Текст книги "Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава вторая

Нечаев как в воду глядел – в понедельник начальство проснулось.

Следственно-оперативную группу, выезжавшую на место преступления, собрали у заместителя областного прокурора Кураева, который курировал раскрытие тяжких преступлений против личности. Поскольку подробностей никто не знал, начальство внимательно слушало следователя, докладывавшего обстоятельства дела. Молодому районному следователю не часто приходилось участвовать в таких посиделках, поэтому он был взволнован и докладывал обстоятельства дела так, словно доказывал какую-то математическую теорему у школьной доски. Кураев, постукивая карандашиком об стол, слушал его и кивал лобастой головой, а по глазам видно было, что занимает его в эти минуты совсем другое.

– Несмотря на мои требования, – сказал следователь в заключение, – работники уголовного розыска поквартирный обход так и не завершили.

И с вызовом посмотрел на Нечаева – что, съел?

Кураев недовольно посмотрел на начальника убойного отдела.

– Как же так? – сказал он. – Сергей Иванович…

– Товарищ не в курсе, – сказал Нечаев. – Он уехал, а мы там еще четыре часа корячились. Только два адреса не отработали, и то по уважительной причине – хозяев дома не было. А рапорт для следователя я уже написал, – и передал порозовевшему следователю рапорт о проделанной работе.

– Что же вы, Саша, – с упреком сказал Кураев. – Не разобрались до конца, а уже постукиваете на товарищей. Нехорошо. Вы должны с уголовным розыском в контакте работать. Характеристики из института на потерпевшего запросили?

– Запросил, – вздохнул следователь. – И с утра туда звонил. Он уже два месяца как у них не работает. Уволили по собственному желанию.

– И где он после этого работал? – снова взялся за карандаш прокурор.

– Выясняем, – вздохнул следователь и беспомощно глянул на Нечаева.

– Сегодня все выясним, – встал Нечаев. – Я с утра своего оперуполномоченного в институт послал. Он и документы необходимые возьмет, и с людьми побеседует.

– Не торопитесь, – с упреком сказал заместитель областного прокурора.

– Так ведь выходные были, – Нечаев сказал это по инерции. – Институт не работал.

Слова эти пахли оправданием, а начальство оправдывающихся подчиненных не любит, это уже давно подмечено. Начальство любит заниматься демагогией. Заместитель прокурора прямым начальником Нечаева не был, но ведь служба такая, огребешь и от дальнего, поэтому Нечаев даже не удивился, когда Кураев сказал:

– А вот преступники у нас работают без выходных!

Ну и какого черта он это сказал? У сотрудников убойного отдела с выходными тоже не густо. За последние два месяца у Нечаева выдался всего один выходной, да и высыпаться не удавалось – жестко спать на кабинетных стульях, а на столе еще неудобнее.

– Ладно, – сказал Кураев. – Прокурор тоже помочь может. Последнее время Медник работал в бывшей обкомовской больнице. Мне уже звонили. Поэтому хотелось послушать, какие соображения имеются?

Следователь встал. Ну как же, главный организатор расследования преступлений! Нечаев внимательно ждал соображений следователя.

– Намечено несколько версий, – сказал он. – Возможно, что убийство совершено неизвестными лицами при попытке ограбить квартиру гражданина Медника. Так сказать, спонтанно, под воздействием нештатных обстоятельств. Вторая версия: Медник был убит недоброжелателями на почве сложившихся с Медником неприязненных отношений. Третья версия…

– Погоди, не тарахти, Шурик, – недовольно сказал заместитель прокурора. – Какие здесь версии выдвинуть, я сам сказать могу. Ты лучше скажи, что именно говорит за возможность той или иной версии?

– Я только набросал общие версии, – еще гуще покраснел следователь. – А к какой из них надо более склоняться, покажет расследование.

– Ты присядь, – повелел Кураев. – Ты у нас сотрудник молодой, перспективный, тебе, как говаривал вождь мирового пролетариата, еще учиться и учиться. Не возражаешь, если мы сейчас старого зубра попытаем? Сергей Иванович, у тебя есть соображения?

Нечаев встал.

– Небольшие соображения есть, – сказал он. – Жрать у этого самого Медника нечего было, пустой холодильник, а на кухонном столе бутылочка коньяка стоимостью в половину моей месячной зарплаты, бастурма, колбаска сырокопченая, лимончик под коньяк. Я так полагаю, что все это гость принес. Сели они на кухне, выпили, добавили, само собой у них научный диспут завязался, ну и закончился он победой более остро атакующей стороны. Там на стопках и на тарелках мы отпечатки пальцев нашли, мы их через нашу картотеку пропустим. Надежд, конечно, мало, что собутыльник у нас засветился – не тот контингент. Но чем черт не шутит! Полагаю, что нож этот принадлежит убиенному. Интеллигентные люди с собой такие ножи не таскают, за одно ношение его можно срок получить, думается, что он использовал подручные средства. Да и убийство, скорее всего, произошло спонтанно, не хотел наш неведомый злоумышленник своего оппонента жизни лишать.

– А на кровати труп как оказался? – качнул головой заместитель прокурора.

– Убийца и перенес, – сказал Нечаев.

– Что же, – вздохнул Кураев. – Надо и это отработать.

Положив карандаш на стол, он встал, заложил руки за спину и сделал несколько шагов по кабинету. Остановился и значительно оглядел присутствующих.

– Как вы понимаете, – сказал он, – мне уже звонили. Руководство института взволновано, а если учесть, что наш потерпевший работал в бывшей обкомовской больнице, которая не только не растеряла своих именитых посетителей, но и благополучно приобрела новых, сами понимаете, общественный резонанс у этого убийства большой. Люди звонят, интересуются…

– Михаил Кальмаевич, – перебил прокурора Нечаев. – А в больнице покойный кем работал, если не секрет?

Кураев недовольно глянул в его сторону.

– Не секрет, – сказал он, – какие уж тут секреты! В гинекологическом отделении он работал, на профилактику женские органы ставил. Тебе это что-нибудь дает?

– Пока нет, – сказал Нечаев. – Общую картину проясняет. Становится ясным, какая общественность прокуратуру и милицию донимает.

– А ты не зубоскаль, – сказал заместитель областного прокурора. – Тут уж пусть кто угодно интересуется, хоть бывшие, хоть настоящие, приходится считаться.

– Общественное мнение мы уважаем, – проворчал Нечаев, не обращая внимания на недовольный взгляд следователя.

– Тебе бы все хаханьки, а Шестаков это убийство уже на личный контроль поставил, – сообщил Кураев. – Все новые данные незамедлительно докладывать лично ему. Он даже сказал, чтобы я следователя на более опытного сменил, но я в Сашу верю. Справишься, Поцелуйко?

Что ж, доверие начальства, похоже, и в самом деле окрыляет! После таких слов следак даже убийство Кеннеди распутывать взялся бы. Ну и ну, вольному, как говорится, воля. Плохо, что сам Нечаев не мог уйти от расследования этого дела. По крайней мере, с полмесяца придется работать по делу вплотную, а дальше, как жизнь даст, – если повезет, то убийство раскроется, не повезет, оно зависнет в «глухарях», останется нераскрытым, и за него будут шпынять каждый раз, когда надо будет найти недостатки в работе отдела по раскрытию умышленных убийств.

После таких совещаний хорошо где-нибудь посидеть, свежим воздухом подышать, шашлычком побаловаться, но Нечаеву такая удача не улыбнулась – его вызвал начальник криминальной милиции области, не иначе его жена тоже в этой больнице лечилась и теперь жаждала справедливого и неотвратимого наказания презренным убийцам, лишившим больницу высококвалифицированного специалиста.

Из прокуратуры Нечаев уехал не в лучшем расположении духа, но в отделе его ожидал приятный сюрприз.

– Иваныч, – встретил его улыбкой у дверей кабинета Примус, – мы мужика установили, который пальчики на стопке оставил.

– Ну рассказывай, – подбодрил его Нечаев, открывая дверь в кабинет.

– Собственно, это эксперты постарались, – объяснил Примус, ничуть не смущаясь. – Глоба получил пальчики, а потом прокатал их по картотеке. На всякий случай. И представляешь – пальчики совпали!

– Короче, – перебил его Нечаев. – Крутишься, как девица, которая никак не решит, выходить ли ей замуж или еще погодить. Чьи пальчики?

– Зямин Михаил Дмитриевич, проживает по улице Чебышева, дом одиннадцать, квартира четырнадцать, – доложил Примус. – И знаешь что интересно: он с нашим покойником в одном институте работал. Доктор наук!

– Молодец Глоба! – искренне сказал Нечаев. – Вот, я же говорил, что в жизни все гораздо проще, чем мы предполагаем. Встретились, выпили, поспорили, один – в морг, другой – на тюремную шконку.

– Сомнительно все это, – возразил Примус. – Солидные люди, ученые… Чего им за ножи хвататься?

Он сидел на стуле, всем своим видом показывая готовность немедленно бежать, куда начальник прикажет, и делать все возможное для повышения раскрываемости тяжких преступлений против личности. Нечаев его хорошо изучил, если Примус становился таким деятельным, не иначе он со своим дружком оперуполномоченным Власовым собрался пивка попить в точке рядом с пивзаводом, где у Примуса имелись прихваты, позволяющие посидеть бесплатно и попить пивка с рыбкой – вяленым лещом или густеркой холодного копчения.

– Молодец Глоба! – снова повторил Нечаев, просматривая сравнительную таблицу, блестящую глянцевыми черно-белыми отпечатками, на которых красной пастой шариковой ручки эксперт Глоба педантично указал все совпадающие признаки, дающие основания утверждать, что отпечатки на стопке принадлежат именно Михаилу Дмитриевичу Зямину.

– Это ребят с имущественного надо благодарить, – сказал Примус. – Они в картотеку отпечатки Зямина влили. У него в прошлом году квартиру обокрали, ну жулье наследило так, что пришлось и у него отпечатки брать. И надо же – пригодилось!

– Надо его дернуть, – сказал Нечаев.

– Иваныч, – взмолился Примус. – Поручи это кому-нибудь другому. Мне сегодня еще в район Комбайна ехать и выборку в адресном бюро сделать надо…

– Знаю я твои выборки, – сухо сказал Нечаев. – В рабочее время пиво с Власовым сосать собрались в подсобке у Хромова. Думаешь, не знаю?

– Нет, Иваныч, тебя обмануть, все равно что фабрику Гознака обокрасть, – восторженно сказал оперуполномоченный. – Заложили или сам догадался?

– Наружку за вами поставил, – хмыкнул Нечаев. – Кому вы нужны? У вас на рожах все написано. Сидишь, ерзаешь, боишься, что Власов тебя не дождется.

– Так ведь жара стоит! – жалобно вскричал Примус.

– А что реклама говорит? – погрозил ему указательным пальцем Нечаев. – Чрезмерное употребление алкоголя может нанести вред вашему организму. По кружечке выпьете, а потом дуйте в институт и везите сюда этого самого Зямина.

– А может, его немного подработать? – рассудительно заметил Примус. – Не стоит вот так, в лоб! Ускользнет гад!

– Езжай, а то передумаю, – сказал Нечаев и посмотрел на часы. – К трем чтобы вы его приволокли. Ты меня понял, Евграфов?

– А то, – сказал Примус. – Даже негативные последствия осознал.

Рабочее время летит стремительно, даже жалеть начинаешь, что в сутках двадцать четыре часа. До трех Нечаев просматривал оперативно-поисковые дела по нераскрытым преступлениям, вдумчиво писал замечания, предлагал выполнить определенные мероприятия и устанавливал сроки исполнения. Вообще-то все эти указания нужны были только другим проверяющим, рангом повыше, чтобы те видели – в курсе начальник, бьется за повышение раскрываемости, не покладая пера. Когда зацепки есть, работа сама движется, а вот если их нет? Тогда и начинаются писаться замечания, что контингент из числа судимых, проживающих в районе, на причастность к преступлению не проверен, то же не сделано в отношении лиц, злоупотребляющих спиртными напитками и употребляющих наркотические вещества, и прочие глупости, которые только с виду кажутся солидными, а на деле представляют полный идиотизм. В районе проживает четыреста судимых рыл, и с кого прикажете начинать отработку, а главное – каким манером ее вести? На подобные указания и исполнение бывает таким же. Берет опер бумагу и, покусав ручку, пишет, что на причастность к преступлению отработан гражданин Комариков, ранее судимый за нанесение тяжких телесных повреждений собутыльнику, а в настоящее время злоупотребляющий спиртными напитками, склонный к употреблению наркотиков, а потому нигде не работающий. К сожалению, установить факты, свидетельствующие о причастности Комарикова к данному преступлению, не представилось возможным. И подшивает он справку в ОПД. Глядите, господа-товарищи проверяющие, делается все и даже больше того, ну кто же виноват, коли не фартит?

Нечаев совсем уже расписался, когда в кабинет заглянул Примус.

– Сергей Иванович, – сказал он. – Зямин у нас сидит. Начинать или сами работать будете?

– Ждите, – велел Нечаев.

Все-таки не с уркой с Новостройки дело имели, доктор наук в кабинете сидел, интеллигентный человек. Такого на бас не возьмешь, а попробуешь сделать это – от различного рода обвинений отмываться полгода будешь и не отмоешься.

Глава третья

– Что это?

– А что ты видишь?

– Что-то похожее на яйцо, которое обвила змея. Надеюсь, в этом есть свой смысл?

– И довольно глубокий. Ты видишь символ древних сферических мистерий. Яйцо символизирует космос, а змея – Творящий дух. А вместе они символизируют творение. Во время инициации скорлупа яйца разбивалась и из эмбрионального состояния, в котором он находился до внутриутробного философского рождения, на свет появляется человек.

– Где ты взял эту игрушку?

– В антикварном магазине на Пражской купил. Кстати, антиквар мне и объяснил, как это все понимать.

– Ты его не спрашивал, как давно он проверялся у психиатра?

– Нормальный старичок. Знаешь, я полез в литературу и вычитал много интересного.

– Лучше бы материалы последнего симпозиума почитал.

– Нет, я серьезно. Ты когда-нибудь слышал о таком божестве, как Абракас?

– И это серьезный ученый! Лауреат премии Менделя, почти член-корреспондент Академии наук! Уши вянут, Илья Николаевич!

– Теперь я тоже считаю, что одним из самых больших преступлений христианской церкви – уничтожение всех доступных материалов о гностическом культе. Ты хоть когда-нибудь слышал о гностиках?

– Под хороший коньяк можно и о гностиках поговорить.

– Понимаешь, гностицизм предполагает два начала – мужское и женское. Ум, который все упорядочивает, в их понятии является мужским началом. Теперь ты понимаешь, почему в уме отказывают женщинам? Все, все в природе взаимосвязано. А великую жизнь гностики считали женским началом. И опять понятно почему – все начинается с рождения, ведь так? А кто может родить лучше женщины?

– Кроме женщины, ты хочешь сказать…

– Нет, я хотел сказать именно то, что сказал. При современных научных знаниях можно присобачить мужику матку, и он выносит ребенка не хуже женщины. Искусственно зачатого, естественно. Но сделает ли он это лучше женщины, ведь способность рожать ей дарована природой, а мужик ее может получить только благодаря науке. Видишь, как все складно получается?

– Выступи с докладом на очередном заседании совета. Тебя будут топтать все, они даже отталкивать станут друг друга.

– И это будет свидетельствовать об ограниченности ума. Видел я много ученых и нашел, что они не таковы…

– А вот за эти слова тебя повесят прямо на кафедре.

– Слава Богу, я уже не имею к ней никакого отношения. Грызитесь сами. А мы на подножных кормах. Мне в больнице спокойнее.

– От науки не убежишь, Илюша. Ей изменить нельзя.

– Но ты все-таки послушай. Соединение Ума и Жизни приводит к образованию промежуточной среды. В ней и живет отец всего сущего, питая все материальные предметы. А точка равновесия порождает демиурга. Демиург в свою очередь имеет своих планетарных ангелов, которые занимаются созиданием.

– Иди ты к черту со своими демиургами и планетарными ангелами. Лучше скажи, чем объяснить неудачи наших последних опытов?

– Я же тебе и говорю. Демиург направляет ангелов для организации низших миров. А мастерство ангелов зависит от взаимосвязей сизигий – ума, мысли, голоса и имени, причины и размышлений.

– Я всегда подозревал, что тебе нельзя пить коньяк, но никогда не думал, что это настолько вредно. Закусывай, Илья Николаевич, бастурма неплохая.

– Что значит «неплохая»? Хорошая бастурма. А главное – чистое мясо. Еще апостол Петр говорил, что младенца можно питать молоком, но сильных людей надо кормить мясом.

– Тебе не мясо надо давать, а лечить от бредовых увлечений.

– Нет, а все-таки представь себе планетарных ангелов! Вот мы пакостим, пакостим, всю планету засрали, а вдруг появляются эти самые планетарные ангелы, пожимают крыльями, снимают нимбы, засучивают рукава и начинают чистить загаженную Землю. Всю грязь вычищают вместе с людской накипью, представляешь?..

Зямин замолчал.

Он размял сигарету, закурил и посмотрел на Нечаева.

– Вот, пожалуй, и все, – сказал он. – Я сразу понял, что вы меня вызываете из-за Медника. В институте уже знают. Завтра похороны. У него же родственников нет, его институт хоронить будет, хотя он от нас и уволился. В основном такой у нас разговор вышел. Может, что-то еще по мелочам, поэтому я не запомнил. А еще мы о работе разговаривали. Медник уволился, но ведь сами знаете, мысли с увольнением не проходят. А у него были интересные мысли, очень интересные. Правда, боюсь, вам это будет неинтересно.

Евграфов одурело посмотрел на Нечаева. С такими разговорами он сталкивался впервые в жизни. Клиенты отдела обычно разговаривали на иные темы – кто с кем и сколько выпил, кто и что кому-то должен, или кто у кого женщину увел или как-то иначе обидел. А чтобы разговоры о демиургах были, о планетарных ангелах… Нет, у них клиенты были разумные, фантазиям не подверженные, клиенты убойного всегда точно знали, чего они хотят и как этого добиться. Как правило, способы чего-то добиться они выбирали самые простые, а потому чаще всего порочные.

– Вы сами к нему домой пришли или вначале встретились где-то? – спросил Нечаев.

– Он зашел ко мне на работу. Дело в том, что полгода назад у них был спор с профессором Гайдуковым из Петербурга. Ну, суть спора не важна. Она вам будет неинтересна, а поспорили они на бутылку «Курвуазье». Илья спор выиграл. А Гайдуков человек обязательный, он передал выигрыш через меня. Я как раз в командировке в Питере был, в его институте. Я Илюше звоню, говорю, так, мол, и так, Гайдуков тебе коньяк прислал, заходи, заберешь бутылку и пакет. Он говорит: что еще за пакет? А я ему говорю: так Гайдуков – профессор, разве он тебе позволит коньяк без закуси дуть? Все в комплекте поставил! Он ко мне приехал в пятницу, уже к концу рабочего дня. Мы еще задержались на часок, я ему элементы новой программы показывал, советовался в некоторых делах. Потом передал ему сверток от Гайдукова…

А потом он говорит: слушай, Мишка, поехали ко мне? Посидим, поболтаем. Мне, говорит, этот коньяк беречь ни к чему, я один живу, а вечерами так тоскливо бывает. А если, говорит, бабу приведу, она и шампанским или вином обойдется. Нет у меня в знакомых королев красоты, чтобы их таким дорогим коньяком поить. Я его понимаю, когда от меня первая жена ушла, я на стенки от тоски кидался. Так мне одиноко и погано было!

– А что, у Медника тоже жена ушла? – поинтересовался Нечаев.

– Нет, – сказал Зямин. – Он вообще не был женат. Ну, понимаете, одни к жизни относятся серьезно, а другие дуриком скользят. Илюшка удачливый был и в работе, и в отношениях с женщинами, очень легко у него с ними выходило, может, потому и не женился. Но я думаю, что после увольнения у него настроение тоже не очень хорошее было. Программу, связанную с клонами, забодали на ученом совете, а работать на дядю и на подхвате Илья сам не захотел. Вот и получилось, что он ушел по собственному. Но мне казалось, что вас тот вечер интересует…

– Да, да, – торопливо сказал Нечаев. – Извините, что перебил.

– Ну пришли мы к нему. У него в квартире бардак, сами видели. Он меня на кухню послал, а сам решил прибраться немного. Я порезал все, стопочки приготовил, зашел в комнату и как раз тогда это яйцо, опоясанное змеей, и увидел. Илья был мужик странный, загорался быстро и быстро остывал, но если затеивался что-то делать, у него все получалось легко и просто. Вот понравилось ему это яйцо, он на него, не задумываясь, мою полумесячную зарплату истратил, не меньше. А если честно говорить, на кой ляд оно ему сдалось? И идеи этих гностиков… Откуда такие увлечения? Это ведь даже не вчерашний день, это до Аристотеля, до христианства было. Какие к дьяволу планетарные ангелы?

– Давайте все-таки ближе к теме, – подал голос Евграфов, посмотрел на Нечаева и нервно огладил свою лысину.

– Да, да, – встрепенулся Зямин. – Извините, это меня в сторону унесло. Ну посидели мы немного, выпили. Нет, мы даже бутылку не допили, настроения не было. Помню, я ему еще сказал, что зря ты, Илюша, из института ушел. Ну потрудился бы с годик на Папу, а потом лабораторию получил. А он мне сказал, что в гробу он нашего Папу видел в белых тапочках, у него теперь возможности для научной работы больше, чем раньше были, а зарплата такая, что половине института может в долг занимать и не обеднеет. Но я-то вижу, что он с обидой это говорит. Простить он не мог, что его направление закрыли.

Сидели мы с ним где-то до половины десятого, потом я от него позвонил, такси вызвал. Вы ведь знаете, сейчас время такое, опасно в позднее время по улицам ходить. Недавно вон одному моему соседу голову проломили. Вот и с Илюшей такое вышло… Страшно подумать.

– Папа – это кто? – деловито поинтересовался Примус.

– Папа – это Папа, – не думая, отозвался Зямин. – Директор нашего института. Это с ним у Ильи отношения не сложились, директор хотел, чтобы Медник провел серию опытов под его идеи, но Илья же гордый, у него от собственных гениальных идей голова пухнет!

– А вы у него нож видели? – наугад поинтересовался Нечаев.

– Какой нож? – поднял голову Зямин.

Линзы, как теперь заметил Нечаев, в очках ученого были толстыми, от этого глаза казались увеличенными и живущими отдельно от лица.

– Я ножом бастурму и хлеб резал. Длинный такой, с белой пластмассовой ручкой, я его еще потом в раковину бросил.

– А с широким лезвием и черной ребристой рукояткой? – спросил Нечаев. – Типа охотничьего?

– Нет, такой я не видел, – растерянно сказал Зямин. – Вообще-то у Ильи был похожий, он всегда его на пикники брал, когда в институте работал. Помнится, он его ловко в деревья кидал, не хуже иного циркача. Но в этот раз я у него его не видел, может, в кладовке лежал…

– Когда вы уехали?

– От Ильи? – Зямин подумал. – Часов в десять, но это неточно. На часы я не смотрел. Но это можно уточнить, таксист ведь знает, когда он к дому подъехал.

– А это было такси? – спросил Нечаев.

– Наверное, – Зямин снял очки и дужкой почесал висок. – Светлая такая и с огоньком зеленым. А что же это могло быть, кроме такси? Я ведь машину через диспетчера вызывал.

Примус проводил свидетеля, а в этом у Нечаева сомнений уже не оставалось, и вернулся в кабинет. Вопросительно глянул на начальника.

– Вот так, – сказал Нечаев. – А как хорошо начиналось! Пальчики, ножик…

– Может, врет, – безнадежным голосом спросил Примус. Видно было, что он сам себе не верит.

– Время, – сказал Нечаев. – Такси. Ты таксиста с утра пробей. Хоть и чую я, что пустышку тянем, доработать этот момент нужно до конца. Жильцов всех опросили?

– Всех, – грустно сказал Примус. – Никто, ничего…

– Слушай, – вдруг вспомнил Нечаев. – Ты ведь при осмотре тоже присутствовал, так? Ты это яйцо, опоясанное змеей, видел?

– Внимания не обратил, – сказал Примус. – К преступлению оно точно никакого отношения не имело.

– И я его не помню, – озабоченно сказал Нечаев.

Домой он попал около девяти вечера. Привычное время, иной раз и так не получалось. Сколько раз Нечаеву приходилось уезжать прямо от дома, поскольку дежурный сообщал об очередном убийстве, совершенном где-то на окраине. И надо было обязательно ехать, организовывать раскрытие по горячим следам, да и просто хорошо осмотреть место происшествия никогда не мешало: что ты будешь спрашивать с подчиненного, если сам толком не знаешь, как преступление произошло.

Жена сидела на кухне и читала журнал.

– Есть будешь? – спросила она, глядя на Нечаева поверх очков.

– Разве что чаю, – с сомнением сказал Нечаев.

Жена налила ему чашку чая, но из кухни не уходила, топталась рядом со столом, и по всему ее виду можно было понять, что хочет она что-то спросить, да не решается. Давно ее Нечаев отучил от праздного любопытства. Но на этот раз любопытство все-таки пересилило.

– Сережа, правду люди говорят, что Медника убили?

– Да что же это такое? – возмутился Нечаев. – Да кто он такой, этот ваш Медник, что о нем весь город говорит?

– Здрасьте! – даже обиделась жена. – Конечно, тебе это не надо. Вам мужикам одно подавай! А Илья Николаевич такой специалист, лучше его в городе нет! Да что в городе, в стране такие поштучно считаются, от Бога гинеколог, у него это наследственное, только вам, мужикам, этого никогда не понять! Это вас, ментов, на десятку пучок, а он единичный, профессионал!

Фыркнула и отправилась смотреть сто семнадцатую серию телевизионного фильма «Обреченная на любовь». Тут-то Сергей Иванович Нечаев и понял, что выспаться ему не удастся. И еще ему почему-то вспомнился старый анекдот: «Семенов стал гинекологом. И папа у него был гинекологом, и дедушка, и прадедушка, и даже прапрадедушка. Никак не насмотрятся!»

Он вздохнул, стянул вспотевшую за день рубашку и пошел в ванную комнату – искупаться и побриться на ночь.