Текст книги "Нужна ли «українцям» Россия"

Автор книги: Сергей Сидоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

9

Многообразие шулерских средств используемих самостийникам ради достижения своих целей.

Партийный – по сути – характер самостийной концепции культуры, литературы, отечественной истории, и образования

В разговоре о сути самостийнических теорий и об обстоятельствах, приведших самостийников к их сегодняшнему триумфу, невозможно пройти мимо того многообразия шулерских средств, которые используют самостийники ради достижения своих целей. Вообще, легкость и безответственность, с какою украинствующие расправляются с прошлым, удачно у них дополняется той легкостью, с какою они действуют в настоящем, воплощая свои теории на практике. Достаточно вспомнить хотя бы о том, какой политический «навар» они умудрились получить из приписываемых Валуеву слов «никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может». Ведь приписываемое Валуеву высказывание считается одним из главных «преступлений», которые, со стороны украинствующих, ставятся в вину дореволюционной российской власти. Оно фигурирует среди важнейших поводов для всей затеи с украинской независимостью – и, в качестве такового, существенно повлияло на новейшую нашу историю.

Вообще, нетрудно заметить, что весь стиль поведения самостийников как нельзя лучше вписывается в ту традицию, которой неизменно следуют все время от времени появляющиеся на Руси самозванцы: начиная со склонности всех самозванцев присваивать себе благородную родословную (на то они и самозванцы), и кончая необходимостью «действовать по обстоятельствам», «на авось» (потому что сама возможность обретения власти возникает, как правило, неожиданно для них самих).

Подобно всем самозванцам, они поначалу не имеют представления о том, на что могут претендовать (и, лишь по врожденной своей склонности, как торговцы на базаре, на всякий случай запрашивают по-максимуму). Вспомним, как еще накануне появления украинской государственности в бурные революционные годы, сами украинские вожди ни о каких независимостях не помышляли, требовали лишь всякого рода автономий и, вообще, стояли на самих умеренных позициях – и только внезапная гибель российской державы распалила их аппетиты.

Так как для оправдания деяний украинских самостийников не существует ни исторических оснований, ни народной поддержки… – то есть ничего такого, на что в долговременной перспективе могла бы опираться их идеология, – то они всегда пользуются тем самым подвернувшимся случаем или политической ситуацией, под которые и подлаживают задним числом свои наукообразные теории. Поэтому и в области теории аппетиты деятелей украинства постоянно растут – так что для опровержения утверждений нынешних идеологов можно с успехом пользоваться утверждениями предыдущих, которые имели гораздо более скромные претензии и которым притязания сегодняшних самостийников показались бы неслыханными по части наглости и невежества.

Впрочем, Грушевскому повезло. Несмотря на то, что его интерпретация русской истории на фоне устоявшейся и общепринятой точки зрения на затрагиваемые им вопросы, выглядела, конечно, в высшей степени экзотично – она, тем не менее, не встретила при своем появлении должного противодействия. Во-первых, потому что ей посчастливилось предстать перед российской публикой как раз в такое время, когда в России всевозможная экзотика была в большой моде. В России в начале ХХ века – и в искусстве, и в науке – несложно было встретить явления и более диковинные: всякий самоутверждался как хотел и, вообще, было принято «в небеса запускать ананасом». Поэтому на экзотику «от Грушевского» особого внимания не обратили.

Кроме того, Грушевский везде презентовался как социалист, а социалистические взгляды в тогдашней России были вообще вне критики. В России в ту пору едва ли не все государственные учреждения (которые, по идее, должны были бы сохранять, а не разваливать государственную власть) были до краев наполнены социалистически мыслящими (и государственно оплачиваемыми), как позже выражались, «элементами». Такую же позицию, в подавляющем своем большинстве, разделяла и тогдашняя пресса – так что журналист, писавший в защиту русских духовных ценностей, обречен был прозябать в бедности, тогда как те, кто писали с социалистических, революционных позиций – материально процветали. Подобная атмосфера царила и в высших учебных заведениях, где бойкот объявлялся всякому преподавателю или студенту, заподозренному в непрогрессивности – «прогрессивность» же состояла в исповедывании социалистических взглядов (точь в точь как сегодня – в исповедывании демократических, плюралистических и т. п.). Стремлением «не отставать от прогресса» движимы были и те члены отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук, которые в послереволюционном 1906 году легкомысленно проголосовали за признание малороссийского наречия языком, – тем самым заложив ту «мину», которая, взорвавшись в 1991 году, разрушила нашу страну. Что же касается Грушевского, то «новаторским» его вкладом в историческую науку явилось как раз то, что в отличие от тех историков, с которыми до него привык иметь дело российский читатель, Грушевский писал свою «историю» со специальной политической целью (оправдать отделение Малороссии от России) и, в значительной степени, в расчете на восприятие «электората».

Характеризуя «украинское движение», нельзя не отметить той огромной роли, которую в ходе так называемых «вызвольных змагань» играли всевозможные слухи, дезинформация, подтасовки… При знакомстве с историей «становлэння дэржавности» приходится раз за разом сталкиваться с примерами того, как «информационная политика» подобного пошиба возносилась на неподобающую ей высоту, превращаясь в дело поистине государственной важности.

Наглядной иллюстрацией тех приемов, которые в своей политике привыкли применять самостийники, может служить эпизод, описанный у Винниченко и относящийся к 1918 году, к моменту вступления на Украину немецких войск и отступления большевиков: “…Для декорації, для сімволу, що большевиків виганяє українська влада, попереду німців виступали ті дрібочки українського війська, яке було при Центральній Раді. Коли большевики очищали перед німецькою силою якесь місто, українці старались першими вступити в його й приняти на себе всю честь визволення.

Так було визволено й столицю української держави, Київ /…/ іменно для Київа й треба було утворити вражіння, що виганяють большевиків українські війська, а німці, мовляв, так собі, десь там ззаду, як малозначні, непомітні свідки цеї боротьби”.

А вот, к примеру, – еще эпизод. Зима 1918/1919 годов. У власти на сей раз наследница Центральной Рады – украинская Директория. Ожидается наступление большевиков. Власть распечатывает и расклеивает объявление, в котором граждане предупреждаются, что против наступающих будут применены «лучи смерти». Киевская газета «Последние новости» от 29 (16) января 1919 года публикует:

«Приказ о фиолетовых лучах

Главным командованием распубликовано следующее объявление к населению Черниговщины.

Довожу до сведения населения Черниговщины, что, начиная с 28 января с.г., против большевиков, которые идут войной на Украину, грабят и уничтожают народное имущество, будут пускаться в ход фиолетовые лучи, которые ослепляют человека. Эти лучи одинаково ослепляют и тогда, когда человек к ним спиной. Для того, чтобы избегнуть ослепления, предлагаю населению прятаться в погребы, землянки и вообще такие помещения, куда лучи не могут проникнуть. Извещаю вас, граждане, об этом, чтобы избегнуть ненужных жертв».

Все это вроде бы дела прошлые. Однако и нынешние самостийники не раз доказывали, что они в этом смысле ничуть не уступают предыдущим. Чего стоит хотя бы памятная всем «информация», запущенная в массовое сознание накануне решающих битв за отделение Украины – о том, что будто бы гетман Полуботок оставил в свое время для украинцев «скарб», который до сих пор сохраняется в английских банках и может позволить каждому украинцу несказанно обогатиться, при условии, конечно, «якщо Украйина здобудэ нэзалэжнисть». Речь шла, напомню, о 16 (шестнадцати) триллионах фунтов стерлингов….

Что уж говорить об остальных, если даже столь «нэзапэрэчный» моральный авторитет нынешних самостийников как Левко Лукьяненко, не постеснялся «навесить» на доверчивые уши своих земляков следующую «информацию»: “Якими способами і якими засобами російській комуністичній імперії вдалося за два покоління так різко змінити співвідношення українців і росіян: на початок існування СРСР українців було 81 мільйон, а росіян 76 мільйонів, у 80-х роках росіян вже вдвічі більше від українців. Як же так сталося, як був скоєний цей геноцид – ось питання, яке інтелігенція мусить роз'яснити своєму народові”. (“Становище України, 1989 р.”).

Всякий, кто не поленится заглянуть в справочники, может убедиться в том, что “на початку існування СРСР” украинцев было не 81 миллион, как утверждает Лукьяненко, а ровно на 50 миллионов меньше – 31 миллион. Всего же в ту пору население СССР (в котором помимо «українців» и «росіян», проживали еще и белорусы и народы Средней Азии, Кавказа …) составляло около 150-ти миллионов человек. Последняя цифра засвидетельствована даже Маяковским, разрешившимся в 1920-м году знаменитой поэмой «150 000 000», о существовании которой в СССР было известно каждому школьнику.

Кто знает, сколько людей приняли за чистую монету цифры, обнародованные паном Лукьяненко и сделали из этого соответствующие для себя выводы (тем более, что цифры эти «получили хождение» незадолго до того, как населению Украины предстояло решать судьбу края)?.. И скольким еще, повинуясь призыву вождя, “роз'яснила питання” интеллигенция?.. И – если бы все эти обманутые Левком Лукьяненком и его «однодумцямы» люди понимали тогда, что на самом деле Советская власть не “нищила” специально “українців”, выращивая им взамен “росіян”; и что «милостей» ее досталось всем приблизительно поровну – то еще неизвестно, как бы они проголосовали на украинском референдуме в декабре 1991-го, угробившим нашу страну?..

Не знаю, уместно ли вообще украинским самостийникам – даже тем из них, кто пользуется «моральным авторитетом», – предъявлять требования, находящиеся в «моральной плоскости»? Но, – даже с юридической точки зрения – введение в заблуждение огромного числа людей и возведение напраслины на Советскую власть, обвиненную в уничтожении 50-ти миллионов людей (да еще и по национальному признаку) – в дополнение ко всем, реально ею погубленным – это далеко не «мелкое хулиганство». (К слову сказать, «добродий» Лукьяненко – сам по специальности юрист, – мастерски владеющий всем демагогическим арсеналом, предоставляемым этой достаточно древней профессией).

Подобных примеров множество.

Вообще, вся идеология, которую методически втискивают в головы украинцев – в особенности на протяжении последнего десятилетия: посредством СМИ, школьных учебников и т. п. – соткана из сплошных мифов. Уровень ее не поднимается до сколько-нибудь пристойной черты – и, возможно, поэтому ей редко приходилось наталкиваться на серьезное противодействие. Однако те гибельные последствия, к которым привело распространение этой идеологии, не позволяют воспринимать ее исключительно как предмет для законных насмешек, а вынуждают относиться к ней очень серьезно…

10

Угроза каноническому православию – основе духовной жизни народа.

Самостийникам сравнительно легко удалось воплотить свою утопию в жизнь. Удалось – благодаря удачному для них стечению исторических обстоятельств и благодаря использованию всевозможных, шулерских по своей сути, рекламных технологий; при помощи могущественных союзников (от австро-венгерского правительства второй половины XIX века до коммунистического режима в России и новейшей украинской власти) и при активной поддержке заинтересованных сил извне. Задача по искусственному созданию и последующему массовому внедрению книжного украинского языка и литературы на этом языке, художественной и научной; по переводу на этот язык школьного и высшего образования оказалась благополучно решенной. Самостийническая точка зрения на отечественную историю принята в украинском государстве в качестве единственной и безальтернативной и активно втирается в головы граждан при помощи вузовских и школьных учебников, а также средств массовой информации. Успехи превзошли все ожидания.

Но при этом мало кого из украинских «просветителей» и тех, на кого направлено это «просвещение», заботил вопрос: а какой это будет язык и какая это будет литература? Смогут ли они выполнять те функции, которые выполняют обычно всякий язык и всякая литература? И способна ли та история, которая написана самостийниками, быть кладовой национального опыта? И можно ли человека, получившего украинское «образование» считать по-настоящему образованным?..

Ни на один из этих вопросов нельзя ответить утвердительно.

Во-первых, из-за первобытного уровня украинской словесности, которая развилась в теле тысячелетней русской культуры сравнительно недавно и до сих пор находится, по сути, на стадии формирования письменности, когда время от времени возникают прожекты кардинального ее изменения (вроде перевода книжного языка на латинский шрифт и т. п.).

Во-вторых, потому что формировалась она по большей части искусственно, в угоду политической конъюнктуре, к тому же, как правило, спешно, на ходу, в условиях подвернувшегося благоприятного момента.

В-третьих, потому что создавалась она деятелями далеко не «первой величины» – деятелями местного масштаба и провинциального кругозора. Теми, кто не в состоянии был осознать всего величия и всемирного значения русской культуры, и кто, из-за недостаточного образования или из-за отсутствия таланта, неспособен был в ней участвовать – и потому дал себя вовлечь в сомнительную авантюру по выведению на русской почве новой, нерусской (и, по сути своей, антирусской) культуры.

В-четвертых, из-за пронизывающей ее насквозь партийности, которая определяет все ее черты, делает невозможным свободное развитие, «консервирует» ее убогий уровень и ничтожную сущность.

В самом деле, если главным, заслоняющим все остальные, требованием, выдвигаемым к украинскому языку, является требование максимально отличаться от русского (так, чтобы русский язык в сопоставлении с ним казался бы иностранным), – то может ли такой язык быть полноценным средством коммуникации? Может ли человек, пользующийся этим совершенно неживым, механическим языком, в полной мере выразить свои чувства: объясниться, к примеру, в любви или рассказать о наболевшем?..

И способна ли литература, созданная на этом языке, заменить собою великую русскую литературу и отвечать на те духовные запросы нынешних граждан Украины, на которые прежде отвечала литература русская?

Тем более что для украинствующих свободное литературное творчество всегда было слишком уж непозволительной роскошью. Чуть ли не каждое слово украинской литературы призвано служить доказательством правильности курса на обособление от России и от всего русского. Даже персонажи украинских литературных произведений не смеют употреблять в своей речи русские слова – будь эти персонажи хоть шахтерами, хоть спортсменами, хоть матросами тихоокеанского флота… Украинским литераторам вообще нет никакого дела до той действительности, которую, по идее, должна отражать всякая литература – напротив, они сами предписывают действительности, какой ей следует быть в свете поставленной «украинской партией» цели. В той же «действительности», которая «отражается» украинской литературой, разговаривать по-русски положено лишь всякого рода негодяям.

Украинские литераторы, создавая свои произведения, умудряются не замечать того, что половина населения Украины разговаривает по-русски, а другая половина – хоть и по-украински, но с такой примесью русских слов, что ее язык тоже не имеет никаких шансов попасть на страницы украинских литературных произведений. Реальная жизнь населения Украины упорно не желает втискиваться в те культурные формы, которые подготовили для нее украинствующие.

Гражданам Украины (в качестве одного из последствий их гибельного выбора 1991 года) придется теперь, вместо великой русской литературы, считать своей литературу, написанную на языке, на котором в стране, за исключением небольшой прослойки населения, никто не разговаривает… И дети, в качестве «родной словесности», вынуждены изучать эту литературу в школе…

После того как самостийники, в угоду своим партийным целям, перелицевали и перекроили отечественную историю, стараясь ее перешить на хилое тело своей идеологии, – может ли эта история, подвергшись такой обработке, служить (как и полагается истории) кладовой национального опыта? Ведь самостийническая историческая концепция предлагает изучать историю не всего народа, а лишь его части (малороссов); она предлагает изучать события, происходившие не на всей территории его расселения, а лишь в пределах нынешних границ государства Украина; да к тому же – в полном отрыве от тех центров, из которых организовывалась и направлялась политическая, административная, хозяйственная, религиозная, культурная жизнь этой части народа.

Вывод, увы, напрашивается неутешительный: и этот язык, и эта литература, и эта интерпретация истории, и украинское образование вообще, – годятся только на то, ради чего, по сути, и создавались, являясь на самом деле партийным языком, партийной литературой, партийной историей и партийным образованием.

Задачи, которые решаются при помощи этих культурных суррогатов, давно известны и ни к науке, ни к словесности отношения не имеют. С одной стороны это раскол русского единства, на потребу заинтересованным в этом внешним силам, с другой – обеспечение жизненных благ и карьерного продвижения для тех, кто получил выгоду от такого «культурного реформирования» внутри страны. Создавая новый книжный язык, литературу на этом языке и отдельную от русской культуру вообще, ревниво оберегая, поддерживая и развивая ее, ожесточенно борясь со всякой ей альтернативой, – о культуре как таковой мало кто думал: она служила лишь средством для посторонних целей. Одним хотелось самостоятельного украинского государства, другие ненавидели «отсталую» политическую систему самодержавной России, третьи выполняли заказ внешних врагов российского государства, у четвертых были карьерные, финансовые и прочие соображения…

Ревнители самостийничества не обделили своим вниманием и христианскую веру. Их очень не устраивает то, что украинская православная церковь, которая окормляет подавляющее большинство верующих на Украине, находится в подчинении у Московского патриархата. К тому же, из истории им хорошо известно, что именно православная вера, общая для малороссов и великороссов, помогла в свое время населению Малой Руси сохранить русские национальные корни и, в итоге, немало способствовала воссоединению двух частей Руси в единое целое. Что же касается дней нынешних, то сегодня православие остается едва ли не последним духовным бастионом, в котором еще сохраняется единство Руси. Это обстоятельство не может не вызывать бешеной ненависти по отношению к каноническому православию у всех, кому ненавистна Русь. Поэтому православие является одним из главных объектов нападок со стороны зарубежных идеологов нашего развала.

Надо сказать, что религиозная жизнь (как и все другие формы духовной жизни) всегда воспринималась украинствующими как нечто прикладное, как средство для достижения политических целей. Поэтому самостийники всех времен всегда считали своим долгом обзавестись ручной церковью, которая была бы призвана обслуживать их политические интересы.

Так в послереволюционные годы, вслед за попыткой создания украинской государственности, в 1921 году (уже при большевиках) сторонники «видокрэмлэння» украинской церкви созвали церковный «собор», на котором провозгласили создание украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ). И хотя в составе участников «собора» не оказалось ни одного архиерея, участники мероприятия, для совершения положенной процедуры, сами возвели двух присутствующих на «соборе» священников в епископский сан (из-за чего за приверженцами украинской автокефалии и закрепилось название «самосвяты»).

Следует заметить, что в первые годы Советской власти такого рода «религиозное творчество» весьма поощрялось и даже организовывалось большевистским режимом. УАПЦ (совместно с другими возникшими после революции раскольническими новообразованиями) успела достаточно активно поработать на ослабление канонического православия, – до тех пор, пока в 1930 году не была, за ненадобностью, упразднена властями, которые, укрепившись, более уже не нуждались в подобных союзниках.

Современник происходившего, историк Андрей Царинный об украинской автокефалии писал так: «На протяжении веков нельзя припомнить себе церковного движения, столь бедного смыслом, столь духовно убогого, столь пустого и бессодержательного, как затея группы разнузданных украинских попов. Нигде не видно в нем никакого подъема горячего религиозного чувства, никаких мощных порывов от земли вверх, «горе», к небесам, к Богу, никакого пламенения любовью к Господу нашему Иисусу Христу. Все сводится к безграмотному «перекладу» богослужебного книжного обихода с торжественного церковнославянского языка святых первоучителей словенских Кирилла и Мефодия на простонародную мужицкую базарную «мову» да к разным поблажкам неверующему и распущенному духовенству».

А митрополит Киевский и Галицкий Владимир (впоследствии, в 1918 году, убитый большевиками и причисленный в 1992 году к лику Святых Археерейским Собором Русской Православной церкви) в ответ на первые попытки сделать Православие на Украине «нэзалэжным», писал в «Архипастырском обращении», опубликованном в начале августа 1917 года:

«Для нас даже страшно слышать, когда говорят об отделении Южно-Русской Церкви от единой Православной Российской Церкви. После столь продолжительной совместной жизни имеют ли для себя какие-либо разумные основания эти стремления? Откуда они? Не из Киева ли шли праведники Православия по всей России? Среди угодников Киево-Печерской Лавры разве мы не видим пришедших сюда из различных мест святой Руси? Разве православные Южной России не трудились по всем местам России как деятели церковные, ученые и на различных других поприщах, и, наоборот, православные Севера России не подвизались ли также на всех поприщах в Южной России? Не совместно ли те и другие созидали единую великую Православную Российскую Церковь? Разве православные Южной России могут упрекнуть православных Северной России, что последние в чем-либо отступили от веры или исказили учение веры и нравственности? Ни в каком случае. /…/ К чему же стремление к отделению? К чему оно приведет? Конечно, только порадует внутренних и внешних врагов. Любовь к своему родному краю не должна в нас заглушать и побеждать любви к единой Православной Церкви».

Неудивительно, что возникновение в 1991 году независимого украинского государства – увенчалось созданием в 1992 году при активной поддержке властей и посредством «самопровозглашения» новой украинской церкви – так называемого «киевского патриархата». Теперь ее возглавляет, как раз кстати отлученный от РПЦ, митрополит Филарет (Денисенко). Главным назначением новой церкви является обслуживание курса «нэзалэжнойи» украинской власти на полный разрыв с Россией.

УПЦ («Киевский патриархат») вместе с возобновившей свою деятельность УАПЦ – несмотря на неканоничность и сравнительную малочисленность тех и других – вынашивают планы объединения и затем, при поддержке властей, подчинения себе единственной канонической церкви на Украине – УПЦ (Московского патриархата). Они, таким образом, стремятся добиться того, чтобы на Украине традиционное православие превратилось в послушную украинскому государству церковную институцию – подобно тому, как в свое время на Украине русский народ (малороссийская его ветвь) был превращен в «украинский». Разгром русского православия на Украине должен, по замыслу его организаторов, довершить и увенчать собою раскол единой Руси.

Понятно, что создателей столь «глобального проекта» нисколько не беспокоит то, что в случае, если им удастся добиться желаемого, православие на Украине утратит свою легитимность, и, заодно, будет подорвано доверие населения к христианству вообще…

Таким образом, по милости своих самостийнических благодетелей, украинское общество получило партийную историю, партийный язык, партийную литературу – иными словами, осталось вообще без правдивой истории, живого полноценного языка и литературы… Нынешние «благодетели» украинского народа пытаются своей политической потребе подчинить даже церковь, надеясь, видимо, и религию сделать партийной, угрожая тем самым оставить население Украины в совершенном духовном сиротстве…

Многих, правда, чрезвычайно вдохновляет уже то обстоятельство, что украинская государственность не провалилась мгновенно куда-нибудь в преисподнюю (как ей бы и надлежало), а худо-бедно протянула вот уже десять лет, «попры всэ». Конечно, такому «успеху» немало способствовало то, что столь большой обломок сверхдержавы, каковым является Украина, не может мгновенно «прийти в соответствие» с той гибельной во всех смыслах политикой, которая проводится на этой части бывшей нашей страны. Нужен все-таки некоторый период «розбудовы», чтобы разобрать, разворовать и «сдать на металлолом» остатки былого материального могущества. Нужно также время на то, чтобы ушли в «естественную убыль» люди прежней эпохи, с иными человеческими и профессиональными качествами, с иной степенью ответственности – те, кто в свое время создавал проедаемое сегодня материальное достояние, и во многом усилиями кого продолжает еще оставаться на плаву наша жизнь.

Однако, даже семидесятилетний опыт могущественной коммунистической сверхдержавы указывает на то, что государство, не имеющее подлинных духовных основ своего существования, неминуемо обречено на развал. И упорствование в заблуждении, упрямое движение по пути, который на самом деле никуда привести не может, в конце концов закончится только тем, что плодами созданного на этом пути и всеми реальными достижениями… – воспользуется, как и теперь, кучка жуликов.

Желающие вправе, конечно, ликовать по поводу этих, «благополучно» прожитых Украиной, десяти «независимых» лет – если истекшие десять лет убогого прозябания, деградации и неуклонного скатывания вниз, можно, вообще, назвать жизнью…