Текст книги "Цесаревич Вася (СИ)"

Автор книги: Сергей Шкенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да и хрен бы с ним, – ляпнул Красный, но спохватился. – Пардон!

– Уже второе грубое слово за сегодня.

– Ты их коллекционируешь?

– Нет, я завидую. Ты, Вася, из простого народа, тебе проще. Тебе можно даже рыбу ножом есть. ***

*** Известен анекдот про упавшего за борт гардемарина. При приближении акулы он схватился за кортик, но та его устыдила: – «Фи, рыбу ножом! Как не стыдно!» Гардемарин устыдился и был съеден.» ***

– Что, и нос рукавом можно вытирать?

– Вот этого не знаю, – вздохнула Катя. – А мне шагу нельзя ступить без оглядки на этикет и правила приличия.

– А целоваться на улице?

– Мы взбунтовались! Мы втроём взбунтовались, а этот поцелуй в щёку как глоток свободы!

– Свобода не чай, её маленькими глотками не пьют.

Катя вспыхнула ярким румянцем и отвернулась. Так и сидела до конца урока, глядя куда-то в сторону, а когда прозвенел звонок, повернулась и прошептала еле слышно:

– Я подумаю над твоими словами.

На перемене Артём показал большой палец и спросил удивлённо:

– Что с ними случилось, Вася?

Василий улыбнулся:

– Я ними случился я!

– Ты думаешь, они знают о…?

– Если только Лиза, но Вере с Катей она точно ничего не сказала.

– Обалдеть, Васька! А представляешь что будет, когда тебя официально представят обществу?

– Да это когда ещё, – отмахнулся Василий.

– Четырнадцать тебе через неделю, а первого мая традиционный весенний бал в Гатчине. Всего-то полтора месяца осталось.

– Разве не осенью?

– Как же весенний бал может быть осенью? – удивился Артём.

– В том смысле, что с представлением я на осень надеялся, – пояснил Василий. – Ведь придётся в Зимний дворец переезжать.

– Не всё же мне одному мучиться, – засмеялся Артём. – Нет, брат, изволь тоже испить из этой горькой чаши. Так что гуляй полтора месяца, а потом… Ладно идём на урок, а то видишь, Лиза уже копытом бьёт.

– Копытцем, – поправил Вася. – Очень стройным и изящным копытцем.

– А я как сказал?

Следующим уроком была химия. Точнее «Химия и основы трансмутации». Философский камень на занятиях не искали, и воду в вино по рецепту Каны Галилейской не превращали, но методы обнаружения ядовитых веществ и способы их нейтрализации подручными средствами с небольшой толикой энергии давали подробно. Мало ли что в жизни случится, а целителя под рукой не окажется?

Ну и общие сведения об органической и неорганической химии, мало чем отличающиеся от уроков в обыкновенной советской школе. Разве что кабинет обставлен богаче, да каждое учебное место оборудовано мощной вытяжкой, удаляющей результаты самых неожиданных и смелых гимназических экспериментов.

– Вася, помоги, – Лиза просунула руки в рукава белого халата и повернулась спиной. – Завяжи пожалуйста.

Василий не удержался, и осторожно провёл пальцами по позвоночнику от шеи до лопаток. Лиза вздрогнула и затаила дыхание. Так и не дышала, пока Красный возился с завязками. Потом поменялись ролями, и Вася вместе с помощью получил лёгкий подзатыльник.

Верочка с соседней парты прокомментировала:

– Смотри, Катя, у них уже первая семейная ссора.

Лиза смутилась, Катерина нахмурилась, а Красным церемонно поклонился всем троим, а когда начался урок, шепнул:

– Чем я могу загладить вину, душа моя?

– Я не… – хотела возразить Лизавета, но осеклась. – Повтори…

Василий понял, что именно нужно повторить, и улыбнулся самой искренней из своих улыбок. Во всяком случае, очень постарался:

– Душа моя…

– Спасибо, Вася. И я подумаю над твоим предложением.

Из осторожности Красный уточнил:

– Но заметь, руку и сердце я пока не предлагал.

– Пока?

Глава 3

Домой из гимназии Красный возвращался окрылённый. Ещё бы, сегодня вечером у него первое в жизни свидание – Верочка Столыпина на уроке физики выбила обещание сходить на премьеру фильма «Весёлые ребята» с Утёсовым и Орловой в главных ролях. Правда предупредила, что правила приличия не позволяют ей появиться одной, поэтому Катя с Лизой тоже будут присутствовать. И смотрит хитро-хитро, будто есть в её словах какой-то подвох.

А он был. Как же не быть подвоху, если билеты на премьеру раскупили ещё месяц назад? Но Вася только кивнул, и на ближайшей перемене позвонил из кабинета Макаренко дежурному дворцовой полиции, и попросил соединить с генералом Власиком. Тот просьбу выслушал, и пообещал, что четыре билета доставят к входу в кинотеатр «Ударник» за сорок минут до сеанса.

Название, кстати, капитана Родионова позабавило. Оно не имело отношения к ударникам коммунистического труда – Военное Министерство являлось официальным покровителем кинематографа, и названия подбирались соответствующие. «Ударник», «Боёк», «Обойма»… Но этот располагался в офицерском собрании Петербурга, и слыл самым престижным из всех.

Естественно, у капитана Родионова имелся опыт свиданий, но довольно специфический и неприемлемый в этом мире и в этом возрасте. Там бравый курсант, а потом и лётчик-истребитель, точно знал что ему требуется, и при малейшей попытке потянуть его в сторону ЗАГСа вывешивал военно-морской флажный сигнал «Следую своим курсом». Здесь такое не пойдёт.

Стало быть, что? Нужно посоветоваться со старшим товарищем! И перед дверью своей квартиры Василий развернулся. Дома Максимыч, или где-то по литературным делам с издателями водку пьёт?

Максим Горький оказался на месте. Открыл дверь в расстёгнутой рубашке со следами помады на воротнике, и с некоторым смущением снял с люстры в прихожей висевший там шёлковый чулок. От знаменитого писателя пахло вином, хорошим табаком и женскими духами. То ли «Красная Москва», то ли «Букет императрицы», точно Красный определить пока не мог.

– Я за советом, Алексей Максимович.

– За советом? Это правильно, – кивнул Горький, и крикнул куда-то в глубину квартиры. – Нина Андреевна, мы чуть позже продолжим редактирование моей новой пьесы!

Вася чуть было не ляпнул про необходимость помыть чернильницу, но сдержался? Вдруг его неправильно поймут?

Идею отправиться на свидание в гимназической форме Алексей Максимович забраковал сразу:

– Понимаешь, Вася, оно вроде как и положено гимназисту в мундире быть в общественных местах, но… Гимназист, он же как нижний чин в армии, которого каждый дятел норовит поставить во фрунт для удобства выклёвывания мозга. А тебе оно надо? Вот представь, ты своей мадмуазели ручку целуешь, а тебя какой-нибудь генерал за неподобающее чину поведение шпыняет.

– Да наплевать.

– Это ты у нас, Вася, орёл и тебе наплевать, а девочки твои, что Верочка, что Катенька, что Лизонька, есть создания нежные и воздушные. ОТ такого суховея долго ли чувствам увянуть?

– Даже знаете, с кем иду?

– А что такого? – хмыкнул Алексей Максимович. – Петербург город большой, но скучный, и каждая новость в нём на вес золота. Не удивлюсь, если уже сегодня вечером вся столица будет обсуждать цвет моих подштанников. Но я не о том! Одевайся в партикулярное и не оглядывайся на правила. Двубортный светлый костюм из тонкой шерсти, шёлковый галстук, запонки чтоб просто золотые, без всяких пошлых бриллиантиков. Пальто тоже тонкое, чай не замёрзнешь.

– Почему двубортный? – вообще-то Красный был согласен с рекомендациями, а уточнил на всякий случай.

– Ты же не собираешься пойти на свидание как последний босяк, без пистолета?

– Да я как-то…

– Бери и не думай. Нельзя надеяться на авось и дворцовую полицию. Удача, Вася, она как огурец – сегодня в руках, а завтра в жо… хм… завтра ещё где-нибудь.

– Понял, – кивнул Василий.

– Цветы девушкам подарить догадаешься? Рекомендую к Лаврентию Павловичу заехать, у него по субботам свежий завоз прямо из Батума почтовым дирижаблем. Что ещё?

– Вроде бы всё.

– Нет, – Алексей Максимович покачал головой. – Возьмёшь извозчика, потому как в закрытом таксомоторе можно ездить только жениху и невесте. Обратно тоже извозчиком развезёшь, и сдашь с рук на руки родителям.

– На извозчике холодно и медленно.

– А правила приличия для того и придуманы, чтобы на всякие глупости времени не оставалось, – Горький отбросил в сторону чулок, который всё ещё держал в руке, и добавил – Право на глупости ещё заслужить нужно.

– Когда заслужу, тоже буду гостей в прихожей принимать, – не удержался от подначки Красный.

Алексей Максимович в ответ погрозил пальцем и ухмыльнулся:

– Всё ты понимаешь. Из молодых да ранних, почти как я в твои годы. Ладно, Вася, иди, времени у тебя впритык.

Пока Василий принимал душ и переодевался, охранники вызвали извозчика и озаботились тремя одинаковыми букетами белых роз. Похвальная самостоятельность, или подслушивали? Скорее второе, но это их работа и обижаться не стоит. А за извозчика вообще нужно благодарность вынести.

Извозчик да, хорош во всех отношениях. И сам солидный, с бородищей, с сияющей на груди номерной бляхой и с трудом скрываемой под форменным армяком военной выправкой. И коляска хорошая – свежий лак на ореховом дереве, на резиновом ходу и рессорах, дно явно бронировано, как и борта, а складной кожаный верх прошит нитью стоимостью в дирижабль, и при случае выдержит винтовочную пулю в упор. Понятное дело, что это обыкновенный извозчик, каких полным полно на улицах Петербурга! Аж двое таких, причём второй закреплён за бабушкой, на старости лет вдруг испытывающей отвращение к автомобилям.

Василий сел на мягкий диван и выдохнул, как перед прыжком в холодную воду:

– Поехали!

Извозчик кивнул. Куда ехать, он не спросил. Наверное, охранники заранее адреса сказали. Или сам знал, что скорее всего. А что удивляться, у этого тоже служба, и под армяком погоны минимум с тремя звёздочками.

Ближе всего жила Лиза, и за ней заехали в первую очередь. Многочисленное семейство Бонч-Бруевичей проявило деликатность – Лизавета вышла из дома одна, остальные же с молчаливым одобрением наблюдали из окон за тем, как Красный вручил букет, обозначил поцелуй над перчаткой, и помог девочке сесть в коляску. Всё торжественно, величаво и прилично.

Вся эта чинность продержалась ровно до тех пор, пока извозчик не повернул с Гороховой на Садовую и не скрылся от взглядов семейства Бонч-Бруевичей.

– Вася, ты самоубийца! – вдруг заявила Лизавета. – Как тебе могла прийти в голову мысль дарить три одинаковых букета?

– А что не так? – удивился Красный. – Красивые цветы.

– Они одинаковые!

– А какие должны быть? – не понял суть претензии Василий.

– О господи, – вздохнула Лиза, – дай хоть немного мозгов этому неразумному.

– Поскольку от аргументов ты уже перешла к оскорблениям, предлагаю продолжить наш разговор дракой.

– С кем? – теперь уже ничего не поняла Лизавета. – Ты хочешь с кем-нибудь подраться?

– Нет, я очень хочу понять, почему нельзя дарить одинаковые цветы.

– Вася, это не нужно понимать, это нужно знать.

Наверное, извозчик тоже знал непреложную истину о недопустимости одинаковых букетов, потому что остановился точно напротив магазина с красочной вывеской «Цветы». И ниже мелкими буквами «Продажа российских и иностранных цветов, подбор букетов на все случаи жизни. Торговля акционерного общества «Лубянка» и поставщика двора Е.И.В Лаврентия Берии».

Василий намёк понял:

– Лиза, ты мне посоветуешь? У нас ещё в запасе четырнадцать минут.

Девочка благосклонно кивнула и протянула руку, чтобы Красный проявил галантность и помог ей выбраться на тротуар, вопреки погоде сухой и чистый, чуть светящийся в эфирном зрении. Ну да, основной акционер общества «Лубянка» может позволить себе такую роскошь, как самоочищающиеся и самоподогревающиеся тротуары возле своих многочисленных магазинов.

На входной двери традиционный колокольчик, приветствующий посетителей и предупреждающий продавцов. На звон из-за пышных розовых кустов, растущих в кадках с плодородной землёй, выглянула миловидная девица в форменном платье с петлицами коллежского регистратора на воротнике. Лаврентий Павлович сам сильный одарённый, и персонал подбирает соответствующий, поэтому его цветы могут сохранять свежесть до месяца даже будучи срезанными.

– Добрый день! Вам что-нибудь посоветовать?

Вася посмотрел на Лизавету, и та не подвела:

– Нам нужно два букета для моих ровесниц от этого вот молодого человека. Первое свидание. И одеты они будут…

Красный принял заинтересованный вид, но постарался отключить мозг и приготовился к длительному ожиданию. Четырнадцать минут тут явно не хватит.

Удивительно, но Лиза и в самом деле уложилась в отведённое время, что можно было считать если не восьмым чудом света, то уж во всяком случае, во втором десятке. Успели заехать и за Верочкой, и за Катей, появившись у офицерского собрания на Дворцовой набережной точно в срок.

Ожидавший Василия курьер узнал его по фотографии, которую держал в руке, но на всякий случай уточнил перед вручением конверта с билетами:

– Господин Красный?

– Да, это он, – подтвердила Вера Столыпина и протянула руку. – Давайте.

– Прошу простить, сударыня, – курьер спрятал конверт за спину. – Велено отдать лично.

– Но мы…

– Прошу простить, но приказ! – конверт перекочевал к Василию, после чего на свет божий появилась бумага с печатью. – Господин Красный, распишитесь здесь… вот здесь… и ещё тут. Время и подпись разборчиво, будьте добры. Ага, спасибо. Честь имею!

– Моему дедушке со службы тоже так приносят, – негромко заметила Лиза, провожая взглядом удаляющегося курьера. – Вася, тебе билеты кто доставал?

Василий пожал плечами, что стало почти уже привычкой:

– Да так, по случаю…

Вера с Катей не были столь проницательны, и поторапливали дружным дуэтом:

– Пойдёмте же скорее! Вася, ну что ты застыл?

– Я застыл? – улыбнулся Красный. – Эскадрон, шашки подвысь! Рысью марш-марш!

Так со смехом и шутками добрались до гардероба, где Василий мысленно поблагодарил Алексея Максимовича за добрый совет. Куда ни глянь, всюду лампасы, ордена и аксельбанты, а если кто и в вицмундире гражданской службы, то по меньшей мере действительный статский советник. Гимназист бы здесь смотрелся новорождённым ягнёнком в волчьей стае. Надо понимать – премьера!

– У нас какие места? – спросила Катя Орджоникидзе, не отрываясь от ростового зеркала на ближайшей колонне.

– Не знаю, – ответил Василий и вскрыл запечатанный сургучом конверт. – Сейчас посмотрю.

– Тут есть кому посмотреть, – Вера решительно взяла Красного за руку и потянула к стоявшему у входа в зрительный зал служителю – Лизонька, Катюша, не отставайте!

Служитель заглянул в извлечённые из конверта билеты и вытянулся во фрунт, звонко щёлкнув каблуками:

– Сей момент провожу, ваши сиятельства! Извольте пройти за мной! – и повёл всех четверых к уходящей наверх широкой мраморной лестнице с красной ковровой дорожкой. На втором этаже открыл перед Василием украшенную монограммой «ИВ» дверь ложи, и поклонился. – Сию же минуту распоряжусь насчёт официантов.

– Мамочки… – Вера Столыпина прижала ладони к щекам. – Это же…

Капитан Родионов в душе Василия Красного замысловато выругался с применением лётных и технических терминов. Судя по всему, генерал Власик поручил организацию доставки билетов кому-то из подчинённых, а тот постарался выполнить указание начальства с всевозможным тщанием.

– Это императорская ложа, – согласилась с Верочкой Лиза Бонч-Бруевич. – Это же Артём Сергеев билеты достал, да?

– Разумеется! – Вася охотно поддержал устраивающую его версию. – А вы что подумали?

– Ты нас так больше не пугай, – покачала головой Вера, и первой вошла в ложу. – Ой, а здесь миленько.

Красный точно помнил, что отец никогда не посещал этот кинотеатр, предпочитая просмотры новинок в домашней обстановке и узком кругу, так что рекомендации по обустройству императорской ложи давал дед. Именно поэтому здесь присутствовал резной буфет с множеством разнокалиберных бутылок за стеклом, и большой электрический ледник «Руссо-Балт». Остальной мебели совсем немного – десяток стульев работы мастерской Гамбса, дубовый стол на те же десять персон, и ломберный столик под зелёным сукном. Что Верочка миленького нашла? Разве что фотографический портрет Матильды Кшесинской в неглиже после второго омоложения, но его Вася сразу же положил на столик изображением вниз.

До начала просмотра фильма ещё десять минут, которые заявившиеся официанты в белых фраках предложили скоротать за лёгким перекусом.

– Всё свежайшее, ваше сиятельство, не извольте сомневаться!

– А эклеры? – спросила неравнодушная к сладостям Верочка.

– Мороженое венское хочу! – заявила Катя. – У вас есть венский пломбир?

– Такого не держим, – оскорбился один из официантов. – У нас самое лучшее, а не заграничное.

Василий решил притушить разгорающийся спор о вкусах, и сам сделал выбор:

– Лимонад, микояновские эклеры, а мороженое на ваше усмотрение. Катя, прояви патриотизм!

Этот довод подействовал на всех девочек, и возражений не последовало. Действительно, как можно есть непонятный венский пломбир, если хладокомбинаты всё того же графа Микояна половину своей продукции продают в Европу? А вот из Европы может ли быть что доброе? ***

*** Евангелие от Иоанна 7:41 – Ин 7:41***

После мороженого, но перед эклерами с лимонадом, прозвенел звонок и в зале погас свет. Пришлось оставить пирожные в покое и пересаживаться лицом к экрану, где уже появились титры. Эклеры в темноте – mauvais ton!

Верочка Столыпина тут же устроилась справа от Красного, Катя поспешила занять место слева, а слегка растерявшаяся Лизавета после некоторого раздумья присела на стул сзади. Буквально через минуту Василий почувствовал, как на его плече появилась дополнительная тяжесть, а до щеки дотронулось маленькое горячее ухо.

– Мне так лучше видно, – объяснила Лиза недовольно заворчавшим подругам, осознавшим ошибку в выборе места.

Красный застыл, боясь пошевелиться, а капитан Родионов из глубины его души разразился бурными аплодисментами. Так бы и продолжал аплодировать, если бы не начался фильм, вызвавший недоумение расхождением сюжета с оригиналом из другого мира. Куда-то подевался пастух Костя, но вместо него появился одарённый ветеринар Константин Яковлевич, тайно влюблённый в племянницу влиятельного сановника, увлекающуюся музыкой и вокалом. Талантливая домработница Анюта тоже пропала, причём без замены другой героиней. Вот пьяное стадо, заявившееся на званый ужин, было. Поросята на рояле играли, бык в саксофон дудел… нет, не смешно.

Но девочки хохотали во весь голос, и Красный очень надеялся, что к концу фильма тоже поймёт глубокий смысл происходящего на экране. И тут неожиданно показ остановили на половине, и в зале загорелся свет.

– Антракт, – вздохнула Лиза, с явной неохотой убирая голову с плеча Василия.

– Какой ещё антракт? Это же не театр.

– Именно театр. Кинематографический, – пояснила Вера Столыпина. – Прогуляемся?

– Куда?

– Куда угодно. Или ты намерен сидеть как сыч и не высовывать носа? Нет, Вася, на светских мероприятиях так не делается. Изволь сопровождать нас!

– Как скажете, сударыня, – Красный церемонно поклонился, чтобы скрыть улыбку. – Приказывайте, о свет очей моих!

– И в сердце льстец всегда отыщет уголок, – ответила Вера. – Образ дамского угодника тебе, Вася, совсем не подходит.

– Да?

– Уж поверь мне на слово.

Ох уж эти светские мероприятия и связанные с ними условности! Вот с этими нужно раскланяться и поговорить о погоде, с этими о родителях и общих знакомых, с теми просто поздороваться и пройти дальше, а здесь непременно расцеловаться и осыпать друг друга комплиментами, чаще всего незаслуженными и лицемерными. Но положение обязывает! Тем более, появление Верочки Столыпиной, Кати Орджоникидзе и Лизаветы Бонч-Бруевич в вечно пустующей императорской ложе не осталось незамеченным и требовало объяснений.

За первые двадцать минут антракта Василия представили девятнадцати аристократическим семействам, и в конце концов он не выдержал, нашёл взглядом известного конструктора дирижаблей Николая Николаевича Поликарпова, в одиночестве скучающего у барьера оркестровой ямы, извинился перед девочками, и решительно направился к нему.

– Разрешите представиться? Василий Красный, в настоящее время гимназист, но в ближайшем будущем надеюсь стать пилотом.

Поликарпову гимназист был не интересен, но вежливость взяла верх:

– Раз познакомиться, юноша. Ваше желание стать пилотом весьма похвально. Собираетесь летать на штурмовиках или бомбардировщиках? Или, простите на грубом слове, на новомодных истребителях?

– Мне, Николай Николаевич, как-то довелось беседовать с генералом Романовым… – зашёл с козырей Василий.

– С Алексеем Николаевичем?

– Да, ним. Так вот, он высказал предположение, что в будущей войне, если таковая случится, окажутся востребованы аппараты тяжелее воздуха, способные развивать скорость в шестьсот километров в час и более.

Поликарпов с удивлением посмотрел на гимназиста, беседующего на серьёзные темы с генералами, и возразил:

– Но это же бред, юноша! Под аппаратами тяжелее воздуха вы подразумеваете нечто похожее на аэроплан братьев Райт? Вынужден вас разочаровать – эти прохиндеи использовали в своей конструкции всё те же антигравитационные пластины. Разумеется она летает, но к военным действиям абсолютно непригоден.

– Почему же?

– Эту этажерку просто опрокинет отдачей пулемёта. Разве что в разведке применить, но смысл? Неустойчивая платформа не позволит сделать качественные снимки.

– Зато скорость.

– Не смешите меня, молодой человек, – усмехнулся конструктор. – Уже на двухстах километрах в час пилота сдует, а вы говорите про шестьсот и более.

– Можно сделать закрытую кабину.

– И тогда пластин понадобится столько же, сколько на недоразумение господина Гроховского.

– Но размеры?

– Разве что размеры, но они же и являются недостатком сего аппарата. Маленький не вооружить в достаточной степени, а большой ничем не отличается от дирижабля по своим характеристикам. И уж тем более ни один одарённый никогда не согласится сесть в эту летающую мебель.

– Я бы сел, Николай Николаевич.

– Вы одарённый? Хотя о чём это я, неодарённый не появился бы в обществе милых девочек из известных фамилий.

– И ещё, – добавил Вася, не желая развивать тему милых девочек. – Разве аппараты тяжелее воздуха нуждаются в антигравитации? Мне видится…

Красный замолчал, так как к ним сквозь фланирующую публику целеустремлённо пробивался худощавый господин средних лет, на ходу достававший из кармана…

– Что же ты, сука, творишь? – Вася толкнул в сторону Поликарпова и выставил щит, тут же вспыхнувший от попадания первой пули. После второй защита схлопнулась, не выдержав непомерной нагрузки.

От третьей пули Красный ушёл перекатом, и ещё в кувырке потянул из наплечной кобуры браунинг. Когда-то капитан Родионов неплохо стрелял и занимал призовые места на первенстве округа, поэтому… Хлоп! Нога террориста подломилась в согнувшемся в обратную сторону колене. Хлоп! Локоть правой руки вспух красным фонтанчиком.

Что за идиот бросился вперёд, перекрывая нападавшего? Пардон, вовсе не идиот, а тайный сопровождающий из дворцовой полиции. И женский визг по всему залу, переходящий в ультразвук.

– По башке, по башке ему не колоти! – орал какай-то генерал с крохотным для его огромной ручищи ТК. – Ты его забьёшь, придурок! Живым берите!

Вся эта суета проходила мимо Василия незамеченной. Он лежал на ковровой дорожке и любовался люстрой. Мыслей не было, обычное облегчение и усталость, какк после тяжёлой работы. Двое в штатском ненавязчиво отвлекали на себя всех желающих подойти. Одного, правда, пропустили.

– С вами всё в порядке, юноша? – слегка хромающий после падения Поликарпов протянул руку, помогая подняться. – У вас отличная реакция, молодой человек.

Красный смущённо улыбнулся:

– Извините за толчок, Николай Николаевич, но…

– Пустяки, – отмахнулся конструктор. – Главное, что не свалился в оркестровую яму. Кстати, стреляете вы тоже неплохо.

– Ах да… – Василий достал магазин и потянул затвор. Подобрал упавший на пол патрон и вернул пистолет в кобуру. – Вы не подскажете, где здесь можно… хм… поправить причёску?

– Давайте я вас провожу, Василий.

В сортире Красного и нашли. И он действительно поправлял перед зеркалом растрепавшиеся волосы, перед тем безуспешно попытавшись хоть как-то убрать грязные пятна на локтях светло-серого пиджака.

– Господин Красный, у меня к вам несколько вопросов! – маленький жандармский штаб-ротмистр пытался прорваться через охранников у двери и кричал издалека. – Да пустите же меня, церберы безголовые!

Один из охранников заглянул штаб-ротмистру за спину, никого постороннего не увидел, и перевёл вопросительный взгляд на Василия. На «цербера» он не отреагировал, хотя взаимная неприязнь жандармов и дворцовой полиции была общеизвестна.

– Пропустите, – кивнул Василий. – Но только его.

Жандарм вошёл и представился:

– Штаб-ротмистр Ежов Николай Иванович. Мне хотелось бы узнать, были ли вы ранее знакомы с господином Дмитрием Григорьевичем Богровым?

– Кто это такой?

– Коммивояжер шпагатной фабрики, только что покушавшийся на конструктора Поликарпова.

– Нет, первый раз про такого слышу.

– И могу ли я узнать…

– Как я попал в императорскую ложу?

– Да.

– Узнать вы можете, – согласился Василий. – Как узнаете, не забудьте поделиться со мной своим знанием. Я вас больше не задерживаю, господин штаб-ротмистр.

– А ваш пистолет…

– Феликс Эдмундович в курсе.

– Кто?

– Вы не знаете собственного начальника генерал-лейтенанта Дзержинского? – подобрался охранник, и вдруг резко пробил жандарма в челюсть. – Мишаня, вяжи ещё одного террориста!

Поздним вечером в кабинете графа Бронштейна произошёл неприятный разговор. Лев Давидович выговаривал господину Азефу за самодеятельность, и не стеснялся в выражениях. Успокоился не сразу, и долго ещё половина слов в его монологе напоминала о большом петровском загибе в переводе любивичского цадика. Но вот он выдохся, и устало опустился в кресло:

– Евно, ну нельзя же так работать! Что будет, если этого идиота свяжут с тобой? Вы же были друзьями, не так ли?

– У меня нет и никогда не было друзей, Лев Давидович.

– Вот как? Тогда почему же он согласился стрелять в Красного?

– Это его собственная инициатива, я только пожаловался на некоторые проблемы.

– Ты тоже идиот, Евно! Богрова взяли живым!

– Простите, Лев Давидович, но вы ошибаетесь.

– В чём?

– Дмитрий Григорьевич скончался в тюремной больнице.

– Когда?

Евно Фишелевич посмотрел на часы и ухмыльнулся:

– Через десять минут.