Текст книги "Восстание меньшинств"

Автор книги: Сергей Минасян

Соавторы: Александр Един,Святослав Григ,Даниил Коптев,Гргорий Маракуца,Алексей Добычин,Николай Бабилунга,Валерий Турсунов,Виген Акопян,Дмитрий Сидор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Курдистан

Виген Акопян, Мамед Сулейманов
Итоги выборов в Ираке: Курдистан и новый региональный расклад

СИТУАЦИЮ, в которой оказались оккупационные силы США в Ираке, можно обрисовать известной армянской пословицей: «одна задача – сесть на осла, вторая – с него же слезть». Прошедшие в Ираке парламентские выборы рассматривались международным сообществом в первую очередь как прелюдия к выводу сил коалиции из этой страны, а во вторую – как мина замедленного действия для американо-турецко-израильского союза. Причем итоги выборов свидетельствуют о том, что если решение США покинуть Ирак непосредственно до выборов могло бы спасти отношения с Турцией, то сегодня такой шаг может стать детонатором.

Возглавляемый нынешним премьером Ирака Ийядом Аллауи блок «Иракский список», с которым администрация Джорджа Буша связывала основные надежды, по итогам выборов оказался лишь на четвертой позиции, уступив религиозному блоку «Объединенный иракский альянс» во главе с духовным лидером шиитов аятоллой Али Систани, получившим 132 из 275 мест в Национальной ассамблее, и коалиции курдских партий, в который вошли Патриотический союз Курдистана во главе с Джалялом Талабани и Демократическая партия Курдистана во главе с Масудом Барзани. Курдский альянс таким образом получил 25,4%, или 69 мест, в иракском парламенте.

«Светский» блок «Иракский список» набрал в общей сложности 13,6% голосов избирателей, и в новом парламенте у него будет 37 мест. В очевидном проигрыше оказался суннитский блок во главе с президентом Ирака Гази аль-Яваром. Таким образом, большинство мест в учредительном собрании Ирака достанется шиитам и курдам. Новому иракскому парламенту предстоит избрать президента и двух его заместителей, которые затем утвердят кандидатуру премьер-министра и сформируют правительство. Новый кабинет министров Ирака обещает стать шиитско-курдским. Аналитики склоняются к мнению, что шииты и курды инициируют коалицию, которая и займется фактическим переделом Ирака. Курды получат шанс воплотить свою заветную мечту – обособиться на севере Ирака и сконцентрировать здесь ресурсы 30-миллионного курдского народа, в том числе диаспор Турции, Ирана, Сирии и стран Южного Кавказа, а шииты, взявшие долгожданный реванш, – установить исламское государство, проповедующее законы шариата, на юге и в центральных районах страны.

Очевидно, покидать Ирак в такой ситуации американцам будет сложнее, чем до выборов, поскольку, несмотря на оккупационную сущность своего пребывания, они являются единственной силой, более или менее сдерживающей эскалацию развала этой страны на как минимум две, а с учетом суннитского фактора и на три составные части. Такой сценарий грозит как минимум вторжением Турции в северные части Ирака и турецко-курдской войной с необратимым усугублением хаоса в региональном масштабе.

В целом положительно о выборах в Ираке отзывается заведующий турецким отделом Института востоковедения НАН Армении профессор Рубен Сафрастян. По его словам, выборы заслуживают положительной оценки даже с учетом того, что проходили в условиях эскалации насилия, а их итоги из-за бойкота суннитов не отражают реальной этноконфессиональной ситуации в этой стране. «Главное, что вопреки прогнозам многих скептиков их вообще удалось провести. Думаю, тем самым создана определенная база для возвращения Ирака в нормальное русло», – считает Сафрастян. Касаясь вопроса о возможности развала Ирака и образования государства Курдистан, он отметил, что это во многом зависит от США. «Насколько можно судить по действиям и заявлениям самих американцев, они пока на самом деле выступают за сохранение территориальной целостности Ирака. Однако нельзя исключить, что в будущем их подходы изменятся. В этом случае возникновение государства Курдистан на части территории современного Ирака станет вполне реальным», – подчеркнул он.

