Текст книги "Игемон. Размышления о региональной власти в России"

Автор книги: Сергей Митин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Сергей Митин
Игемон. Размышления о региональной власти в России

© Лаптев А.К., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Креативный продюсер издания – писатель, драматург Михаил Владимирович Крупин.

Автор и издательство «Вече» выражают благодарность художнику Андрею Ромасюкову за создание образов и сюжетов из истории российского наместничества.

* * *

Дорогие друзья!

Вы держите в руках книгу с ярким названием: «Игемон».

Так именовали военачальников и наместников областей в эпоху римской Античности. Поклонники М.А. Булгакова вспомнят, что именно так в ершалаимских главах его великого романа «Мастер и Маргарита» принято было обращаться к наместнику Понтию Пилату. Почему же Сергей Герасимович Митин – член Совета Федерации, в недавнем прошлом губернатор Новгородской области, – именно так решил озаглавить свои «размышления о региональной власти в России»?

Как мне представляется, потому, что при всем многообразии терминов, которыми в тысячелетней русской истории именовали глав территорий России, ни один из них более точно не передает природу и философию их власти, чем этот, дошедший до нас из античных и библейских текстов. В русском языке в слове «игемон» неизбежно слышится слово «иго», что сообщает ему отрицательный смысловой оттенок некоей навязанной извне воли. Вместе с тем эта самая ассоциация позволяет притянуть и еще один смысл: иго – это ярмо – бремя тяжелое не только для того, кто его тянет, но и для того, кто идет за плугом позади, управляя процессом трудозатратным, но общественно необходимым.

«Игемон» – это пример книги, к названию которой приходится возвращаться в размышлениях на протяжении всего времени ее прочтения. Таким образом, завладев нашим вниманием еще с обложки, автор предлагает нам проделать путь по всей российской истории от Рюрика до современности, делая остановки в тех местах, которые многие знакомящиеся с ней поверхностно нередко незаслуженно пропускают.

Конечно, ни одно историописание такого значительного периода не обходится без правителей, но огромность занимаемых нашим Отечеством территорий, сообщавшая князьям, царям, императорам, генеральным секретарям и президентам могущество во все времена, имела оборотной стороной необходимость назначения ответственных начальников над отдельными областями в силу стратегического их значения либо удаленности от центра.

На страницах книги С.Г. Митина встречаются как широко известные в русской истории игемоны-наместники, так и забытые, а порой и затерявшиеся на ее поворотах. Автор не всегда следует за привычными для отечественной историографии оценками тех или иных исторических деятелей и порой предпринимает смелые попытки по интерпретации деятельности того или иного регионального главы вне зависимости от его взаимоотношений с правящей династией или партией, находящейся у власти, но с точки зрения интересов государственного дела и развития подчиненных ему территорий. Весьма смело выглядит замысел представить в специфической наместнической роли таких разных исторических персонажей, как князь Рюрик, полководцы-сподвижники I и II Лжедмитриев в эпоху Смуты, один из творцов победы красных в Гражданской войне М.В. Фрунзе. При всей необычности подобного подхода упомянутые примеры весьма органично воспринимаются на дистанции полного текста книги.

Приятно радует также подлинная академическая нейтральность повествователя, не уходящая тем не менее в безразличие благодаря эмоциальности автора, его вовлеченности в судьбы Отечества и неравнодушию к ним. Наместники в книге не подлежат искусственному делению на «плохих» и «хороших», их деятельность справедливо оценивается по замыслам и заслугам. В этом специфическом отношении С.Г. Митин явно следует за Петром I, который, даже предавая очередного проворовавшегося своего «игемона» казни, не позволял однозначно чернить память о нем, помня о прежних трудах и усердии покаранного на государевой службе.

В целом тема наместничества в истории России действительно достойна обобщения, и опыт литературного исследования этого феномена С.Г. Митиным следует признать удачным. Книга «Игемон» способна помочь современному региональному менеджеру познакомиться с отечественными традициями областного управления на ярких примерах, а профессионального историка она может вдохновить на более глубокое изучение темы.

Научный директор Российского военно-исторического общества, доктор исторических наук, профессор М.Ю. Мягков

Поезд в историю

На новое место работы я уезжал с Ленинградского вокзала. Август выдался жарким. На вокзале – привычная людская суета. Конечно, мне не раз приходилось бывать на этом старейшем железнодорожном вокзале столицы (как правило, поездки, встречи и провожания на этом вокзале были связаны с Санкт-Петербургом). Но фирменные, скоростные «Красная стрела» и «Невский экспресс», с их блеском и комфортом, с их столичного вида пассажирами, разительно отличались от «подвижных составов», увиденных мной в этот вечер. Старые обшарпанные вагоны. Паутина трещинок в мутных оконных стеклах. Ржавчина на сцепках. Бедно одетые пассажиры плацкарта, штурмующие поезд Москва – Новгород.

Я назначен новгородским губернатором и еду ночным поездом в Великий Новгород. Внезапность назначения и все события, предшествующие этому, говорят, что, по сути, я направлен в Новгород как «кризисный управляющий». Человек я там новый и честно об этом Владимиру Владимировичу Путину сказал. Был в Великом Новгороде всего один раз. Ни друзей, ни родных в тех местах у меня нет. Наверное, поэтому и назначен Путиным главой Новгородской губернии. Для этого был нужен человек, не имеющий связей с местной автаркией.

Мимо пролетают едва освещенные полустанки, тускло поблескивающие речушки… Перелески, пропадающие в темноте. После Твери городов вообще нет.

Обозревая полутемные виды за окном, вспоминаю разговор с Президентом. Его слова о том месте, которое занимает Великий Новгород, Новгородская земля в истории России. Невольно задаю себе вопрос: «А что я знаю об истории этого города, этой земли, которой мне предстоит руководить?» Знаю: Великий Новгород когда-то был «крепок зело», соперничал с древнерусскими столицами – Киевом, Владимиром, позже с Москвой. Была Новгородская республика – богатейшие купцы, торговля с Ганзейским союзом, народное вече. Сами приглашали на свою защиту князей с их дружинами. Сами же и изгоняли их, не угодивших строптивой республике. Кстати, за всю историю России в виде государственного образования вечевая республика просуществовала дольше всех.

Легендарный Рюрик, Вещий Олег, сказочный купец Садко, Александр Невский… Позже, когда московские великие князья и цари, собирая земли русские, совершили несколько походов на Новгород, ликвидировали все его вольности, город начал приходить в упадок. А после того как в XV–XVII веках шведы захватили балтийское побережье, перекрыв для нас Балтику, Новгород и вовсе утратил былую осанку. Не вернул ее и позже, когда Петр I «прорубил окно в Европу», построив на балтийском берегу Санкт-Петербург – новый мощный центр торговли и власти. Железная дорога, соединившая две российские столицы, только частично прошла по новгородской земле, не захватив ее центр – Великий Новгород. Разорение принесли и две мировых войны, особенно Великая Отечественная. Значительная часть области была захвачена врагом, по территории проходила линия фронта, Новгород был полностью разрушен. Потребовались огромные усилия для восстановления как Новгорода, так и других населенных пунктов области.

Но с чего история Великого Новгорода началась? Впрочем, почему только Новгорода? Ведь отсюда «есть пошла Земля Русская!». В эти самые края был призван варяг Рюрик, и история России начала свое движение. Именно в Новгороде прозвучало словосочетание «Русское государство». Именно здесь в 1862 году был возведен памятник «Тысячелетие России».

Только надо ли мне вникать во все это, чтобы управлять губернией? Что-то подсказывало – надо.

Кстати, откуда взялось слово «губернатор»?

И по-латыни (gubernator), и по-древнегречески (κυβερνήτης) губернатор означает «кормчий». По-видимому, именно от слова «губернатор» произошло слово «губерния», а не наоборот. Значит, сперва над завоеванными территориями назначали руководителя, а уже потом смотрели, сколько земли и народу он удержит под своей рукой.

Кстати, примерно в XIV–XV веках возникает некий административно-территориальный округ – губа. Не поискать ли и здесь происхождение слова «губернатор»?.. Но об этом подробнее – позже, когда до XIV столетия дойдем.

А пока я еду в Новгород Великий, и невольно мне вспоминается любимая книга. «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого, вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».

Прокуратор (лат. procurator) – в Древнем Риме так называли высокопоставленных чиновников, управляющих провинциями. И, дальше, из М.А. Булгакова: «Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить». Игемон (др. – греч. ηγεμον) – глава, начальник.

Игемон… Тоже был своего рода «кризисным менеджером» над вечно мятежной провинцией, то и дело выдвигающей своих вождей, почитающей своих первосвященников, пророков.

Итак, я – игемон. Иго (лат. iugum) – ярмо. «Возьмите иго мое на себя…» «…ибо иго мое благо и бремя мое легко» – так Иисус говорил. Не тот, булгаковский, а настоящий. И я – никакой не Пилат. Я кремлевский наместник, сиречь – губернатор.

Раздумья этой бессонной ночи подвели меня вплотную к осознанию необходимости глубокого и тщательного изучения истории своего края. Не выходили из головы и слова Президента о высокой ответственности, ложащейся на мои плечи. Ведь мне предстояло руководить территорией, которую можно рассматривать как «колыбель» всей российской государственности. А я и сам уроженец древней, исконной русской земли – я вырос в Нижнем Новгороде, основанном еще Юрием Всеволодовичем, внуком Юрия Долгорукого, в 1221 году. Но Господин Великий Новгород еще древнее! Для нашей истории это, пожалуй, самая святая земля.

И вот по вступлении в должность я начал вечерами (тем более что я долгое время жил в Новгороде один) изучать историю этого древнейшего места. Более того, интенсивная работа на вверенном мне посту, накопление губернаторского опыта тоже удивительным образом накладывались на то историческое знание, которое я впитывал по вечерам – из книг, из встреч с новгородскими учеными-историками. Чтение исторических трактатов и манускриптов, а также размышления о современности сквозь призму истории превратилось у меня в ежедневную привычку. Это и позволило мне по истечении десяти лет прийти к формированию этой книги.

Получилось так, что во все годы моего губернаторства, во многом непроизвольно, я всматривался в головокружительную глубину «хронологического колодца» русской государственности. Мое десятилетнее пребывание на посту губернатора (а я занимал эту должность два срока), частые поездки по вверенной мне области, в том числе и посещения святынь православия, Софийского, Никольского соборов, других церквей Новгородской земли, встречи с Президентом, местными руководителями, другими интересными людьми, а также накопленный опыт и знания в конце концов побудили меня написать эту книгу. Опираясь на дневники и записные книжки, которые я вел, я попытался сложить события в последовательное и логичное историко-аналитическое обозрение.

В процессе осмысления российской истории я попробовал ответить на вопрос о том, какова вообще роль института наместничества-губернаторства в истории страны. Каково влияние наместников (в разные времена они назывались князьями, воеводами, губернаторами, первыми секретарями) на развитие отдельных регионов и государства в целом.

«Откуда есть пошла земля русская»

Рюрик тоже был кризисным управляющим. Только его не назначили сверху, а пригласили извне. Но откуда он был приглашен? В каком статусе до этого он находился в своих землях? И главное – что представляла собой территория, управлять которой зван был Рюрик с младшими братьями и дружиной? Та самая территория, которая стала зернышком, давшим росток всему Русскому государству?

Вообще было ли там, вокруг озера Ильмень, на водоразделе Восточно-Европейской равнины, по берегам рек Волхова, Мсты, Шелони, Ловати, какое-то подобие государства? Эти земли ближе каких-либо иных из восточнославянских земель располагались к Балтийскому морю. Если бы не заболоченность морских берегов, наверное, и там бы поселились ильменские словене. Потому и торг был в Новгороде знатный. С Балтики по Неве и Волхову (через Ладожское озеро) шли в Новгород западноевропейские товары, с востока шли славянские богатства – меха, воск, кожи, мед, пенька, с юга – транзитом из Византии и Персии – шелка, вина, кони, серебряные и железные изделия, драгоценные камни…

Может быть, именно для управления этим обширным торгом и понадобилось создать государство? Какой же торг без порядка на нем? Все купцы – и славянские, и греческие, и скандинавские, и немецкие – заинтересованы в порядке, а значит, в государстве!

И что говорит на этот счет историческая наука?

Понемногу, ночами и вечерами, после долгого трудового дня (уже в должности новгородского губернатора) я старался восполнить неизвинительные пробелы своих знаний об истории России. И странное дело, чем больше я узнавал об истории края, поступившего в мое управление, тем более интересной становилась моя работа, тем легче мне было осмыслить происходящие в стране перемены.

Кроме того, учиться истории уже в сознательном возрасте, когда за плечами серьезный опыт руководителя, оказалось необычайно интересно. В сознании постоянно возникали параллели между современностью и «делами давно минувших дней». Какие-то исторические события были пугающе похожи на те, которым был я свидетелем (словно они повторились на новом витке), а что-то просто отчетливо указывало на корни сегодняшних проблем.

Я читал знаменитых историков – Карамзина, Гедеонова, Иловайского, Ключевского, Костомарова, Соловьева, Скрынникова… И прочитанное накладывалось на мой управленческий опыт директора оборонного завода в советское время, также на опыт работы членом парламента и заместителем министра в современной России. Исследования классиков российской истории ежевечерне наводили на довольно неожиданные выводы, открывали удивительные вещи о моей стране. При этом я понимал, что все это едва ли открылось бы читателю, не поработавшему управленцем несколько десятилетий.

Может быть, поэтому мне и захотелось поделиться своим итоговым видением нашей великой истории. Прежде всего видением истории наших регионов, развития их управления (как бы не назывались их наместники – воеводами, служилыми князьями, губернаторами, первыми секретарями обкомов, снова губернаторами). Рассказать о том, как регионы влияли на общую политику государства, а политика государства – на местное управление. О том, что, на мой взгляд, было полезно стране, а что вредило. Невольно начали приходить даже идеи – как нам использовать этот колоссальный тысячелетний опыт государственности на благо своего народа в будущем.

А опыта этого, на мой взгляд, предостаточно, чтобы впредь избежать множества ошибок и опрометчивых шагов. Чтобы вывести наконец нашу страну к долгожданному процветанию, к стабильности и в то же время гибкости всей административной системы и как следствие – к защищенности наших сограждан. Надо только повнимательнее изучать свою историю, поразмыслить над ней (не только ученым, историкам, но и людям государственным), скрупулезно проанализировать все ее изломы. Ведь помимо ощутимой пользы от такой работы, она еще и крайне интересна.

И невольно вспоминаются слова Уинстона Черчилля: «Народ, не помнящий своего прошлого, не имеет будущего».

Итак, пойдем с самого начала. А началом создания любого государства можно считать то время, когда некое племя в процессе своего эволюционного развития дорастает до того состояния, когда у него появляется необходимость в законодательном и административном структурировании. По существу, это необходимость упорядочить и закрепить законом все территориальные, социальные и правовые отношения. Впрочем, эта необходимость реализуется только в том случае, когда имеется материальная возможность для этого. То есть когда тот добавочный продукт, который вырабатывает общность людей, позволяет содержать «госаппарат».

Самая же первая и насущная задача, которая стоит перед государством, – это защита своей территории. Причем не территории в современном смысле слова, а для начала – неких поселений, расположенных по берегам морей и главных рек, основных путей сообщения того времени.

Как утверждала марксистско-ленинская теория, «государство возникает на определенном этапе развития производительных сил». Проще говоря, дело происходило так: некие оседлые земледельцы, когда на них нападали степняки или морские разбойники, в течение нескольких столетий убегали в лес, отсиживались там (кроме тех, кто не успевал и погибал либо бывал угоняем в рабство), потом приходили на пепелища и начинали все свое хозяйство заново. Либо, если набеги учащались, откочевывали в глубь континента, на безопасное, как им казалось, расстояние. При таком положении дел никакого государства, как мы понимаем, не имеется. Но когда данному поселению (или целому ряду родственных поселений) удается достичь той степени расцвета, при которой в результате общей «трудовой деятельности» и торговых отношений с соседями остаются некие излишки, позволяющие содержать вооруженный отряд, этот час можно смело считать первым этапом создания государства. Глава этого отряда начинает выполнять и все судебно-правовые функции. Следить за порядком на торге, наказывать виновных в грабежах и кражах, разбирать тяжбы. Помогать немощным, старым, убогим, больным, у которых нет детей и родственников, – это уже социальные функции государства. Его просветительские, культурные, образовательные функции подтянутся потом, как и здравоохранение, регулировка хозяйственной деятельности общества, смягчение социальных противоречий и обеспечение экономического развития страны. Изначально же главное – установить на своей земле закон и порядок, а также защитить себя и плоды своего труда от посягательств извне. Для того чтоб содержать само себя, государство начинает сбор налогов и пошлин (мыто, дань, уроки – в разное время и в разных местах эти сборы назывались по-разному). «Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, соблюдают как предание отцов», – сообщает Повесть временных лет.

Еще одним вариантом установления государственной власти на той или иной территории является та ситуация, когда родовые поселения, даже достигнув определенного расцвета, не заводят (порой не успевают завести) собственные «вооруженные силы», а предпочитают откупаться от набегов «данью». Такие поселения рано или поздно попадают под протекторат более сильного и богатого соседа и начинают пользоваться его защитой, судебно-правовой системой и прочими благами, платя налоги и исполняя иные повинности.

Такое поселение в большинстве случаев становится регионом (уделом, волостью – пока не в названии суть) колонизировавшего его государства и получает для своего управления наместника «из центра». Хотя случается, что и колониальное поселение становится государственным центром (как в случае с городом Киевом, который, будучи захвачен варягами Аскольдом и Диром, а впоследствии новгородским князем Олегом, наместником Рюрика, становится на несколько веков русской столицей).

Зачастую с течением времени государственный центр уступает свое столичное значение более «молодому сопернику» и получает от него наместника для своего управления (так Новгород в 882 году уступил свое столичное значение Киеву, в свою очередь Киев в 1157 году уступил «великокняжеский престол» Владимиру, Владимир приблизительно через двести лет – Москве, а Москва через три с половиной века – Петербургу).

Но так или иначе, если на какой-то территории образуется цепочка: центр – регионы с наместниками, это верная примета создания устойчивого государства.

Фактически общая черта всех первых государств – назначение наместников над осваиваемыми землями из числа близких родственников государя, а то и отдача новых территорий в полную власть его сыновьям (в некоторых случаях – другой родне, также лучшим военачальникам и воинам из ближней дружины, которые формировали таким образом социальный слой «боярства»).

Возможно, даже князь Рюрик (родоначальник первой монархической династии на Руси) был в известной степени наместником над восточной колонией одного из ранних балтийских государств. Мы не говорим «скандинавских», так как до сих пор ведутся споры историков о том, был ли Рюрик скандинавом или представителем славянского народа ободритов. Другими словами, до сих пор не установлено – «норманская» или «антинорманская» версии призвания варягов на Русь имеют больше права на существование.

РАЗМЫШЛЕНИЕ

Норманская теория отождествляет варягов с викингами, воинственными предками шведов, датчан и норвежцев. Антинорманская теория доказывает, что «варяги Русь» – не что иное, как союз славянских племен, живших по берегам Одра и южному побережью Балтийского моря, на территории современной Германии. Другие названия того же народа – варны, вари, ререги, руги, русы, бодричи, ободриты – встречаются в летописях многих государств.

Повесть временных лет, самый ранний и самый авторитетный русский летописный свод, сообщает: «Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти». По-моему, здесь недвусмысленно сказано, что варяги не скандинавы, то есть не викинги, что это особый, отдельный народ. Славянский или нет – не сказано, но странно было бы и требовать от летописца раннего Средневековья той классификации, которая была выработана историками только через семь веков.

Кстати, одним из крупных торговых центров этого славянского народа ободритов (ругов, русов) был приморский город Рерик, надо сказать, полиэтнического – славяно-скандинавского – состава. Этот город незадолго до призвания варягов на Русь был захвачен викингом бесспорным – конунгом Готфридом, в результате чего правитель города Рерика, князь Годислав, был казнен.

Рюрик же, как говорит Иоакимовская летопись, был сыном Годислава и Умилы, дочери новгородского князя Гостомысла. Где-то Гостомысла называют князем, где-то старейшиной, где-то посадником – так или иначе, по всей вероятности, это был начальник, избранный на новгородском вече. Другими словами, Умила была выдана отцом за варяга Годислава, одного из князей западных славян, и от этого брака родился Рюрик. На стороне этой теории – такие авторитетные ученые, как М.В. Ломоносов, В.Н. Татищев, Д.И. Иловайский, С.А. Гедеонов.

Норманисты же отождествляют Рюрика с одним из скандинавских вождей. Большинство высказывается в пользу его отождествления с конунгом Рериком Ютландским, одним из наиболее известных данских конунгов на службе у франков. Этот конунг правил землями под названием Фризия на побережье Северного моря. В хрониках его деяния описаны достаточно подробно, вот только ни о каких его путешествиях к восточным славянам нет даже упоминания. Более того, приводятся данные о том, что Рерик Ютландский принял христианство. Таким образом, выглядит несколько странно, что Русь не была крещена с его приходом (то есть за сто с лишним лет до ее крещения Владимиром). Не менее странно, что ильменские словене пригласили княжить иноверца. Тем не менее приверженцами норманской версии являются такие известные ученые, как Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Б.А. Рыбаков, Е.А. Мельникова.

Самым ярким аргументом в пользу норманской версии является этимология слова «варяг». Vaeria – защищать, оборонять; varda – беречь, охранять; varing – дружина; varar – клятва. При этом заметим, что не одно из скандинавских племен не употребляло этого слова для самоназвания.

Также в пользу норманской теории свидетельствует договор первых русских князей Олега и Игоря с византийцами. Добрая половина подписей, поставленных под этим договором соратниками Олега и Игоря, представляют собой скандинавские имена.

Мы не станем здесь углубляться в дискуссию норманистов и антинорманистов, у тех и других – своя убедительная доказательная база. Заметим только: из предположения, что Рюрик был скандинавом, викингом, логически вытекает еще несколько спорных утверждений. Поскольку скандинавы и славяне имели совершенно несходные культуры, язык и верования, напрашиваются два вывода.

Первый: славяне были не в меру доверчивы и имели только зачатки интеллекта, поскольку их не пугала угроза полного вытеснения своей культуры, языка и сакральных верований в результате приглашения чужеродной вооруженной силы. Либо второй вариант: содружество славян и скандинавов, включая перекрестные браки, было уже настолько обычным явлением, что, в сущности, бояться было нечего. Но подтверждений этому нигде нет.

Впрочем, тесное соседство двух этих народов, как и вообще полиэтнический состав населения Новгородчины в IХ – Х веках, подтверждается новейшими археологическими раскопками на Рюриковом городище. Многие из этих раскопок произведены были во время моего губернаторства, так что я знаю об этом не понаслышке. Но при этом свидетельствую: никаких сведений о взаимопроникновении культур двух этих народов на Рюриковом городище (да и ни в каких других местах) пока не найдено.

Заметим, что в том же случае если «варяги» были западными славянами, которые имели сходные с ильменскими словенами язык и пантеон богов, а сам Рюрик был внуком новгородского старейшины, то все вопросы просто отпадают. Призвание «таких варягов» представляется самым естественным решением для преодоления периода безвластия и междоусобиц. Но не подлежит сомнению и тот факт, что в дружине Рюрика было немало скандинавов (кстати, как помним, и Рерик, город славян-бодричей на южном побережье Балтики, имел полиэтнический состав).

По мнению историка Д.И. Иловайского, совершенно невозможно представить, чтобы славяне добровольно отдали себя в подданство другому народу. Если же произошло завоевание, то это должно было сопровождаться перемещением больших масс людей и множеством событий, которые должны были оставить след во множестве источников (в частности, иностранных), но этого не произошло. Кроме того, малонаселенная и неразвитая тогда Скандинавия не могла предоставить необходимого количества сил для такого предприятия. Еще одно соображение Иловайского: во всех последующих событиях Русь выступает как достаточно организованное и имеющее опыт государство. Это было бы никак невозможно, если представить, что завоевание произошло недавно.

В разные времена в зависимости от того, каким историкам удавалось стать придворными, норманская и антинорманская теории объявлялись официальными. Так, Екатерина Великая сама написала драматическое сочинение о Рюрике, где вывела его западнославянским князем. Но впоследствии восторжествовала теория трех заезжих немецких профессоров (Байера, Миллера и Шлецера). Она выводила варягов из скандинавских племен, фактически отождествляя их с викингами.

А еще до появления на Руси немецких историков известен исторический курьез, когда Иван Грозный в своих письмах английской королеве выводит свое родословие через Рюрика от цесаря римского Августа. Разумеется, Иван Грозный делал это сознательно, чтобы возвысить себя над другими европейскими правителями. Впрочем, эта «средневековая генеалогия» большинством историков признана чистым мифотворчеством.

В XIX веке, когда изрядная часть крови правящей династии Романовых стала немецкой, норманская версия почти не подвергалась критике. Здесь логика вполне ясна. Если и предыдущая династия (Рюриковичи) была иноземного происхождения, то многочисленные германские прививки в родословной Романовых вполне оправданны.

А то, что подобная версия недвусмысленно унижала славянство, фактически объявляя его неспособным создать собственное государство, было только на руку Западной Европе. Разумеется, западные историки не замедлили признать данную теорию «единственно научной». Это проявилось и в годы наполеоновского вторжения, и во время Второй мировой войны. Наполеон неоднократно высказывался в том смысле, что время от времени следует приносить русским государственность «на штыках», как это сделали когда-то шведы. Сами-то русские, мол, ни на что не способны. Эта теория помогла и Гитлеру провозгласить славян (русских, в частности) второсортным народом, для которого рабство – естественное состояние.

Вот так политическая ангажированность и волюнтаризм историков исподволь готовит катастрофы в жизни человечества.

В советское время имя Рюрика даже не упоминалось в большинстве школьных учебников. Так как главной движущей силой истории были «массы и классы», обойти вниманием ту или иную историческую личность (даже самую значительную!) было несложно.

Но сегодня интерес россиян к истинной истории Отечества, к ее великим тайнам, снова растет. Поэтому загадка человека, который задал на века движение Русского мира, вновь привлекает множество исследователей.

Нам в рамках темы «наместничества» прежде всего интересно, что князя Рюрика, переходящего с западных территорий Балтийского побережья на восточные земли, его сюзерены вполне могли рассматривать как своего наместника. А это было вполне вероятно как в норманском, так и антинорманском случае.

В силу той же закономерности, по которой США отделились от Великобритании, на восемьсот лет ранее «восточные варяги», обосновавшиеся в районах Ладоги, Старой Руссы, озера Ильмень, будущего Новгорода и Пскова, отделились от своих властителей на Западе.

Последующая экспансия варяжских князей, их движение в глубь континента, только подтверждает нашу мысль об изначальной их нацеленности на захват земель, несмотря на «приглашение править» от лица местных племен.

Но если Рюрик и предполагал стать на Руси наместником старших варяжских князей, этому не суждено было сбыться. Логика исторического процесса предопределила ему стать родоначальником новой династии в новой стране. Эта династия сама теперь будет осваивать новые земли и назначать над ними собственных наместников.

Как сообщает Повесть временных лет, «и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде (который по Ипатьевской летописи сам и основал), а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске (имеются в виду младшие братья Рюрика. – Примечание автора). …Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик».