Текст книги "Киллеров просят не беспокоиться"

Автор книги: Сергей Лукницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Посетительница не выдержала, спросила:

– А все-таки как правильно называется ваша организация?

– Конечно же – "Сообщество", – ответствовал босс, – но краска отколупнулась, и получилось не совсем прилично. Но это тоже реклама. Завхозу шею намылю... – И продолжал играть с переговорными устройствами, созванивался с банком, обматерил шофера, дал указание коменданту заказать кому-то пропуск, послал дочери машину, велел зятю идти в бухгалтерию, обозвал жену сукой и наконец, вздохнув, бросил все трубки, встал с кресла. Только он успел представиться: "Валерий Цаплин, тот самый", – как затрезвонил еще телефон. На сей раз с гербом на циферблате.

На столе Нестерова стоял такой же – телефон правительственной связи, в просторечии называемый "вертушкой". Цаплин живехонько ухватился за трубку, после чего, поймав взгляд посетительницы, поднял глаза к потолку, давая понять: мол, сам звонит, сам Боря, и не какой-нибудь другой, а президент... советуется. И невдомек было гостье, что никакая "вертушка" ни с каким президентом сейчас не звонила, а Цаплин сам незаметно нажал кнопку звонка и говорил, одновременно и эпатируя даму, и создавая себе имидж всевластья, в пустую трубку...

Между тем посетительницу заинтересовал висящий на стене документ. Она уже не отрываясь читала его. Это был список тех услуг, которые оказывались посетителям этого экстравагантного офиса.

Удовлетворенный тем, что дама отвлеклась на настенную пропаганду, хозяин кабинета Валерий Цаплин приподнял вдруг пиджак и, пока дама отвернулась, смачно почесал давно уже зудевший бок. После этого предстал перед посетительницей в первоначальном деловом виде.

Пока уважаемый читатель силится угадать, что же за посетительница пришла к Валерию Цаплину, про которого уже ясно, что человек он в высшей степени неординарный, даже отмеченный, дама сделала изящный жест рукой, и уже через полтора часа не только она, но и генерал ФСБ Нестеров, а заодно и читатели смогли познакомиться с этим достойным внимания документом.

Перечень услуг был таков:

1. Уголовные дела (беспроигрышно)

2. Гражданские дела (беспроигрышно)

3. Арбитражные дела (беспроигрышно)

4. Написание кандидатских на любую тему

5. Написание докторских на любую тему

а) Академик РАН (избрание)

б) Академик иных академий РФ (избрание)

в) Международных академий (избрание)

6. Снижение сроков заключения

7. Освобождение от пожизненного заключения

8. Освобождение от смертной казни

9. Услуги киллеров

11. Лоббирование Указов Президента

12. Депутатское представительство в Госдуме

13. Провокации – сценарий заказчика

14. Провокации – сценарий фирмы

15. Шантаж, сыск (по договоренности)

16. Отмывание денег

17. Размещение денег в зарубежных банках.

Лейтенант ФСБ была рада, что ей удалось запечатлеть этот документ (он же прейскурант – были проставлены цены от 100 долларов до 5 миллионов) на микропленку, поскольку президент "Сообщества адвокатов" Валерий Цаплин как раз завершил очередную беседу по телефону и, с удовольствием оглядывая ее фигуру, которую не скрывало, а, напротив, подчеркивало только что купленное платье, встал и подошел к ней.

– Ну что, моя хорошая, – пуская слюни, заговорил Цаплин, – этот списочек не для вас. Для чаровниц мы делаем солидные скидки, вам стоит только попросить. – Что привело вас к нам?

– Мне надо перевести в швейцарский банк двенадцать миллионов долларов, – выпалила посетительница.

– Ай-яй-яй, какая невоздержанность! А вдруг здесь, в моем кабинете установлены микрофоны?

– Вы же говорите: фирма гарантирует.

– Гарантировать, девочка, может только глава фирмы.

Женечка восторженно на него посмотрела.

– Итак, там, за бугром, вы намерены сами легализовать средства или вам нужна наша помощь и в этом.