В свою очередь известный азербайджанский политолог Зурдушт Ализаде считает, что если США все-таки пойдут на создание курдского государства на территории Ирака, то это в корне изменит ситуацию не только в регионе, но и в мире в целом. «Это, во-первых, пересмотр международных законов силой одного государства. Во-вторых, против Курдистана образуется неофициальный, но эффективный блок – Сирия, Турция, Иран и оставшийся Ирак», – отметил в интервью ИА REGNUM азербайджанский политолог. В то же время Ализаде уверен, что «независимый Курдистан – изгой мусульманского мира и сателлит Запада – будет не в состоянии дестабилизировать Турцию, Иран и Сирию». По его словам, каждое их этих государств имеет весьма успешный опыт «как подавления курдского сепаратизма, так и интеграции с курдами». Курдская карта не сможет сильно повлиять и на Южный Кавказ, где действуют более мощные и весомые факторы, уверен политолог.

Фактическое самоопределение Курдистана категорически противоречит интересам Турции. Премьер-министр этой страны Реджеп Тайип Эрдоган выступил с резким осуждением американской политики, заявив, что США до сих пор не дали внятного ответа на вопросы, вызывающие у Анкары острое недовольство. В числе возможных шагов турецкой стороны премьер отметил возможность вмешательства в ситуацию на севере Ирака. Вместе с тем Турция лихорадочно готовится к возможному «побегу» США из Ирака. Правительство Эрдогана в последний период заметно активизировало связи с исламским миром и Россией, плохо скрывая отчаянное желание вырваться из фактически кабального союза с США, который сделал саму Турцию изгоем в мусульманском мире. Некоторые аналитики склонны считать, что стремление Турции в Европейский союз также преследует цель минимизировать зависимость от США. Анкара прилагает заметные усилия по сближению позиций и с Ираном, видимо, учитывая тот факт, что победивший на выборах в Ираке уроженец Ирана аятолла Али Систани может сделать иранский фактор в Ираке еще более весомым. Добавим к тому, что затея Буша в Ираке, и особенно результаты этой затеи, оказались как-никак на руку Ирану – шиитскому государству, которое после выборов в некогда враждебном «саддамовском» Ираке сегодня не имеет с этой страной практически никаких проблем. Видимо поэтому американские источники упорно твердят, что пока рядом есть Иран, успеха американцам в Ираке не видать.

Пока США решают дилемму – как слезть с «иракского осла», государства региона и страны-игроки анализируют новые реалии. Турция осознает, что противостоять курдскому фактору, получившему неожиданную поддержку своих некогда союзников США и Израиля, она в состоянии лишь в сотрудничестве с Ираном и Сирией, которым также невыгодно появление независимого Курдистана. Правда, сами Иран и Сирия самоопределение курдов и, как следствие, конфликт между Турцией и США могут расценивать как важную тактическую победу над Вашингтоном. Серьезные коррективы необходимо вносить в свою политику и Израилю.

Чем сложнее положение американцев в Ираке, тем свободнее действует в этом регионе Москва. Россия становится альтернативным союзником для целого ряда мусульманских стран, противников американской экспансии в регионе так называемого Большого Ближнего Востока. Зарождающийся альянс России, Турции, Сирии и Ирана можно считать если не последствием, то логическим итогом иракской кампании США. Вместе с тем Россия сможет получить широкое поле для маневрирования, если наладит взаимовыгодные контакты с курдскими лидерами Ирака. Однако следует учитывать всю неоднозначность курдского фактора в исламском мире, а также то, что сами курды прекрасно осознают, каким силам они обязаны. Между курдами и турками существует ряд крайне острых проблем, в том числе и судьба курдского лидера Абдуллы Оджалана, приговоренного турецкими властями к пожизненному заключению. Любой «перебор» в отношениях с курдами способен снизить результативность российско-турецкого диалога и сотрудничества с Сирией. Что касается позиции самих курдов, то ее озвучил в интервью ИА REGNUM представитель Конгресса свободы и демократии Курдистана Дениз Баран. По его словам, «курды выступают за коренные изменения на всем пространстве Среднего Востока». Именно эту задачу и решают сегодня США. Касаясь отношения курдов к американскому фактору, Баран заявил следующее: «У нас нет эксклюзивных отношений с каким-либо отдельным государством – мы отдаем предпочтение тем, кто инициирует в регионе демократические процессы. Курдский народ отличает тяга к свободе, а посему мы и встанем рядом с такой силой». Действительно, курды, старающиеся обрести государственность всеми доступными средствами, сегодня встали рядом с силой, которая всеми доступными средствами прививает «демократию» в богатых нефтью странах, а по сути коренным образом меняет геополитическую картину на Среднем Востоке. Проще говоря, курдам, по всей видимости, удалось поймать рыбку в воде, которую взбаламутили Вашингтон и его союзники.

Как рассказал в интервью корреспонденту ИА REGNUM член-корреспондент Всемирного клуба системологов Бахадур Таирбеков, «имеющий многовековую историю, самобытную и высокоразвитую культуру курдский народ, состоящий из множества тесно связанных и взаимодействующих племен, издревле населял территорию большую, чем та, что уготована ему американскими оккупантами. Курды жили не только на севере Ирака, но и на территориях, ныне находящихся под юрисдикцией близлежащих государств. В частности, будучи кочевым скотоводческим народом, они заполняли естественный пространственный вакуум между городами, крупными и средними по числу жителей селами гористой восточной (не малоазийской) части Турции, запада Ирана, юго-запада Азербайджана, востока и юга Армении. Курды и сегодня, по большей части, населяют эти районы». Однако политолог считает, что «создание курдского государства на севере Ирака всем прогрессивным человечеством должно рассматриваться как создание правительством США еще одной резервации, на этот раз для курдов. Это неизбежно приведет к уничтожению еще одной самобытной культуры, потере курдами своего менталитета. Администрация Буша, разыгрывая эту карту, вовсе не заботилась о справедливости, для нее курды – это только человеческий материал, годный для строительства еще одного очага напряжения в регионе. Разве справедливо посадить свободного сокола в государственную клетку?» – спрашивает азербайджанский политолог.

Тем не менее курды воспринимают саму идею о возможности основания собственного независимого государства с крайним воодушевлением. Еще один не требующий доказательства тезис – разрушительная сущность курдского фактора для американо-турецких отношений еще и в силу наличия армянского вопроса. Если Турции не удастся предотвратить откол Курдистана от Ирака путем внесения срочных корректив в свою внешнюю политику, то она, бесспорно, применит силу и, как это уже практиковалось в отношении армян в начале ХХ века, просто попытается коренным образом изменить демографическую картину на севере Ирака. США, осознавая, что турецкое вторжение в Ирак станет коллапсом их региональной миссии, будут всячески препятствовать этому. Вашингтон может, в частности, разыграть и армянскую карту – признав первый геноцид ХХ века. Помимо этого фактический референдум о самоопределении Курдистана, состоявшийся при «попустительстве» США, представляет для Армении важнейший прецедент самоопределения народа, который можно в выгодной для себя форме проецировать на процесс самоопределения народа Нагорного Карабаха. С еще более примитивной точки зрения рядовой армянин может радоваться за курдов настолько, насколько их успехи нервируют соседний турецкий народ. Говорить же о целесообразности налаживания чуть ли не стратегического союза между армянами и курдами так же поспешно, как и между курдами и россиянами. Опять же, слишком многими противоречиями регионального масштаба грозит возникновение нового автономного или независимого субъекта – государства Курдистан.

Так чем же все-таки может обернуться для государств Южного Кавказа возникновение такого государства и насколько целесообразно уже сегодня поддерживать контакты с курдскими лидерами?

Армянские специалисты довольно осторожно комментируют позитивные и негативные последствия откола Курдистана. Вместе с тем, по мнению профессора Рубена Сафрастяна, контакты с влиятельными курдскими лидерами Ирака полезны для любого государства, заинтересованного в стабильности в Ираке и регионе в целом.

В свою очередь Бахадур Таирбеков прямо заявляет, что «азербайджанскому народу никак не может быть выгодно создание курдского государства по той причине, что жители городов севера Ирака (Мосул, Сулейманийе и других) в основном азербайджанцы. Жить в курдском государстве под диктатом США – эта перспектива даже хуже, чем жизнь при режиме Саддама Хусейна», – подчеркивает политолог.

«При притеснениях нынешнего городского населения кочевниками, а это в данном случае произойдет обязательно, неизбежны межэтнические конфликты. В конфликты непременно будут втянуты Иран, половина населения которого этнические азербайджанцы, и Турция с населением, этнически однородным азербайджанскому. Кроме того, в приграничных с Ираком районах Ирана и Турции кочуют курдские племена, по численности примерно равные некурдскому населению севера Ирака. Следовательно, масштаб межэтнического конфликта будет расширяться. Эскалация конфликта в конечном счете грозит огромной гуманитарной катастрофой, которая охватит весь регион. Если такое случится, то только число беженцев из Ирака, Турции и Ирана будет в несколько раз превышать общее число беженцев в результате всех вместе взятых постсоветских конфликтов на Кавказе», – прогнозирует Таирбеков.

По его мнению, «населению Армении невыгодно создание курдского государства на севере Ирака примерно по тем же причинам, что и азербайджанскому народу». «В азербайджанских городах на севере Ирака, как и в других азербайджанских городах, не тронутых неразборчивой метлой новейшей истории, по сложившейся веками традиции 3–7% населения составляют армяне. Они скорее всего и будут служить детонатором взрывоопасной напряженности в Северном Ираке в случае создания там курдского государства. Однако правительству Республики Армении, в котором доминирующие посты занимают бывшие члены азербайджанской комсомольской организации, региональный хаос может быть очень даже выгоден. Это, несомненно, даст возможность поставить новые акценты в региональной политике и, возможно, оттянуть решение карабахского вопроса», – отмечает азербайджанский политолог.

По словам Таирбекова, в таком ракурсе создание курдского государства, казалось бы, должно быть невыгодно правительству Азербайджанской Республики, но и это лишь на первый взгляд. «Здесь высший эшелон власти практически полностью состоит из чуждого азербайджанскому народу этнически замкнутого клана политических временщиков, которых государство интересует только в той степени, в какой приносит им прибыль в каждый конкретный период. Поэтому экономическая взаимозависимость поставок мосульской и каспийской нефти, а после ввода в действие нефтепровода Баку – Джейхан они будут поставляться практически в один и тот же район Средиземного моря, сыграет для правительства Азербайджана большую роль, чем какие бы то ни было интересы государства. Мало того, в зависимости от сиюминутной выгоды позиция клана будет меняться в широком диапазоне, из-за дележа власти возможен даже раскол между членами клана.

Пока беспредельно криминализированная Грузия пытается решить свои проблемы, ей не до Ирака. Этого не скажешь о России. Любое, и прежде всего экономическое, ослабление Ирана – одного из важнейших ее партнеров в регионе, а также Турции – потенциально главного ее регионального партнера России крайне невыгодно, даже если не принимать во внимание неприятное усиление в этом регионе позиций США», – считает азербайджанский политолог.

Февраль 2005 года

Юрий Набиев
Россия и курды

В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ курды являются по численности четвертым или даже третьим этносом на Ближнем Востоке. Общее их число, по приблизительным подсчетам, достигает 40 миллионов (точной статистики не существует, прежде всего неясна реальная численность курдов в государстве, где живет основная их масса – в Турции). Территория этнического расселения курдов, Курдистан, достигает по площади 500 тыс. квадратных километров, там сосредоточены кроме значительного количества других природных богатств богатейшие запасы нефти, а также берут истоки все основные реки, питающие Ближний Восток, что в условиях обостряющейся нехватки воды играет для региона не меньшую роль, чем нефть. Кроме того, Курдистан находится на перекрестке путей из Европы в быстро развивающиеся страны Юго-Восточной Азии и к Персидскому заливу.

Как известно, курды – самый многочисленный этнос в мире, не имеющий собственной государственности.

