355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Семипядный » Согласна умереть » Текст книги (страница 1)
Согласна умереть
  • Текст добавлен: 6 апреля 2022, 00:03

Текст книги "Согласна умереть"


Автор книги: Сергей Семипядный



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Сергей Семипядный
Согласна умереть

Как стать резидентом иностранной разведки

«Вы нам нужны на роль резидента ЦРУ». Эти слова прозвучали предельно буднично. Настолько ровно произнесены они были, что Готовцев ушам своим не поверил. И отреагировал соответствующе. Однако предчувствие, что отныне жизнь его изменится кардинально и навсегда, как позднее он отметил, было.

А случилось это в субботу, день для кого-то едва ли не праздничный, для Готовцева же – будничный, рабочий. Он обедал в кафе, мало чем отличающемся от обыкновенной столовой прошлых времён, когда к его столику приблизился мужчина с подносом в руках.

– Не помешаю? У вас свободно? – спросил он.

– Да, пожалуйста, – махнул кистью руки Готовцев.

Против того, чтобы этот мужчина или кто-либо другой присел за его стол, он возражений не имел, ибо, как и любой, пожалуй, из посетителей кафе-столовой, к этому был готов.

Готовцев продолжал есть бифштекс (про себя он окрестил бифштекс «котлетой с мясом»), периодически выпуская взгляд из околотарелочной зоны и позволяя ему равнодушно скользнуть по лицам двух – трёх произвольно отобранных едоков. На соседа же в течение этих нескольких минут он не обронил ни одного более или менее прямого взгляда.

– А вы, смотрю, любите остренькое, – произнёс сидящий напротив Готовцева.

Готовцев посмотрел на соседа по столику, потом на свою правую руку, которой он только что потряхивал, добавляя перцу в пресное тесто бифштекса, затем пожал плечами и поставил перечницу на стол. Гладкое белое лицо, чёрная кожаная куртка, яркое пятно галстука под подбородком. Лет тридцати – тридцати пяти. Поддерживать разговор с незнакомцем Готовцев не собирался и потому преспокойно положил в рот порцию пищи.

– А вы, Михаил Петрович, не особенно-то общительны, как я понимаю, – прозвучало несколько иронично.

Готовцев, забыв прожеваться, запихнул в рот изрядный кусок бифштекса и молча уставился в незнакомое улыбающееся лицо. А лицо это оказалось не просто белокожим, а бабье-кошачьим, физиономией белесой кошки. А над верхней губой – не усы и даже не усики, а пушок, как у подростка. Неприятный тип. Хотя бы уже потому, что вмешивается в процесс поглощения пищи.

– С кем, простите, имею честь?.. – наконец выговорил Готовцев, ещё более к этому времени раздражившийся, потому как сидящий напротив него тип («кошкотип») издевательски молча ожидал, пока Готовцев прожуётся. – Необременительно ли будет пояснить, кто вы такой и что вам надо. И откуда меня знаете. Вот лично я впервые вас вижу. И если бы я хоть раз вас видел хоть где-нибудь, то вашу кошачью… физиономию запомнил бы на всю жизнь! Будьте уверены!

– Успокойтесь, Михаил Петрович. Я вовсе не хотел вас обидеть. Михаил Петрович! Что вы, в самом деле?! – запожимал плечами собеседник.

Действительно, надо бы умерить голос. И чего разошёлся? Готовцев, подвергнув себя насилию, принял вид человека, готового выслушать собеседника.

– Ну и?..

– Я, извините, не представился. Я из городского отдела ФСБ, – заговорил «кошкотип» и чуть привстал. – Чистяков Владимир Николаевич. Мне необходимо поговорить с вами.

– Кагэбэ, что ли?

– Да, в общем-то. КГБ – ФСК – ФСБ.

– У вас имеется удостоверение?

– Да, конечно. Я предъявлю. Позднее, если не возражаете, – ответил Чистяков. – Хотел предложить вам… Когда закончим обедать, конечно. Предложить прокатиться. Познакомлю вас с одним товарищем. Он из Москвы.

– Прокатимся. Ладно, – согласился Готовцев, к этому времени почти совершенно успокоившийся.

