Текст книги "Это моя собака"
Автор книги: Сергей Лукницкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Письмо
Утром тот самый грек, который вчера играл с дядей Серёжей в шахматы, подошёл вдруг ко мне и сказал (точно не знаю, но, по-моему, по-египетски):
– А вы знаете, господин пёс, что в Соединённых Штатах собака жены экс-президента Буша тоже умеет писать и пишет книги?
Я уже слышал об этой собаке, и его сообщение подсказало мне идею – написать письмо жене экс-президента США, чтобы она передала его своей собаке.
Я взял перо и такое письмо написал.
«Борт теплохода „Дмитрий Шостакович“, – начал я своё послание. – Уважаемая госпожа Барбара Буш. Прошу вас великодушно простить меня за то, что я обратился к Вам, а не к Вашей собаке, книга которой о жизни в Белом Доме рекламируется в моей стране. К моему большому сожалению, я её ещё не читал и даже не знаю, вышла ли она на моей родине, потому что я отправился из Москвы в далеко путешествие.
Но эта новость перед моим отъездом принесла мне искреннюю радость сознания того, что я не единственная на Земле собака-писатель.
Ведь и нам, собакам, ведомо чувство справедливости, и нам в дружбе с человеком открываются глубже нравственные нормы, понятия морали, чести, возможность жить в дружбе и с себе подобными и даже с… кошками.
Я, конечно, мечтаю дружить с четвероногой американской коллегой, обмениваться с нею своими впечатлениями о жизни собак и… людей, и своей философией. Уверен, госпожа Барбара, что это обогатило бы духовно нас обоих. И если вы окажете мне любезность составить протекцию в нашем знакомстве, я буду счастлив и предан Вам до конца своих дней.
Завершая путешествие по Средиземному морю, постараюсь отправить это письмо и вторую книгу моих приключений из Италии, а сам поездом из Венеции вернусь вместе с хозяином в Москву.
С замиранием собачьего сердца буду ждать ответа.
Навсегда Ваш пёс Пират.
Мой постоянный адрес…»
Я написал наш с Витей адрес и стал с этого момента ждать ответа. …Вечером на верхней палубе было очень хорошо. Синьора Грация стояла, обдуваемая ветром, и смотрела на море. Дядя Серёжа что-то объяснял Кароле, все больше жестами, а я тихо и скромно, видя все это, молчал, положив морду на холку Козетте.
Скептик Тролль в стороне от своих знакомых и хозяйки, свернувшись калачиком, спал. Рядом с ним стоял мой хозяин Витя и заворожено глядел на звезды.
Все как-то объединилось и миротворствовало в эту ночь. Даже луна в морском воздухе словно бы раздвоилась, и одна половина её ласкала другую тихо и неторопливо.
А потом все стали прощаться и отправились спать. Но мне уходить не хотелось.
Я остался на палубе в одиночестве.
Звёздная Италия
Вы никогда не думали, почему собаки лают на Луну? Я объясню вам. Они это делают потому, что им грустно. Часто это бывает неосознанно, вот как со мной в тот вечер.
Мне хотелось повыть на Луну, и потому я спрятался за огромную гудящую трубу нашего теплохода. Она шумела, и никто мне там не мешал. И не слышал меня. Надо ведь быть тактичным, никого не пугать. Представьте себе, увидеть вдруг воющую собаку!..
Надо мной, как кометы, проносились звезды. Когда-то Витя, глядя на них, показывал мне каждую и даже называл созвездия. Я вспомнил некоторые. Вот Большая Медведица распушила свой ковш, а вот и Малая и на хвосте у неё Полярная звезда сияет почти у самого горизонта, десятки Плеяд мерцают и веселятся в небе, Млечный Путь, какая-то слишком уж ясная голубая звезда, может быть, это Венера, а вот та розовая – наверняка Марс.
Удивительно устроен неведомый небесный мир.
Я повыл на Луну и вспомнил о своих близких.
Я – пёс, плыву на пароходе, а где-то там вдали за таинственными морями Мама-Маша и папа Пал Палыч думают о нас с Витей, волнуются и грустят.
Я вспомнил и других своих друзей: бабушку Аграфену, и Крылатого гиппопотама, и кота Фому, и корову Фросю и подумал, что, если они тоже смотрят сейчас на звезды, быть может, также думают обо мне.
Наш теплоход мчался навстречу ветру, и вдруг я уловил за бортом, далеко-далеко у горизонта, какое-то свечение.
Сперва я думал, что это звезды просыпались туда или Луна вдруг нырнула в волны, но когда пригляделся, похолодел от страха: я увидел светящийся корабль.
Сразу вспомнил множество страшных историй на эту тему, читанных когда-то моим Витей, и решил, что это корабль-призрак.
Но вскоре мой страх исчез Я даже рассмеялся. Это был не корабль-призрак, а обыкновенная прогулочная яхта, на которой электрическими огнями было написано её название. Она называлась «Южная Корона». Написано было латинскими буквами.
Есть такое созвездие. И когда я поднял морду к небу, то понял, что эта самая Корона сияет сейчас как раз надо мной.
И мне тут стало совсем грустно, потому что Южная Корона в наших широтах не видна и мои друзья вряд ли даже знают о её существовании.
Но Луну-то они наверняка видят.
И поэтому я ещё раз хорошенько повыл на Луну, а повыв, отправился к себе в каюту уже в хорошем настроении, потому что родилось во мне чувство выполненного долга, как будто бы я отправил своим друзьям нежную и долгожданную телеграмму.
В одиннадцать часов утра было солнечно и ясно, и именно в это время моя лапа коснулась итальянской земли. Смею вас уверить, что немногим зарубежным собакам довелось пока испытать это счастье.
А произошло это в порту моря, которое называется Адриатическим, или Ядранским, по имени. вероятно, магазина «Ядран», который находится в Москве и где продаётся красная посуда, которую так любит Мама-Маша. Она вообще любит все красное.
Море это омывает берега Италии, Югославии и Албании. Оно чуть меньше, чем Ионическое. Площадь его сто сорок четыре тысячи квадратных километров, и соединяется оно с Ионическим морем широким проливом. Но оно значительно мельче Ионического – глубина его чуть больше километра. Кто там водится, я не знаю. Но, согласитесь, было бы странно, если бы я вдруг разбудил дядю Серёжу и стал бы его об этом спрашивать.
Лапа на итальянской земле
Порт Анкона – это большой город, где живут восемь тысяч жителей. Это очень красивый порт. В нем, как сообщил нам дядя Серёжа, хорошо налажено производство майолики и изделий из стекла. Имеется Национальный музей области Марке. Не знаю: французский художник с таким же именем имел отношение к этой области или нет? Дядя Серёжа тоже не знал ничего об этом
Между прочим, в этот самый город через Арку Трояна во втором веке нашей эры ввезли знаменитого Троянского коня. Что из этого вышло – всем известно.
Арка стоит до сих пор, а вот коня нет, сколько я его ни искал. Потом оказалось, что коня этого ввезли в Трою, а не в Анкон, но я ничуть не огорчился. Подумаешь, у мамы Маши есть подруга, которая искала в Сиракузах Пизанскую башню…
А вообще в городе Анконе полно романских и готических построек времён средневековья. Но меня они мало волновали. Меня волновало другое.
В этом городе пришло расставание.
Именно здесь мы попрощались с Наташей и Троллем. За ними пришла серебристая «Ланча», из которой выскочил какой-то наш, похожий на приказчика в магазине, дипломат, и они укатили. Пока они садились в машину, Тролль ругался от нетерпения.
Мне их очень будет не хватать, но, надеюсь, вскоре мы увидимся…
Дядя Серёжа и Витя получили у капитана свои паспорта, взяли вещи, и мы, ну конечно же, стали выбирать, на чём ехать в Сенигаллию. Удивительно красивые здесь машины, на которых можно проехать по восточному побережью Италии. Мне они казались живыми, с умными глазами и постоянной улыбкой. Я так и не решил, на чём поеду: то ли на «Мазоратти», то ли на «Феррари», то ли на «Фиате».
И вдруг я увидел на причале Козетту со своей хозяйкой Каролой и тотчас же забыл про все машины. Я потянул Витю за поводок, а Козетта потянула Кароллу навстречу. А пока Витя прощался с Каролой, мы с Козеттой тоже попрощались. Но тут подошёл дядя Серёжа с какой-то полной дамой, вылезшей из пикантной серебристой «Альфы Ромео».
– Галина Алексеевна, – сказала дама и почему-то добавила: – но можете называть меня Розой. По паспорту я Роза.
Мы немедленно поздоровались. Но всё-таки стали называть её на всякий случай Галиной Алексеевной.
– Она отвезёт вас в Сенигалию, – сказал дядя Серёжа.
Я запрыгал, но вдруг вспомнил о том, что Козетта с Каролой тоже ведь едут на собачью выставку, так почему бы не взять их с собой. И я всячески стал намекать на это переговаривавшимся дядя Серёже и Галине Алексеевне.
Слава Богу, они меня поняли.
Карола сперва недоверчиво отнеслись к предложению Галины Алексеевны, а потом, когда её мама кивнула ей, приняла его.
И мы – две собаки, три дамы и двое мужчин – полезли в «Альфу Ромео».
Полчаса мы ехали по городу, завезли синьору Грацию на вокзал, оттуда она поедет к себе домой в Милан, поцеловали её, наконец, выехали из города и помчались вдоль побережья.
Такого обилия красок моя собачья душа не выдержала.
Впрочем, рассказывать о дороге, идущей вдоль побережья Адриатики, и о встреченных нами маленьких городах я не буду, там надо ездить.
Мы завезли дядю Серёжу в город Рафаэля Урбино, где он должен был выступить на своём географическом симпозиуме в те дни, что мы проведём в Сенигаллии. Потом мы за ним вернёмся, и все вместе уже поедем в Венецию.
Но я в общем даже был рад, что он нас покинет и что уехала синьора Грация, ведь путешествовать интересно, когда тебя подстерегает что-то удивительное… И не опекают взрослые.
Восточный берег, отель и большая кость
Ну что вам рассказать о нашем волшебном путешествии по побережью Адриатического моря? Я выглядывал из окна машины, и мен обдувал итальянский ветер. Мне было очень хорошо, потому что рядом был Витя и потому что рядом была Козетта.
Но что это – у неё смешно дрожит хвост.
– Что с вами? – спросил я, думая, что ей холодно.
– Я боюсь, – ответила она.
– Чего? – удивился я.
– Отборочного тура.
– А что, это разве так страшно?
– Конечно, ведь если я не пройду этот тур, моя хозяйка будет очень недовольна. А мне не хочется её огорчать.
Я не знал, что сказать. Неужели это так важно? Пока я думал над словами Козетты, мы приехали.
Сенигаллия оказалась маленьким, игрушечным городком.
Галина Алексеевна, сидя за рулём такой же полной, как она сама «Альфа Ромео», никак не могла найти отель, в котором нам предстояло жить. Назывался он «Масси».
А тут как раз подошёл полицейский. Это была изящная девушка в коротенькой юбочке, с пистолетом и наручниками на бёдрах. Она поприветствовала нас, заодно поинтересовавшись, какие у нас проблемы.
Тогда я, вспомнив волшебные итальянские слова, сказанные когда-то дядей Серёжей ещё в Москве, в Итальянском посольстве, громко сказал полицейской девушке: «Папамолла».
Получилось по-собачьи. Полицейская смущённо покраснела и немедленно отошла, потому что, я так подумал, Она удивилась, увидев говорящую собаку. А мы ещё долго искали после этого отель «Масси».
Вдруг Галина Алексеевна, проголодавшись, остановилась у кафе. В нем вкусно пахло и играла музыка.
Здесь мы поужинали пастой фредда и пенне алларроббьята и пошли, наконец, в отель, на котором всеми цветами радуги переливался огромный пёс, мы его тотчас же узнали. Это такая реклама. Отель действительно назывался «Масси». И принадлежал он милой хозяйке по имени Элизабета.
Здесь нас завтра утром должна была ждать Три Лепестка Чёрной Розы и здесь же, в этом отеле, живут владельцы собак со своими питомцами.
Это я сразу понял, потому что наш приход был приветствуем невероятным лаем.
Среди многочисленных лаев я, кажется, узнал знакомый голос. Несомненно, он принадлежал Троллю.
Значит, он и Наташа тоже живут в этой же гостинице.
Что ж, это прекрасно!
А Наташа, между прочим, москвичка, и как было бы хорошо, если бы она подружилась бы с мамой Машей…
Я тоже ответил лаем. Моему примеру последовала и Козетта, которая, по-моему, почти уже перестала дрожать и бояться. Это произошло после того, как я отогнал полицейскую девицу.
Как мало нужно современным женщинам!
Галина Алексеевна любезно устроила нас в отдельном номере, получила номер для себя, мы попрощались с Козеттой и Каролой до завтра и отправились спать, потому что завтра предстоял всем нам весьма хлопотный день. Галина Алексеевна – журналистка, и её задача – сопровождать нас по собачьей выставке и написать об этом статью.
Я сразу догадался, что она журналистка, потому что, даже сидя за рулём, она часто что-то быстро записывала в записную книжку.
А пока все спали, мне не спалось. Я вышел на балкон, и показалось мне, что я посмотрел в калейдоскоп. Мир вокруг был столь же многокрасочен, как витраж.
Несколько раз меня позвал Витя, и я не стал его нервировать, вернулся в комнату и забрался было на его кровать, но…
– Фу, Пиратка, – сказал Витя, – ты же не дома. Вон твоё место.
И он показал мне на настоящую конуру, построенную прямо в номере отеля.
«Неужели это для меня?» – подумал я, но в конуру забрался и подумал, как тут все удобно.
Стояла приготовленная питьевая вода, а рядом в мисочке какая-то пища: мулино о бианко. Я понюхал, попробовал, хотя и был после кафе сыт. Но, памятуя о поговорке: «Лучше пусть живот разорвётся, чем еда остаётся», поел.
А потом я обнаружил ещё и огромную кость, но у меня уже не было сил её глодать, я обнял её и заснул. И только утром обнаружил, что она не настоящая, хотя пахнет мясом.
Я с удовольствием поглодал её утром. На ней была марка фирмы: «Домус сервисе льи амичи дель уомо».
Стук в дверь заставил нас с Витей вспомнить, что мы здесь по делу.
В номер отеля входила Три Лепестка Чёрной Розы. На тоненькой цепочке она вела очаровательную собачку, которую звали Эвелина.
Она оказалась милой девочкой и была такая же длинная, как Тролль, только рыженькая.
Мне понравились её имя и мордочка.
– Пират, – учтиво представился я, и мы вышли на улицу.
У дверей отеля я вдруг увидел Козетту и рядом Каролу.
Не могу назвать себя легкомысленным. Но я почувствовал себя на мгновение взволнованным встречей с Эвелиной и, следовательно, виноватым перед Козеттой, хотя никаких обязательств я никому не давал.
Во мне забушевал рефлектирующий интеллигент, я горячо заспорил сам с собой о том, что нравственно, а что нет, запутался, пришёл было к выводу, что «нравственно» – это то, что нравится.
Я обругал себя дворнягой. И старался больше не думать об этих чужеземных девчонках, а вести себя солидно. К тому же Козетта в этот момент повернулась к… Троллю. Боже, что я увидел! Тролль обнюхивается с моей Козеттой. А это всё равно, что в человеческой жизни – поцеловать даме ручку.
Я немного сам себя успокоил, но, тем не менее, после такого женского непостоянства почёл себя вправе вообще забыть о прекрасном поле.
Самый счастливый день
Согласитесь, странно было бы из моих уст услышать описание старинной крепости, к которой мы поднялись по извилистой дороге. Пусть её описывают люди.
Я попробую описать площадь перед ней. на которой я увидел такое количество самых невероятных собак, что даже не представлял себе, что такие существуют.
И вот мы тоже среди них: пекинесы и бультерьеры, сенбернары и колли, бульдоги и шпицы, борзые, московские сторожевые и мастифы, долматины и бассеты, овчарки и гончие, доги и чи-хуа-хуа и даже не знаю, кто ещё. И все мы стояли и чинно ждали, когда дойдёт наша очередь до освидетельствования. Мы ходили по кругу на верёвочках, мы брали препятствия и лазали по стенам, мы… чего мы только не делали, даже летали. Я от усталости чуть не заснул прямо при всех.
Но это было бы неприлично, и потому я держался.
Да и марка не позволяла: я был единственным московским псом, которому довелось принимать участие в этом вернисаже.
Наконец мы получили документы с правом участвовать в большом собачьем празднике в Венеции. И даже не в празднике, а в марше.
Витя, которому как представителю большой страны, предоставили слово, предложил назвать этот марш Маршем любви к ближнему и дружбы, потому что, сказал он, и это правда, надо всем людям дружить так, как дружат собаки. Надо у них учиться преданности и доброте.
Правда, какая-то шавка все время гавкала во время Витиного выступления, но другие собаки нас полностью поддержали. А она к тому же гавкала с таким акцентом, что её просто многие не поняли.
Да и Тролль вовремя вмешался и сказал ей такое, что она после этого вообще перестала гавкать…
И вдруг я увидел Козетту. Она улыбнулась. Она тоже получила призовое место и тоже будет принимать участие в торжествах. Я подбежал к ней и поцеловал её уже открыто. В глазах её стояли слезы.
– Вы в самом деле искренни сейчас? – спросила она.
– Конечно, вы мне невероятно симпатичны.
– А Эвелина?
– Но она просто знакомая.
– Правда? – спросила Козетта, и в вопросе её было столько женского нетерпения, что я поспешил уверить её в своих чувствах.
– Знаете, – продолжала она, – а ведь это вы помогли мне получить приз.
– Вот как?
– Да. Я так разозлилась на вас, увидев вас с ней, что решила во что бы то ни стало выиграть, чтобы вам доказать что-то… …Это было впервые в моей жизни. Я сказал собаке: «Люблю».
Приз для Эвелины
А вот Три Лепестка Чёрной Розы со своей собачкой была расстроена. Им не дали приза и диплома, и тогда, посоветовавшись с Витей, я предложил им свой.
Собачка чуть качнула хвостом, но гордость не позволила ей принять этот подарок. И тогда Витя совершил поистине мужской поступок. Он подошёл к членам жюри с Эвелиной, и уж не знаю, что он там им сказал, но вернулся он с дипломом.
Тут только я понял, почему Наташа и Тролль вначале показались мне недоступными. Они, оказывается, были членами жюри. Что ж, тем лучше. Я думаю, что Эвелина им тоже нравилась, особенно Тролю, а что сперва не получила приз – так это от застенчивости…
А потом мы все вместе гуляли по городу и радовались жизни.
Витю узнавали на улице и кричали: «Бон джорно, синьор „Перестройка“! Я их чуть не укусил.
А Витя, по-моему, был очень доволен.
Был доволен и я, и не только за Витю, а ещё и тем, что и Козетта и Эвелина бежали рядом и весело помахивали своими хвостами.
На одном из перекрёстков в условленном месте нас ждала в машине Галина Алексеевна.
– Пиратка, Козетта, Эвелина, скорее сюда! – закричала она, и мы припустили к ней. В машине нас ждал дядя Серёжа.
Перецеловались и перелизались мы вволю. Нас благополучно доставила на вокзал Галина Алексеевна, которую мы тоже все лизнули по очереди. Она пошла с дядей Серёжей дальше по перрону, а я стал озираться по сторонам, удивляясь, где же наш поезд. Потому что то, что стояло на рельсах, было похоже больше на ракету, которая почему-то лежит возле перрона.
Но оказалось, что это он и есть. Витя изо всех сил старался не удивиться.
На вагоне, куда мы садились, была нарисована собака. И у меня отлегло от сердца. Значит, нас приветят и в поезде, значит, не выгонят.
И в этом вагоне все было устроено так, что даже собакам было удобно ехать. Специальные загоны для нашего брата. А над каждым загоном – металлический кармашек для билета.
Билет меня, правда, огорчил: а нем было написано, что по нем могут ездить кошки, собаки и обезьяны. Что я, носорог, что ли, чтобы ездить по обезьяньему билету?
И в загончик я не пошёл, потому что там хоть и хорошо, но мне ведь надо не просто ехать, но и посмотреть мир, и сделать записи для будущей книги, поэтому я, виляя хвостом, испросил разрешения смотреть в окно. Ещё бы, ведь мы ехали по Италии!
Город на воде
Какая собака может похвастаться, что за ней гонялся хозяин по перрону, и где! Страшно сказать: в Венеции.
А все потому, что продавец воды кричал: аква, аква… И я решил, что это квакают лягушки, и побежал смотреть. Интересно ведь, что они квакают здесь по-итальянски.
В соседнем вагоне, в первом классе, ехала Галина Алексеевна с дядей Серёжей. Мы пошли их навестить, хотя, честно говоря, в тот вагон мы не должны были и заходить.
Дядя Серёжа спросил Витю, есть ли у него деньги, и Витя ответил «да».
Меня потрепала по холке и заказала прохладного глачолли Галина Алексеевна. Глачолли – это мороженое, только собачье, без молока. У нас оно называется «ледок». Перекусив, мы отправились в наш вагон, чтобы с невероятной страстью смотреть в окно.
Это ж надо! Едем по Италии!
И тут мне пришло в голову, что Италия – собачья страна. Ведь прародитель Италии – Рим. А Рим построили Ромул и Рем, а их, в свою очередь, выкормила волчица. А волчица – это почти собака…
Я даже почти не удивился, когда в окнах поезда замелькал город.
– Смотри, Пиратка, это Венеция! – закричал Витя, но я так устал, что попервоначалу даже не среагировал на город, в котором мечтает побывать каждая собака. А потом, конечно, удивился, но вёл себя нарочито тихо.
Из окна поезда мы увидели кусок вокзала, книжный киоск с газетами и мороженым одновременно, и я, как истинный иностранец, медленно и с чувством собственного достоинства полез из вагона, но не выдержал и принялся носиться по перрону. Витя догнал меня, перекинул через плечо свою сумку и взял меня на поводок. Я попросил его об этом сам, не только чтобы не потеряться, а потому, что я за себя в Венеции не мог поручиться.
Город меня поразил своим величием. Сперва он мне напомнил Ленинград, или, вернее, Санкт-Петербург. Потом он мне напомнил все то доброе и ласковое, что я видел в жизни.
Дядя Серёжа, конечно, стал рассказывать про Венецию по-научному, как пишут в книгах.
– Венеция, – говорил он, – имеет триста шестьдесят тысяч жителей. Расположена она на ста восемнадцати островах Венецианской лагуны Адриатического мора, разделённых ста пятьюдесятью протоками и каналами, через которые переброшено около четырехсот мостов.
Венеция – город-музей. В нем имеется институт по изучению Адриатики, Академия искусств и оперный театр.
Выдающийся архитектурный памятник девятого – восемнадцатого веков.
А Дворец дожей, а…
Нет, я лучше побегаю по городу сам и в гондолах сам покатаюсь… …Галина Алексеевна отправилась по своим делам.
А перед нами открылась удивительная картина: в городе улиц не было, а были сплошные каналы, и по ним, как машины по улицам, носились самые невероятные суда. Здесь были и моторные лодки, и баржи, и баркасы, и парусные яхты, и ещё множество неведомых мне посудин. Даже такси тут были из лодок. Тридцать шесть мостов я насчитал, стоя на одном месте, а дядя Серёжа, когда мы пошли вверх по улице к древней части города, на одной только улице – тринадцать бензоколонок. Он – урбанист, а я – романтик, поэтому мы с ним считали разные вещи. Но для чего здесь бензоколонки, когда не машин, я так и не понял. Может быть, для лодок?
Палило солнце, когда мы подошли к великому множеству серых и жёлтых камней, каждый величиной с наш теплоход. Это были типовые развалины древнего города. Мы спустились в пещеру, потом обошли огромный цирк. Всюду в этом цирке, похожем на Колизей, каким он нарисован в Витином учебнике истории, росли старинные деревья, сухие и колючие. Я проникся таким уважением к древности, что даже перестал бегать и лаять.
И вдруг прямо перед нами в самом центре этой древности оказалось суперсовременное кафе, куда я инстинктивно забежал, туда же следом за мной зашли дядя Серёжа и Витя.
– Проголодались? – спросил дядя Серёжа.
Конечно же нет, но разве в летнее кафе на земле древних ходят только затем, чтобы насытиться? Нет, конечно, Мы пришли насладиться отдыхом.
– Что будем есть? – спросил дядя Серёжа, усаживаясь за столик и приглашая меня и Витю последовать его примеру.
– Джелато, – гавкнул я, да так, что туристы с соседних столиков оглянулись.
– Джелато, – согласился дядя Серёжа и заказал три разноцветных порции этого удивительного, этого холодного в жаркий день и очень вкусного мороженого. Когда мы его поели, я вспомнил о Козетте, по которой соскучился… Ну и, конечно, о Тролле, который неизвестно о чём теперь с Козеттой разговаривает, пока его хозяйка любезничает с хозяином отеля, который находится прямо в воде и похож поэтому на корабль.
– Завтра продолжение собачьего вернисажа, – сказала Три Лепестка Чёрной Розы, – поэтому надо экипировать наших собак.
В одной фразе она произнесла два непонятных слова, но смысл был ясен: завтра выставка, и нам с Эвелиной надо приодеться.
Но я ошибся – не приодеться. Нас повели в самую настоящую парикмахерскую, усадили в кресло, точно такое, в каком в Москве стрижётся Пал Палыч, ив итоге сделали из нас действительно красавцев. И никого это не удивляло, хотя я всячески старался привлечь своим гордым видом внимание прохожих на улице через стеклянную витрину.
А после парикмахерской Три Лепестка Чёрной Розы повела нас по специальным собачьим магазинам, но я магазины – я уже говорил об этом – не очень люблю, поэтому особенно не смотрю, что там в них продаётся, да к тому же это довольно однообразно: искусственные кости, лекарства, поводки, игрушки, домики, корзинки для транспортировки, шампунь, искусственные зубы, одежда, даже обувь, почти настоящие кустики для пи-пи, костюмы, лифчики для сучек, переносные уборные, нахвостники, даже искусственная кучка дерьма, пахнущая духами, и ещё многое такое, что нужно скорее людям, чем нам. Да к тому же и Москве теперь таких магазинов сколько угодно.
Витя купил мне шляпу.
По-моему, Эвелине все это тоже не очень понравилось. Но шляпу надели и ей.
Собака должна быть собакой, а то ведь приодетая и причёсанная собака ещё и государственный пост захочет занять. Я не думаю, что нам надо перенимать западный культ отношения к животным, что-то в нём есть ненатуральное. Другое дело – общее отношение. Да, за границей нигде я не слыхал худого слова в свой адрес. Никто меня не пихнул, не обозвал. И в кафе пускают с собаками.
Эвелина говорит, это потому, что я собственность моего Вити, и по закону о собственности меня никто не может тронуть, но я не верю: какая же я собственность?
И вдруг я подумал: неужели Козетта тоже собственность Каролы?
Этого я уж никак не могу понять, мы же не плюшевые собачки…