"Боже мой, – думала лейтенант ФСБ, – Нестеров не поверит ни одному слову, которое теперь записывается на микропередатчик. Такого не бывает. Что, и Швейцария тоже – крутая?"

– Ах, проказник, – улыбнувшись сказала Железнова, – конечно, нам нужна ваша помощь. Иначе я не была бы здесь.

– С сауной скидка двадцать пять процентов, – веско сказал Цаплин, -половина средств, которые вы назвали, пойдет на их легализацию и размещение вклада в банке, ну и конечно, на развитие "Сообщества". Мне-то самому ничего не надо, – добавил он, – только для дела, во спасение души.

Женечка сказала, что она давно не парилась в финской бане, и... согласилась.

Отдельно в трапезной на огромной, забранной дымчатым стеклом полке, специально развернутые на странице с буквой "Ц", стояли открытыми всевозможные словари и энциклопедии. Это были издания: "Великие века сего", "Желтые страницы эпох". На них был изображен Цаплин в виде памятника самому себе.

Посетительница, устав от жары, присела было отдохнуть...

– Не завидуйте, – сказал ей хозяин, – мне все завидуют... Великим быть трудно. Но я справляюсь.

Было слышно, как в отсеке хозяин фыркал под душем. Потом они пообедали в цаплинском ресторане. Когда трапеза приближалась к концу, он вдруг рассентиментальничался, приобнял Женечку и стал показывать ей изображенных на портретах людей.

Хмелел он быстро. Женечка едва успевала ему подливать. Конечно, ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. У Цаплина – стойкая алкогольная зависимость. Он пьянеет от двух рюмок, а после трех сразу засыпает.

– Ни одного Указа Боря не подписывает без моего ведома, – веско сказал Цаплин и внезапно заснул.

Выбраться из "Сообщества" оказалось не столь уж трудно. Сотрудники Цаплина (обслуга, референты, имиджмейкеры, охрана) бережно проводили выпаренную в баньке удачливую посетительницу "Сообщества адвокатов" к ожидающему ее "мерседесу".

"Мерседес" отправился на Лубянку.

Нестеров встретил ее приветливо.

– Видеосъемка твоего посещения "Соебщества" не велась, – сообщил он Женечке на всякий случай.

– А хотя бы и велась, – задумчиво проговорила Женечка, – нашу родную, отечественную преступность погубят пьянство и самолюбование...

Елена Ивановна за эту ночь сконцентрировала в себе все силы, все мужество и теперь знала, что лучший выход из сложившейся ситуации – ударить по самолюбию этого двухметрового жеребца.

– Я действительно знала вашего Терехова. Мы встречались в Москве, когда я бывала там в командировках. Знаю его лет пять. Очень близко.

Нахрапов облегченно выдохнул.

– Ну, вот и хорошо, значит, он был вашим сожителем?

– Вот именно, – кивнула Моисеева, – и очень неплохим сожителем...

– Это к следствию не относится, – перебил ее Полковский.

– Нет, почему же? – возразил Нахрапов. – Вот скажите тогда, Елена Ивановна, что произошло в самолете? Нет, сначала в Москве. Во-первых, что заставило его в летней форме одежды лететь в мерзлоту, вы что же, не сказали ему, что она вечная?

– Прилив страсти, – объяснила Моисеева, – из-за этого и поссорились, только, товарищи правоохранительные органы, я никакой змеи в самолет не проносила, это не моя змея, а в тех сумках, что со мной были, я везла хомяка, рыбок и клетку с попугаем, все оставила внизу, на полках для ручной клади. В салоне самолета со мной была лишь сумка, которую вы вчера забрали, – она посмотрела на Нахрапова.

– Я знаю, я звонил в школу, мне сказали, что две сумки вы разобрали, и теперь вашу живность там не знают чем кормить.

– Подохнут, – вздохнула Елена Ивановна.

– А как вы с Тереховым встречались в Москве? Он ведь человек женатый? – спросил Полковский.

– Это у вас называется – перекрестный допрос?

– Если хотите.

– Сплю и вижу. Так о чем вы спросили? Встречались обыкновенно, снимали гостиничный номер. Я снимала. Но жила у матери, а в гостиницу приезжала только для встреч с ним.