В настоящее время территория Курдистана разделена между Ираком, Ираном, Турцией и Сирией. Политических, этнических, даже культурных прав за курдами эти страны не признавали (если вынести за скобки постсаддамовский Ирак, о чем ниже). Это, в свою очередь, тормозило процесс национальной консолидации и роста национального самосознания среди курдов, а с другой стороны, придавало этому процессу подчас экстремистские черты. На это накладывались также проблемы социально-экономического характера, так как соответствующие государства стремились как можно менее развивать этнически «чужие» территории. Тем не менее в курдской среде на протяжении всего ХХ века продолжался процесс формирования и подъема национального самосознания, принявший особенно бурный характер в последние годы.

Отвлекаясь от оценок морального, правового и подобных планов, мы сформулируем положения, которые считаем аксиоматическими и исходя из которых строим дальнейший обзор:

• курдский вопрос существует;

• курдский вопрос носит объективный характер, не зависящий от воли и намерений каких-либо групп или отдельных личностей;

• процессы в Курдистане и вокруг него развиваются исходя из определенной внутренней логики и собственных законов;

• эти процессы затрагивают все политические субъекты, как-либо связанные с Ближним Востоком; из них наибольший выигрыш получает тот, кто сможет наиболее адекватно отреагировать на вызов курдского вопроса.

Следовательно, с точки зрения интересов России задача состоит в том, чтобы найти правильную стратегию в сложившейся обстановке и заставить эти процессы работать «на себя».

Россия и курды Ирака

Как известно, в 1990-х годах в геополитическом раскладе на Ближнем Востоке произошли кардинальные изменения. Россия сохранила лишь остатки от тех сильных позиций, которые имел Советский Союз (и то исключительно в экономической области); преобладание США стало абсолютным; сильнейшее в военном отношении государство региона – Ирак – было разгромлено, разоружено и обложено санкциями, тогда как на севере этого государства под защитой США и Великобритании появился фактически независимый курдский анклав – так называемый свободный Курдистан.

Как реагировала на эти изменения российская элита? Разумеется, реакция была чрезвычайно болезненной. Однако новой стратегии поведения в изменившихся условиях так и не было предложено. Попытки сформулировать какие-то принципы в ближневосточной политике не увенчались успехом. То, что было придумано, оказывалось чисто инерционным, исходило из старых, советского периода представлений и комплексов: о России как о сверхдержаве, призванной во всем и везде соперничать с США, и об арабских режимах как о естественных союзниках России в этом соперничестве. Новомодные ссылки на «экономические интересы» при ближайшем рассмотрении оказывались опять-таки отражением стремления ВПК и нефтяного комплекса сохранить старые связи со старыми режимами. Взятая в целом эта линия скорее являлась отражением ностальгии по «золотым семидесятым», чем политикой, устремленной в будущее.

Неудивительно поэтому, что типовой реакцией на всякое политическое изменение на Ближнем Востоке являлись жалобы на нарушение «стабильности» и призывы к сохранению оной. Естественно, что курдам при таком подходе места вообще не оставалось. Со своей точки зрения, весьма логично, что российская дипломатия не признавала «зоны безопасности» в Курдистане и требовала ее отмены. Фактически это требование обрекало 3,5 миллиона жителей на геноцид, а регион – на гуманитарную катастрофу, аналогичную той, что произошла весной – летом 1991 года. Это, строго говоря, не было ни в чьих интересах, в том числе и не в интересах России. Но специалисты и эксперты по Ближнему Востоку были слишком зачарованы мечтой о восстановлении status quo времен их молодости, который они отождествляли, с одной стороны, со «стабильностью», а с другой – с интересами России.

Разумеется, что одним из ключевых требований «стабильности» казалось им восстановление режима Саддама Хусейна в его прежней силе. Выражаясь образно, они надеялись задвинуть зубную пасту обратно в тюбик. Здесь следует особо отметить также и факт чрезвычайной коррумпированности российской политики. Выплывшие на свет документы могут детально показать, сколько, кому и за что было «дано» Саддамом; но, в сущности, это непринципиально и малоинтересно, так как изначально, априори было очевидным: Саддам денег не жалел, и все, кто имел с ним дело, получали хороший «навар». Все это имело бы чисто уголовный интерес, если бы не тот факт, что люди, таким образом «повязанные» со свергнутым режимом, в настоящее время остаются на своих постах, продолжают определять политику и, следовательно, силой вещей должны доказывать urbi et orbi правильность и принципиальность своей прежней позиции. Разумеется, что от них менее всего можно ожидать каких-то попыток пересмотра прежних установок. Весьма возможно, что с этим соединяется также надежда на возвращение «золотых времен» благодаря новому приходу к власти в Багдаде арабских националистов (который, в их представлении, неизбежно последует за уходом США). В данном случае опять-таки проявляется неадекватность этой «политической школы», не понимающей, что времена классического, социалистически ориентированного арабского национализма давно прошли и что в случае ухода США в Ираке возобладают силы, несущие угрозу прежде всего России.

В конце 1990-х годов в Москве появились представители иракских курдов – сначала Патриотического союза Курдистана, затем Демократической партии Курдистана. Однако российские власти не проявляли особого интереса к контактам с ними, а в ходе самих переговоров чиновники ограничивались советами «сидеть тихо и не проявлять активности», чтобы опять-таки не нарушать «стабильность». Разумеется, «стабильность», то есть status quo 1970-х годов, в любом случае не могла существовать до бесконечности и тем или иным образом должна была быть нарушена.

Известно, каким именно конкретным образом она была нарушена в 2003 году. В ходе событий, связанных с непосредственной подготовкой и осуществлением американской операции против Ирака, российский МИД, к сожалению, вновь ярко проявил вышеупомянутые недостатки: неспособность реально оценить ситуацию и играть на опережение, неспособность воспринять новые реалии и считаться с ними. Лишь тогда, когда и победа американцев, и прочное положение курдов в новом Ираке стали несомненным фактом, в Москве стал проявляться интерес к иракскому Курдистану. К сожалению, при этом до сих пор не произошло некоего концептуального прорыва, то есть не была сформулирована и определена новая политика по отношению к курдскому вопросу вообще и иракскому Курдистану в частности.

Иные московские чиновники, по-видимому, до сих пор уверены, что курдские представители должны быть счастливы от одного того, что их приглашают в высокие кабинеты. Между тем за политические и экономические позиции в иракском Курдистане России следует бороться, и борьба эта отнюдь не обещает быть легкой. В активе у России – наличие в Курдистане большого количества людей, обучавшихся в СССР и так или иначе связанных с Россией; производств, построенных советскими специалистами, и так далее. В пассиве – груз политики последних десятилетий, которая воспринималась как однозначно антикурдская. Этот последний факт смотрится особенно проигрышно для России при сопоставлении с политикой стран Запада.

В принципе курды отлично знают, что и Запад, и Россия в равной степени использовали их для достижения собственной цели; в Курдистане помнят и Алжирский договор 1975 года, приведший к разгрому Барзани и однозначно воспринятый как предательство со стороны США; и американскую поддержку Ирака в годы геноцида курдов (1987–1988); и, наконец, поведение Джорджа Буша-старшего весной 1991 года, также воспринятое как предательство. Однако с осени того же года США и Великобритания выступали в роли защитников и покровителей иракских курдов; все, что имеют курды в настоящее время, они имеют прежде всего благодаря американцам. Таким образом, курды имеют основания считать, что американцы загладили перед ними свои прежние провинности. Что же касается России, то у иракских курдов есть в отношении ее определенный моральный счет, который до сих пор не погашен. С экономической точки зрения курдам также нет какой-то жизненной необходимости в связях с Россией, так как они в любом случае могут найти инвесторов на Западе. Не осознав этого, Россия не сможет ничего противопоставить тому политическому, моральному и экономическому преимуществу, которое имеют в настоящее время страны Запада в иракском Курдистане.

В отношениях между Россией и иракским Курдистаном тормозящую роль играет и определенный психологический фактор, заключающийся в следующем. Как известно, успех переговоров обычно зависит от способности сторон понять друг друга, то есть взглянуть на ситуацию глазами партнера. В случаях когда представители одного государства ведут переговоры с представителями другого, это достигается легко: с обеих сторон фигурируют принципиально аналогичные государственные интересы. Совершенно иной является ситуация, когда государственный чиновник имеет дело с неким национальным движением, которое к тому же воспринимается как сепаратистское (то есть враждебное государственной целостности по своей природе). Между тем курды вообще и иракские курды в частности (несмотря на существующие у них государственные институты) воспринимаются именно в таком ключе. Отсюда вытекает роковой недостаток: невозможность понять партнера и признать его равным себе в смысле прав и интересов. При переговорах с курдами российская сторона должна прежде всего исходить из представления, что ей противостоят не какие-то групповые притязания и амбиции, а сфера национальных интересов, подобных национальным интересам самой России. Само по себе признание факта наличия этих интересов (от интересов безопасности до престижных включительно) есть сonditio sine qua non, непременное условие, вне которого переговоры изначально теряют смысл. К сожалению, многие даже непредубежденные в отношении курдов чиновники по-прежнему видят в них скорее предмет манипуляций со стороны «настоящих» политиков, чем самостоятельный политический субъект, и надеются вести дело с помощью ни к чему не обязывающих полуобещаний.

Российская Федерация и «Большой Курдистан»

Если иракский Курдистан по крайней мере начал восприниматься как политический субъект и объективно существующая данность, то с осознанием в российской политике курдского вопроса во всей его целостности дело обстоит гораздо хуже. Кроме уже упомянутой инерции политического мышления тому есть еще ряд конкретных причин. Прежде всего практически не существует научных кадров, которые бы в достаточной мере располагали информацией и знаниями и могли на высоком научном уровне проанализировать нынешнюю ситуацию или хотя бы подготовить по ней сколько-нибудь толковую справку. В настоящее время нет ничего близкого той живой и активной курдоведческой школе, которая существовала в первой половине ХХ века; несколько курдоведов, в основном людей очень почтенного возраста, заняты либо историей, либо этнографией и практически не имеют «оперативной информации» о происходящем в Курдистане. Со своей стороны, специалисты – арабисты, иранисты и тюркологи, пользующиеся информацией из некурдских источников, когда касаются курдского вопроса, в большинстве своем воспринимают его под углом зрения соответствующих народов. Это же относится и непосредственно к специалистам МИДа, где есть отдел Турции, отдел Сирии, Ирана и Ирака, но нет какой-либо группы, которая бы специально изучала вопросы, связанные с курдами. Все это, разумеется, не может способствовать адекватному восприятию курдского движения и курдской проблемы. Между тем последние события показывают резкий рост национального и политического самосознания среди курдов всех частей Курдистана, что превращает курдское движение в важнейший политический фактор на Ближнем Востоке. Все это накладывается на заинтересованность США в изменении сложившегося status quo, в чем, безусловно, они будут опираться на курдов.

В такой ситуации России следует найти способ, каким можно было бы использовать курдское движение в свою пользу. Прежняя политика, построенная исключительно на защитных реакциях, призывах к сохранению status quo и игнорировании неприятных реалий, при этом оказывается не просто безуспешной, но контрпродуктивной. Вообще, если говорить о «стабильности» на Ближнем Востоке всерьез, а не в том смысле, в каком употребляют это слово политики «школы Евгения Примакова», то прежде всего следует отметить, что прежняя система, слом которой провозгласили своей целью американцы, обеспечивала ее менее всего. Восстание Барзани, ирано-иракская война, сопровождавшаяся геноцидом курдов, кувейтская авантюра Саддама – таковы основные этапы этой «стабильной» системы; сюда же следует прибавить попытки Саддама и иранских аятолл создать ядерное оружие. Система эта сама по себе могла существовать только в ситуации холодной войны и блокового противостояния, позволявшей ближневосточным режимам держаться у власти за счет лавирования между сверхдержавами. С окончанием холодной войны она стала рушиться сама собой. Эта система не была способна разрешить ни одной социальной или национальной проблемы, но в лучшем случае лишь загоняла их внутрь, тем самым усиливая их потенциальную взрывоопасность. В полной мере сказанное относится и к курдской проблеме. Таким образом, выступления в пользу status quo объективно являются выступлениями не за, а против установления стабильности в регионе.