Текст книги "Записки офицера Красной армии (СИ)"

Автор книги: Сергей Песецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

3 февраля 1942 года. Фольварк Бурки

После той встречи с немцами я больше не ездил в городок. Когда понадобилось в следующий раз ехать, я всё приготовил, мешки с картошкой на сани погрузил и сказал пани Юзефе:

– Не гневайтесь на меня, но с вами я не поеду. Не хочу я больше на немцев смотреть!

– Почему? – спросила она. – Со мной тебе нечего бояться. Я по-немецки хорошо говорю. Выкрутимся из любой ситуации… У тебя ведь документы в полном порядке. Можешь смело ехать со мной.

– Ни за что не поеду! – сказал я. – Боюсь я, что как немцев увижу, не выдержу от злости и бить их начну. Такой уж горячий характер у меня. А так как я очень сильно не люблю этих фашистов, то от раздражения могу навлечь неприятности и на себя, и на вас. Лучше я дома останусь, и тут работы хватает.

– Хорошо – сказала она – оставайся дома. Я то ведь хотела, чтобы ты отвлёкся и на людей посмотрел.

– Лучше уж одному сидеть, чем на немцев смотреть. Я их даже за людей не считаю. Они хуже волков.

И остался я дома. Много работы переделал, скучно было. Сил у меня от хорошей еды прибавилось, так что работать было легко.

Пани Юзефа вернулась домой поздно и очень уставшая. Так что я лошадь распряг и занёс домой покупки.

– Отведи лошадь Малуге, у меня ещё по дому много работы. Отдашь им лошадь, эти открытку и соль, что они просили для них купить.

У меня не было желания показываться соседям. Но наверное пани Юзефа догадалась об этом и сказала:

– Познакомься с нашими соседями и не бойся их. Тут все поляки. Хоть они и бедные люди, но никакого вреда они не причинят. Хотя, тут все уже знают, что ты у меня работаешь и догадываются, что ты из русской армии. Можешь быть уверен, никто на тебя не донесёт. Это не в наших обычаях. Не ты один в нашей округе скрываешься. Тут много ваших солдат осталось и скрываются у крестьян или по усадьбам.

Ничего не поделаешь… Взял я соль и открытку, сел верхом на лошадь и поехал к соседям. Мне даже интересно было посмотреть, как тут живут настоящие крестьяне. Ведь пани Юзефа помещица. То есть из высшего класса и образование имеет. Наверно только война вынудила её порядочно трудиться и перестать эксплуатировать бедных людей.

Выбрался я на дорогу и еду к Малугам. Было недалеко, но дорога плохая, в последние дни выпало много снега. В деревнях издалека в окнах свет видать, они все вокруг нашего фольварка находятся… Приехал я к Малугам. Ко мне выскочили два здоровенных пса и начали лаять. Я даже с лошади слезть боялся, собаки выглядели совсем как волки. Но из дома кто-то вышел во двор и спросил по-польски:

– Кто там?

Я ответил:

– Работник от пани Юзефы из Бурков. Коня вам привёл и соль привёз. И открытку хозяину.

Тот мужчина отогнал собак и отвёл лошадь в конюшню.

– Подожди тут минутку – сказал он мне.

Он сразу вернулся и мы пошли в дом. Я со всеми поздоровался и открытку из кармана вытащил.

– Не знаю, для кого это – сказал я.

– Ясное дело, для меня – произнёс пожилой, уже совсем седой мужчина. – Я тут хозяин.

Я отдал ему открытку и осмотрелся по избе. Всё что я увидел, показалось мне очень странным. Под потолком горит большая керосиновая лампа. На стенах много разных картин висит и часы в стеклянном ящике. На окнах много цветов в горшках и белые, красивые занавески. Меня просто охватило удивление и я не могу сам себе поверить, что тут живут обычные крестьяне. Особенно странным было для меня, что все прилично одеты и обуты. Женщины в ботинках, а мужчины в сапогах. Мне это показалось очень подозрительным. Я даже подумал, что тут скрываются какие-то капиталисты и прикидываются крестьянами.

Старик открытку прочитал и спрятал её в ящик стола. Потом обратился ко мне:

– Ты из каких мест?

Я ему сказал все так, как в бумагах написано было:

– Из Докудова я. Из лидского повята.

А он говорит:

– Это ты будешь полиции рассказывать, или немцам. А я по твоей речи знаю, откуда ты. И не только по речи, но и по всем твоим оборотам. От нас нечего скрывать. Мы не такие люди, чтобы человека в беде преследовать, или властям доносить.

Ну я и говорю:

– От армии я отстал. А сам из России.

– Это другое дело – произнёс старик. – Я хорошо знаю Россию. При царе её вдоль и поперёк проехал. Ещё когда молодой был. Тогда можно было по всей России свободно ездить. А по-русски я не хуже чем по-польски говорю.

