Ах ты, мать твою… В каком еще мире? Они накачали тебя наркотой, ввели в какое-то особое состояние, а затем выдоили, как корову.

– Значит, опыты… Вы знали об этом?

– Нет. Вчера я пришел забрать тебя в казармы. Мне сказали, что ты отказался от службы в моем подразделении и дал согласие на работу в третьем отделе. Но я же знаю тебя, Марк. Ты и третий отдел? Чепуха какая! Они включили видеозапись, а там ты, как щенок, им руки лижешь. «Научите тому, да этому. Какие перспективы, Доктор?»

Он сплюнул и выругался.

– Вот тебе и перспективы! Я сразу понял их ход. Поверь, я наслышался о них такого, что кровь в жилах стыла. И вечером мы с Гуриком прошлись по их корпусам. Однако ты уже был готовый. В полной отключке. Мы прихватили с собой пару видеокассет. Позже можешь посмотреть, на что ты променял нашу службу.

– Где я?

– Мы спрятали тебя в казарме. Пару дней отлежишься, а потом я проведу тебя за кордон.

– Бесполезно… У них сканеры…

– Наши ребята соорудили защитный экран, так что здесь тебя не найдут. А на воле сам о себе позаботишься. Не маленький.

Он помог мне встать, усадил за стол и покормил бульоном. Зрение почти восстановилось. Тем не менее, когда я поворачивал голову, предметы искажались и меняли очертания. Тело сотрясали волны отвратительной слабости. Майор обещал зайти через пять часов и просил не выходить из комнаты.

– Станет скучно, фильмец посмотри.

Он кивнул в сторону видеомагнитофона.

– Эти гады засняли всю операцию. Только, Марк, не горячись. Обдумай все на трезвую голову. И помни, тебя сейчас ребенок завалит. Надо набраться сил, сынок.

Когда он ушел, я с трудом дошел до койки и попытался уснуть. Мне приснился яркий летний день. Люди косили траву, зной растекался по склонам. Ниже виднелось село, и над головой звонко пела пичуга. Время близилось к обеду. Мы собрались под навесом. Добрая еда, покой, неторопливый разговор. И рядом сидел Сото.

– Высокая нынче трава. Может быть, и осень урожаем не обидит. Как думаешь, Сото?

– Может быть, и не обидит, если не будешь подозревать ее в плохом к тебе отношении.

– Ха! Все шутишь. У меня вот сын в университете учится. И вроде бы скоро ученым будет, а говорить с людьми не умеет. Будто букварь перед тобой. «Хм, гм, ну, гну». Я думаю, поменьше книг читать надо и побольше жизнь изучать. Если бы ты, Сото, учил детей, что бы делал, а?

– Я запер бы их в комнате и велел следить за полетом мухи.

– Зачем?

– Чтобы они поняли свою жизнь. Вот послушай. Жила в доме у старухи Гуне одна большая муха. Она жила там давно и знала дом прекрасно. Жизнь ее текла немного однообразно, но пищи было вдоволь, рядом жужжали веселые подружки, и наша муха степенно летала от окна к двери, от двери к печке, от печки к засиженной картине на стене – всегда по заведенному маршруту. Иногда в минуты вдохновения, которые были редкими и потому томительными, она позволяла себе, описав головокружительную восьмерку, присесть на лампочку, висевшую под потолком и, камнем бросившись вниз, привести в трепет соседок своим искусным виражом у самого пола.

Все в доме нравилось мухе. Все дышало покоем и безопасностью. И это был бы настоящий рай, если бы не открытая форточка. Старые мухи слагали о ней легенды, и многие считали, что именно оттуда приходила смерть. Это место было пугающим и интересным. Муха часто сидела на окне и наблюдала в зияющее отверстие за неизвестным ей миром. Холодный ветер врывался оттуда в комнату, рассеивая на миг дремотную атмосферу дома. Крылья трепетали. И новые запахи звали вдаль. Но старые мухи говорили, что неизвестное опасно, и, конечно, они были правы. Она сама сотни раз видела мелькание птиц за стеклом, а что уже говорить о воде, струящейся с неба, о том невыносимом летнем зное, защитой от которого мог быть только дом старухи Гуне. И все же в душе муха знала, что держат ее здесь только лампочка у потолка и восторженные вздохи ее беспечных подруг.

И вот однажды в дом пришел мальчик. Не знаю, почему, но жужжание большой мухи не понравилось ему, и он, вычислив ее маршрут от окна к двери, от двери к печке, от печки к картине на стене, решил ее уничтожить. Знакомый путь стал ловушкой для мухи и, понимая это, она безудержно крутила свои восьмерки, но и они вскоре перестали быть загадкой для мальчика. Срок жизни сократился до секунд. Надо было решать – форточка или смерть, ужасное неизвестное или мокрая тряпка…

– Что дальше, старик? Почему замолчал?

– Что дальше, пусть каждый из вас решает сам.

– Зачем обижаешь? Что ты нас за мух принимаешь?

– О чем ты хотел сказать своей сказкой, Сото?

– Я хотел сказать, что, довольствуясь известным нам миром, мы лишаем себя возможности воспринимать неизвестное.

– Дедушка, а где найти его, это неизвестное?

– Э-э, милый Бичо. Оно везде! Здесь, там, за этим холмом.

– За этим холмом дорога через пустошь.

– Почему ты так уверен, что все известно и остается без изменений? За холмом уже нет дороги.

– Сото, опомнись, ты шел по ней сюда. Не смейся над мальчишкой. Эй, Бичо, куда побежал, дурачок! Он пошутил.

– Я не шучу, малыш! Беги в неизвестное! Кто знает, может быть, именно за этим холмом тебя ждет твоя форточка!

Я посмотрел на него, на этих людей, которых успел полюбить, и слезы потекли по моим щекам. Я знал, что сплю. Я знал, что это только сон! Слезы текли и срывались вниз с ресниц и подбородка, падая в чашку душистого чая, которую мне подал Фаром. Сото обернулся, взъерошил мои волосы и тихо сказал:

– Мы не виним тебя, Марк. Не надо плакать. Будь мужчиной.

* * *

На экране появилось лицо той приятной женщины, которую я видел в конторе Дока. За ее спиной виднелся пульт, на котором цепочками огней мерцали разноцветные светодиоды.

– Программа «Геронтология», – объявила она. – Кодовое название «Нектар Чандры». Девятый эксперимент. Предыдущие восемь позволили отточить методику получения бесценного гормона, который выделяется организмом в состоянии трансовой псевдосмерти. В данном случае акцент ставился на быстрое погружение субъекта в искомое состояние. Капитану Белову удалось внедрить блок самоуничтожения в течение пяти дней.

Я увидел сияющее лицо Димы. Вместо белого халата с желтыми пятнами от реактивов на нем был черный китель с капитанскими погонами. Три орденских планки говорили о заслугах перед родиной.

– Фактически, успех эксперимента определялся наработками прошлых опытов. Как вы помните, наш пятый испытуемый легко принял установку на псевдосмерть после того, как поверил в существование других миров. Однако степень доверия прямо пропорциональна затраченному времени. На обработку шестого и седьмого подопытных ушло соответственно три и два месяца. Трагическая ошибка с восьмым субъектом указала нам новое направление, и в данном эксперименте мы ввели архетип учителя, с позиции которого закреплялись необходимые установки. То есть, подсознательные команды вносились притчами, сказками и прочими атрибутами духовной традиции.

Я смотрел на его одухотворенное лицо и сжимал кулаки.

– Эффект оказался столь внушительным, что мы едва не получили непредвиденный финальный пик на четвертый день эксперимента. Таким образом, существуют перспективы для дальнейшего сокращения сроков в процессе обработки.

Капитан Белов, ошеломленно подумал я. Руководитель группы третьего отдела. Как не вязалась его форма и этот сухой доклад с тем наркоманом, которого я знал. А может быть, он просто хороший актер?

На экране снова появилась женщина. Она начала рассказывать о предыстории темы: о «мудрах» йоги и специальных упражнениях, необходимых для пробуждения скрытых резервов человека, которые в обычных условиях находятся в латентном состоянии. Она говорила о «кхечари мудре», позволявшей йогам не только контролировать рефлекторный импульс к новому вдоху, но и стимулировать выделение «лунной амброзии» из железы, называемой «центром Чандры». Секреции этой железы считались напитком бессмертия.

В течение полутора лет институт разрабатывал тему геронтологии – науки о старости. Как сказал капитан Белов, нашим миром руководили старики, скопившие деньги и власть. Единственной силой, которая отнимала их накопления, была смерть. Поэтому «нектар Чандры» или вещество, позволявшее удлинять их бесценные жизни, могло стать рычагом для любых политических и экономических реформ.

Полтора года специалисты третьего отдела изучали процессы телесной химии, которые в той или иной степени влияли на стимуляцию так называемого «центра Чандры». Итогами исследований стали «трансовая псевдосмерть» и методика введения подопытного человека в это измененное состояние сознания.

– Субъект воспринял идею другого мира, как аналог смерти, – продолжил капитан Белов. – В своей жизни он нередко находился в критических ситуациях. Его средством предохранения психики от стрессов была идея вызова, который он якобы бросал надвигавшейся смерти. Нам оставалось внести в эту формулу элемент, разрывавший систему ценностей. Для этой цели мы выбрали эпизод с гибелью заложников, где каждому персонажу была придана другая ролевая значимость. Таким образом, мы внедрили не только архетип учителя, но и несколько базовых дополнений, в том числе «любимую девушку», «добрую бабушку» и «верных друзей», как это было в четвертом и восьмом вариантах.

Он продолжал описывать эксперимент. Я вдруг понял, что у меня появились враги, и среди них был один кровный – капитан Белов. А когда я видел врагов, внутри у меня нажималась маленькая кнопочка, и моя ярость начинала искать выход.

Вторая кассета демонстрировала ход операции. Вид у меня был, как у тряпичной куклы. Они тыкали меня шприцем в переносицу и правый глаз, словно щупами в поисках мины. Они цедили из меня сукровицу, и мое тело дрожало в конвульсиях. Но я досмотрел этот фильм до конца, потому что каждый кадр добавлял нули и единицы к тому счету, который мне надо было им выставить.

– Как и в предыдущих случаях, нам не удалось избежать частичной апоплексии, – доложила женщина. – Паралич лишил нас возможности вторичного использования данного субъекта. Причины будут выясняться при последующем анатомическом вскрытии. На сегодняшний день нами получено три миллиграмма амброзии, поэтому группа просит разрешение на продолжение работы и на поставку нового донорского материала…

На экране возникло разъяренное лицо Доктора.

– Генерал, я хочу выразить особую точку зрения и обратить ваше внимание на недопустимое расточительство талантливыми кадрами.

Ткнув пальцем в мое тело, он хрипло закричал:

– Из этого парня получился бы прекрасный сканер. Он без всяких стимуляторов заходил в такие пространства, куда Белову и на цитоэксе никогда не въехать. Неужели мало бросового материала? Вчера вы подписали приказ на перевод в эту программу восемнадцати человек из отдела разведки. А кто их заменит? Белов забирает самых лучших! И через неделю они превращаются вот в такое дерьмо!

В гневе Доктор грохнул кулаком по моей груди. Его сменила довольная физиономия Белова.

– Прошу прощения, генерал. Наш старый Док живет вчерашним днем и часто бывает до смешного нелепым. Я вот думаю, может быть, мы и его утилизируем?

Дима захохотал. Его лицо исказила отвратительная гримаса, и в чертах появилось что-то мерзкое и дьявольское. Я знал, где найду его. И я уже знал, куда засуну ему эту скляночку с жизнями восьми парней.