355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Орехов » Человек последнего круга » Текст книги (страница 3)
Человек последнего круга
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:10

Текст книги "Человек последнего круга"


Автор книги: Сергей Орехов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Судя по обращению к жителям края, слухи не лишены основания. Партизаны какие-нибудь, бывшие афганцы.

А Шура Бортников молодец. Если бы не он, вся семья сейчас сидела бы здесь, и вил бы товарищ подполковник из меня веревки любой длины, со мной совсем по-другому разговаривали бы.

Шура перебрал тысячу специальностей – и кочегаром он работал, и грузчиком, и проводником поезда, и еще какие-то профессии умудрялся находить, о наличии которых я даже не подозревал.

Я своих повел за Обь, через пойму к Ново-Алтайску, чтобы там посадить на поезд и отправить в Абакан, от которого до Аскиза автобусом полтора часа. Моя предлагала пробираться на поселок Южный, там жила ее сестра, мол, через нагорный лес можно пройти незамеченными. Моя надеялась пересидеть у сестры. Я забраковал этот вариант. На Горе телецентр, и, стало быть, он охраняется, и весь лес вокруг него постоянно прочесывается. И что там, на Южном, творится – никому не известно. Говорили, что в ту сторону вообще никого не пропускают. Оставался один путь – через Обь.

Обь перешли по льду рано утром. Младшую я нес на руках. Вертолет появился, когда мы уже шли по заливному лугу и до ивняка оставалось метров сто пятьдесят. Вертолет низко пролетел над нами, подняв тучи снега, затем сделал еще один круг. Я крикнул остановившимся жене и старшей, чтобы продолжали спокойно идти. Чем черт не шутит, вдруг сверху меня не узнают. Но на всякий случай расстегнул шубу и поправил автомат под полой. Вертолет кружил низко, я бы не промахнулся. Вертолет улетел. Я облегченно вздохнул. Благополучно добрались до диких зарослей ивняка. Я оглянулся. С того берега спускались на лед три УАЗика и большая группа людей. Обиднее всего то, что уже почти дошли, почти на свободе, и вот нб тебе. Оставалась одна надежда – запутать солдат в островах поймы. Только с детьми от солдат много не набегаешь, тем более, что я сам острова знал плохо, был здесь раза два и то в детстве.

Лая собак я не слышал. Значит, шансы оторваться от преследователей имелись. Мы шли по замерзшей протоке. Ветер дул в лицо, но было не холодно. Я поворачивался спиной к ветру, чтобы не продуло Настю на моих руках. Ориентировался по трубам химкомбината.

Протока круто поворачивала. Женька идет впереди. Вдруг она остановилась и побежала назад. "Папа, солдаты!" Жена смотрит на меня, и в глазах у нее такая тоска.

Спокойно, говорю, девки, спокойно. Левый берег протоки сплошь зарос тростником. Повернули туда. Забрались в самую гущу.

И тут появились спецподовцы и курсанты, двенадцать человек. Они цепью шли по льду. Двое тащили на спинах что-то тяжелое. Они уже миновали нас, когда Настя проснулась и заплакала. Я накрыл ее полой шубы и стал баюкать. Солдаты остановились, смотрят в нашу сторону.

Уходим к зарослям, говорю своей. В тростнике огромное количество проходов от замерзших ручьев – настоящий лабиринт. Жена взяла Настю, Женька взяла сумку с вещами, а сам с автоматом пошел последним. Нас же могли без всяких задержаний просто пострелять, как дичь... Мы уже почти достигли островных зарослей, когда над головой раздался свист, и впереди с грохотом взметнулся снег с землей. Осколки с воем пронеслись высоко над головой. Ложись, зашипел я.

Так вот что тащили те двое, миномет! Это что же, против меня – жену и девчонок не считать – вертолет, машины, миномет и черт знает сколько автоматных стволов? Не жирно ли для одного писателя-фантаста?

Настя испугалась и заплакала. Жена пытается ее успокоить. И тут опять нарастающий свист, и опять взрыв, только немного правее. И еще одна мина уже левее. Я хоть в боевых действиях и не принимал участия, но соображаю, что от чащи отсекают.

Все, отец, мы не уйдем, говорит моя. А Женька – молодец! Видно, что боится, кулачки сжала, аж пальчики побелели – где-то рукавички потеряла, растеряшка, – но держится, не плачет. Отдаю ей свои перчатки. Эх, доча-доча, думаю, знала бы ты, что нас всех ждет. Я-то – ладно, я – мужик, а вот вы... Проверяю в кармане брюк второй рожок. Мать, говорю, сидите здесь. Я попробую увести их в сторону. Куда идти – ты знаешь. Вон там Ново-Алтайск. Как только услышите выстрелы, сразу уходите.

– Щербинин!

Моя аж взвизгнула от испуга, а я чуть автомат не разрядил в кусты, хорошо, предохранитель не снимал.

– Щербинин, это я. Не стреляй.

И вылезает из тростника Шура Бортников. Рыжая борода по грудь, какой-то треух на голове. Фуфайка. Валенки.

– Шура?!

– Что, доигрался, ястреб перестройки?! – Он сплевывает. – Я знал, что у тебя этим кончится. Еще когда ты в школе ботинки без шнурков начал носить, я уже предвидел...

– Шура, откуда ты здесь?!

– Откуда-откуда... В бегах я, крутым задолжал чуток... Я бакенщиком здесь работаю. Вон там мой дом. – Он махнул рукой в сторону островов. Листовки с твоим портретом чуть ли не на каждом дереве наклеены. Вчера ко мне патруль приходил, тебя искали. А сегодня с утра по всему берегу оцепление стоит. Как ты прошел – удивляюсь! Вертолет видел?

– Видел. И он меня тоже видел.

– Тоже видел, – передразнил он. – Вот и соображай теперь, шифер колотый. Возьмут они тебя.

Я хотел возразить, но тут над головой опять раздался свист, и грохнул взрыв.

– В общем, Щербинин, дятла семечками не кормят, ты сам должен соображать. Пошли за мной.

Мы, низко пригибаясь, двинулись по замерзшим ручьям за ним. И Настя, явно что-то поняв своим трехлетним умом, замолчала.

Бортников остановился у двух очень старых, сросшихся стволами ветел. Он отвел рукой в сторону кусты. В стволе ветлы чернело дупло в половину человеческого роста.

– Влезай, – сказал Бортников моей. – Я Настю подам.

Моя влезла в дупло. Бортников подал ей Настю. Затем влезла Женька.

Бортников, насупившись, смотрел на меня и ничего не говорил.

– Шура, я не маленький. Мы все там не поместимся?

– Куда ты хотел их отправить?

– Моя знает. Ты ей поможешь?

– Щербинин, я перестану тебя уважать.

– Я понял. Я уведу спецпод за собой. Полезай в дупло.

– Прощай, – сказал Бортников и протиснулся в дыру.

– А где папа? – резанул по сердцу голос старшей дочери.

– Женя, – сказал я, – я скоро приду. Побудьте здесь с дядей Сашей. Он поможет вам к тете Наде уехать. Я скоро вас догоню.

– Ветками завали дупло, – сказал Бортников.

Я завалил их ветками и отполз в тростники, расстегнул ворот рубашки. Мне стало жарко. Фух, словно гора с плеч. Теперь-то я никого не боялся. Опять в воздухе просвистело, и ухнул взрыв.

Пора, сказал я себе, и пополз в направлении минометных выстрелов. Вскоре я увидел солдат. На льду, боком ко мне, стоял УАЗик. Часть солдат спряталась за ним от ветра. Несколько в стороне стоял миномет. Двое солдат рядом с ним, один подает из ящика мины, другой опускает их в миномет и зажимает уши руками. Миномет выплевывает мину в сторону острова, а эти двое даже не смотрят, куда.

Я прицелился под брюхо УАЗику – где-то там должен быть бензобак – и нажал курок. Из-под машины с грохотом вырвался огненный шар. УАЗик подбросило и опрокинуло на бок. Я выпустил короткую очередь по минометчикам и рванул напропалую через тростники вдоль берега.

Я пробежал метров десять, когда вокруг защелкали пули. Я обернулся, не целясь, выстрелил и опять побежал. В двух шагах передо мной с визгом разлетелся лед. Колючие осколки ударили в лицо.

Ага, значит поняли, где я. За мной! Я обернулся и опять, не целясь, выстрелил. Шуба зацепилась за корягу полой. Я рванулся, сбросил ее и опять побежал, и вдруг заметил, что выронил из кармана запасной рожок. Оборачиваюсь. Он лежит в четырех шагах от меня. Бросился к нему. И тут увидел спецподовца. Я замер. Солдат смотрел куда-то в сторону. Кожа у него на лице была странного кирпичного цвета. Сфера делала его похожим на ожившего оловянного солдатика. Он медленно поворачивал голову, всматриваясь в заросли тростника. Вот его лицо повернулось ко мне, взгляды наши встретились. У него были странно-серые, будто обмороженные, глаза. Он словно встрепенулся от сна, но я выстрелил раньше. Он взмахнул руками, роняя автомат, и упал на спину. Я метнулся в сторону, поскользнулся. И тут, как из-под земли, появились еще двое. Не успев встать, я нажал курок. Раздался всего один выстрел. Я опять жму курок – тишина, магазин пуст. Левый схватился за бок и стал медленно опускаться. Я хотел подняться, и тут автомат вылетел из моих рук, выбитый умелым ударом, и словно гора обрушилась на меня. Кто-то схватил меня за волосы, поднял мою голову и со всей силы пнул сапогом в висок... Они вдоволь меня попинали. А потом подошел этот капитан, поднял мой автомат за ствол и приказал держать мне руки...

А здесь мне уже добавили... Надо еще раз попробовать установить контакт. Не могли ОНИ меня бросить. Черт возьми, не так-то просто расслабиться, имея сломанные ребра! Радужное мерцание перед внутренним взором растворяется в темноте окружающего пространства. Поплыли пестрые пятна абстрактного мира. Каждый раз пытаюсь запомнить эти картины и потом попытаться воспроизвести их красками на холсте, но каждый раз, после возвращения, забываю об этом. Ладно, дальше. Вот пошло более конкретное... Мир черно-белый. Никогда его не видел в полном цвете, возможно, по той причине, что лишь поверхностно сканировал его, возможно, по причине совсем для меня неизвестной... Хотя в этом мире больше всего и встречается всякой темной гадости, она здесь успешно прячется... Словно складки световой ткани, струятся отовсюду в разных направлениях структуры светлой энергии, одна сплошная фантастическая драпировка... Ага, вот опять кто-то, да не один...

Два темных пятна... Нет, не два, больше... Это что же, вокруг меня, бедного, столько мерзопакости всякой бродит!.. Давненько я чисткой не занимался, давненько... Тянуть не стоит, иначе облепят, как пиявки. С ближайшего и начну. Сейчас я вас нашим фирменным "пятновыводителем"... Лучи исходят откуда-то из плеч, лучей всегда два, они светло-голубого цвета и кромсают нечисть на любом расстоянии за милую душу. Понимаю, что стреляю какой-то энергией, но никогда не вникал в суть – что, из чего, как. Какое дали оружие, такое и дали... Темное пятно съежилось и растаяло. Кто следующий? Прошу... О-о, да вы сразу всей толпой!.. Прямо как наши доморощенные герои подворотен!.. Какая была дружная компания, какой был сплоченный коллектив!.. Пространство вокруг заметно очистилось, стало светлее. Но впереди кто-то очень крупный. Вонзаю в него лучи, еще раз, еще. Крупный и крепкий экземпляр. И кто же на меня так разозлился?.. Между прочим, легко могу выяснить, кто на меня зол или затеял недоброе, и опять не буду этого делать. Излечением души от сволочизма занимаются другие. И своими действиями недоброжелатель мой проявил себя, засветился, он теперь меченый, и ждет его в кратчайшие сроки возмездие – наказание кармическое. Моя же позиция – беспроигрышная, я защищаюсь. На уровне солнечного сплетения концентрирую ядро – очень плотный сгусток энергии – тоже штука хорошая. Ядром пользоваться очень просто: оно здесь, рядом с тобой, затем надо увидеть точку, где оно должно возникнуть, и мысленно туда переместить. Сила удара зависит от скорости перемещения. Обычно среднему пятну хватает, оно лопается изнутри, как воздушный шарик... Мечу ядро. Пятно колыхнулось, но осталось целым и продолжает приближаться. Слабо метнул. Создаю новое ядро и мечу его в центр пятна. Пятно глотает ядро, даже не реагируя на удар. Сколько злобы, сколько злобы! Вот она подноготная природы человеческих взаимоотношений. Опять мечу ядро и в момент его возникновения в пятне бью по ядру лучами. Белая вспышка рассекла тьму. Роскошная вспышечка, неплохо я его...

Дорога свободна, или не дорога, а путь, или не путь... Вперед, полосуя лучами пятна, которые попадаются на глаза...

Возникли холмы, покрытые лесом, речная долина, небо в хлопьях облаков. Изначально мир нейтрального серого цвета, но изменением цветовой гаммы реагирует на появление в нем. Цветность возникает по мере продвижения вглубь мира, и цветовая гамма отражает реакцию мира на появление в нем; появившийся объект описывается цветом. Мир насыщается цветом, как губка водой. Лечу над долиной, взмываю над облаками... Стоп! А почему я ищу ИХ по сопредельным мирам? Что ИМ тут делать? Назад!

Вновь вонючие нары... Наконец-то в мою камеру пришла ночь! Лампочка перегорела, ура!.. ИХ надо искать в космосе. Падаю в пространстве, мелькают в сознании слой за слоем. Надо пробить оболочки сопредельных миров и выйти к звездам. Вот мелькнул последний желтый слой, и планета поплыла внизу, в безбрежном океане звезд. Несколько причудливых по виду космических станций в некотором отдалении. В крайнем случае можно обратиться и к их обитателям, но только в крайнем случае. Насколько мне сейчас понятно, мой случай не крайний. Мне известно правило – цивилизации промежуточного уровня не вступают в перекрестные контакты, каждая курирует только своего оппонента, того, с кем посчитала нужным вступить в контакт... Шаров не видно. Слушаю космос. Никто меня не ищет, мысленных лучей, адресованных мне, нет.

– Э-эй, ребята, где вы?

Нет даже эха. Понятно, обиделись. Тогда вперед, летим на вашу базу.

Серебряный астероид, Юпитер.

Входа на базу нет. Мертвые, покрытые космическим льдом скалы, но тоннеля, ведущего внутрь, нет.

Вроде бы здесь был вход, вот под этим скальным навесом. Входа нет. Облетаю скалу. Среди дальних обломков плывет одинокий желтый шар. Быстрее за скалу!.. К Земле!.. Вишу над облаками. Пусто. Никого. Нет, кто-то есть. Кто-то двигается по направлению к Земле, но это не мои. Пора возвращаться. Крылатый крест брошенной станции "Мир". Подо мной в облаках кто-то есть, я это чувствую. Но это тоже не мои... Неужели бросили?.. Похоже, предсказание насчет петли сбывается. Нельзя человеку знать свое будущее, нельзя... Домой!

Не хочется открывать глаза. Если бы, накрывшись одеялом с головой, можно было спрятаться от всех и всего...

Значит, обиделись-таки, нет ВАС действительно. Обиделись – так обиделись. Бог с вами... Сколько сейчас времени?.. Были у меня часы. Небольсин привез в подарок из Италии. Положил их куда-то во время ремонта, а куда – вспомнить так и не смог. Искал-искал, не нашел. Пока в часах аккумулятор жил, они пищали. Как только по радио начинался отсчет последних шести секунд, я вставал посреди квартиры и, напрягая слух, пытался уловить, из какой комнаты раздается писк. Вскоре комнату удалось засечь. Оставалось определить, в каком углу комнаты они, подлые, лежат. Сдох аккумулятор... Спать... Середина лета... Солнечное утро... Дело происходит где-то в Подмосковье... Девятый этаж. Холостяцкая квартира полковника каких-то космических войск. Он – мой друг детства. Не виделись, наверное, сто лет, и вчера случайно встретились в метро. Просидели всю ночь. Кухонное окно распахнуто, доносятся искаженные домами бухающие звуки не то полкового барабана, не то строительной бабки, вгоняющей в землю очередную сваю. С похмелья раскалывается голова. У полковника рыба красная, а спирт черный. Рыба красная по своей природе, а спирт настоян на кедровых орешках и действительно черный. На подоконнике стоит раскрытая банка вишневого варенья, а вокруг нее валяются обожравшиеся осы. Осы до такой степени обожрались варенья, что не в силах взлететь. Наверное, он их специально прикармливает, чтобы не кусались. Гуманист наш полковник! Ос вокруг до черта; воевать с ними – только укусы собирать. Так не лучше ли дать прожорливым насекомым то, что они хотят, глядишь, и мирный диалог наступит. В голове еще раз повторяется фраза: "...Так не лучше ли дать прожорливым насекомым то, что они хотят..." Сон – долой. Открываю глаза. Все-таки я осел! Действительно, чего я жалею, что берегу?! Осам никогда не съесть все варенье в банке, этим парням никогда не "съесть" всего космоса!..

Кто меня будит? А-а, старый знакомый, он же знакомый Бортникова.

– Привет. Что случилось?

– На допрос.

– Эх-хе-хе, вздремнуть бы еще часок.

– Там отоспишься, – тычет пальцем в потолок. – Шура спрашивает, не нужно ли чего? Кстати, ты почему не съел колбасу? Хочешь, чтобы меня вместе с тобой расстреляли?

– Прости подлеца, я как-то по растерянности не подумал. Ты ее убери совсем. Я есть не хочу. Можешь и суп не носить. Мне не надо.

О, какие у него стали глаза! Но с вопросами не пристает, молодец. Интересно, за кого он меня принимает? Эх, надо идти на допрос. Прямо как на работу...

Сегодня штатский один. Предстоит важный разговор?

– Присаживайтесь, Щербинин.

Конечно, присяду, не стоять же.

– А ведь мы с вами встречались, Щербинин.

– Что-то не припоминаю.

– У вас плохая память?

– Меня столько били по голове, что я не ручаюсь за свою память.

– А я вам напомню. Мы встречались у Небольсина Валерия Константиновича дома. Перед самым отъездом Валерия Константиновича на стажировку в Италию. Вы тогда с Плуталовым пришли. Водку пили.

– Я один, что ли, пил?

– Все пили, все. Песни пели. Песни ваши помню. Особенно "...А я им отвечаю: – Мужики, у нас в стране Бургундское не пьют..." Или вот эту: "...Я разложил ложки-вилки, красный галстук нацепил, самогоночки в графинчик из канистрочки налил..." Хорошие песни, веселые. Не вспомнили меня?

Я тебя вспомнил, Цыля Фишман. Ты сидел у окна, в углу, рядом с холодильником. Ты так заискивал перед Небольсиным, ты так лебезил под его взглядом, что походил на слизняка.

– Нет, я вас не помню.

– Жаль. Хорошие были времена. Вы не знаете, у кого-нибудь остались ваши записи?

– Не знаю. По-моему, нет.

– Жаль.

– С чего бы это?

– Я хотел пополнить свою коллекцию. Вы ведь понимаете, может так случиться, что вас в скором времени не станет. А, так сказать, культурное наследие – оно живет независимо от своего создателя. Кстати, я вам еще не говорил, вы приговорены к смертной казни. Вас расстреляют. Вас расстреляют публично. Как-никак, на вашем счету девять человек.

Нет, не расстреляешь ты меня. Я знаю свою смерть.

– Щербинин, вы меня не слушаете?

– Да так, задумался.

– Мне сказали, что вы объявили голодовку.

– Я просто не хочу есть.

– И не находите это странным?

– Нет. Куда вы клоните?

– Ну если, Щербинин Юрий Борисович, для вас не есть в течение пяти дней в порядке вещей, то меня это... – Швыряет на стол сборник моих рассказов. – И это, и еще кое-что за вами числится... Сейчас под нашим контролем вся Западная Сибирь. Наши части продвигаются к Уралу. Там, правда, свою республику затеяли, но не сегодня-завтра Екатеринбург и Челябинск падут. Если вы согласитесь быть посредником, вам многое спишут. Вы меня понимаете? Сейчас идут военные действия, гибнет много людей, так что ваших девятерых могут и не заметить.

– Какое посредничество вы мне предлагаете? В чем?

– Между ними и нами.

– Кто такие вы – я знаю. А кого вы еще имеете в виду – не пойму.

– Пришельцев. Инопланетян.

– Что-о?! Какие пришельцы?

– Бросьте разыгрывать дурачка.

– Я не разыгрываю.

– Позвольте вам не поверить. Но к этому вопросу мы еще вернемся несколько позже. Меня вот что интересует: вы же были членом партии, секретарем парторганизации. Почему вышли?

– Меня об этом спрашивали на первом допросе. Только они компартию теперь называют стальным потоком, движением...

– Почему вы ненавидите коммунизм?

Надоели вы мне хуже горькой редьки!

– Я должен отвечать еще раз?

– Я на первом допросе не присутствовал.

– Отвечаю. Как можно ненавидеть религию? С религией даже соглашаться нельзя, религию только исповедуют или не исповедуют. Я не исповедую коммунистическую веру.

– Почему?

– А почему я должен верить в то, во что не верю? Знаете, в физике есть разные взаимодействия – сильные, слабые, электромагнитные, еще там какие-то, я не специалист. И в философии наблюдается нечто похожее марксизм, фрейдизм, ницшеанство, даосизм и... Ну, сколько на Земле философских школ? Я не считал. Но в физике – мы имеем дело с отдельными частными проявлениями одного целого, не зря физики бьются над общей теорией поля. А если и в философии... должна быть своя "единая теория поля"?

– Да, но всеобщее благо, счастье народа?

– Вы меня можете сейчас же, здесь же расстрелять, но я не понимаю, что это за благо такое, ради которого надо уничтожить полстраны? Что это за счастье такое? За чей счет? Как тут быть с моралью? Или мораль ваша партия отменила как ненужную составляющую культуры? Ваша партия вообще с культурой в странных взаимоотношениях находится – взрывает, гноит, запрещает. Или это потому, что Ленин кроме культуры производства других аспектов культуры не видел?

– Что вы такое говорите? Наша партия очень заботилась о культуре народа. Управления культуры даже перестроечники-демократы не стали закрывать...

– Подождите. Вы хоть понимаете, что говорите? Ну как можно управлять культурой? Как? Вам никогда не приходила мысль, что культура развивается по законам очень близким к естественным, что это своего рода естественный природный процесс? Почему прекрасное создают единицы? А создав, не могут вразумительно объяснить, как у них это получилось.

– Но позвольте, а Бах?

Да, логика у нашего разговора – от инопланетян к коммунизму и до Баха.

– Что Бах?

– Сколько прекрасных произведений Бахом написано по... приказу, из меркантильных соображений, в силу служебных обязанностей?

– Правильно. Человеку же надо что-то есть. А вы слышали, что он играл для души? Я не слышал, и вы не слышали. В этом-то и трагедия. Хотя мне думается, что заказы в то время носили несколько иной характер, нежели заказы на песни о БАМе или кантаты на цитаты из программных материалов. Создали, понимаешь ли, новую религию...

– Хорошо. Бах – ладно. А Моцарт?

– И что Моцарт?

– Он же тоже на заказ писал. Я люблю его музыку.

– И что же? Я не могу вам запретить любить музыку Моцарта. А ваша партия могла бы запретить, и запрещала. А я не люблю музыку Моцарта, а ваша партия заставляла бы меня... Ощущаете разницу?

– А инопланетяне?

– Дались вам инопланетяне. Я не понимаю ваших намеков. Почему вы, убежденный коммунист, так их боитесь? Я вот сейчас гляжу на вас и думаю: а ведь их боятся все коммунисты. А иначе как объяснить тот факт, что запрет на информацию об НЛО сняли только весной 1989 года? В чем причина страха? Или есть грешки за душой и придется отвечать? Я не прав?

– Значит, некая сила все-таки есть?

– Пытаетесь поймать меня? Так я же в свете предположения...

– Все-таки мы вас расстреляем.

– Да не боюсь я ни вас, ни вашего расстрела. Под пытками я, как человек слабый, наговорю вам что угодно, но потом обязательно подумаю: "А все-таки она вертится!".

Молчит гад, прямо в душу смотрит. Так он же меня купил! Классный ход! Гениальный! Молодец фээсбэшник, или кто ты там теперь!.. Молодец! Так мне и надо!

– Щербинин-Щербинин, теперь вы не отвертитесь. Понимаете? И мне глубоко плевать на то, что вы сейчас будете молоть в свое оправдание. Мне нужен контакт. Ясно вам? Контакт с инопланетянами. И вы мне этот контакт обеспечите. И не надо делать удивленные глаза, виртуоз гусиного пера. Если не обеспечите мне контакт, я вас убью лично. Я найду вашу жену и детей и убью их на ваших глазах, а потом убью вас! Что вы молчите? Ах, да! На смерть вам наплевать. Но вы же знаете, что мы все равно найдем способ...

Я молчу потому, что наблюдаю за твоим бешенством, товарищ коммунист. Эвон тя как распоперло, эвон тя как раскарамбураздило!.. Детьми вздумал пугать, тварь! Это ты зря сделал, потому как устрою я тебе контакт, не обрадуешься. Мне-то терять нечего, что меня ждет – я знаю. Я тебе устрою контакт и обеспечу...

– Зачем вам контакт?

– Я хочу с ними поговорить.

Он, наверное, думает, что я поведу его куда-нибудь за город, в лес, в потайное место. Там откопаю из-под куста рацию, свяжусь с НИМИ, и прилетит летающая тарелка. Кастрюля летающая к нему прилетит, или разводяга в лоб!..

– Вы думаете, у вас это получится? ОНИ захотят с вами разговаривать?

– Но ведь с вами они вступили в контакт!

– Но ведь с вами ОНИ в контакт не вступают. Значит, ИМ этого не надо.

– Почему?

– Ответ очевиден.

Побледнел, но держится.

– Может быть, вы, Щербинин, и правы. Мне плевать. Пусть они не считают нужным вступать со мной в контакт. Заставим. Мне поможете вы. Ведь вы хотите жить, не так ли?

Что тебе сказать, говно на палочке? Я же понимаю, куда ты клонишь, зачем тебе контакт. Это сейчас ты от лица партии выступаешь, а в душе ждешь, лишь бы поскорее с инопланетянами встретиться. Тебе бы только встретиться, думаешь ты, а там ты знаешь, как поступать. Ты обвинишь всех в полной неспособности что-либо делать, и свою партию обгадишь с головы до ног, и что конкретно обгадить – тебе прекрасно известно, и фактов у тебя предостаточно. Обгадишь ты всех: и друзей, и врагов, а себе будешь просить полномочий, полномочий не простых, а чрезвычайных, диктаторских полномочий... А ведь от тебя, голубчик, любой подлости ждать можно, ты ведь ни перед чем не остановишься. Я знаю, что ты сделаешь. Спецпод вырежет пару небольших деревенек в глухомани лесной, и будет заявлено, что это сделали инопланетяне. Свидетелей подготовят, фотоснимков намонтируют с зависшими над трупами НЛО...

– Какое у вас звание?

– Капитан. Зачем вам это?

– Капитан, никогда ты не будешь майором.

– Хотите, Щербинин, я вас застрелю здесь, сейчас, при попытке к бегству?

Ну, лоб мне еще продави своим пистолетом. Выстрелит, не выстрелит? Плевать. Отчего его лицо так вытянулось? За моей спиной что-то происходит? Не побледнел, позеленел даже. Обернуться, не обернуться? А вдруг это уловка? Я обернусь, а он мне пулю в затылок? Нет, что-то не похоже. Черт! Была не была. Вот те нате!!! Значит, это все правда?! Значит, Комиссия действительно существует? Двое. Когда они вошли? Лица не могу разглядеть, все плывет перед глазами... В черном до пола... Действительно, белый круг и буквы "ЧК"... Почему они молчат? Стоят и молчат. Никак не могу разглядеть лица, словно изображение не в фокусе. Или просто у меня переутомились глаза? Такое ощущение, будто долго смотрел на лампочку... Где они? Куда подевались? Успели уйти, пока я тут жмурился?.. Четко и ясно вижу: вечер, над домами висят три корабля, и даже не корабли это, а какие-то конструкции, выполняющие роль трансляционных установок или передатчиков. Все люди стоят в оцепенении и вдруг, ожив по единому сигналу, двинулись в одном направлении...

– Щербинин! Это переходит всякие границы! Я перед вами тут распинаюсь, а вы меня просто не замечаете. Вы где сейчас находитесь?

– Не кричите, я слышу. Я просто кое-что видел. Мне сейчас показали место контакта и трансляторы.

– Какие трансляторы?

– Огромные. Они висели над городом.

– Когда это произойдет?

– Точно не знаю. По-моему, сегодня вечером.

– Место, где это произойдет, запомнили?

– Да.

– Хорошо запомнили?

– Да.

– Назовите, где это...

– Сейчас, сориентируюсь... Я видел это из точки в районе перекрестка улиц Титова и 40 лет Октября, где-то там...

– Хорошо, очень хорошо. Вот мы и проверим, какой вы у нас контактер. Сейчас вас отведут в камеру, а вечером... Ловко вы себе организовали выход в город, ничего не скажешь. А вы, Щербинин, оказывается, хороший интриган.

– Да, я знаю. Но кто это ценит...

– Щербинин!..

Похоже, мой капитан раздумал меня расстреливать.

– Щербинин!.. Охрана!.. Уведите его! Быстрее, сволочи!

Что за решеткой, вечер или утро? Пусть будет вечер. А мужчина из ФСБ контакта хочет. Откуда ему знать, что настоящий контакт не устанавливается с первым встречным. Да, обращаются ко всем, и не единожды, в течение жизни несколько раз. В снах мы попадаем в какие-нибудь фантастические ситуации... А затем изучается реакция на обращение... И полное тестирование проходят не все, далеко не все. И для каждого – свои тесты. Страшная вещь – тестирование. Сколько тестов у меня было, и все построены на крайнем стечении обстоятельств. Такое в жизни-то не всегда может случиться. После некоторых тестов за себя не то что стыдно, руки наложить хочется. Вся подноготная наружу вылезает... Вспомнить самый-самый тест? И хотя они все самые-самые, но этот запомнился очень уж хорошо.

Обычный шел сон, обычный, трудно запоминающийся сумбур подсознания, и вдруг врезка – я и отец сидим в какой-то избе за столом. И, главное, мысли в голове четкие, ясные, каких и при бодрствовании не бывает. Сидим с отцом за столом, якобы пьем водку. И тут очень четкий мужской голос говорит мне:

– Убей отца.

Я недоуменно думаю: "Как так – убей?!"

– А вон, на стене ружье висит. Отправь отца в погреб за помидорами, он спустится, а ты стреляй. Выстрела на улице не услышат, ты же в погреб стрелять будешь.

Я говорю:

– Батя, достал бы из погреба помидоров.

Батя, ни слова не говоря, спускается в погреб и ищет там помидоры, я слышу, как банки звякают. Беру со стены ружье, подхожу к погребу и тут только включаюсь: "Что же я делаю!" А что-то толкает меня: "Стреляй. Выстрела не услышат". Я заглядываю в погреб. Вижу батину спину, он банки перебирает. Точно, выстрелю – никто не услышит. Но тут опять спохватываюсь: "Что же я творю?!" С огромным трудом отхожу от погреба, прямо заставляю себя отойти. Сажусь за стол. Вылезает батя с банкой помидор, садится напротив. Я ему и говорю: так, мол, и так, папаня, чуть я тебя не убил, и все рассказываю. Он смотрит на меня и отвечает: "Молодец", наливает себе и мне по полному стакану, опять глядит в глаза и произносит:

– Ты прошел тест. Давай выпьем.

Я пью водку, чувствую ее терпкий вкус, и наступает конец врезки, и дальше – обычное состояние сна.

Этот тест я прошел. Но были тесты, в которых мне за себя стыдно. Не буду, не хочу их вспоминать. Лучше вспомню про книгу.

Книга начала появляться, когда я серьезно увлекся литературой. Книга, как и альбомы в детстве, появлялась на фоне черной бездны. Толстая такая, солидная, весьма древняя по внешнему виду. Она медленно раскрывается. Язык, на котором написана книга, мне совершенно не известен. Знаки крупные, странные. Смотрю я в нее с небольшого расстояния и вроде улавливаю смысл написанного, вроде что-то понимаю. А начинаю приближать к глазам, как обычно книги читаю, ну ничего не могу понять, хоть убей. Какие-то загогулины, закорючки, смысл как бы рассыпается на осколки. И я всматриваюсь в эти значки и мучаюсь от собственной бестолковости. Иногда вместо книги перед глазами несколько строчек текста, и мне ясно, о чем в них говорится. А начинаю разбирать текст на предложения, на слова, текст разбивается на отдельные буквы, и ничего не могу понять, и все начисто забываю. Буквы тоже непростые, они распадаются на отдельные элементы, и у меня не хватает мозгов собрать значения каждого элемента в единое целое.

А потом я стал с НИМИ летать. Сначала с НИМИ, потом научился один. Однажды я ИМ сказал, что вместо того, чтобы "стегать" мои мысли, показали бы что-нибудь. Лети, сказали ОНИ, и я полетел. ОНИ не объясняли, как это делать. Просто сразу и полетел. Огромные расстояния преодолеваются неуловимым скачком. Иногда есть ощущение полета, чаще нет никаких ощущений. Чаще даже не догадываешься, что летишь, кажется, будто висишь в звездной бездне, пока не спохватишься, что уже огибаешь какую-нибудь планету или звезду. Можно очень близко подлетать к звезде. Можно войти в атмосферу планеты и летать над самой ее поверхностью, но защитное поле объектов не позволяет ни к чему прикасаться. Когда надо преодолеть огромную толщу пространства – бывают огромные области пустоты – тогда приходится концентрировать усилие в нужном направлении.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю