Текст книги "С блокнотом по Корее. Версия 2.0"

Автор книги: Сергей Курбанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

6. Нищенка и офистель

Однажды майским днем 1990 года на ступенях подземного перехода под площадью у универмага «Син ceге» («Новый мир») я увидел женщину в грязной одежде с двумя такими же грязными измученными детьми. Они сидели на ступенях и отрешенно смотрели на прохожих.

В подземном переходе у гостиницы «Лотте», в начале улицы Ыльчжи, практически каждую ночь на скамьях спят грязные бездомные, укрывшись с головой старыми газетами[4]4
  В 2010-х годах в указанном подземном переходе ночующих бездомных уже не стало.


[Закрыть].

А еще как-то раз мы с нашим шофером Ким Бёно поехали на рынок часов, что находится у западной окраины рынка «Пхёнхва» («Мир»). Подъехали к перекрестку, вышли из машины. И вдруг к нам подошла полная женщина, измазанная чем-то, одетая в грязное синее платье, направилась к В. Л. Марковскому, директору Балета на льду, и сказала ему по-корейски, протягивая руку: «Дайте денег, дайте денег!» Испуганный шофер отогнал нищенку и прошептал мне: «Скажи директору Балета, что она сумасшедшая, что просто потеряла рассудок». Сидевшая неподалеку торговка овощами, сконфуженно улыбаясь, повторила вслед шоферу: «Извините, пожалуйста. Извините. Она сумасшедшая».

* * *

Горничная гостиницы «Лотте» получала в 1990 году порядка $900 в месяц. Шофер нашей автомашины (первый из двух работавших в тот год с делегацией Ленинградского государственного балета на льду) – 500 тыс. вон, что составляло примерно $700. Говорил, что жить тяжело. Квартплата порядка 46 тыс. вон. Но это не его квартира, арендованная. С жильем, мол, вообще плохо.

У него швейцарские кварцевые часы – будто бы свадебный подарок. Кожаный ремешок часов подклеен скотчем – совсем сносился. Но старается одеваться респектабельно: костюм, рубашка, галстук, поношенные дорогие ботинки и каждый день – чистые белые носки.

* * *

Мне долго не давал покоя вопрос о том, кто же живет в богатых особняках в районе, расположенном неподалеку от президентского дворца.

К примеру, дом президента фирмы, владеющей гостиницей «Лотте», г-на Чан Сонвона (1930–2005), который до этого был главой всей сети универмагов концерна «Лотте», в десятки раз скромнее того, что мне довелось увидеть на холмах района Тонам: огромные по площади двух– и трехэтажные виллы, часто с мини-парками, что для Сеула является невероятной роскошью, а иногда и с прудами и водопадами. Бывает, что такие особняки выстроены в традиционном стиле, что гораздо дороже, чем построить дом в европейском духе.

Случайно я разговорился с жильцом-хозяином одной из таких вилл, не самой роскошной по меркам района, который по манере держаться походил не менее как на высокопоставленного члена правительства. Оказалось, что г-н Чу Чжонбин – профессор медицины, работает в ведущих клиниках Сеула и является главой временной медицинской выставки-конференции, проводимой в 1993 году в Сеуле. По его словам, большинство владельцев аналогичных вилл также врачи.

Необычайно дорогое медицинское обслуживание в Корее, видимо, немало способствует повышению благосостояния узкой касты докторов: если дед врач, то и сын, и внук с легкостью могут стать медиками. К примеру, сын г-на Чу также… врач.

* * *

К 2009 году я обнаружил, что в Корее возникла новая тенденция в строительстве городского жилья, приближенного к «офистелю» (ofifcetel), то есть некоему гибриду офиса и гостиницы (отеля), хотя по большому счету речь идет об обычном частном городском жилье.

Еще в начале 2000-х годов в Южной Корее стали строить многоквартирные дома, которые по форме уже не напоминали вытянутые в длину параллелепипеды, что было типичным для прежней городской архитектуры. В них все квартиры располагались в одну линию. Все более популярными становятся многоэтажные четырехгранники, квадратные в сечении.

В таких домах, как правило, первые несколько этажей занимает автомобильная парковка. В самом центре (в «стержне») здания располагаются лифты, а квартиры устроены вокруг стержня дома, по периметру.

Однако в этих новых офистелях новой стала не только общая планировка дома, но и устройство самих квартир.

Самое главное – это полное исчезновение веранд-балконов, на которых корейцы разводили мини-сады и которые использовали для хозяйственных и эстетических нужд.

Второе отличие от привычных квартир в многоэтажных домах – отсутствие внутренних раздвижных непрозрачных окон, которые создавали эффект традиционного корейского жилого пространства, отграниченного от внешнего мира непрозрачными бумажными окнами и дверьми с деревянным оконным переплетом, оклеенным бумагой.

Еще одним нарушением устоявшегося представления о жилом пространстве служит наличие керамической плитки в коридоре и части гостиной – там, где располагается не отделенная никакими стенами от основного жилого пространства кухня. Нарушение состоит в том, что плитка уложена в той части квартиры, в которой должен быть теплый пол и по которой следует перемещаться босиком. Таким образом, в летнее время, когда пол не отапливается, жильцам приходится ходить по квартире босыми ногами по холодной напольной плитке.

Мебель в таких новых домах тоже практически вся встроенная. Так что желающему сменить меблировку придется прибегать к услугам специальной строительной фирмы, занимающейся еще и интерьерами.

Таким образом, новое дорогое корейское жилье, оборудованное по последнему слову техники, во многом разрушает традиционные представления корейцев о жилом пространстве и напоминает гостиницы нового типа, оснащенные мини-кухнями, стиральными машинами и прочей бытовой техникой, а также стандартным для всех гостиниц прочим оборудованием…

Действительно, в последнее время корейцы стали настолько мобильны в перемене мест работы и жилья, что каждая новая квартира, по сути, – это уже не квартира, а очередная гостиница длительного проживания на переменчивом жизненном пути.

* * *

Пятнадцатого декабря 2001 года я был вынужден покинуть гостиницу Сеульского Центра образования и культуры, где проходила юбилейная конференция, посвященная десятилетию создания Корейского фонда. Решил поселиться где-нибудь в недорогом отеле у улицы Тэханно – в районе, хорошо знакомом мне по 1993 году, когда я пять месяцев находился на научной стажировке и жил в общежитии неподалеку. Вдруг захотелось, что называется, вспомнить былые годы.

Вышел с вещами из метро на западную сторону улицы – туда, где, помимо ресторанов и кафе, расположены также и жилые дома. После получаса поисков в глаза бросилась маленькая невзрачная вывеска, на которой, кроме названия – «Гостиница Мёнрюн», также была нарисована стрелка, указывавшая куда-то вглубь квартала узких улочек, застроенного невысокими двух– и трехэтажными домами. Крыльцо гостиницы, которая одним боком примыкала к небольшому ресторанчику, было устроено так, чтобы прохожие не замечали лиц входящих в выходящих постояльцев.

При входе в гостиницу я обнаружил каморку размером 1,2 на 3,5 м, в которой сидела старая женщина лет восьмидесяти, очевидно, мать хозяина гостиницы. В каморке был обустроен теплый пол. На мой вопрос о стоимости комнаты, бабушка ответила: «Двадцать пять тысяч вон». Это было недешево для более чем скромного интерьера заведения, но я согласился, учитывая дороговизну земли в этом районе и удобство инфраструктуры. Не успел я свыкнуться с мыслью о 25 тыс. вон за сутки, как тут же появился хозяин гостиницы и заявил, что поскольку я собираюсь провести два самых «урожайных» на постояльцев дня недели – субботу и воскресенье, то должен заплатить 35 тыс. вон в сутки. В то время это были немалые деньги. Я попытался спорить. В итоге мы сговорились на том, что за два дня пребывания в комнате с корейским (теплым) полом на первом этаже я заплачу 60 тыс. вон, причем всю сумму авансом. (Позже я выяснил, что и это было намного завышенной ценой.)

Сначала хозяева дали мне комнатушку № 102, располагавшуюся прямо у входа на этаж. Пока я менял доллары, полученные в качестве компенсации оплаты за авиаперелет, на корейские воны, хозяин все же решил переместить меня в более дальнюю и более «тихую» комнату № 106. Был очень услужлив и лично перетащил мою тяжелую сумку в новый номер.

«Номер» представлял собой комнатенку размером 2,5 м на 1,8 м. В конце располагалось некое помещение с унитазом и душем, кран которого был расположен прямо у пола. В душевой постояльца ожидал старый кусок мыла и большой тюбик зубной пасты, наполовину использованный. На полу, вымощенном мелкой кафельной плиткой, одиноко стоял старый пластиковый тазик для умывания.

Сама комната была оклеена старыми обоями грязно-кремового цвета, местами ободранными. В углу лежало сложенное стопкой старое постельное белье: матрас, одеяло и две подушки. Слева от входа стояла тумба со старым телевизором, каналы в котором переключались вручную барабанным тумблером. Окна в комнате не оказалось вообще: только вентиляционная форточка у двери, выходящая в коридор. На стене справа была прикреплена вешалка с двумя хилыми пластиковыми плечиками для одежды.

Оставив вещи в номере, я ушел по своим делам. Вернулся около одиннадцати вечера. Бабушка-хозяйка дала мне связку ключей, чтобы я открыл свой номер и затем принес связку обратно. Потом я снова ненадолго вышел, и окончательно вернулся около полуночи. Но поспать мне так и не удалось.

Из-за тонких перегородок всю ночь доносились голоса молодых мужчины и женщины, звон бутылок, хлопанье дверей, цоканье каблуков по коридору. В другом соседнем номере также поселились мужчина и женщина, всю ночь ругавшиеся друг с другом. Регулярно, каждые двадцать минут, раздавалась грубая нецензурная брань мужчины, а затем происходило очередное хлопанье дверью. Я с нетерпением ждал, когда же эта раздраженная пара уйдет, чтобы спокойно поспать хотя бы несколько утренних часов.

Из-за того, что в комнате не было окна и она находилась в постоянном полумраке, я не мог составить представления о времени. Казалось, я проспал не больше часа после того, как ушла эта шумная пара. Но когда я включил свет и посмотрел на часы, выяснилось, что было уже половина второго дня. Так потерять драгоценное время в Сеуле!

Однако следует сказать, что, несмотря на все «но», пол в комнате жарил на всю катушку, и из крана всегда шла горячая вода. А хозяин накануне дал мне застиранное, но чистое полотенце и запечатанную в пластик новую зубную щетку.

В ночь с 16 на 17 декабря я вернулся в гостиницу также очень поздно: шел пешком от рынка у Южных ворот – от Намдэмуна. В эту ночь в гостинице было довольно тихо, и я наверняка смог бы хорошо выспаться, если бы не необходимость рано вставать: утром я должен был ехать в аэропорт.

Когда я выезжал из гостиницы, хозяин был предельно вежлив. Однако, стоило мне попросить его выписать квитанцию за проживание, он сначала предложил мне отметить в ней лишь 50 тыс. вон (то есть, очевидно, по действительному тарифу, а не сколько он запросил с меня). На это я возразил: «Запишите по правде, как есть».

И хозяину пришлось отметить в квитанции ту сумму, которую я заплатил ему на самом деле.

7. Новый старый Итхэвон

Как я люблю этот старый, грязный и не желающий обновляться торговый квартал Итхэвон, расположенный у американской военной базы в сеульском районе Ёнсан![5]5
  К 2012 году планировали полностью вывести эту базу из Сеула в город-спутник Пхёнтхэк столичной провинции Кёнги.


[Закрыть]

Вечером 8 августа 2002 года у меня появилось немного времени, и я решил проехаться по новой 6-й линии метро до торговой улицы «Итхэвон», куда я раньше всегда добирался с таким трудом: дорога пешком от станции «Самгакчи» 4-й линии метро до торгового квартала занимала 20–30 мин.

Новая линия метро, выдержанная в тонах цвета хаки[6]6
  Все линии метро в Сеуле имеют отличительные цвета не только на соответствующих схемах линий, но и в интерьерах станций, в выборе цвета отдельных частей подвижных составов.


[Закрыть], встретила новыми блестящими вагонами, обшитыми нержавеющей сталью, c низкими потолками и сиденьями вдоль стен, но не общими скамейками, а рядами индивидуальных мест, предназначенных для каждого отдельного пассажира. Сама станция «Итхэвон» оказалась просто огромной – имеющей много ярусов, с длинными эскалаторами. Рассчитанная на посещение иностранцами, станция украшена роскошными картинами, представляющими облик Сеула. Выход со станции расположен у гостиницы «Гамильтон».

Сначала решил прогуляться по верхней, восточной, части улицы. С радостью, словно встретил старых друзей, обнаружил, что многие здания здесь те же, что были двенадцать лет тому назад: знаменитая дискотека «Королевский клуб» (King’s Club), автозаправка, пожарная часть, вечно закрытая дискотека «…Звезды» (…Stars), с круто уходящей вверх длинной бетонной лестницей.

Уже стемнело. Обилие торговых лавочек с теряющимися внутри кварталов узкими коридорами магазинов; фланирующие туда-сюда иностранцы. Изобилие дешевого товара сомнительного качества.

Но есть на Итхэвоне и новое. Это немногочисленные лавчонки, у входа в которые вывеска: «Обмен денег». Они работают и в девять – десять вечера, когда большинство магазинов уже закрыто. Решил зайти в одну из них. Помещение маленькое: 1,5–2 м в ширину и метра 3 в длину. Слева от входа – деревянная крашеная скамеечка для ожидания посетителей. На ней сидит молодой мужчина в шортах, лет 35, в очках, беседует с другим мужчиной, чуть старше его. Я спрашиваю, меняют ли деньги. Мужчина в шортах отвечает утвердительно. Тогда я прошу поменять $100 и спрашиваю о курсе. Отвечает: 120 тыс. вон; это больше, чем дают в банках. Мужчина в шортах пролезает в дверь-проем под окошечком кассы (другого входа в нее нет), принимает мои $100 и без какой-либо квитанции или вопроса о паспорте вручает мне 120 тыс. вон.

Еще мне нужно купить в Итхэвоне дешевый галстук. У меня много галстуков хороших, дорогих. Но я их забыл дома, а завтра выходить на трибуну при параде. Как купить галстук в девять вечера, когда практически все магазины уже закрыты? Я упорно хожу по улице взад-вперед, обращая внимание прежде всего не на магазины, а на передвижные двухколесные торговые тележки, освещаемые подвешенными на проводах лампочками «рыбий глаз». Обнаружил сразу два лотка, стоящих рядом друг с другом и принадлежащих одной хозяйке – женщине лет 55–60. Она торговала дешевыми галстуками из полиэстера за 3–5 тыс. вон. В левом лотке были выложены строгие галстуки для костюмов, а в правом – прикольные, с изображениями типа «компьютер и настоящая мышь с сыром», «белые овечки и одна черная», «смеющиеся зайцы из мультиков» и т. п. Хозяйка очень вежлива и приветлива. Посоветовала мне самый приличный галстук.

Обратно в гостиницу решил поехать с другой станции метро – «Ноксапхён», расположенной у входа в американскую военную базу. Эта станция оказалась еще более грандиозной, чем «Итхэвон». Под огромным прозрачным куполом находятся как бы подвешенные в воздухе эскалаторы, спускающие пассажиров в таинственный мир картин и барельефов: на одном из подземных этажей находится помещение для проведения различных выставок.

На станции попробовал снять деньги в банкомате по карточке родного Сбербанка. Получилось! Был очень обрадован этим событием, увидев за ним иллюстрацию положительных сторон глобализации, которую так любят ругать…

8. Фантастическая прогулка по ночному Сеулу

Весенний день 22 мая 1992 года выдался хорошим – как по погоде, так и по событиям.

Стояла приятная после холодного Петербурга почти что летняя жара. Поэтому к десяти вечера, времени, когда я обычно возвращался со стадиона, у меня было не только желание, но и силы, чтобы побродить одному по городу в поисках приключений. Вечер обещал быть теплым и прозрачным.

Выйдя из гостиницы, я направился в близлежащий район Мёндон. Ничего особенного от него я не ждал, так как бывал здесь и раньше. Просто он очень красив, и по вечерам здесь гуляет много заманчиво-привлекательных своей жизнью молодых людей. И здесь не так грустно бродить одному.

Через некоторое время после начала моего пешего путешествия вышел на улицу Мира (Пхёнхва кори) и снова углубился в дальнюю часть квартала. Тут я бывал редко. Дошел до поперечной улицы, и вдруг решился отправиться на исследование совершенно незнакомого мне района.

Через автостраду вел надземный пешеходный переход. Темно. Прохожих почти нет. На лестнице, ведущей к переходу, увидел забавную картину: фонарный столб с навершием в петербургском стиле, только какой-то по-детски маленький. На половине лестничного марша горят мягко освещенные изнутри окна офиса. У окон множество больших растений в кадушках, отчего вся внутренность офиса приобрела особую мягкую притягательность.

Низко над переходом проходил второй ярус автострады[7]7
  Демонтирован в начале 2000-х годов.


[Закрыть]. Навстречу мне попался нищий. Я спустился дальше. Передо мной открылось продолжение улицы из Мёндона. Только она была почти не освещенной. Большинство лавочек в невысоких двух-, четырехэтажных домах были наглухо закрыты металлическими жалюзи. Однако то, что пока оставалось освещенным – отдельные рекламные вывески, интерьеры все остававшихся открытыми ресторанчиков и кафе, – казалось еще более привлекательным.

Снова вышел на поперечную улочку. Дома невысокие, уютные, и даже попался один дом в стиле барокко. И главное, по обеим сторонам улицы – густые платаны, подсвеченные редкими фонарями и витринами. Запоздавшие прохожие. Пустые кафе, уже закрытые, хотя еще и заполненные светом наведения порядка. Между ними маленькие типографии, жужжащие летними ночными насекомыми. Вдруг попалась открытая дверь с лестницей, поднимавшейся на второй этаж. Воздух коридора был залит тихим манящим желтым светом. Покружив еще немного около платановой улицы, решил перейти на другую сторону по подземному переходу. Он был связан с уже закрытым метро. Тут я понял, что подошел совсем близко к улице Ыль-чжи, ведущей к району Больших восточных ворот. Выйдя из перехода, оказался перед кварталом еще более узких улочек и низких домов, напоминающих классический Сеул 1960–1970-х. Углубился в него. У какого-то серого трехэтажного дома на углу стояли человек пять рабочих, занимавшихся установкой неоновой вывески. Тихо прошел дальше. Рабочие меня ни о чем не спросили.

Свернул еще на какую-то узенькую улочку и вдруг наткнулся на стол, поставленный чуть ли не посередине небольшого перекрестка. За столом сидели четверо мужчин, пили рисовую брагу макколли и закусывали острой корейской капустой кимчи и копченым мясом с копытец свиней – чокппаль. Один пьяненький мужчина, заприметив меня, одиноко шатающегося непонятно где иностранца, подал знак рукой и громко позвал к столу. Я подошел. Во-первых, сам хотел таких приключений. А во-вторых, если не подойти и по-хорошему не объяснить, кто ты такой и почему бродишь в столь позднее время один по кварталам, где иностранцам не принято ходить, можно нарваться на неприятности.

Подойдя к столу, сразу начал с того, что я не американец, а советский, приехал переводчиком с артистами, в Сеуле всего три недели и т. д. Услышав все это, мне сразу предложили место, спиной к перекрестку, дали пару деревянных палочек и пиалушку для бражки, довольно большую. Чтобы по всем корейским правилам, поддерживая двумя руками, принять в пиалушку наливаемую хозяином из пластиковой бутылки брагу, пришлось взять палочки в рот. Увидев это, корейцы весело рассмеялись. Оказывается, я совершил сугубо корейское действие – ну как они. К смеющимся присоединились и какая-то старушка с женщиной помоложе, сидевшие где-то в дальнем углу кухни, возможно ресторанчика, в доме слева от меня. Похоже, все смеявшиеся хорошо знали друг друга.

Затем начался пьяный разговор. Макколли – некрепкий напиток. Но отсутствие градусов прекрасно компенсируется потребляемыми объемами. И после двух чарок, не единственными в эту ночь, я почувствовал прилив тепла и мягкую расслабленность. Один раз собеседник, сидевший справа от меня, в знак своего расположения ко мне, подал свою пиалушку и налил в нее брагу. Естественно, я держал этот белый сосуд двумя руками. Но не знал, что в этом случае полагается делать затем. Я лишь отпил немного из чарки соседа и поставил ее на стол, на что получил мягкое, но волевое указание: оставшееся нужно перелить в свою пиалушку, а ту, что принял, отдать хозяину и самому налить в нее макколли. Так я и сделал.

Разговор вертелся в основном о Советском Союзе. Слово «Россия» плохо приживается в корейском языке. Говорили мои собеседники, двое из которых были одеты в костюмы, а значит, работали где-то в фирмах, в основном о том, что, мол, Советский Союз – страна большая, природных ресурсов много, коммунизма уже нет, а есть свобода, и поэтому лет через десять или даже уже и через пять будет эта страна жить так же хорошо, как и все развитые державы мира.

Кстати, в самом начале нашего общения на мой вопрос, что они делают здесь, посреди перекрестка, хозяева ответили: «Да, вот, охраняем эти улочки. Ведь здесь много разных веселых заведений». Наверное, в чем-то это была шутка. Возможно, в шутке была доля истины.

Когда спросили меня о моем имени, я раздал им свои визитные карточки. Уж больно сложны на слух русские имена. А вот свои визитные карточки они мне почему-то не дали. Не было?

Разговор становился все более пьяным, да и время подходило к полуночи, минуло 11.40. Откуда-то сзади подошла женщина лет 45–50. Она направилась к собеседнику, сидевшему слева от меня и представившемуся врачом. Он все никак не мог остановить свою бесконечную бессвязную речь. Женщина обратилась к нему как к мужу: «Дорогой! Пошли. Ну, пошли! Уже поздно, а тебе рано вставать». Муж долго артачился, но наконец встал. Оказалось, он еле стоит на ногах. Я был удивлен, так как сидя он выглядел достаточно бодрым. Когда он ушел – видимо, жил где-то рядом, – легче было распрощаться и мне. Выпив последнюю чарку, я встал и пошел в направлении, вежливо указанном мне моими новыми знакомыми. Я им сказал, что иду к гостинице «Лотте».