У него имелись вопросы к Чистякову, однако задавать их почему-то не хотелось. Вероятно, потому, что было обещано знакомство с «товарищем из Москвы», который, возможно, хотя бы внешне окажется человеком менее неприятным.

И не так уж и велик у человека запас условно-рефлекторных ответов на изменения окружающей среды. Пошёл дождь – хочется в конуру, подул ветерок, выглянуло солнышко – появляется стремление жить в движении, перемещаясь в пространстве, чтобы оказалось возможным чёрную точку потенциальных возможностей развернуть в огромность палитры звучных событий.

Он сказал «да». Он согласился сделать всё, что потребуется, он дал согласие выполнять всё, что будет велено, и – в соответствии с инструкциями, которыми, как ему сказали, его будут снабжать по мере необходимости.

Готовцев имел возможность сказать «нет». Но слово «нет», как правило, чёрного цвета, в нём не сыщешь оттенков лимонно-жёлтого или кораллового, не обнаружишь и пятнышка бриллиантового красного или цвета красной киновари, нет и точечки, даже одной-единственной, цвета луговой зелени или зелени сосны – один лишь могильно-чёрный мрак.

А предшествовал этому следующий разговор.

– Михаил Петрович, мы, должен вам сообщить, поинтересовались вашей личностью, – заговорил Чистяков, полуобернувшись с водительского кресла к Готовцеву. Познакомить с находившимся в салоне «Волги» и теперь сидящим рядом с Готовцевым «товарищем из Москвы», сытеньким и усатеньким, он, конечно же, забыл. – Дело, знаете ли, такого плана, что обратиться к кому попало мы просто не имели права. Дело государственной важности, знаете ли. Да. Поэтому прошу вас быть с нами откровенным и…

Готовцев непроизвольно дёрнулся.

– От меня требуется откровенность? – с заметной жёсткостью в голосе спросил он. – Так я и знал!

Лицо Чистякова стало огорчённым и чуть растерянным. Он коротко глянул на «товарища из Москвы» и собрался продолжить, однако в этот момент сидящий слева от Готовцева «товарищ из Москвы» повернулся к Готовцеву и, прервав молчание, заговорил. С отрывистой напористостью, решительно, энергично подёргивая щёточкой усиков.

– Меня зовут Анатолием Иванычем. Вы, очевидно, не жалуете наши органы (Нет, почему же! – хотел возразить Готовцев, однако Анатолий Иванович жестом руки остановил его), но, Михаил Петрович, употребив слово «откровенность», Владимир Николаич вовсе не имел в виду стукачество. Речь о другом. Вы похожи на одного человека – в этом всё дело. И как раз поэтому мы собирались предложить вам исполнить одну роль.

– Вы ведь творческий человек! – торопливо вставил Владимир Николаевич.

– Сложную роль, – продолжил Анатолий Иванович, строго нахмурив брови. – Не всякому она по силам. Ошибки исключаются. Дело касается разоблачения сети зарубежных агентов.

– На дворе не восьмидесятый, а середина девяностых, – усмехнулся Готовцев. – Неужели кто-то ещё занимается иностранными агентами?

– Не ещё, так уже, – со значением произнёс Анатолий Иванович и ещё сильнее нахмурил брови. – Так вы согласны? Я спрашиваю: вы согласны в принципе? Или вы считаете, что деятельность по разоблачению действий зарубежных разведок в принципе не нужна?

– Нет, я так не считаю, – ответил Готовцев, отметивший про себя, что слова «в принципе» собеседником произнесены были дважды. Причём оба раза – с нажимом.

– Вы согласны, что у разных стран интересы – разные? То, что выгодно одной, то… Понимаете, да?

– Ну-у… да.

– Если согласитесь на наши предложения, то знайте, что от вас потребуется максимальная собранность, ответственность, исключительная продуманность действий.

– Но… – начал Готовцев.

Он хотел сказать, что не может гарантировать компетентности, не будучи профессионалом, однако Анатолий Иванович угадал его мысли и вновь жестом остановил его.

– Не торопитесь. Думать и прорабатывать детали будут другие. От вас же, прежде всего, будет требоваться неукоснительное следование инструкциям. И, одно из главных, – не совершать непродуманных поступков, не посоветовавшись с нами. Работа будет оплачена.

– Хорошо оплачена! – вскрикнул Чистяков.

