Текст книги "Падение 'Столицы'"

Автор книги: Сергей Митрофанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Митрофанов Сергей
Падение 'Столицы'

Сергей Митрофанов

Падение "Столицы"

О пользе и вреде знаменосцев

Вдруг образовавшаяся на пустом месте (http://www.russ.ru/journal/ist_sovr/98-05-15/dubrov0.htm) дискуссия по поводу "Столицы", вернее "Столиц", меня слегка поразила. Я уже и сам забыл о ее существовании, хотя был в ней заведующим политотделом, а люди, оказывается, помнят – сквозь пепел прорываются язычки чего-то недоговоренного, какие-то обиды... Надо же!

Ведь на самом деле никакой проблемы нет.

Ну был у нас приют графоманов, ну кто-то расковырял его палкой, побрызгал теофосом, и мы разбежались, оглашая пространство криками: "Предали! Сгубили капиталисты из "Коммерсанта", а помните, как "все мы были счастливы и танцевали наш падекатр!"?"

Все было не так.

"Гибель издания" – это всегда немного другое, чем выключение печатной машины по экономическим причинам. Это след некой тектонической волны, по сравнению с которой мелкая драма коллектива, чьи трудовые книжки лежали в данной организации, сущая безделица.

* * *

Собственно, меня из редакции "ушли" немного раньше, приклеив ярлык социал-демократа, который поддерживает Советы.

И тогда на посту заведующего отделом меня сменил мой заместитель Саша Касатов. Он как-то весь воспрял, стал инициативен, начал петь песни под гитару, но далее и.о. не продвинулся.

Но более всего Касатов расстроился, что ему не удалось "спокойно встретить старость", так что у нас обоих после провала издательского проекта был большой соблазн обвинить главного редактора Андрея Мальгина в некомпетентности, непрофессионализме, глупости, пошлости, предсказать ему жалкое нищее существование в беспросветном будущем, поплясать на костях.

Должны констатировать: к сожалению, эти оценки и прогнозы совершенно не отражают реального положения вещей. Просчет – это расчет, а Мальгин профессионал экстра-класса. С личным будущим у него все в порядке. Сделка с "Коммерсантом" не была бескорыстной (хотя вопрос философский: чем Мальгин владел?), но, по слухам, у него на одну иностранную машину стало больше. А главное, Мальгин принял верное решение.

Контекст

Вряд ли я кого удивлю, если скажу, что умирание "Столицы" началось раньше, чем прекращение выпуска издания с логотипом "Столица", и даже раньше, чем оно из "демократического" превратилось по новой концепции в издание обеспеченных жлобов, безусловно, раньше, чем переоделось из корявой русской обложки в мягкую финскую глянцевую.

Первоначально "Столица" была задумана и создана как антикоммунистический таран. Возьмите список редколлегии за 1991 год, и вы обнаружите, что в нем помимо реально "работающей" редколлегии состояли такие видные демократы-либералы, как Сергей Станкевич, Илья Заславский, Галина Старовойтова, Марк Захаров... Когда им было руководить журналом? Фамилиями знаменосцев перестройки "Столица" сигнализировала, что за нею стоят и МДГ, и Демроссия, и определенная идеология. А тем временем в журнале вовсю с первых страниц печатались корреспонденты радиостанции "Свобода" Джованни Бенси, Дмитрий Волчек, Марк Дейч...

Я не придаю этому набору фамилий негативного оттенка – таковы были тогда ожидания, таковы были кумиры, и то, что читательская почта той страны, которая в 1995 году проголосовала за коммунистов, требовала "Даешь комиксы про Ильича!", по-видимому, отражало общее умонастроение.

Сегодня мы не только расходимся в трактовке мягкой августовской революции, – демократическая, буржуазная, криминальная, а может быть, номенклатурная? – но вообще стараемся стереть файл. Точно так же осевшие в банках пираты Морганы и Рокфеллеры стали придумывать себе незапятнанные биографии.

А ведь это было время сверхциничного конформизма, когда Демроссия пыталась лечь под новую власть и стать президентской партией, да только не нужна была, когда сергеи станкевичи погрязли в аферах, когда... да что там говорить! Мы стараемся забыть странный дуализм демократических изданий того времени: с одной стороны, они жили на субсидиях, бюджетных средствах, блатной аренде, пользовались покровительством чиновников и государственных институтов и одновременно были настолько "смелы, откровенны и сильны, что нападали на партию и КГБ", "разоряли тоталитарные птичьи гнезда". Простодушие? Увольте, увольте... Это был котел, в котором варилась новая Россия.

Умирание демократических изданий было запрограммировано в этом (как мне казалось тогда!) элементе предательства, когда якобы неангажированность стала ангажементом, а неформалитет приобретал очертания четкие и резкие.

Андрей Мальгин – его Валерия Новодворская назвала "веселым и дерзким мальчишкой", а на самом деле он был хмурым, мнительным, с болезненным самомнением и ускользающим взглядом – понял, что журнал свою функцию исчерпал. Еще будут журналы с таким же или с похожим названием, но, очевидно, это будут другие журналы. А ЭТОТ не нужен.

Он все понял правильно

Ведь "демократическим" журнал был только по стечению обстоятельств. Во-первых, потому что направление главного идеологического удара совпадало с социальным заказом, а во-вторых, потому что каждую неделю приходилось выпускать по довольно-таки толстому номеру, а редактору номера даже прочитать его за это время было трудно. Элементарно не было времени уничтожать авторские мысли и переписывать их в нужном ключе, да и ключа этого никто не знал.

К слову сказать, читатели удивлялись: почему "НГ" такая интересная газета, почему "Столица" такая смелая, принципиальная? Наверное, у них главные редакторы смелые, интересные люди?

И хотя от личности главного редактора действительно многое зависело, иногда ларчик открывался донельзя просто: дешевизна производства, отсутствие достаточного технологического оснащения приводили к тому, что тексты засылались случайные, иногда спьяну, иногда их даже не читали. Каждому автору, который поспевал к "дедлайну", были рады как лучшему другу.

"Коммерсантъ", например, тоже либеральное издание, но никому и в голову не придет называть его изданием демократическим, скорее профессиональным... поскольку технологически там все великолепно, все тексты переписываются от "а" до "я", все темы проходят через калибровочное отверстие. "Коммерсантъ" – это робот, а робот не мог быть ни демократом, ни консерватором, только венцом прогресса.

Дешевизна же "Столицы" позволяла легко транслировать ее в читательскую среду, и таким образом журнал становился оптимальным резонатором между пишущими и читающими.

Однако у Андрея Мальгина хватило ума понять, что после августа 1991 года свой жизненный ресурс "Столица" фактически исчерпала. Кого таранить, впереди кого бежать? Мальгин срочно искал новое направление удара. Знамя и, соответственно, – куда-нибудь наступающую армию.

Знамен в явном виде уже нигде не валялось, к тому же хватало более ушлых политических комбинаторов. Зачем-то Мальгин наговорил гадостей диссидентам – не так, мол, вели себя на допросах (хотя сам всегда был пай-мальчиком), зачем-то обрушился на шестидесятников (хотя те были его учителями) Егора Яковлева, Станислава Говорухина.

Евгений Евтушенко (у которого Мальгин ел, пил, спал) вышел в "воспоминаниях" конформистом, и т.д., зачем-то напал на коллег – затеял необъяснимую вражду с Виталием Третьяковым. А самым основным врагом (хотя был депутатом Моссовета, но туда не ходил!) выбрал себе представительную власть. Во всем этом было мало логики.

Да если бы еще кто возражал! На летучках мы прямо спрашивали Мальгина: во что мы играем? кто наши друзья, кто наши враги? кто за нами стоит? где новые пределы демократии? Скажи, чтоб мы только знали, как себя вести, подчиняться, писать адекватно одному тебе известному курсу.

Однажды я решился на диверсию. В рубрике "Очень личное мнение" ("Столица" # 41, октябрь 1992 г.), защищая от новой демократической номенклатуры и шестидесятников, и попранные идеалы (я наивно полагал, что их нужно защищать), я написал туманный символический текст про НАС и ИХ.

Мрачный мальчик с ускользающим взглядом вызвал к себе и сказал: "Я не хочу в СВОЕМ журнале терпеть выпады против себя". Умница – он все понял правильно.

Лирика

Раньше мои размышления о "Столице" были окрашены обидой на Андрея Мальгина, но сегодня эти обиды перешиблены другими обидами, а отвалившийся в никуда Мальгин кажется чище, умней, добрей, наверное, потому, что он отвалился.

Так или иначе, редактор тарана должен быть гвоздем, но Мальгин гвоздем не был, и ему глупо это ставить в вину. Сначала попробуйте сами стать гвоздем.

Как-то Глеб Павловский сказал гениальную фразу: "Что ты от них хочешь? У них профессия – пережевывать мозги граждан". Подставлять, быть подставленным, гладиаторствовать резиновыми мечами на пружинящем батуте. Если кто-то по недоразумению станет сеять доброе-вечное и гладиаторствовать по-настоящему, он рискует встретить непонимание, а вообще-то о таком типе написал Аверченко: "Он вышел на бой с открытым забралом, и еще две недели его ноги торчали из придорожной канавы".

И сегодня я абсолютно спокоен относительно политических разночтений, полярных нравственных оценок, взаимных обвинений в предательстве. Чего-чего, а предать нечто аморфное и бесцельно вихляющееся, такое, как наша write-среда, такое, как общество конца 90-х, невозможно. С другой стороны, все равно окажешься предателем, даже если уйдешь в пустыню и будешь есть там кузнечиков.

С годами я понял, что человек вообще-то бессмертен, а умирает, когда не в силах тащить груз накопившихся компромиссов. Он уходит, когда не может расплатиться по долгам – в метафизическом и метафорическом смыслах.

С журналом людей происходит то же самое – единственно, что это не такой уж бесповоротный императив. В один прекрасный момент выясняется, что уже невозможно удерживать всю эту систему вербализованных отношений в русле меняющегося контекста и надо взрывать! Слова более неподвижны, чем люди. Люди тасуют смыслы. Слова мстят.

В глухой взаимной неприязни Мальгина и Третьякова – оба столпы, оба начинатели, каждому смешно смотреть на другого как на равного – я всегда был на стороне Третьякова. Потому что Третьяков был больший гвоздь, торчал, все на него садились, а Мальгин лишь делал вид, что он гвоздь.

Но сегодня и это потеряло смысл, их обоих можно оценивать только по одному параметру: кто из них эффективнее пережевывал мозги граждан. Третьяков пережевывает до сих пор, а Мальгин куда-то делся – как Станкевич, прихватив пригоршню долларов.

И вслед им улюлюкали карабасы, изображая погоню, а на самом деле, дожирая что-то более капитальное, чем "нежилое помещение".

Сила Вещей

Все остальное – тишина. Жизнь после смерти. Журналу было предложено выполнять другую функцию. Кем? Частично обстоятельствами. Частично идеологами масс-медиа – не одним же Володей Яковлевым. Они утверждали: выгодно писать для богатых – может, что-то и обломится. Они утверждали: Издание должно окупаться – кто спорит? Они утверждали: нация читателей ЭВОЛЮЦИОНИРОВАЛА, люди хотят смотреть цветные картинки и людей нельзя волновать.

А нации читателей, между прочим, просто нечего было есть...

Как резонатор Издание скончалось в момент начала реконструкции. А потом оно скончалось потому, что реконструкция была порочна. Потому что богатым не нужно столько журналов для богатых. Потому что демократическим старушкам не нужно столько рекламы. Сила вещей.

Акционировались с "Коммерсантом" крест-накрест, благо акционировали неизвестно что, а акционерами становились неизвестно кто. Мальгин стал акционером издательского дома "Коммерсантъ", а "Коммерсантъ" стал основным акционером "Столицы". Поджидая в коридоре знакомую из отпочковавшегося приносящего очень неплохие деньги руксоставу "Центр-плюса", я как раз наблюдал исход из "Столицы" плачущих сотрудников, которым недосталось стать акционерами.

А потом проект "крякнул", хотя никаких экономических предпосылок для этого не было.

Какая тайная сила (в виде каких долларов) заставила акционера Мальгина лишиться рупора, возможности поливать шестидесятников и резать правду-матку в глаза пошатнувшимся друзьям? Какая тайная сила заставила его, как суперинтенданта Фуке из "Виконта де Бражелона", отказаться от панциря неприкасаемого? Неизвестно – но международный заговор коммунистов, совков и жириновцев тут явно ни при чем.

Может быть, это оптимальный ход событий.

Ведь то, что ниша социального тарана по-прежнему свободна (а в то же время есть журналисты, есть логотипы, есть Новодворская и есть, по большому счету, в стране деньги), но не происходит соединения свидетельствует о многом.

То, что знаменосцы всех без исключения армий – лишь номинально в авангардах, а сами армии могут отступать, войны могут перерастать из освободительных в захватнические, – это понимаешь только с опытом.

Опыт

Десять лет я критиковал Чубайса (от чего ему было ни жарко, ни холодно), но вдруг оказался на одной с ним стороне. Мне чужд был Гусинский, но я занимал теплые посты в его империи, я искренне ненавидел Березовского, но какими-то окольными путями от него приходили очень неплохие гонорары. И я понял, что глупо искренне относиться к профессии – лаять из-за забора, – особенно когда не знаешь, с какой его стороны находишься внутренней или внешней. Что ни одно дело подобного рода нельзя считать стопроцентно своим – точно так же, как нельзя впускать в себя любимую женщину: на каком-то витке неизбежен разрыв и развод.

Что касается Мальгина, мне хочется перед ним извиниться, как и перед всеми остальными знаменосцами, которые хотят уцелеть. Ведь – сами того не подозревая – они сохраняют хрупкий баланс мира, который все время стремится куда-нибудь кувыркнуться – в разрушенные крепости и пьяные от победы войска...