Текст книги "С блокнотом по Корее. Версия 2.0"

Автор книги: Сергей Курбанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

И еще одно поразило меня. В «Павильоне для престарелых» есть кухня, а значит – и краны с водой. Однако никто не умывается там, даже не чистит зубы. Место для приготовления пищи с мытьем несовместимо.

Итак, позавтракав и собрав вещи, наше 6-е звено отправилось на автобусную остановку. Оттуда путь лежал в селение Токсан – центр одноименного округа, чтобы затем добраться до селения Сончжанни, где, по сведениям чиновников из Отдела культуры окружной администрации, проживал дед, знающий много песен и легенд.

Приехав в Токсан, спрашивали прохожих, как попасть в деревню Сончжанни. Судя по карте, она находилась совсем недалеко от окружного центра. Одни говорили, что идти туда минут сорок, другие – пару часов. Так или иначе, вышли на узкую бетонную дорогу, которая вела в нужном направлении, и побрели по жаре вдоль невысоких холмов. Мимо нас проехал легкий грузовик белого цвета и почему-то остановился. Водитель вышел и обратился к профессору Юну как самому старшему, не группа ли это студентов из университета Тангук. Удивительно, как быстро распространяются слухи. И селение вроде не такая уж глубинка, все атрибуты современного технического прогресса здесь налицо. Однако традиции… Спросил, куда мы следуем, и, услышав название деревни, предложил подбросить туда.

Студенты дружно забрались в кузов, профессор Юн и кто-то из студенток сели в кабину.

Водитель вел грузовик очень осторожно, и встречный ветер приятно освежал в эту невыносимую жару. Дорога заняла около получаса. Страшно было и подумать о том, как бы мы шли пешком. Расставаясь, водитель пригласил зайти к нему домой после окончания опроса местных жителей. Как оказалось, сам он тоже был из этой деревни.

Визит к деду Пак Тону, который якобы знал много песен и легенд, принес одни только разочарования. Оказывается, он был известен местной администрации только потому, что часто во время летних каникул принимал студентов из провинциального университета Сонсиль, которые на несколько недель останавливались в деревне, а он их учил уму-разуму насчет традиционной сельской жизни. Легенд же и песен знал мало. Рассказал, между прочим, о том, что в окрестностях деревни есть могила лошади полководца Ли Ёнгуна, которая, говорят, умела скакать быстрее стрелы и помогала своему хозяину одерживать победы во всех сражениях. Однако все это уже было известно профессору Юну из краеведческих справочников. Напел и мелодию песни работников – сансориккун, у которой есть лишь припев, состоящий из звукоподражаний, а сам текст песни придумывается по принципу: что вижу, о том и пою. Такие песни не особенно интересовали студентов. А в заключение своих пространных речей произнес:

– Если вы хотите узнать что-то старинное и малоизвестное, вам нужно ехать в восточные провинции – Канвон и Кёнсан. А у нас что?.. У нас ничего не осталось. Никаких церемоний жертвоприношений Небу у нас нет, злых духов не выгоняем.

И тем не менее кое-что интересное увидеть удалось. Продолжая свое пессимистическое заключение, старик Пак сказал:

– Правда, есть и у нас кое-что. Была около деревни раньше река, и два камня в ней – большие такие. Их прозвали «Большая скала». И думали люди, что камни эти приносят счастье. Поэтому, кстати, и основали здесь давным-давно деревню. А вот недавно решили проложить дорогу и изменили русло реки. Камни оказались в стороне от течения и заросли в конце концов тростником. Невидно их стало совсем. И с тех пор стала жизнь в деревне хуже. Ох уж эти власти! Совсем перестали уважать традиции, прислушиваться к мнению стариков! А вы не хотите их посмотреть? Я думаю, их обязательно нужно посмотреть. И сделайте, пожалуйста, фотографию. Скажите словечко, где надо.

Итак, вышли мы вслед за стариком и отправились к дороге. По пути старику Паку встретился односельчанин. Пак объяснил, куда мы идем. Тогда односельчанин вдруг как-то нахохлился, лицо его покраснело, и он стал крепкими словами, бурно жестикулируя, ругать власти и причитать: мол, что же это сделали с деревней, совсем жизни не стало, как засыпали камни.

Мы перешли через дорогу. Где-то в ямах, буйно заросшие, едва проглядывали два небольших камня, размерами с половину легкового автомобиля.

Узнав, что недалеко в окрестностях ведутся раскопки, мы пошли туда. В углу площадки, местами размеченной, стоял тент, стулья под ним, рядом палатка. На столах под тентом – неубранные арбузные корки. Археологи, очевидно, ушли на обед, и узнать что-либо о раскопках так и не удалось.

Пора было обедать и нам. Медленно поплелись в сторону деревни. Студенты срывали по дороге малину. Предложили немного и мне. Профессор Юн отстал по дороге, и потом мы долго ждали его у дома старика Пака. Он, оказывается, вместе с теми, кто не пошел к камням и месту раскопок, отыскал интересного информанта и записывал легенды. Мы же, бóльшая часть звена, ждали под навесом дома около часа.

Устав сидеть, я пошел прогуляться и обнаружил свалку холодильников, вполне еще пригодных к эксплуатации, но устаревших и потому немилосердно выброшенных.

Наконец пришел довольный профессор Юн, и мы отправились в дом к Ли Хынсоку – водителю грузовичка, что подвез нас до деревни.

Во двор, окруженный с четырех сторон одноэтажными традиционными жилыми и хозяйственными постройками, вели ворота. На улице сидела старенькая бабушка и разбирала овощи. Как и полагается, сняв обувь, мы вошли в дом, расположились на полу. Сразу обратили внимание на потолок, где практически по всей его площади из сигаретных коробок были выложены красные иероглифы «счастье» (сигареты марки «Сосна») на голубом фоне (сигареты марки «88»). На стене точно таким же экстравагантным способом был выложен девиз семьи, пожалованный знаменитым государем Сечжоном, создателем корейского алфавита, еще в XV веке. Очевидно, хозяин дома происходил из старого рода местных аристократов. Пока его жена готовила нам обед, хозяин показал альбомы с фотографиями местных достопримечательностей, потом появился альбом с марками. Хозяин попросил меня уточнить страну происхождения некоторых из них. Затем он повел нас в свой «кабинет», где показал рукопись романа, написанного им еще лет двадцать назад, свои стихи, а также различные квитанции, например за оплату электроэнергии за последние десять лет.

Впечатление от визита было более чем странное. Однако литературные начинания хозяина дома у меня почему-то не вызывали сочувствия. Профессор Юн тем не менее подробно записал личные данные хозяина, чтобы затем сообщить о нем в университет. Мне он объяснил, что в Корее интересуются такими деревенскими самородками, и иногда даже помогают им.

За обедом Ли Хынсок рассказал, что деревня отличается тем, что всякая женщина, выходящая замуж за местного мужчину, обязательно рожает мальчиков. И это – большое достоинство деревни.

Действительно, для Кореи с ее культом предков до сих пор очень и очень важно иметь в семье именно мальчика. Церемонии поклонения духам предков может совершать только мужчина. Родословная ведется также по мужской линии.

После обеда, угощая кофе, хозяин сообщил, что все жители этой деревни очень любят кофе и, когда уходят в поле на работы, обязательно берут с собой термос с этим напитком.

А надо сказать, что на юго-западе Кореи до сих пор встречаются селения, где невозможно купить ни кофе, ни кока-колу по той простой причине, что жители их просто-напросто не пьют.

Итак, обед закончен, сделана фотография на прощанье, и хозяин на своем грузовичке везет нас до окружного центра Токсан, откуда мы на рейсовом автобусе продолжаем путь в уездный центр Чинчхон. Экспедиция практически закончена. Сегодня вечером еще предстоит общий торжественный ужин, где студенты должны будут отчитаться о проделанной работе. Завтра все вместе, все восемьдесят человек экспедиции, будут тренироваться в снятии копий с надписей на каменных стелах. Но это будет завтра.

А сегодня до семи часов вечера свободное время. В семь все должны собраться в том же ресторане у «штабной» гостиницы, в котором проходил первый обед фольклорной экспедиции.

Время летит быстро. Вот и семь вечера. Однако на столах есть нечто, отличающее ужин сегодня от обеда 21 июня. Это – корейская 25-градусная водка сочжу.

Студенты отчитываются как-то скомканно, не показывая и трети проделанной работы. Еще мало опыта. Однако все выступления сопровождаются теплыми аплодисментами. Произносит заключительную речь начальник экспедиции профессор Ю. Приступаем к ужину. Я, естественно, сижу за столом с профессорами. Едим, пьем, а потом начинается нечто неожиданное. К столу профессоров подходят студенты, каждый с бутылочкой в руках, наливают своим преподавателям по рюмочке, громко называют свое имя и курс и предлагают выпить. Я в недоумении. Сидящий рядом со мной профессор Юн объясняет:

– Дело в том, что во время учебного процесса отношения между студентами и преподавателями очень официальные. К тому же у профессоров нет возможности как-то ближе познакомиться со студентами. И это у них, студентов, единственный шанс представиться, как-то запомниться тем, кто будет их учить, принимать экзамены.

Постепенно столы пустеют. Кто-то уходит раньше, кто-то еще произносит последние тосты. Наконец студенты подходят к преподавателям и предлагают за их студенческий счет сходить в салон караоке – норэбан, попеть, еще выпить немного. Профессора соглашаются, и каждый идет в то звено, с которым проводил экспедицию. Я с профессором Юном – соответственно в 6-е звено.

Корейские салоны караоке везде одинаковы: и в Сеуле, и в самой отдаленной провинции. Узкая лестница на второй или третий этаж невысокого здания, в котором может находиться еще ряд заведений досуга. При входе – узенький холл со стойкой и видеоаппаратурой, откуда хозяин управляет всем салоном. За холлом – коридор со множеством дверей в небольшие комнаты, оклеенные обоями темных тонов. Видеосистема с программой заказа песен в каждой. У стен – диваны и стулья. Посередине – стол, где лежит список песен. Два микрофона.

Обычно перед тем, как зайти в комнату караоке, клиент заранее оплачивает время нахождения в салоне: полчаса, час или более. Курить и распивать спиртные напитки в таких заведениях запрещено, но иногда хозяин на свой страх и риск разрешает употребление спиртного, что грозит ему закрытием заведения в случае, если он попадется полиции. После того как песня заказана, на экране монитора строка за строкой появляется ее текст, звучит музыкальное сопровождение. Фоном для текста в лучшем случае служат картинки из области спорта или пейзажи, в худшем – кадры из шоу «Мисс побережья», которые, как правило, совсем не соответствуют лирическому содержанию песен. После окончания исполнения песни компьютер выдает на экране монитора оценку по 100-балльной системе с комментариями вроде «Поздравляем с рождением новой поп-звезды!». Корейцы великолепно поют. Однако, по моим наблюдениям, оценки, выдаваемые компьютером, редко соответствуют реальному мастерству поющего. Тем не менее все посетители очень довольны и при желании за небольшую плату могут получить даже кассету с записями голосов участников похода в норэбан.

День четвертый, 24 июня 1995 года.

Последний день экспедиции выдался каким-то формальным и не столь интересным, как предыдущие. Я проснулся в 7.30 и, памятуя недовольство мною профессоров в первый день ночлега, быстро собрался. Завтракали в том же ресторане, специализировавшемся на похлебке из морепродуктов хэчжангук, что и во второе утро поездки. После завтрака без каких-либо происшествий все участники экспедиции сели в автобусы и отправились в южную часть уезда Чинчхон к конфуцианскому храму Сонганса, где студенты должны были практиковаться в снятии копии с каменной стелы.

Для меня это было очень интересно. Сразу вспомнились таинственные белые иероглифы на черном фоне – так выглядит отпечаток-копия, снятая с твердой поверхности. Подобная есть и в секторе Дальнего Востока Института востоковедения[12]12
  В настоящее время – Институт восточных рукописей РАН.


[Закрыть] в Санкт-Петербурге. Я знал, что знаменитый китаевед академик В. М. Алексеев делал такие копии в Китае почти столетие тому назад, но не слышал, чтобы кто-либо из отечественных корееведов имел подобный опыт. К тому же теперь это стало делать гораздо сложнее. Все исторически ценные стелы находятся на государственном учете. Производство каждой копии в какой-то степени негативно отражается на состоянии памятника. Поэтому, прежде чем приступать к копированию старинных надписей, высеченных на камне, нужно получить официальное разрешение. А при выдаче разрешения власти смотрят на то, действительно ли вы настолько квалифицированны, чтобы сделать копию хорошо, не повредив памятник.

Зачем делают такие копии? Во-первых, читать текст, написанный на древнекитайском языке, бывшем официальным языком делопроизводства в Корее вплоть до конца XIX века, удобнее сидя дома, нежели находясь где-нибудь в сопках. Во-вторых, иероглифы часто плохо различимы, сливаются с фоном, в особенности на очень старых стелах. На копии надпись выглядит намного четче.

Итак, приехав на место, студенты вышли из автобуса и дружно принялись за дело. Кто-то пошел за водой, кто-то принес лестницу. Сначала стали мыть стелу, поставленную в честь известного поэта и конфуцианского ученого ХVIII века Чон Сонгана. Одновременно студентки, разложив на земле газету, стали готовить тушь. Далее чистый памятник смочили водой и наложили сверху особую корейскую бумагу для снятия копий, кисточками «приклеили» ее с помощью той же воды. Затем стали особыми щетками вбивать бумагу в камень, так, чтобы проступили иероглифы. Закончив эту работу, особыми валиками-мешочками с чумизой внутри, смоченными в туши, стали равномерно проходиться по всей поверхности памятника так, чтобы образовывался черный фон и белые иероглифы в выемках.

Начинали все операции профессора. Далее под руководством ассистентов пробовали студенты, а с ними и я. Работа шла дружно, весело, хотя все очень устали за дни экспедиции. И вот копии сняты, разложены на просушку. Наступило время обеда.

Из автобусов достали нечто вроде сухих пайков, разложили под огромным деревом, где были сооружены столики для туристов, посещающих стелу. Сухой паек, или по-корейски тосирак – «пища с собой», – это контейнер прямоугольной формы, в котором обязательно находятся рис, корейская капуста кимчи и – по средствам и вкусам клиента – мясо, рыба, редька, перец или что-то более деликатесное, вроде креветок.

Честно сказать, я уже был очень голоден к этому времени и краем глаза посматривал на профессоров, закупивших в магазинчике при храме несколько бутылок пива и уютно расположившихся под навесом, несколько в стороне от всей компании студентов. Однако сегодня никто уже не звал меня к столу преподавателей. Немного в растерянности стоял я так между студентами и профессорами, пока одна девушка из моего 6-го звена не подошла и не позвала меня:

– Учитель, пойдемте есть с нами, с нашим шестым звеном!

Меня не нужно было просить дважды.

Поев и собрав мусор в коробки из-под сухого пайка, студенты сфотографировались на память на фоне стелы и по команде профессоров расселись по автобусам. На обратном пути практически все спали.

У кампуса университета Тангук в городе Чхонан также сделали общую фотографию. Студентов собрали на небольшой инструктаж. Мне же профессор Юн сообщил, что один из двух автобусов, привезших нас, пойдет дальше в Сеул, и я могу спокойно поехать на нем.

Долго ждать не пришлось. Всего в Сеул ехало человек двадцать студентов. Остальные жили, видимо, в общежитии чхонанского кампуса. Я сел на переднее сиденье, расслабился было, как ко мне подошла студентка и сказала:

– С вас две тысячи вон за дорогу. Мы все собираем водителю по две тысячи.

Я раскрыл кошелек, передал нужную сумму, а вскоре уже дремал, утомленный жарой и монотонностью дороги.

5. Снова экспедиция – в уезд Чанхын

Вторая экспедиция в июле 1995 года уже не стала для меня такой неожиданностью, как первая. Я теперь знал, что ожидать, как к ней готовиться. Однако были в этой экспедиции и свои особенности. Несколько иными оказались ее цели: не только запись народных песен, преданий и легенд, но и поиск новой рукописной и ксилографической литературы, которая осталась в провинции у частных владельцев и могла бы представлять интерес для изучения родной истории и культуры. Именно поэтому в экспедицию решил отправиться и профессор Хван Пхэган, крупнейший специалист Южной Кореи в области традиционных памятников письменности. Иным получился и состав экспедиции. На этот раз все студенты и профессора представляли два факультета столичного кампуса университета Тангук: факультет традиционной литературы и факультет родной словесности.

Поскольку местом полевых исследований фольклорной экспедиции (второй для меня, но 78-й для студентов университета) была самая южная часть Корейского полуострова, то решили добираться туда сначала поездом до города Кванчжу, а оттуда на рейсовом автобусе до уезда Чанхын.

День первый, 24 июля 1995 года.

Участники экспедиции должны были собраться утром к 8.30 на Сеульском вокзале в зале отправления. В отличие от первой экспедиции студентов было совсем немного – человек тридцать-сорок. Это и понятно. Сеульский кампус значительно меньше чхонанского.

Сначала подтягивались преподаватели. Профессор Хван Пхэган пришел одним из первых. В общении со мною он был несколько сдержаннее, чем обычно. Я сразу получил отпечатанный на принтере план экспедиции и погрузился в его изучение. В нем не только указывался распорядок и состав экспедиции, но и давались краткие аннотации к тем историко-культурным объектам, которые предстояло посетить.

Сеульский вокзал – это сооружение, заслуживающее особого описания[13]13
  В настоящее время описываемые здесь старые постройки Сеульского вокзала используются исключительно как музейные и торговые площади.


[Закрыть]. Здание его состоит из двух частей. Фасад, обращенный к площади, построен еще при японцах в имперском стиле. Однако основная часть вокзального сооружения находится над железнодорожными путями, будучи как бы мостом, соединяющим две части города. Это вполне современное здание с огромным залом ожидания, билетными кассами, кафе, ресторанами и универмагом на втором этаже.

Когда все участники экспедиции собрались, раздали билеты, в которых были указаны номер вагона и места. Корея – страна небольшая; дорога на поезде занимает максимум четыре часа, поэтому все поезда с местами.

Поездка до Кванчжу длится более трех часов. Студенты, да и большинство преподавателей, коротали путь, созерцая сны. Я же беседовал с профессором Хван Пхэганом о корейских мифах, в частности о тех, в которых заметно влияние буддийских сюжетов. Было необычайно интересно, но очень хотелось спать, так как накануне экспедиции я спал всего часа три: сборы в дорогу заняли немало времени, да и сказалось волнение.

Уже на вокзале в Кванчжу участники экспедиции разделились на две самостоятельные группы: факультет родной словесности отправился по своему, заранее определенному маршруту, а я вместе с факультетом традиционной литературы – по своему. Встретиться нам предстояло во второй половине дня 26 июля, уже на обратном пути в Сеул.

Поездка на обычном рейсовом автобусе из Кванчжу до города Чанхын – административного центра одноименного уезда – заняла несколько часов и прошла быстро и незаметно. Из небольшого сугубо функционального, то есть не имеющего заметных архитектурных отличий от окружающих, здания автовокзала прямо с вещами мы направились в администрацию уезда Чанхын – неизбежный шаг перед началом любой экспедиции в провинции. И это не просто формальное извещение властей о прибытии студентов и профессоров и предполагаемом маршруте экспедиции. Визиты в районную администрацию могут оказать реальную помощь в собственно научных изысканиях. Во-первых, в них есть специальные отделы культурной информации, в которых работают люди, прекрасно знакомые с местной историей и традициями. Во-вторых, в таких уездных администрациях существуют обширные библиотеки, в которых собраны уникальные местные издания по истории и культуре, часто отсутствующие в столице.

Итак, я, профессор Хван Пхэган и еще три профессора вошли во внушительных размеров четырехэтажное здание администрации. Студенты остались ждать на улице. Сначала мы отправились в отдел культурной информации. Профессора представились одному из сотрудников. Нам предложили чай. Он в Корее зеленый, подают его в миниатюрных (по-нашему – чуть ли не кофейных) чашечках и почему-то всегда чуть теплый.

Через некоторое время пришел начальник отдела. Профессора сообщили о цели своего визита, после чего нас пригласили пройти в библиотеку провинциальной администрации – большой зал со столами для заседаний посередине и стеллажами с книгами по периметру. Две молодые женщины сидели за столами и занимались каталогизацией библиотеки. Между профессорами и представителем администрации завязалась оживленная беседа.

Сначала наш провожатый представил местные книжные издания: серию, описывающую историю уезда с незапамятных времен и до наших дней – кунги (郡記), отдельное собрание, посвященное средневековым государственным конфуцианским школам хянгёчжи (鄕校誌) уезда Чанхын, а также сборник рассказов писателей – выходцев из уезда.

Затем кто-то из профессоров спросил о корейских родах, ведущих свое происхождение из уезда Чанхын. Ими оказались фамилии Ма (馬) и Лим (林). Далее разговор зашел о местных достопримечательностях, которые следовало бы посмотреть во время настоящей фольклорной экспедиции.

После уездной администрации нам еще предстояло нанести визит в особое управление культуры, которое располагалось в другой части города, куда мы отправились пешком. По дороге я отметил, что в этом южном городе население довольно активно пользуется велосипедами. Есть даже особые велосипеды для полиции с соответствующей надписью на раме.

Визит в управление культуры, располагавшееся в одноэтажном оштукатуренном и выкрашенном белой краской здании, оказался очень долгим и скучным. Снова бесконечное сидение в кабинете и ожидание начальника. Наконец начальник управления пришел, поговорил с профессорами о том о сем и выдал справочную литературу об уезде Чанхын.

Так формальная часть поездки завершилась. Студенты, находившиеся все это время снаружи, поймали где-то небольшой автобус, который довез нас до первой цели экспедиции – частной конфуцианской школы совон, основанной в 1698 году в честь конфуцианских ученых – братьев Мин Чончжуна (閔鼎重, 1638–1692) и Мин Ючжуна (閔維重, 1630–1687). В 1726 году школа указом государя получила название «Ёнгок совон» (淵谷書院), что значит «Палата книг Ущелья потока».

Совон находился на окраине уездного центра Чанхын, и дорога туда заняла всего около двадцати минут. Когда мы приехали, уже стемнело.

Совон представлял собой территорию, огороженную забором, на которой находилось несколько небольших одноэтажных зданий, выстроенных в традиционном стиле. И ворота, и двери помещений – все было заперто на замок. Однако нас ожидал смотритель совона, который и открыл помещения.

Несмотря на то что уже наступила темная южная ночь, студентам предстояло выполнить довольно сложную работу: отпечатать ксилографическим способом предисловие к «Собранию сочинений Нобона», доски оригинала которого хранились в совоне. (Нобон – это литературный псевдоним ученого Мин Чончжуна.) Местом хранения печатных досок был небольшой деревянный павильон, 8–10 м², с деревянными решетками вместо окон и стен. Студенты зажгли огромные фонари и стали переносить доски из хранилища к главному зданию школы. В нем было электрическое освещение; недалеко находился водопровод, что позволяло даже глубокой ночью заниматься ксилографической печатью.

Как выглядит ксилографическая доска? Это деревянный прямоугольник размером примерно 30 на 40 см, на котором с двух сторон вырезаны иероглифы. Он называется мокпхан (목판). С двух краев к доске прикреплены два бортика магури (마구리). Одна из их функций – обеспечивать доступ воздуха, то есть вентиляцию поверхности доски во время ее хранения. А хранятся доски, будучи сложенными в огромные штабеля, одна на другую. Без бортиков поверхности досок соприкасались бы друг с другом, что в условиях жаркого и влажного лета привело бы к гниению дерева.

Итак, как происходит печать? Прежде всего, необходимо очистить поверхность печатной доски специальной щеткой. Одновременно готовится тушь. На Дальнем Востоке ее действительно нужно готовить, так как производится она в виде твердого черного бруска, который перед употреблением растирают на особой растирочнице, добавляя в образующийся порошок воду. В процессе растирания для лучшего качества печати можно вмешать яичный белок или порошок из сушеных трав для того, чтобы от книги исходил приятный аромат, который в то же время защищал бы ее от насекомых. Также перед печатью по размерам доски нарезается особая корейская бумага ханчжи (韓紙). Она действительно «особая» – и не только по способу изготовления. Для демонстрации ее необычных качеств профессор Хван Пхэган на моих глазах скомкал лист бумаги в кулаке, затем расправил, сказав, что через некоторое время лист примет тот же вид, что и до деформации. Сделав это, он отдал бумагу мне. Действительно, примерно через месяц бумага вернулась к практически первоначальному виду – как новая.

Доска, тушь и бумага готовы. Что же происходит дальше? Непосредственно перед печатью доска увлажняется водой. Затем доску смазывают тушью, после чего два человека натягивают лист бумаги над доской, прижимая его к выступающим бортикам магури. Третий участник процесса печати с помощью особой растирки тамбо (담보), представляющей собой мешочек, заполненный чумизой, растирает бумагу сверху до получения отпечатка. Обычно первый отпечаток с доски не очень хорошего качества, и нужно сделать несколько копий, чтобы печать получилась четкой и ясной.

Попробовал печатать и я. Ксилографическая книга, остававшаяся для меня всегда чем-то таинственным и необычайно ценным, которая в библиотеках России выдается только в читальный зал, – создавалась моими собственными руками. И это было южной корейской ночью, в настоящей конфуцианской школе, рядом с храмом предков, посвященным Мин Чончжуну и Мин Ючжуну. Отпечатки получились хорошими, и профессор Хван даже пошутил, заметив, что «от имени Кореи выдает лицензию» мне на самостоятельное книгопечатание.

Для большинства студентов работа также оказалась новой. Поэтому все предисловие сочинения отпечатать не удалось, только оглавление.

Печатать закончили около часу ночи. К этому времени доски были вымыты и перенесены в павильон-хранилище. А мы готовились к ночлегу. Профессорам, среди них и мне, выделили отдельную комнату главного здания, совона, где студенты заблаговременно развесили марлевый полог от ночного гнуса и зажгли особые курения против насекомых. На стене комнаты я обнаружил лягушку и позвал студентов. Они тоже удивились тому, что в Корее есть лягушки, умеющие передвигаться по вертикальным поверхностям. «Непрошеного гостя» не без труда удалили.

День второй, 25 июля 1995 года.

Второй день должен был стать очень напряженным, планировалось совершить четыре переезда. В конфуцианской школе Ёнгок нам оставалось сделать лишь две вещи: выслушать рассказ смотрителя об эксплуатации совона в наши дни и совершить церемонию поклона духам предков ученых, в честь которых он был основан.

Утром все проснулись около шести. Никакого завтрака. Он запланирован на более позднее время. А пока – время для работы. К нам пришел глава совона Ёнгок господин Ли Геён – полный, пожилой, уже заметно облысевший мужчина, одетый в брюки темно-синего цвета и белую рубашку с короткими рукавами. Он пригласил всех участников экспедиции в учебное помещение совона и распахнул его задние двери, за которыми открывался живописный вид на ближайшие холмы. Говорил он весьма эмоционально. Его небольшая лекция послужила хорошим дополнением к тому, что поведал мне о совоне профессор Хван Пхэган еще вчера.

Ли Геён рассказывал, что совоны в настоящее время играют роль скорее храмов предков, чем учебных заведений. Действительно, в них всегда есть такие храмы в честь основателей совона. А еще они и культурно-исторические памятники. Тем не менее государство не выделяет денег для их эксплуатации. Все держится на инициативе и пожертвованиях родственников того, в чью честь основано учебное заведение. Примерно один раз в год потомки собирают деньги, которые передают добровольному смотрителю совона. Как правило, это один из родственников. Деньги в основном уходят на содержание храма и школы, хотя что-то перепадает и самому смотрителю, не получающему никакой официальной зарплаты за свою работу. Но вчера профессор Хван говорил о совонах в целом. А сегодня утром господин Ли Геён сообщил нам о проблемах совона Ёнгок, в котором нам посчастливилось провести ночь.

Сейчас, говорил Ли Геён, очень и очень трудно поддерживать порядок в совоне. Не хватает денег. Есть 23 человека – члены комитета управления совоном Ёнгок, все потомки Мин Чончжуна. Но они не слишком жалуют школу (храм) своим вниманием. Приезжают всего один раз в год, да и деньги дают небольшие.

Вообще история у совона печальная. Во времена правления отца государя Кочжона, регента тэвонгуна (1863–1873), совон был уничтожен, и осталась лишь памятная стела, указывавшая на прежнее место его нахождения. В своем современном виде совон был восстановлен лет 15–20 назад. Но пока еще не оборудован нормальный туалет у жилой части строений. Поэтому и гости в совоне долго не задерживаются, и студенты не приезжают учиться…

Но вот заканчивается эта эмоциональная, печальная речь смотрителя, и всем нам предстоит совершить поклон духам Мин Чончжуна и Мин Ючжуна, в том числе и для того, чтобы поблагодарить за предоставленный ночлег и возможность попрактиковаться в ксилографической печати.

Я рассказывал профессору Хван Пхэгану о том, что интересуюсь проблемой культа предков в Корее. Поэтому для церемонии поклона было решено одеть меня в традиционные церемониальные одежды. Остальные члены экспедиции – и профессора, и студенты – должны были совершать поклон в обычной «европейской» одежде.

Оказалось, что в комплексе построек есть специальное здание для хранения церемониальных нарядов, куда меня и провели. С чувством таинственного трепета и не меньшего любопытства я облачился в халат из искусственного голубого шелка, черную чиновничью шляпу с подвязками и обул черные тканевые сапоги с загнутыми носами и красной окантовкой. Последнее мне пришлось сделать, подогнув пальцы ног, так как подходящих размеров обуви не нашлось. Однако чего только не сделаешь, чтобы получить уникальный опыт! В настоящем храме предков, в настоящей конфуцианской церемониальной одежде совершить настоящие поклоны!