– Я смогу купить квартиру? – приподнял брови и округлил глаза Готовцев.

– Нет, конечно. Дело-то государственное, – ответил Анатолий Иванович.

– Государство? – хмыкнул Готовцев. – Этот нарост ещё функционирует? На комбинате, например, очередь на жильё уж который год не двигается.

Анатолий Иванович потрогал свои усы, словно проверяя их на колючесть.

– Однако стоимость даже однушки… – Анатолий Иванович, замолчав, обратил взор на Чистякова.

– Цены у нас далеки от московских, естественно, – пожал плечами Владимир Николаевич.

– Но машину купите, – встряхнул головой Анатолий Иванович, словно вдруг на что-то решившись. И, пристукнув кулаком по своему колену, добавил: – И – не убитую.

Готовцев вскинул удивлённо брови, затем повернул голову и посмотрел на Чистякова. И обнаружил, что тот удивлён только что прозвучавшим в салоне автомобиля заявлением не меньше него.

– В хорошем состоянии? Может, аж девяносто девятую? Похоже, это что-то из области… – скептически начал Готовцев.

– Нет! – перебил его Анатолий Иванович. – Можете мне поверить. Будут деньги! – И он, для пущей убедительности, по-видимому, предпринял попытку въерошить щёточку начавших седеть усиков.

– Однако вы сказали о роли, которую… Одно дело – заунывно читать собственные стихи… – Готовцев с грустной улыбкой посмотрел на «усачей», как он про себя окрестил собеседников. На того и на другого.

Анатолий Иванович успокаивающе похлопал Готовцева по его нервно сжимающей левое колено руке.

– Да, предстоит исполнять определённую роль, однако требоваться тут будет не актёрское мастерство, а как раз то, о чём я только что говорил: собранность, ответственность и другие аналогичные качества.

– Но, надеюсь, не роль же иностранного шпиона мне придётся играть, если соглашусь? – спросил Готовцев, улыбаясь абсурдности такого предположения. Он только теперь заметил, что они уже не стоят около столовой, а куда-то едут.

– Нет. Вы правы. Но лишь отчасти, – быстро откликнулся Анатолий Иванович. И широко и добродушно улыбнулся.

А затем последовало это заявление «товарища из Москвы» о том, что Готовцеву предлагается исполнить роль резидента ЦРУ. Готовцев, ошеломлённый, было уж, рассмеялся (откачнулся назад, приоткрыл рот, издал даже какой-то звук), однако что-то во взгляде Анатолия Ивановича остановило его. Он понял: это не шутка. А что же тогда?

– Ваши документы, пожалуйста! – неожиданно даже и для себя потребовал Готовцев, став предельно серьёзным, и протянул руку, сначала в сторону Анатолия Ивановича, потом – пред очи обернувшегося Владимира Николаевича. И вновь вернул её – ладонь кверху – к лицу Анатолия Ивановича. – Ну-с!

Владимир Николаевич, притормозив, поспешил сунуть руку под куртку, однако Анатолий Иванович остановил его, выбросив вперёд руку и легко коснувшись плеча коллеги. Затем он неторопливо вынул своё удостоверение и предъявил его Готовцеву. Ознакомившись с представленным на его обозрение документом, Готовцев призадумался.

– Если решитесь, позвоните по этому, вот, телефону, – услышал он голос Анатолия Ивановича и увидел вручаемый ему золотистый прямоугольничек визитки. – Вечерком, с восьми до десяти. Сегодня или завтра. Или послезавтра. Но не позднее.

– Хорошо, товарищ полковник. Надумаю – позвоню. Или господин полковник?

– Анатолий Иваныч, Михаил Петрович. Называйте меня Анатолием Иванычем. Владимир Николаич, здесь, не доезжая до проходной, остановите. Ну, всего хорошего, Михаил Петрович!

– А…

– Подробности – потом. Если сговоримся. Но, Михаил Петрович, никому ни слова о нашем разговоре. В любом случае. Тут ничего, надеюсь, объяснять не надо. Даже жене говорить не следует.

– А если не позвонит? – спросил Чистяков после ухода Готовцева.

– Позвонит, – ответил Анатолий Иванович. – Не сегодня, а завтра. Если обстановка в семье такова, как вы её обрисовали…

– И всё-таки?

– Подготовьте другой вариант повторного выхода на Готовцева. Только он. Времени у нас в обрез. Боюсь, к первой встрече с Фээм так и так опоздаем.

Анатолий Иванович ошибся, ибо не успели они отъехать, как Готовцев вернулся и, нагнувшись к приопущенному стеклу правой передней дверцы, выкрикнул:

– Согласен! Я согласен! Я живу… Я живу тяжело. Словно что-то зацепило и тащит по жизни волоком – и след неглубок, и бока ободранные. Бескрылая приземлённая повседневность сушит мозг и растягивает, словно резиновый шарик, сердце. Да, я согласен! Я буду согласен. Если… сумма меня устроит.

– Ну и отлично, – произнёс Анатолий Иванович с некоторой неуверенностью в голосе. – Вы в десять уже дома?

– Да, завтра, около десяти.

– Вот и договоримся, когда и где встретимся.

– Если договоримся, – кивнул Готовцев. Затем, резко выпрямившись, развернулся и ушёл.

Чистяков бросил на Анатолия Ивановича встревоженный взгляд.

– Время. Да, времени не остаётся, – вздохнул Анатолий Иванович.

Этапы персональной эпохи перемен

Сдав дежурство, Готовцев вышел за ворота комбината и направился в сторону дома. Однако вскоре свернул влево и пошёл, ускоряя шаг, в направлении центра города. Домой явился лишь спустя три часа. В коридоре его встретила жена Ирина.

– Где ты был? – подозрительно его осматривая, проговорила она.

Готовцев глянул в сторону кухни.

– Он не там?

– Он у себя. Успокойся. И обувь поставь на место. Сколько раз можно говорить?

– Ладно-ладно. Смотри. Видишь? – Готовцев запихивает туфли в обувной шкафчик.

– Сын поговорить хотел по поводу квартиры. Ты же знаешь, на каникулах ему хотелось бы…

– Знаю, – невольно сцепив зубы, перебил Готовцев. – И тебе прекрасно известно…

– У тебя есть деньги нанять кого-то? Или всё я должна? Ты даже обещал, помнится.

– Так получилось… – выдавил из себя Готовцев. – Ну, не могу я туда…

– А вообще-то, решение мы принимали вместе. И куртку повесь как следует. Кстати, какой-то Владимир Николаич два раза звонил.

– Что он сказал? – Готовцев вешает куртку на плечики.

– Что он мог сказать? Просил позвонить. Кто он и что у вас за дела, я хотела бы знать?

– Случайно познакомились. Дело своё хочет… Ну, компаньона ищет.

– Среди сторожей? Понятно.

– Что тебе понятно?

– Наобещал человеку, а потом… – Ирина преградила Готовцеву путь в ванную. – Какое дело-то?

– Да коммерция – что ещё!

Готовцев проскользнул мимо жены и попытался закрыть за собою дверь, однако Ирина сунула руку в дверной проём и превентивно взвизгнула:

– Ой-ой!

– Отойди! – приказал Готовцев.

– Чуть руку не оттяпал же! – Ирина вошла в ванную. – Что вы там продавать собрались? И какой из тебя продавец, извини за выражение?

– Пока просто треплемся.

– Ты же трус.

Готовцев хмуро глянул на жену и отвернулся.

– Ты не понимаешь.

– Да уж где мне.

– Мне умыться…

Готовцев левой рукой поднял валяющийся на дне ванны шланг душа и, одновременно с этим, другой рукой перебросил рычажок на смесителе вправо.

– Кто он такой? – не отстаёт Ирина.

Готовцев открыл кран холодной воды, и несколько десятков струек воды выскочили из дырочек рассеивателя, почти вплотную приближенного к бедру Ирины.

– А-а-а! – завопила Ирина.

– Прости, – сказал Готовцев.

– Ты специально! – Ирина выбежала из ванной комнаты.

– Может, и специально, – пробормотал Готовцев. – Подумаешь, преступление. А совать свой нос…

Спустя полчаса, улучив момент, Готовцев вынул из кармана куртки золотистую визитку и позвонил по начертанному на ней синей пастой местному номеру. Другие два, типографски исполненные, были тщательно зачёрканы той же синей авторучкой. Отозвался Анатолий Иванович.

– Не хотелось бы, чтобы нас с вами видели вместе, – поздоровавшись, сказал полковник. – Поэтому предлагаю встретиться в кинотеатре.

– В кинотеатре?! – вырвалось у Готовцева.

– Да. А что вас смущает?

Но Готовцев уже протащил через проектор памяти коротенькое воспоминаньице о последнем посещении кинотеатра – десяток или дюжина зрителей в огромном зале – и поспешил согласиться:

– Идёт. В кинотеатре так в кинотеатре.

– Кинотеатр «Луч», сеанс на шестнадцать часов. Устроит?

– Буду.

– Михаил Петрович, вы придите, пожалуйста, чуть пораньше, посмотрите, нет ли знакомых. В зал входите среди последних и садитесь где-нибудь в сторонке и повыше, а я присоединюсь к вам, – проинструктировал Готовцева Анатолий Иванович и попрощался.

В течение последующих часов Готовцев неоднократно обращался мыслями к предстоящей встрече в кинотеатре «Луч». Возникали предположения и о розыгрыше. Состряпать удостоверение – это проще простого. Купи корочки соответствующие и оформляй их хоть на полковника, хоть на генерала. Печать? Так он ведь печать-то и не разглядывал. Может быть, там значится какое-нибудь ТОО или ООО, которых сейчас хоть пруд пруди. Вот только кто способен столь основательно всё подготовить, что даже ввести в заблуждение его, Готовцева, отнюдь не лопуха? И эти двое – типичные гэбэшники. На «Волге». Знакомые графоманы для розыгрыша подобного масштаба, пожалуй, мелковаты.

Да и не осталось никого. Это он… Да, он, Михаил Готовцев, один из немногих, кто держался так долго. Будучи к тому же не прозаиком, а поэтом. И «пускай поэт в картине утопии опишет всеобщую человеческую любовь существующей…» Но это сделает не поэт Готовцев. Он вышел из дому. Теперь он вряд ли когда-либо создаст нечто нежное, романтическое, ласкающее уродливо-сильную душу современного читателя.

«Вышел из дому» – это так, ну, образное выражение, что ли, относящееся к переменам в его жизни, имевшим место пару месяцев тому назад. А из дому он выходил и прежде. По утрам. Работая дворником там же, где и проживал в течение целого ряда лет. Почти столько же работая, сколько и проживал. Он убирал вокруг двух домов, потом шёл на планёрку и выслушивал всё, ему непосредственно адресованное. В необходимых случаях кивал и улыбался. Он выучил наизусть время выхода в телеэфир очередных порций сериалов, которыми увлекались его коллеги, преклонных лет тётеньки по преимуществу. Старушки уважали его. А он наблюдал за ними и вспоминал свою бабушку, думая, что когда-нибудь он напишет о ней книгу. Не сейчас, а когда окончательно станет прозаиком. Когда состарится, возможно. Пожилые женщины спрашивали, смотрел ли он вчерашнюю серию. Нет, честно отвечал Готовцев и добавлял, лукавя: не получилось, мол. И выслушивал пересказ серии. Не слушая, однако что-то всё-таки улавливая. То, что пробивалось сквозь маску рассеянности, удобную для него и не очень оскорбительную для рассказчика.

Однако всё изменилось после того, как в их квартире поселился двоюродный дед жены, обыкновенный с виду старик, способный убить взглядом негасимый огонь жизни в душе не сумевшего себя защитить. Ну и ладно. Разве ж обязательно видеть глаза всматривающегося в тебя человека? И пускай лёгкое давление прохладного ветерка сдувает пыль с наружной поверхности век, с благоразумной своевременностью чуть прикрытых. Пускай.

Однако холодное сияние стариковского взгляда мелькнуло в родных глазах жены, вдруг ставших чужими. Может, показалось? Да нет, кажется. Он напрягся и вспомнил, что она только что сказала. Да, всё так. И Готовцев сменил работу. Спустя двое суток, в течение которых старался ни о чём не думать. А когда возвращался домой со свежезаполненным и ловко заламинированным удостоверением, хотелось прыгать от радости или просто бежать вприпрыжку, так как предстоящая зарплата была почти вдвое больше прежней. До родного подъезда радости не хватило. Готовцев купил водки и напился. Впервые за последние несколько лет. Будучи впущен в коридор квартиры (он очень долго скрёбся в дверь и сильно устал), Готовцев не стал подниматься с четверенек, а вывалил из карманов всё содержимое и постарался отодвинуть от ключей, авторучки, записной книжки и прочего столь же неважного коричневые «корочки» с надписью «Охранное агентство».

– Что это? – спросила Ирина.

Готовцев недоумённо закинул голову навстречу нависшей над ним супруге и увидел, что она хочет пнуть его ногой – словно сквозь туман увидел (но расстояние-то близкое) – и сдерживается только потому, что никогда этого не делала прежде.

– Р-рбота нов-вая, – выдохнул Готовцев и почувствовал себя в безопасности. Он перестал удерживаться на передних ногах и прижался щекой к Земле, защитившейся от его неблагозвучного дыхания тремя слоями многоквартирного дома.

Среди ночи Готовцев проснулся и долго смотрел прямо перед собой, ожидая, что серый потолок цветным сном опустится вниз и спрячет его от вязкого мрака похмельного всеощущения вины. И вытащит его голову из болезненных тисков, колюче облапивших оба виска с заходом на теменную часть черепной болванки.

Выпить кофе, чтобы хотя бы чуть-чуть расширить кровеносные сосуды мозга. А сон всё равно уже не одолеет взбудораженный болью мозг. Готовцев поднялся и осторожно унёс разламывающуюся голову на кухню. Кофе и в самом деле помог. Вот только сон ушёл куда-то очень далеко. Наплевать. Он полежит до утра, а затем сделает зарядку и примет контрастный душ. И отправится охранять периметр производственного монстра, полуживого и попритихшего в постперестроечные годы, однако по-прежнему опасного. Сутки через двое. Может, и не засосёт и не высосет. Может, не высушит, как, например, бывшего друга Андрюху, музыканта и скульптора в прошлом, а ныне сталевара, способного производить внятные звуки лишь после смягчения внутренностей спиртосодержащим горячительным.

А то, что со временем и оружие выдадут… Ничего, он никого не убьёт и сам не застрелится. Надо быть сильным. Сутки его нет, затем отсыпной. Остаётся всего лишь тридцать шесть часов, шестнадцать из которых – ночное время, которым можно распоряжаться по своему усмотрению.

И теперь, спустя два месяца, Готовцев, окрепший и посвежевший, уже почти ничего не боялся. Слегка похудевший, он теперь по-новому чувствовал своё тело, обвитое ожившими мышцами, а в глазах появилось некое подобие наглой самоуверенности, которое, бросив невидимую тень на лицо, приметно разгладило его черты.

В почти пустом зале кинотеатра прикосновения каких-либо запахов выглядят случайными, многие звуки, скрип стульев в том числе, кажутся неестественными. И тот слой общественного подсознания, что когда-то ещё давно связал между собою значительность фильма и наполненность кинозалов, предвестием скуки смывает с тела всю энергию без остатка.

Однако Готовцев пришёл сюда не ради фильма. Только вот Анатолия Ивановича почему-то нет, хотя уже погас свет, и цветные говорящие тени задвигались на экране. Готовцев поозирался, ожидая, пока глаза свыкнутся с темнотой, однако полковника не обнаружил.

Ну что ж, подумал он, деньги уплачены – станем обыкновенным кинозрителем, а не шпионом или резидентом. В конце концов, они могли передумать, ведь вовлекать дилетантов в игры профессионалов – вещь опасная, рискованная и чреватая. И спустя некоторое время он почти совершенно сместился в плоскость фильма, в сковородочно неглубокое пространство искусственных персонажей.

– Не помешаю?

Направленный взрыв этой фразы, произнесённой знакомым голосом, разрушает сложившийся миропорядок, стаскивая Готовцева с тёплых угольков киношных страстей и помещая рядом с когда-то успевшим усесться справа от него Анатолием Ивановичем. Готовцев решил не отвечать – приходить в середине фильма было со стороны гэбэшника, по меньшей мере, невежливо.

– Михаил Петрович, буду краток. К тому же, сами понимаете, я вам могу сказать отнюдь не более того, что могу вам сказать. Суть дела такова. Прямо по Гоголю. К нам едет резидент.

– Зачем в таком случае я, если он уже едет? – поразился Готовцев.

Причём степень его удивления была столь велика, что он даже забыл, с чего намерен был начать предстоящую беседу. С определения стоимости своих услуг, конечно же, он планировал начать этот разговор.

– В том-то и дело, что он не приедет, – шепчет в ухо Готовцеву усаживающийся слева от него Чистяков.

– Да, он обезврежен и дал показания, – продолжил Анатолий Иванович. – Однако непосредственное его использование в дальнейшей игре не признано целесообразным. Понимаете? – Анатолий Иванович вздохнул. Помолчав, продолжил: – А вы как раз, как я уже говорил вам, похожи на него. Лицом. Фигурой – нет. Он очень высокий, громоздкий, неуклюжий, я бы сказал, ноги… В общем, фигура – нет, лицо – да. Только причёску бы чуть… Ну, лоб бы открыть.

– Мне, что же, придётся на высокие каблуки взгромоздиться и сальца поднаесть? – спросил Готовцев.

– Этого не потребуется. Его здесь никто не видел. Агенты получили данные о времени и месте встреч, получили пароли, а почтовой связью им направлен портрет нового резидента. В виде марки с изображением декабриста Бестужева.

– И я, выходит, похож на декабриста Бестужева? – слегка обрадовался Готовцев.

– У вас у обоих лица одного, примерно, типа с лицом Бестужева. Даже ямочка на подбородке – как раз такая. Однако это не суть важно, так как этих Бестужевых было предостаточно.

– И на которого же мы похожи? – решил уточнить Готовцев.

– На Николая Бестужева. Но это, повторяю, не так уж и важно. На конверт можно поместить марку с каким угодно изображением – не так уж и много, надо полагать, среди почтовых работников филателистов, тем более – знатоков декабристского движения. А вот то, что вы похожи на задержанного, – это да, это весьма важно. Ведь встретившись с вами, человек, так мне представляется, придёт к себе домой и сопоставит ваш облик с изображением на конверте. И поэтому-то как раз заменить вас достаточно трудно.

– На конвертах, если я правильно понял, помещён портрет этого типа?

– Да, именно. А обозначено: «Бестужев Н.А.» Нами были сделаны снимки резидента в соответствующей позе, а в результате – почти что вы собственной персоной. Как в той книжице, изданной пять лет назад. Помните?

Ещё бы Готовцев не помнил свой портрет, помещённый в его единственную книгу.

– А как же вы… – Готовцев замялся, подбирая нужное слово.

– Среди нас, Михаил Петрович, тоже имеются любители поэзии, – объявил Анатолий Иванович. – Просто любители, без никаких.

– А профессиональный интерес, значит, к поэзии вашей конторой окончательно утрачен? – не без разочарования в голосе спросил Готовцев.

– Увы. Но вы же когда-то были очень популярны.

– Да вы были звездой местечкового масштаба, – проговорил Чистяков не без иронии в голосе. – Как же, участник последнего всесоюзного совещания молодых писателей! Помнится, мои стихи так отрецензировали…

Готовцев повернулся к Чистякову, поспешно от него отвернувшемуся.

– Так значит, вы тоже из бывших великих русских писателей?

Чистяков скосил взгляд на Готовцева и зашипел:

– У меня прошло. Без последствий. Стоит убить всего лишь одного человека…

– Владимир Николаич! – поспешил остановить младшего коллегу Анатолий Иванович.

– Ладно, ладно… – пробурчал Чистяков, вновь отворачиваясь от Готовцева.

– А нельзя было эти конвертики у них изъять? – после паузы спросил Готовцев. – Незаметно проникнуть в их квартиры да и…

– Для этого, прежде всего, надо знать адреса их. Мы же никого не знаем. Наверняка, по крайней мере.

– Я с ними встречаюсь – вы их хватаете?

– Не сразу. Кое-что нам, конечно, известно: псевдонимы, кто в какой области работает… По мелочи ещё кое-что. – Анатолий Иванович помолчал, а затем продолжил. И голос его теперь звучал несколько иначе. – Да, всё это усложняет нашу с вами задачу. Подготовиться к встречам будет достаточно сложно. От вас будет зависеть очень многое. Ошибаться нельзя. Лучше промолчать, если в чём-то не уверены, уж лучше прервать встречу досрочно, но… Да, только бы не провал. Помните об этом. Провалы исключаются совершенно.

– Меня могут убить? – спросил Готовцев.

– Испугались? – весело откликнулся Чистяков. – Вы были такой вдохновенный, заводной. Имел честь наблюдать. Протухли-с, должен заметить.

– Владимир Николаич! – прикрикнул Анатолий Иванович, а затем снова обратился к Готовцеву: – Не в том дело. Уши показывать нельзя. Послезавтра вы начнёте работать на машзаводе технологом.

Готовцев вытаращил глаза.

– Это ещё зачем?! Я давно дисквалифицировался!

– Один из агентов самым непосредственным образом связан с заводом. И вообще нас интересует заводская обстановка в связи с возобновлением оборонной программы.

– Значит, всё-таки стукачество? – усмехнулся Готовцев.

– Просто взгляд изнутри, – пожал плечами Анатолий Иванович.

– Ну да, ну да, – покивал Готовцев. – А не следует ли вернуться к разговору о вознаграждении?

– Сумма, которую мы планировали… Она ведь не окончательная. Всё будет зависеть… – Анатолий Иванович помолчал. – В общем, вы понимаете.

Не окончательная. Сумма вознаграждения – не окончательная. Сумма, до сих пор не озвученная, – не окончательная. Деньги, деньги, деньги… Ещё месяц или два, ну, может, полгода, и он, бывший поэт Готовцев, будет способен убить. Человека убить. По меньшей мере, формально, – человека. Во всяком случае – нажать на спусковой крючок. Хорошо, что уже завтра он уволится. Оружие ещё не получил, а теперь и вообще уйдёт из охранного агентства.

– Я, говорите, понимаю, – мрачно проговорил Готовцев. – А вот нет, не понимаю. И вот хочется мне, чтобы вилка была обозначена в конкретных цифрах.

– Решим, Михаил Петрович, – веско проговорил Анатолий Иванович. – Мы этот вопрос решим.

Вечером он сидел перед выключенным телевизором и мысленно репетировал явление служилому люду нового работника. Он наденет свой лучший костюм, тёмно-серый, слегка иссиня, в бордовую полоску. Костюм у него единственный, однако он был бы самым лучшим даже и в том случае, если бы у Готовцева было ещё несколько костюмов. Костюм ношеный, а брюки – ношеные в квадрате. Однако, в целом, костюм ещё смотрится. И придётся начавшие редеть волосики начесать.

Пришла и устроилась на соседнем кресле Ирина.

– С чего вдруг? – произнесла, выдержав паузу. – Если честно, уже не ждала. То с какого-то перепугу в охранники подался…

– Как это с какого – в охранники? – максимально нейтральным тоном проговорил Готовцев.

– Ну, тут ладно, – согласилась Ирина. – А стать снова… технологом.

– Зарплата побольше, надеюсь, будет. И здесь реже… Кстати, костюм, вероятно, пропылился.

– Завтра, может, где-нибудь к обеду освободишься? В одном месте заявление, в другом…

– Возможно. Но… нет.

– Я могу хотя бы завтра не бежать с работы?

Готовцев помотал головой.

– Я не могу. Нет, больше никогда…

– По-твоему, я железная?

– Если бы я знал… – Готовцев встал и включил телевизор. Снова сел. – Могла бы уж и научить его еду разогревать.

– Разогревать… Если бы он знал… Я тоже не знала. И что? – Ирина поднялась и выключила телевизор. Она, похоже, намерена была поскандалить.

– Это была твоя идея. Столько времени!..

Готовцев собрался вновь включить телевизор, однако Ирина преградила ему дорогу и, ухватив за руку, изрекла:

– Ты ненавидишь меня!

– Мне страшно! – выдохнул ей в лицо Готовцев и вырвал свою руку.

– Ну и зря! Не тот ты человек! – Ирина, толкая мужа в грудь, сделала попытку усадить его обратно в кресло.

Готовцев отпрыгнул в сторону и, округлив глаза, прокричал:

– Я не могу сейчас умереть!

Готовцев быстрым шагом вышел из комнаты.

– Да подожди ты! – крикнула Ирина вслед ему, однако с места не двинулась.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю