Текст книги "Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом"

Автор книги: Сергей Нуртазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава пятая

…и была сеча у Любеча…

Рогожский летописец

В начале осени войска Ярослава и Святополка встали друг против друга по берегам Днепра, неподалеку от малого города Любеча. Скорой битвы не случилось. Первым переправиться через полноводную реку никто не осмелился. Ведомо – перевоз дело трудное, да и удержать берег малым числом воинов до переправы основных сил нелегко, при таком раскладе и до поражения недалеко. Князья это сознавали, потому и осторожничали, ждали удобного случая, а больше льда, чтобы по нему добраться до противника. Стояли до самых заморозков, дождались, когда хмурая осень отжила последние денечки. Сколько бы еще простояли, неведомо, только в один из первых дней декабря-студня явился к Ярославу, от верных людей, доброхот из вражеского стана и молвил, что князь Святополк с боярами и вся его дружина предались пьянству и самое время ударить.

Переметчиком оказался Торопша. Из темницы его вызволил воевода Волчий Хвост. Побоялся Олег, что не выдержит дружинник пытки и выдаст его, а Святополк обвинит в измене, и тогда пощады не жди. Великий князь к братьям жалости не имеет, а уж воеводу и подавно не помилует, не посмотрит, что среди воинов уважаем и что с первых дней после смерти Владимира поддержал его. Торопша лишнего не сказал, твердил, что к гречанке Таисии заходил по старой памяти и по ее просьбе книгу у Предславы забирал, за это она ему коня дала попользоваться, так как своя лошадь захворала. Деваться некуда, по просьбе воеводы Хвоста Торопшу вернули в дружину, только не больно ему хотелось служить новому князю: в темнице люди Святополка немало над ним поизмывались, добывая признания, и он этого не забыл, потому и бежал ночной порой с вестью к Ярославу. Ярослав немедля собрал в своем шатре воевод и поведал о том, что услышал.

Старшой новгородских воев Константин, сын славного Добрыни, родович князя, кивал:

– Верно, второй день гуляют. Веселье их пьяное до нас доносится. Ныне воевода киевский, Волчий Хвост, охмелев, в челн садился, да на середину реки выплывал. Оттуда хулил нас и тебя, князь.

– Что рек воевода? – Ярослав вперил взгляд в новгородца.

Константин смутился:

– Совестно такое повторять.

Ярослав настоял:

– Говори!

Воевода опустил большую кудлатую голову:

– Молвил, зачем мы, плотники, пришли сюда с хромым князем. Грозился заставить нас рубить киевлянам хоромы.

Ярослав сжал кулаки, заиграл желваками, но ответил спокойно:

– Хвалился волк, что медведя съест.

– Все храбрится Олег. Этот старый волк в рати знает толк, – изрек Блуд, пожилой серолицый муж.

Ярослав усмехнулся:

– Ты, дядька, тоже на лавке у печи не лежишь.

Блуд, пестун и воевода князя, имевший второе имя Иона Ивещей, почесал безволосое темя, шутливо молвил:

– Старый пес до смерти избу сторожит.

– Ныне не сторожить, ныне бить надо, покуда ворог во хмелю. Доброхот, коего Торопшей зовут, сказывал, у них и на сегодня меды припасены.

– Верный ли человек, этот Торопша? – поинтересовался Константин. – А ну как заслан к нам Святополком с намерением заманить нас в западню и пьянство их притворное? Не больно верю я тем, кто от одного князя к другому мечется.

– Осторожность – это хорошо. Торопшу этого я помню, он старый дружинник моего батюшки, приезжал от него с письмом ко мне в Новгород. Сказывал, что брату Борису успел послужить и Святополку, только тот его сильно изобидел, а потому, мнится мне, нет в нем лукавства. Кроме того, сегодня же с той стороны от верного мне человека вернулся отрок, так он тоже молвит, что пришла пора ударить. – Ярослав обвел взглядом соратников. – Что мыслите, други?

Молодой белобрысый предводитель отряда варягов, конунг Эймунд Хрингссон, потомок первого короля Норвегии Харальда, высказался решительно, с трудом выговаривая русские слова, сказал:

– Надо идти в бой. Мои воины готовы первыми высадиться на вражеском берегу. Мы, викинги, – мореходы, нам не впервой нападать с воды. Норманнам нет в этом равных. Только следует поторопиться, озера и реки малые льдом сковало, скоро и Днепр замерзнет. Тогда крепкого льда ждать придется, а к тому времени и войско конунга Святополка будет готово к битве.

Ярл Рагнар Агнарссон, сотоварищ и троюродный дядя Эймунда Хрингссона, согласно закивал головой. Константин поддержал:

– Верно, надо бить, покуда у киевлян хмель не кончился. Пора мечами поиграть. Новгородцы в бой рвутся, рати требуют, озлили их ругательства киевлян, а особливо Волчьего Хвоста.

Блуд осторожничал:

– Надеетесь, вас там с пирогами да квасом встретят? Не все у них меды вкушают, небось по берегу сторожа стоит, они остальных поднимут.

Ярослав согласился:

– Верно, переть бездумно не будем. Вышлем вперед доброхота Торопшу, он там свой. Как вои Святополковы после хмельного пития угомонятся, Торопша даст знать огнем. Стан Святополка стоит недалече от берега, меж двумя озерами. По правую руку от него, за озером, печенеги, по левую руку тоже, а посему, други, сделаем так. Ты, Эймунд, как стемнеет, подымешься на ладьях вверх по реке и переправишься на другой берег, я с комонной дружиной перевезусь ниже. Как на противный берег ступим, зажжем костерок малый, для ворога невидимый, тогда и Коснятин с новгородцами через Днепр двинется. Ударим с трех сторон. – Ярослав обратился к Блуду: – Тебе, воевода, здесь с моей пешей дружиной до поры оставаться. Если помощь понадобится, сообщим.

Блуд тронул седую бороду:

– Правильно мнишь, князь, только как бы вам в темноте друг друга не перебить.

Ярослав задумался:

– Твоя правда, воевода.

– А ежели воям на головы убрусы и тряпицы белые повязать? – предложил Константин.

Ярослав просветлел ликом:

– Вот голова! Не зря новгородцы тебя в посадники прочат. Теперь мы Святополку бока намнем! Горькое у него будет похмелье!

Блуд и тут подлил в мед дегтя:

– Намнем, только бы вои наши не побежали.

– Не побегут, есть у меня задумка…

* * *

Как замыслили, так и содеяли. Ждали долго, Торопша подал условный знак далеко за полночь. Воины Ярослава и варяги были готовы, времени зря не теряли. После переправы по приказу князя пустые ладьи оттолкнули от берега. Теперь его воинам не было пути назад, им предстояло победить или умереть. Первыми вступили в бой новгородцы. Воинам Константина Добрынича удалось отбросить от берега сторожу и ворваться в стан. Здесь и завязалась кровавая сеча. Новгородцы с белыми повязками на шеломах и шапках разили во тьме полупьяных и полусонных дружинников Святополка, киевлян и их союзников. Всем известно: пьяный воин – половина воина.

Когда Олег Волчий Хвост вбежал в шатер со словами: «Князь, поторопись, воины Ярослава рядом!» – Святополк был уже на ногах, дружинники успели доложить о нападении. Будто не замечая воеводу, он нетвердой походкой подошел к бочонку с водой, дрожащей рукой зачерпнул, жадно отпил холодной влаги, остаток вылил на голову, крякнул. Бросив ковш на земляной пол, вперил красные с недосыпа и мутные с перепоя глаза на Олега, хрипло спросил:

– Где они?

– В стан ворвались.

– А ты почто здесь? Где тебе, воеводе, пристало быть?

Олег заиграл желваками:

– Мы, князь, войско вместе с тобой пропили, знать, вместе его супротив ворога поднимать. Попробуем остановить Ярослава и сбросить его в Днепр.

– Попробуем, – решительно произнес Святополк и окликнул дружинников: – Шелом подайте! Меч, кольчугу!

Когда князь вместе с воеводой вышел из шатра в блистающем шлеме и красном корзне, войско уже отступало. Многие без доспехов, а иные и вовсе без оружия, в большинстве испуганные, с растерянными лицами, пятились, уходили, бежали от неприятеля в густых предрассветных сумерках.

– Куда?! Стоять! – Святополк выхватил меч, рубанул одного из отступающих ратников.

– Ах вы, трусливые псы! – Увесистый кулак воеводы свалил с ног молодого дружинника, еще одного ударил мечом плашмя. – Все сюда! Стройся! Копья на противника! Держись! Ужель супротив плотников, в ратном деле неумелых, не устоим!

Голоса и тумаки князя Святополка и воеводы остановили одного, второго, за ними последовали другие. Волчьему Хвосту с трудом удалось собрать около великого князя часть войска, но этого было мало, чтобы остановить противника. Ощетинились копьями, отбивались, ждали помощи от печенегов, но она не пришла. Степняки попытались доскакать до стана Святополка напрямки, по замерзшим озерам, но молодой лед не выдержал всадников. Более десятка печенегов утонули в холодной воде вместе с конями, остальные решили идти в обход, но и это им не удалось. Передовая сотня Витима выскочила из леса, увлекая за собой конную дружину князя, помчалась на печенежский стан. В это же время вверх по реке, у второго озера, проревел варяжский рог – это громили неприятеля воины конунга Эймунда.

Варяжские воины ворвались в печенежский стан неожиданно, как они делали не раз, нападая на прибрежные селения в иных странах.

В темноте лодки уткнулись в молодой ледок, который уже успел обрамить берега на два шага от берега. Северным мореходам ни лед, ни холодная вода не помеха. Не мешкая, высадились на твердь, утаптывая молодой снежок, побежали через лес к озеру, к печенежскому стану. Путь не близок, только варяга с детства приучают бегать, развивая в будущем воине выносливость, да и быстрота передвижения на войне вещь немаловажная. Бежали молча, подобные волчьей стае, нацеленной на добычу. Впереди – конунг Эймунд с мечом и ярл Рагнар Агнарссон с тяжелым копьем. Рядом с ними два дюжих воина в безрукавках из медвежьей шкуры. Они без доспехов, с боевыми топорами в руках. Это особые воины – берсерки. До стана печенегов не более пяти шагов. Берсерки сбросили безрукавки, обнажили мощные тела, закричали. Их боевой клич, подобный волчьему вою и грозному медвежьему рыку, ворвался в полуночные сладкие сны печенегов. Долгое бездействие и разговоры, что битва до ледостава не начнется, ослабили бдительность степняков. Пугающий клич берсерков поддержали остальные варяги, к их голосам присоединился гортанный звук боевого рога. Его-то и услышал Витим. Страх овладел кочевниками, не иначе, злые степные духи напали на стан. Разве человеку одолеть духа? Разве пешему печенегу одолеть варяга? Потому и бежали. Некоторые, самые отчаянные, успели сесть на коней и взять оружие, чтобы остановить северных воинов, но сопротивлялись недолго. Пограбить вместе с князем русские города, разжиться добычей, увести полон – это одно дело, принимать за него смерть – другое. Кочевникам путь один – в бескрайние степи, к родным кочевьям, а куда деваться Святополку и его войску? Попятились из стана на лед, повторили ошибку печенегов. Многие потонули, иные сдались в плен, те, кому повезло, пробились, поскакали вслед за номадами. Среди них Святополк и воевода Олег Волчий Хвост.

Уходили уже при солнце. Ярославовы конные воины приметили красное княжеское корзно, пустились вдогон. Сотня Витима преследовала печенегов, но окольчуженным воинам догнать легкоконных степняков не удалось, изрубив два десятка врагов, пустили вслед стрелы, повернули назад. Тут-то выхватил радимич взором отряд Святополка и, не раздумывая, повел его наперерез. Уж больно захотелось сотнику взять в полон великого князя.

Олег Волчий Хвост первым заметил опасность и понял, что скопом от погони не уйти. Воевода остановил коня, крикнул вслед Святополку:

– Князь! Беги! Мы их остановим!

Но великий князь не слышал его слов, отчаяние и страх гнали его вперед.

Воевода громогласно обратился к воинам:

– Стой, други! Пристало ли вам, воинам князей киевских, показывать спины ворогу! Не вы ли обязались стоять за Святополка!

Призыв воеводы услышали немногие: с ним осталось около полусотни конных, в большинстве соратники, бывальцы из дружины Владимира.

Олег пригладил седые вислые усы, посмотрел в серое небо, обратил взор на неприятелей. Они приближались. Противников разделяло не более десятка шагов. Широкая пясть дотянулась до пояса, сорвала волчий хвост, откинула в сторону.

– С ним меня никто не одолел, а если одолеют, то без него.

Конная лава новгородских воев врезалась в стену киевских всадников. Слова воеводы потонули в шуме схватки, теперь заговорил его меч. В руках старого, но опытного воина еще оставалась сила, и немалая. Меч сверкнул на солнце, заплясал в руках Олега, и танец этот был смертоносным. Воевода отклонился, срубил древко направленного на него копья, быстрым и точным ударом развалил надвое его обладателя, еще одному воину Ярослава отсек голову. Третий, молодой дружинник с серо-голубыми глазами на гнедом в яблоках коне, наскочил сбоку. Воевода прикрылся щитом. Противник обрушил меч на голову, а затем полоснул по незащищенному месту ниже колена. Шлем защитил, но мощный удар и боль в ноге заставили Волчьего Хвоста опустить щит. Молодой воин не медлил, ткнул между подбородком и бармицей. Холодное стальное жало вонзилось в горло. Кровавая струя вырвалась наружу, заливая кольчужную грудь бывалого воина. Олег выронил меч, свалился на землю.

– Воеводу убили! – Зычный крик взвился над местом схватки. Он-то и прервал смертоубийство. Потеряв предводителя, воины князя Святополка прекратили сопротивление, спешились, побросали оружие на землю.

Дружинники Ярослава продолжать погоню не стали: заслон, под рукой Волчьего Хвоста, сделал свое дело, задержал преследователей, теперь за Святополком не угнаться. Страх помогает убегать от погони.

Витим слез с коня, подошел к Волчему Хвосту. Воевода лежал на спине, раскинув руки. Радимич узнал его. Осознание того, что он стал невольным виновником гибели человека, который в прежние годы помогал его родовичу Мечеславу, опечалило, однако война не разбирает, знакомец ты или чужак. В бою важно выжить и победить врага. Витим победил, теперь оставалось только попросить у покойника прощения. Радимич снял шлем, утер запястьем потный лоб, преклонил колено, глянул на воеводу, перекрестился. Мертвые светло-карие глаза Олега смотрели на затоптанный копытами волчий хвост…

Глава шестая

Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное господом.

Книга Притчей Соломоновых

Святополк нырнул в Дикое Поле, а вынырнул в Польше у тестя Болеслава. Туда же бежали его приверженцы, в том числе и Путша с Еловитом, коим вместе с некоторыми киевскими боярами была доверена оборона Киева. Столицу они не отстояли и жену Святополка от полона не уберегли, но подлость сотворить успели – чтобы досадить Ярославу, ночью тайно подожгли город в нескольких местах. На следующий день после их бегства войско новгородского князя въехало в покусанный огнем Киев. Черные следы пожарищ изрядно испятнали белую снеговую постель, тронул пламень и дом Таисии. Закопченный очаг встретил Витима в окружении обугленных жердей и бревен. Не пощадил огонь и старый дуб. Опаленный ствол уродливым великаном стоял на страже сожженного жилища. Дерево было мертво. Витим знал: по весне этот страж уже не наденет нарядное, зеленое корзно из молодой листвы. За прожитые в Киеве годы дерево стало ему дорого, ведь оно напоминало о родном далеком селище, неподалеку от которого на старом капище тоже стоял старый священный дуб. Но теперь не было ни дуба, ни жилища Таисии. Не было рядом и тех, кто обитал в доме. Пес Аргус лежал у дуба, присыпанный снегом. Он был мертв, и смерть его пришла не от старости, это Витим определил по ранам на его теле и кровавым пятнам на снегу. Но была ли это только кровь Аргуса? Тревога за близких людей грызла сердце, мысли метались, словно испуганная стая голубей.

«Кто это сделал? Кто убил Аргуса? Где Надежа? Где Таисия? Что с ними? Убиты? Сгорели? Задохнулись от дыма? Или им удалось избежать огня? А вдруг их увели в полон поляки? Торопша сказывал, что люди Святополка врывались в дом, искали меня и Никиту, может, князь в отместку приказал свершить над ними насилие? Если живы, то где их искать?»

Надо было некоторое время опомниться, побыть в одиночестве, подумать, чтобы утром отправиться на поиски родных, живых или мертвых. Потому и не пошел в гридницу, где шумно праздновала победу дружина Ярослава, побрел со склоненной головой к Киевским воротам, чтобы на Подоле, в доме Торопши, обрести временное пристанище и покой, а заодно приглядеть за раненым соратником. Торопше не повезло, в ночном бою под Любечем дружинник Святополка ткнул его копьем в бок. После боя Витим с трудом отыскал старого знакомца на бранном поле под грудой тел павших воинов.

До Торопши Витим не дошел. Перед воротами его остановил знакомый голос:

– Витимушка! Родимый!

На миг перехватило дыхание, Витим обернулся. На грудь повалилась Надежа, обхватила руками, крепко прижалась.

– Сокол мой ненаглядный! Живой!

Витим огладил спину жены:

– Надежа, любая! Ягодка моя сладкая! А я уж не ведал, где искать вас стану.

Надежа смахнула с ресниц слезу, посмотрела на мужа счастливыми глазами.

– Нас княжна Предслава приютила, а ныне мы в Киев перебрались. Таисия к Торопше пошла, а я, как узнала, что дружина Ярослава в Киев входит, побежала тебя искать, да, видно, средь иных воинов проглядела. Верно помыслила, к дому пойдешь.

– Куда же еще идти? Только нет больше дома.

– Нет, – грустно подтвердила Надежа, – Еловит сжег.

– Еловит?!

– Он самый, прихвостень Святополка, которого он вместо тебя поставил ворота стеречь. Пойдем к Торопше, там с Таисией тебе все и расскажем.

В небольшом, но уютном и теплом жилище Торопши женщины поведали, что после его отъезда в Новгород в дом нагрянули с обыском люди великого князя с Еловитом во главе. Тогда-то и приглянулась вышгородскому боярину молодая жена Витима. Зачастил он к Надеже, подкарауливал женку у дома, звал ее за себя, соблазнял подарками, молвил, что Витим не вернется, а если надумает, то немедленно будет предан смерти, так как замышлял с двоюродником Никитой против князя. Надежа от разговоров уходила, встреч избегала, но Еловит не отставал, стал прибегать к угрозам. Когда пришел срок бежать из Киева, попытался взять ее силой и даже ворвался за ней во двор, чтобы схватить. Выручил Аргус. Старый верный пес кинулся на защиту, повалил обидчика на снег, едва не достал до горла зубами. Еловит успел прикрыться рукой и вытащить нож. Железо оказалось сильнее зубов. Аргус пал от руки злодея, но дал хозяевам время скрыться. Таисия и Надежа бежали в чем были и спрятались в амбаре у соседей. На исходе ночи люди Святополка покинули столицу, тогда же в городе начались пожары…

Витим слушал, до хруста сжимал кулаки, играл желваками, мысленно и вслух клялся отомстить подлому боярину. Женщины успокоили, усадили за стол. За едой Таисия спросила:

– Не слышал ли ты о Никите?

Витим отрицательно помотал головой. Что ответить? Он и сам терялся в догадках: вестей Никита не подавал, в Новгороде его не было, не появлялся братец и в радимичском селище у деда Гремислава, поиски в Муроме тоже оказались тщетными. Сгинул ли двоюродник по пути в град Муром или был убит вместе с Глебом у Смоленска, Витим не знал. Таисия молчаливый ответ приняла, грустно посмотрела в оконце, промолвила:

– Где же ты, сынок, кровиночка моя? Жив ли?

Боязнь потерять безвозвратно любимого сына, живое напоминание о Мечеславе, терзала ее душу. За что ей выпала столь нелегкая судьба? Когда-то она счастливо жила в Константинополе с матерью и отцом. Отец, будучи преподавателем грамматики в Пандидактерионе, обучал грамоте единственную и обожаемую им дочь, предрекая ей достойного мужа и беззаботную жизнь. Мечты отца не сбылись. Большой пожар забрал у юной Таисии близких и дом. Девочку подобрал хозяин таверны и сделал из нее танцовщицу и девицу для любовных утех своих посетителей. Многие касались ее тела, прежде чем она попала в руки наемника-славянина по имени Мечеслав и полюбила на всю жизнь. Вначале ее любовь оставалась безответной. Мечеслав, будучи воином, наведывался в таверну редко, надолго пропадал в походах, а она ждала и радовалась каждой встрече. Судьба едва не разлучила их навсегда. Хозяин таверны умер, а хозяйка выгнала всех танцовщиц на улицу. Таисия скиталась по улицам, продавала свое тело желающим в надежде заработать на пропитание, пока случай не свел ее с Торопшей. Он-то и привел ее к ладье русского купца, на которой Мечеслав собирался навсегда покинуть Ромейское государство. Таисии с трудом удалось уговорить его взять ее с собой. Уже в Киеве она стала его женой, а вскоре у них родился сын Никита. Это были самые счастливые дни в ее жизни. Однако счастье оказалось недолгим. Никита был еще ребенком, когда Мечеслав погиб под Белгородом. И вот теперь господь готовил ей новое испытание. Будущность остаться одной страшила ее. Русь и Киев стали ей родными, за эти годы она обрела здесь немало друзей, родовичи Мечеслава любили ее, а она их, и все же потеря сына была для нее подобна смерти. Но Таисия надеялась на встречу и каждый день молила господа, чтобы он сохранил ей Никиту.

* * *

Никита думал бежать в Муром, а вышло иначе. В тревогах последних дней перед побегом из Киева забыл он совет Живорода: накладывать мазь на раны трижды в день, мало того, оставил горшочек дома. Юность легкомысленна, думалось, что он, молодой и сильный, болезнь без снадобий одолеет. Не одолел. В ночь накануне отплытия на ладье Гилли жар охватил тело, плечо вновь опухло. Утром стало хуже. А ведь волхв предупреждал! Не внял Никита мудрым словам старшего, за то и расплачивался. Варяг Гилли видел – юноше худо, надеялся, что передаст больного в руки Витима, а уж родственник сможет о нем позаботиться, однако у острова никого не оказалось. Прождали до полудня, Витим не появился, тогда Гилли и принял решение – взять Никиту с собой. Сам же и лечил его, благо годы воинской службы научили многому. После порогов, у Хортича, по-иному острова Святого Георгия, Никите стало легче, и Гилли сообщил ему о своем решении. Юношу такой поворот в его жизни не испугал, наоборот, он возрадовался тому, что сможет пройти путем отца. После Хортича пошли плавни, Днепр ширился, вода теснила земную твердь, раздвигала берега, образуя множественные разливы, озера и острова, поросшие камышом, кустарником, деревьями. Дальше река текла половецкой степью, но самих кочевников не встретили, а вскоре ладьи вышли на простор Русского моря. Ветер, в угоду путникам, был попутным, суда скользили по водной глади, с каждым мигом приближали сына Мечеслава к новой жизни. Теперь Никита и Гилли могли подолгу разговаривать. Рыжеволосый варяг рассказывал:

– Я покинул дом и отправился в Царьград за год до смерти твоего отца Мечеслава. Это был хороший человек и славный воин. Я недолго гостил у него в Киеве. Он рассказал мне о моем дяде Орме, о своих соратниках: Рагнаре, Сахамане, Стефане, Торопше, о базилевсе Василии, о службе в Греции, дал много полезных советов. Тогда же он поведал мне, что имеет в Греческом государстве сына с именем Дементий. Знал ли ты об этом?

– Знал, – ответствовал Никита. Когда ему исполнилось двенадцать лет, матушка поведала, что до нее у отца была женщина, которая родила ему сына, а вскорости умерла сама. Отец вынужден был вернуться, оставив во владениях базилевса чадо, по которому тосковал до самой смерти.

– Это хорошо, значит, вместе будем искать твоего брата. Прежде вести о нем привозил из Греции в Киев купец Рулав, тот самый, на ладье которого я много лет назад покинул родной дом и отправился в Царьград. Это было его последнее плавание. В Новгороде он тяжело заболел и вскоре отправился к предкам. Его похоронили неподалеку от Смоленска. Смерть Рулава опечалила твоего отца. Вскорости он попросил меня узнать о судьбе сына и назвал имена двух сотоварищей, которые оставались в Ромейском государстве, однако к тому времени, когда я оказался во владениях базилевса, их уже не было в живых. Тогда я вспомнил, как твой отец говорил, что в Царьграде должен жить человек по имени Прокопий Кратос, и он может помочь, если назвать ему имя Рагнар. Мечеслав поведал, что Рагнар, соратник его и моего дяди Орма, спас этому греку жизнь. По прибытии в Царьград я стал искать Прокопия. Оказалось, что это знатный человек, но в ту пору его в городе не оказалось, он был отправлен на службу в Мелитену, один из городов Ромейского государства. Мне удалось встретиться с ним только через два года, и он согласился посодействовать. С той поры я его не видел. По приезде мы навестим дом Кратоса, кто знает, может, он отыскал твоего брата. Даст бог, когда-нибудь и ты сможешь показать Дементию Киев.

– Хорошо бы. Только хочу спросить, что я буду делать в Царьграде?

– Ждать. Пристрою тебя на проживание к знакомому новгородскому купцу, а тот при первой возможности доставит тебя на Русь, туда, где безопасней: в Новгород или Муром.

– Безопасней ли? К тому времени Святополк может всю Русь охапить. Думаю я подобно своему отцу и тебе послужить базилевсу. Того с малых лет желал, слушая рассказы матери и отцова друга Торопши о деяниях славной русской дружины в государстве Греческом. Батюшка, почитай, десять лет Царьграду служил, ужель я не смогу?

Гилли одобрительно кивнул:

– Решение, достойное воина, но прежде надо будет отправить весть матери. – Гилли на миг замолчал, ему вспомнился зажатый между скалами фьорд, дом, брат Олаф и дорогая сердцу матушка Райвейг. – Но прежде подумай еще раз. Пойми, дело воинское почетное, но кровавое… Прошлым летом базилевс Василий бросил войско на болгар. Мы встретились с ними у селения Клидион. Воины царя Самуила преградили ущелье в Беласицких горах рвом, высоким валом, деревянными стенами и башнями. Они сражались храбро. Несколько раз мы ходили на приступ, но тщетно. Тогда базилевс послал в обход по горным тропам сильный отряд патрикия Никифора Ксифия. Мы ударили им в спину. В это же время остальное войско пошло на приступ и захватило стены. Болгары оказались в ловушке. Болгарский царь бросил в битву отборных воинов, но у реки Струмицы они были разбиты. Катафракты и камнеметы довершили дело. Самуил бежал, а те, кому не удалось вырваться, сдались…

– Что ж, битва есть битва. Где сеча – там кровь, – вставил Никита.

Гилли нахмурил рыжие брови:

– Погоди, слушай, что было дальше. Базилевс решил устрашить непокорных болгар и повелел ослепить пятнадцать тысяч пленных… Слышал бы ты их крики, видел бы этих несчастных… Я видел немало крови, но у меня слезы навернулись на глаза, когда вереницы слепых потянулись к столице Болгарии… И не только у меня… Царь Самуил бывалый воин, но даже он этого не вынес и вскоре умер от горя. Его заменил новый царь – Гавриил-Радомир, но, думаю, что и ему править болгарами недолго. Василий не успокоится, пока не покорит всю Болгарию, а для этого ему нужны воины. Много хороших воинов. Потому и был я послан с сотоварищами набрать варягов и русов в войско базилевса.

– Считай и меня охотником, – изрек Никита. Жажда нового пересилила тоску по родичам, да и кровью его не напугать, ее он в достатке увидел в стане Бориса на реке Альте. Рассказ варяга об изувеченных пленниках лишь слегка коснулся его молодой души. Не испугали его и предостережения об опасностях. Всю горечь воинского дела ему еще предстояло испытать.

Гилли внимательно посмотрел на юношу, кивнул головой:

– А ты упрям. Что ж, каждый сам решает, какой тропой ему идти…