– А в этот раз сколько времени вы гостили в Москве?

– Пару недель, пораньше поехала, еще до окончания четверти.

– И все это время вы встречались в Москве с Тереховым? – Полковский перешел в наступление, что-то не стыковались показания Моисеевой с отпуском Терехова, который, по словам секретарши, улетел на Кипр.

– Все время, каждый день, – уверенно сообщила Моисеева. – Скажите, а это мое признание будет оглашено на суде?

– Материалы дела, конечно, будут зачитываться... А почему это вас интересует?

– А тогда я еще хочу адвоката... из "Соебщества", – сказала Моисеева.

– Откуда, откуда?

– Есть в Москве такая фирма, в районе метро "Таганская", спасает, судя по названию, от таких вот ситуаций. Вы позволите мне с ними связаться?

– Позволим связаться с кем угодно, но что это за фирма? Теперь таких развелось множество. С названиями еще покруче.

– Но я настаиваю именно на ней.

– Думаю, Елена Ивановна, сначала вам нужно посоветоваться с мужем: пусть поищет нормальную фирму. Вот у нас тут филиал университета открыли, туда адвокаты из Москвы лекции ездят читать. В этом сезоне приезжают Лукницкий и Зимоненко. Один читает уголовное, а другой – гражданское право. Я почему знаю, у меня там будущий зять учится. Могу переговорить.

Моисеева подумала и согласилась на встречу с мужем. Ей показалось, что следователи не обратили внимания на ее отречение от змеи, почему-то больше об аспиде ее не спрашивали.

Полковский решил разузнать получше, куда летал Терехов и летал ли вообще, что делала в это время его жена, и вообще как он оказался в Москве.

– В какой гостинице вы останавливались? – спросил он напоследок.

– В "Палас-отеле", знаете, на Тверской – шесть звездочек, -быстренько ответила Моисеева, представив себя в роскошных, изысканно обставленных апартаментах. – Конечно же, он все оплачивал.

– Последний вопрос, – Полковский уже дописывал протокол, – как ваш спутник оказался на полке в первом салоне? Вы присутствовали при этом?

Моисеева еще ночью обдумала ответ, нарисовав себе картину, как ее сосед забирался на полку, прячась от какой-то дикой змеи, ползающей по проходам, стенам и креслам.

– Пошел в туалет в самом конце полета, туда, в первый салон. Может быть, здесь было занято. Больше я его не видела.

– Почему же вы не стали его искать, ждать, узнавать, куда он подевался?

– Может быть, я еще объявление должна была дать? Мы же поссорились. Это раз. И он знал, где я работаю. Это два. Знал, что не могу не пойти в школу. Я решила, что он приедет за мной туда. Подумала даже, что хорошо, что он в своем диком летнем виде не пойдет со мной рядом. И куда бы я его дела?

– Прочтите внимательно и распишитесь здесь, – попросил Полковский. -Я выдаю разрешение на свидание.

– Вам не кажется, что ситуация, которую вы застали у себя дома, это некий бумеранг вашей измены? – философски почесав за ухом, спросил на прощанье Нахрапов.

– Заплата должна быть соразмерна дыре, – отпарировала Лена.

9

Полковский приехал к себе в управление как раз к двенадцати. Искольдского еще не было, и он решил позвонить на сотовый Терехова: чем черт не шутит, а вдруг ответит. Предварительно согласовав возможность международного звонка с начальником, Полковский набрал номер. Сигнал долго не появлялся, но в трубке был слышен космос: какие-то переключения, трески, гул. Вдруг звуки ожили, словно назревая, и в трубке раздался зуммер. Неожиданно в барабанную перепонку Полковского ударил щелчок, и на том конце провода, то есть кипрской спутниковой антенны, послышался женский голос. У Полковского прямо-таки "в зобу дыханье сперло", не ожидал он такого везения. Вот сейчас покончит он с этим делом.

– Алло, – сказал молодой слабый женский голос.

– Здравствуйте! – прокричал Полковский.

– Здравствуйте, – его было хорошо слышно, но слова долетали на Кипр через несколько секунд после их произнесения, приходилось ждать. – Можно мне поговорить с Натальей Николаевной Тереховой?

– Я вас... – женщина вдруг смолкла, а потом закричала в трубку: – Вы по поводу Жени? Вы его нашли? Что с ним?

– Вы ждете сообщений о нем, у вас есть основания?..

– Кто вы? – перебила женщина. – Вы из Москвы?

– Я следователь УВД Нового Уренгоя, – кричал Полковский. – Моя фамилия – Полковский.

– Следователь? – не дожидаясь, пока до нее долетит вся фраза, переспросила женщина. – Я же звонила в МИД, у вас что, там теперь и следователи свои?

– Что с вашим мужем, Наталья Николаевна?

– Я же вам говорила, он поехал в Каир, в Египет, на экскурсию, на три дня, отсюда, с Кипра, – и нет его. Группа вернулась, а он пропал. Не звонит, не приезжает.

– Сколько времени уже прошло?

– Они уплыли третьего. А позавчера должны были вернуться... Нет, три дня назад. Вернулись без него. Экскурсия у них была трехдневная. Вот и считайте. Мне сказали, что он пропал. Я не могу уехать без него! – она кричала все громче и громче, и Полковский вынужден был молчать, чтобы усвоить всю информацию полностью, поскольку сказанные им слова повторялись через секунду на том конце. Откуда-то прорвалась ни к селу ни к городу не относящаяся информация: Порт-Саид, город на северо-востоке Египта, на побережье Средиземного моря, у входа в Суэцкий канал.

В перерывах между голосом женщины и информацией он передавал следующие вопросы:

– Кто-нибудь знает, как он пропал?

– Да, мне сказали, что он не вышел из пирамиды.

"Этого еще не хватало", – подумал Полковский.

– А на каком корабле они отправились?

– Не знаю. Кажется, "Леонид Прудовский". Он и сейчас стоит невдалеке, на рейде.

– Больше никто из экскурсантов не пропал?

– Нет.

– Он забрал с собой российский паспорт?

– Конечно, все документы всегда при нем. Я в жуткой панике. Все только слушают меня и ничего не сообщают.

– Думаю, вам лучше возвращаться в Москву, Наталья Николаевна. Вы слышите меня?

– Вам что-нибудь известно?

– Боюсь, что да. Но до вашего приезда дело не прояснится.

– Да скажите же хоть что-нибудь!

– У вас когда заканчивается отпуск?

– У меня отпуск круглый год, а отель оплачен до завтра, но деньги есть...

– Не надо, возвращайтесь! – крикнул Полковский и обещал связаться с Тереховой послезавтра по домашнему телефону их московской квартиры.

Все совпадало.

Было уже четверть первого. После разговора с женой умершего Полковский некоторое время переваривал информацию, решал, как преподнести ее в полном объеме вкупе с признанием Моисеевой и другими данными следствия, чтобы было стопроцентное основание прекратить дело и больше к нему не возвращаться. Но потом он вспомнил про Искольдского. Техник по безопасности уже должен быть у него, но в коридоре, у дверей кабинета, было пусто.

Полковский набрал домашний номер Искольдского – никто не ответил. Решив, что тот выехал к нему, просто опаздывает, Полковский прождал еще полчаса. Слава Богу, хватает бумажной волокиты, чтобы следователь никогда не сидел без дела. Наконец, ему надоело постоянно выбегать в коридор, и он позвонил на работу Искольдскому. К этому времени он уже забыл, что утром собирался позвонить в отдел техники безопасности и поговорить с его начальником, телефон которого "любезно" выдала ему кадровичка. Теперь ему не терпелось узнать, не вышел ли Искольдский на службу, вместо того чтобы ехать к нему на допрос.

– Никита Семенович? – переспросил его хорошо поставленный командный голос. – Он сегодня не вышел, должно быть, приболел.

– А он не звонил вам после возвращения из Москвы? – поинтересовался Полковский.

– Откуда?

– Из Москвы, куда он ездил на курсы.

– Что-то я не пойму вас, товарищ следователь, нельзя ли уточнить вопрос?

– Как же я могу его уточнить? – удивился Полковский. – Я спрашиваю, не звонил ли вам Искольдский вчера, после прилета из Москвы, куда был командирован на курсы по технике безопасности на производстве?

Шеф Искольдского засмеялся, и его смех оскорбил следователя: бывает такой язвительный смех, который может ранить до глубины души.

– Искольдский – на курсы? Нет, оно положено, конечно. Но он у нас звезд с неба не хватает и даже не рвется – за звездами-то. На курсы в основном езжу я, да и то не в Москву, а в учебный центр здесь, в Новом Уренгое. А Искольдский вчера был на работе, как всегда, до четырех, ушел, как обычно, и ни в какую Москву, извините, он ночью не летал. Я так думаю.

Полковский мог бы уточнить фамилию, адрес, другие данные: может, опять какая-то путаница, но он не стал этого делать, так как знал наверняка -путаницы не было. Но и ясности – тоже. Именно Искольдский стоял вчера перед следователем в своей квартире и рассказывал о поездке: Полковский ведь проверял документы. Но только что его начальник заявил, что никакой поездки в Москву и быть не могло. Попросив начальника отдела подождать его, Полковский помчался на комбинат.

Комбинат был расположен на окраине города, но уже издали начинало казаться, будто он стоит на краю земли. За таким огромным пространством, занятым металлическим монстром, по-своему красивым, но чересчур уж грандиозным, не могло быть обычных земных пейзажей: леса там или сопок. В это не верилось.

Готический железный орган генделевской тональности, источающий смертоносный горючий дух, утопал в пепельном мареве; солнце, едва пробивавшееся сквозь дымку, казалось ядовитым. Впрочем, старые заводские корпуса, окаймлявшие нового монстра, при ближайшем рассмотрении выглядели вполне миролюбиво. Полковскому потребовалось много времени, чтобы отыскать нужный ему отдел. Все в этих стенах пахло крысами и бумагой. Начальник Искольдского дал описание своего подчиненного. Затем провел в отдел кадров, где в личном деле могла сохраниться фотография.

Полковский не смог опознать разговаривавшую с ним утром кадровичку. Их здесь было целых три, и все милейшим образом заулыбались, увидев удостоверение Полковского.

– Ну что? Кто тут Мерилин Монро? – не очень-то весело пошутил следователь.

Фотография в деле была. Кроме того, Полковский узнал, что Искольдский живет именно там, где он вчера с ним беседовал, что он женат, а на комбинате проработал уже семь лет. Фотография была очень старая, десятилетней давности. Во всяком случае, Искольдский на снимке лишь отдаленно напоминал того человека, которого следователь видел вчера.

Прямо из отдела кадров Полковский позвонил Нахрапову, и они договорились встретиться возле подъезда того дома, где жил Искольдский.

Через двадцать пять минут следователь был на месте. В его машине сидел плотник, захваченный им из местного ЖЭКа, и начальник отдела, не дождавшийся сегодня Искольдского на работе.

10

Никита Степанович Искольдский и его жена Клавдия Ивановна были обнаружены в их собственной квартире, в ванной комнате, убитыми. Трупы свалены в ванну. Судебно-медицинский эксперт Прокубовская определила время смерти восемнадцатью часами прошедших суток, то есть, когда следователь УВД Полковский беседовал в этой же квартире с самим Искольдским. Поскольку следователь был уверен в том факте, что вчера беседовал именно с убитым гражданином, и опознал в нем Никиту Степановича Искольдского, было установлено, что время убийства – от половины шестого до семи часов вечера, то есть сразу же после ухода следователя из квартиры.

На место преступления были вызваны задержанные в Уренгое до выяснения обстоятельств стюардесса самолета Ил-86 "Внуковских авиалиний" Татьяна Парсегова и бортпроводник Виктор Фоменко. Приехавшие на место свидетели дали свои показания. Их мнения по поводу опознания личности убитого разделились, поскольку Парсегова, непосредственно обслуживавшая в полете пассажира Искольдского, отрицала сходство погибшего со своим пассажиром. На основании ее показаний бортпроводник Фоменко, а за ним и следователь Полковский изменили свои показания и заявили, что человек, которого они видели не далее как вчера, и убитый гражданин Искольдский – совершенно разные люди.

При обыске квартиры был найден паспорт Искольдского и билет авиакомпании, вложенный в паспорт. При исследовании паспорта в криминалистической лаборатории установили, что паспорт – подлинный, но фотография на шестой странице – поддельная: человек, изображенный на ней, – не Искольдский, о чем свидетельствовала различная форма ушных раковин, овал лица и разрез глаз. Однако сфотографированный был мастерски загримирован под Искольдского. Фотография вклеена в паспорт недавно, печать же на ней – поддельная.

По данным паспортного стола, два месяца назад Никита Степанович Искольдский заявил о потере своего паспорта при невыясненных обстоятельствах и оформил новый, который не был обнаружен ни в квартире, ни на рабочем месте убитого.

Характер огнестрельных ран доказывал: стрелял профессионал с близкого расстояния, из длинноствольного спортивного пистолета с глушителем. Каждой из жертв пуля попала в середину лба, контрольные выстрелы произведены не были.

Полковский не был поражен тем, что вчера находился на волосок от смерти – в полуметре от убийцы. Эффекта открытия для него не было. Когда он увидел лицо лежащего в ванне настоящего Искольдского, он сразу догадался, что его так смутило вчера в облике собеседника. Неестественно торчащие усы трудно было выдать за настоящие: все так просто и, увы, все так поздно. Хотя, впрочем, он вряд ли смог бы уже помочь семье Искольдских – окончательный анализ трупов показал, что к моменту прихода Полковского муж и жена Искольдские уже были покойниками. Соседи выстрелов не слышали, но постороннего человека, входившего в их подъезд, соседка с первого этажа видела. Старушка ни под каким видом не соглашалась с тем, что незнакомец был как две капли воды похож на Никиту Степановича.

Полковский никак не мог ответить на один мучавший его вопрос: зачем преступнику понадобилось одновременно и гримироваться, и вклеивать в паспорт поддельную фотографию? Загримированный, он и так был похож на Искольдского.

Скорее всего, паспорт использовался несколько раз, и фотография менялась в зависимости от обличья преступника. А может быть, он не хотел, чтобы узнали его настоящую физиономию. Может, боялся, что кто-то опознает паспорт Искольдского и заявит о подлоге. Выходит, не с простым громилой следователь имеет дело, выходит, это матерый преступник, киллер. Что же привело волчару в Новый Уренгой? Какое задание? И кто заказчик?

11

Нестеровы вышли из дома под руку, и Анна Михайловна гордо повела глазами окрест: всем ли видно, сколь благообразна и нарядна эта чета, видят ли соседи, что она, как царица Савская, садится в лимузин в своих шелках и кринолинах и едет на бал во дворец? Ну, пусть не во дворец, а в банкетный зал "Россия", и не на бал, а на фуршет, и не в кринолинах, но тоже не хухры-мухры, а сам "Том Клайм", и пусть не в лимузин, а в служебную "Волгу" Нестерова, но это же так образно!

Нестеров все еще ерзал в своем новом костюме, словно хотел его тут же растянуть и смять по своей фигуре, но для этого нужно было как минимум облить его из таза шампанским и дать высохнуть, поэтому генерал крутил шеей, дергал рукава, двигал плечами и поминутно тыркался в карманы.

– Коля, что с тобой? – шикала Анна Михайловна. – Опусти руки по швам.

В машине Нестеров почувствовал себя спокойнее, ибо ему удалось скинуть тесноватый пиджак.

– Нюрочка, можно я галстук сниму?

– Ну что ты как... – "ребенок малый" хотела сказать Анна Михайловна, но постеснялась скомпрометировать мужа перед водителем. – Чуть-чуть ослабь узел, и все.

На улицах Москвы уже стемнело, в начале недели установились теплые погоды, и не скажешь, что только что шел снег.

В банкетном зале гостиницы "Россия" сегодня состоялся прием по поводу ежегодного вручения премии "Немезида" лучшим юристам страны. Акцию проводил Центральный клуб любителей юристов. Акция была молодая, проводилась всего в четвертый раз, но перспективная.

На правовой бомонд, где можно было встретить цвет чиновников российской юстиции, приезжала и высшая государственная элита.

Нестеровы вошли в белый мраморный холл, уставленный огромными зелеными растениями в кадках, прошли вправо к гардеробу, затем через непонятное пустое пространство вышли в банкетный зал, затемненный, с мерцавшими зеркальными шарами, будто это был цирк, а не слет всего правового цвета страны, ближнего и дальнего зарубежья. Сразу же раскланялись со знакомыми.

Яркие крутящиеся блики, играющие на стенах, полу и лицах жующих во тьме стражей законности и правопорядка, оживляли обстановку.

Анна Михайловна с гордо поднятой головой шествовала рядом с Нестеровым и ликовала про себя – ибо, в отличие от других, ее мужа многие узнавали, здоровались, тянули руку для приветствия.

– Будем пробиваться к своим, – сказал Нестеров, и они стали протискиваться в самую гущу законности и правопорядка, где у ресторанной сцены виднелись головы Алтухова, Женечки и других сослуживцев Николая Константиновича.

– Коля! – Анна Михайловна вдруг громко зашептала: – Ой, смотри, смотри, Ельцин!

Президент шел вразвалочку по длинной ковровой дорожке к трибуне. Шаг свиты был – во исполнение древнеримской заповеди – много тверже, нежели шаг ведущего. Кланяться никто не стал. Юристы познатнее снисходительно посматривали на президента, всходящего по ступенькам на пьедестал.

Президент – зачинщик российской "демократии" – толкнул речь.

Минут через пять присутствующие стали поглядывать на столы, возле которых носились официанты с подносами.

В конце концов, уловив заключительную интонацию в голосе оратора, публика приготовила ладони, в подходящий момент восторженно, но кратко зааплодировала и ринулась к столам.

На сцену водрузили музыкальные инструменты, и ресторанный ансамбль стал настраиваться на долгий раунд. Заиграла музыка. Возле сцены уже было пусто, лишь первые две пары обозначили импровизированное место для того, что наши милые предки так изящно и наивно называли танцами.

Нестеров вслушивался в таинственные переливы Россини. Рядом с ним плечом к плечу в строю, занятым нелегким делом поедания деликатесов и неделикатесов наперегонки, оказался прокурор транспортной прокуратуры Ваня Снегов, прозванный друзьями и коллегами "снежным человеком" за свою мохнатость, вечную трехдневную щетину и крупную фигуру. Нестеров часто пересекался с ним по делам, которые он вел в пору работы в Генеральной прокуратуре.

– Положи себе осьминогов, Ваня, – посоветовал Нестеров, – и вон еще, кажется, лягушки маринованные: очень помогает при высокогорных восхождениях.

– Это не по мне, – брезгливо сморщился тот, – я лягушек ненавижу, фу, аж передернуло. Это у меня с детства рефлекс, как увижу лягушку в траве, так ору не своим голосом. Из-за этого и в лес перестал ходить за грибами. А для чего, ты говоришь, лягушки?

– Для крутого восхождения. Когда новое звание-то получишь?

– Это тоже не по мне, мне и так хорошо: без лягушек и без званий. – И кивнул кому-то: – Здравствуйте, Владимир Борисович.

По другую сторону стола возле полуштофа с кальвадосом примостился, опекаемый своей очаровательной супругой – нотариусом Еленой, Владимир Зимоненко, один из московских правозащитников.

– Что, Владимир Борисович, рассольчиком балуетесь? А вот тут талантливый юрист используется не в полную силу, – сказал ему Нестеров.

По мере наполнения желудка у него наконец-то устанавливалось хорошее настроение. Анна Михайловна целый день морила его голодом, почему-то решив, что мужу надо срочно худеть. На самом же деле, она занималась собой, и ей было не до готовки обеда.

– Коля, остановись, – советовала она шепотом, наклонясь к уху мужа, – пойдем лучше пройдемся.

– Нет-нет, Анна Михайловна, позвольте мне, – в три приема воскликнул Зимоненко, – пусть эти увальни тут побеседуют, для того и бомонд.

Он вывел собственную супругу и Анну Михайловну одновременно в центр площадки, а Нестеров, проводивший свою с улыбкой облегчения, отметил, что на его супругу обращают внимание: сегодня она была не только сногсшибательна внешне, но и обаятельна в общении. От нее исходило что-то притягательное: лучистый взгляд, затаивший любовь и благодарность, спокойствие и веселость.

– Кстати о лягушках, – сказал "снежный человек", – мне тут дело одно дали. Никак не разберусь: по каким полкам там разбросан состав преступления. Похоже, у тамошних следаков в голове – как в шкафу моей дочери.

– У каких это "тамошних"? – поинтересовался Нестеров.

– В Новый Уренгой из Москвы прилетел самолет. В самолете сразу после выгрузки пассажиров обнаружен труп.

– Надо же, как интересно! – пошутил Нестеров.

– Не смейся, труп залез на полку, что над сиденьями, в одном из салонов.

– Сам?

– Никто не знает.

– Я знаю, – твердо сказал Нестеров.

Снегов с надеждой уставился на него.

– Не сам, – продолжал генерал ФСБ. – Сами трупы по полкам не шастают. Значит, запихнули. Или заставили залезть, а потом прибили.

– В том-то и дело! Никто его никуда не прибивал: сам умер.

– Что ж, бывает, – усмехнулся Нестеров. – Моя кошка перед родами в духовку залезла, ее как раз проветривали. Там и котята родились.

– Здесь родилось кое-что почище, – упредил Снегов, раздирая свой заросший подбородок, поскольку подшерсток его вспотел: в зале становилось душно. – Этого вынули, а ему в ногу змея впилась и смотрит: а, каково? Все визжат, а прокурор тамошний со страху в воздух стрелять стал, самолет повредил.

Нестеров неожиданно положил свою ладонь Снегову на плечо:

– Повтори, что ты сейчас... Змея?! Змея! – заорал он вдруг, и тут же послышалось несколько женских взвизгов (нельзя забывать, что женщины тоже бывают юристами), а пара тел так и вовсе рухнула на пол.

В зале как-то резко посвежело, потому что народ схлынул, люди создали пробку в дверях, но подпирающие сзади, боясь, что змея уже подползает к ним, поднатужились и выдавили всех желающих на улицу. Как же мы любим природу!

От оркестра остался один глуховатый барабанщик. Зимоненко вернул Анну Михайловну мужу, но тот все еще тряс Снегова за лацканы пиджака:

– Это же моя змея, Ваня! Да что они, по всему Внукову расползлись, что ли? Человек погиб от укуса змеи?

– Вроде нет, вроде от инфаркта.

– Ну, это просто инфаркт змею опередил! Давай-давай, поехали, -Нестеров обернулся и удивился: – О, а где ж народ-то весь?

В этот момент к Нестерову подошел еще один человек в отлично сшитом костюме. Это был старый знакомый Николая Константиновича по тем делам, которые он расследовал в Азейрбайджане лет десять назад.

Человека в безукоризненном костюме звали Гасан Борисович Мирзоев, был он президентом Гильдии российских адвокатов и, казалось бы, по роду своей деятельности должен был бы вызывать у следователя Нестерова ревнивые чувства, но подошедший был так обаятелен, да еще таким виртуозом своего дела, что даже когда еще до суда разваливал лучшие нестеровские, выстраданные им и его управлением дела, – даже тогда вызывал восхищение.

– Привет, Гасан, – сказал Нестеров.

– Здравствуй, Колечка, – Гасан Борисович одарил присутствующих своей доброй, застенчивой улыбкой, – вот что я подумал, ты какой-то истерик стал, про змей на весь зал кричишь. Правительство распугал. Никого в зале не осталось. Ты – странный человек. Слушай, я не понимаю: может, тебе от государевой службы на покой пора, переходи-ка ты ко мне в Гильдию. Адвокатом будешь. Пора тебе людей защищать. О душе не думаешь.