И в самом деле, он хорошо говорил по-русски. Так чисто и гладко, как политрук, а не обычный крестьянин. Я сказал ему правду, что родом из Московской области и что в Москве есть брат, который работает на мебельной фабрике. О том, что я офицер и комсомолец, а брат работает заведующим материального склада, я даже не упомянул. Разговариваю я с ним и по избе осматриваюсь. Кроме нас там было ещё двое молодых мужчин и две девки. Оказалось, что это дети Малуги. Одна девка прядет. А другая часто на чёрную половину дома в кухню бегала. Ужин готовила.

Вскоре они сели за стол и меня позвали. Я отказывался. Сказал, что поужинаю дома. А старик и слушать не хочет.

– Дома – сказал он – поешь ещё раз. А от нас голодный не уйдёшь, а то ещё потом рассказывать будешь, что поляки такой народ, что голодного из дома выгоняют. А ты у нас гость. Садись и ешь!

Я сел за стол. Старик начал громко читать молитву. Все перекрестились. И я тоже. Потом мы начали есть. И оказалось, что крестьяне едят не хуже моей барыни. Удивительные вещи! Потому что потом от пани Юзефы я узнал, что они действительно деревенские. И даже не из зажиточных кулаков – в семье у них шесть человек, а земли, не слишком хорошей, 15 гектаров. Девки мне очень понравились. Крупные, румяные, красивые и чисто одетые. А держатся так, словно дочки какого-то важного буржуя. Ни одна из них ни пальцем в носу не ковыряла, ни голову чесала. Даже не ругались и на пол не плевали. Просто удивительно!

После ужина собрался я домой. Очень любезно поблагодарил за угощение. А старик мне сказал:

– Тебе там на фольварке одному скучно. Так ты приходи к нам. Днём у нас времени нет, работаем. А лучше всего в субботу вечером, или в воскресенье. Так что приходи, а то одичаешь без людей. Мне и пани Юзефа говорила, что тебе скучно у неё одному.

Я попрощался с Малугами и пошёл домой. Всю дорогу я думал над тем, как хорошо живут польские крестьяне. Из этого следует, что и без колхозов можно хорошо управляться. Но как они приходят к такому богатству, этого я понять не могу… Ни тракторов у них нет, ни агрономов, ни государственного планирования, ни председателей, а всё у них так хорошо!.. Я решил, что действительно надо почаще ходить к Малугам и хорошенько ко всему присмотреться. А кроме того, очень мне девки понравились.

Из увиденного до сих пор я понял, что польские крестьяне живут совершенно иначе, чем это нам рассказывали. Ну где ты найдёшь в России крестьянина, у которого есть часы. А тут часы обычная вещь. Они также сытые, прилично одетые. И никто их не бьёт, не продаёт, не держит в тюрьмах. Даже нашей барыне приходится одалживать у крестьянина лошадь. Только вот плохо то, что это поляки и что они в Бога верят. И ещё скверно, что они в колхозы не объединяются, а каждый сам на себя работает.

Пришёл я домой. Пани Юзефа уже поужинала, а для меня в духовке оставила. Спрашивает она меня:

– Как тебе у Малугов понравилось?

– Очень хорошие люди – сказал я. – И очень роскошно живут.

А пани Юзефа возразила:

– Какое там роскошно? У них бедная усадьба. Ни леса нет, ни лугов. Живут дружно и хорошо работают. Потому и не бедные… Ну и не пускают заработанное на водку. Вот это самое плохое.

Я сказал ей, что Малуги приглашали меня приходить к ним в субботу, или в воскресенье.

– Очень хорошо – сказала пани Юзефа. – Может какую девку облюбуешь, а она тебя, так женишься и останешься тут навсегда. Зачем тебе в Россию возвращаться и в колхозе на дядю всю жизнь работать, голодать и ни иметь ничего своего? Тут ты будешь сам себе хозяин… А придут лучшие времена, так и я тебе помогу. А теперь, сам видишь, нечем. Ваши власти совсем наше поместье разорили, а семью по свету разбросали. Вот и живём как можем, лишь бы дождаться лучших времён. И точно так же все тут живут.

Пошёл я спать, но долго не мог заснуть. Всё время думал о здешней жизни. Выглядит она совсем по-другому, чем нам рассказывали. А ведь тут все жалуются и говорят, что это плохие времена и живут они абы как. Тогда как они жили перед войной?

До этого я свои часы в овине спрятал, чтобы не выдать, что был не обычным солдатом, а зажиточным офицером. Но теперь, когда увидел, что тут часы есть даже у крестьян, достал свою «Омегу» из тайника и начал на руке носить. Это прибавит мне внушительности и значимости. Да.

3 апреля 1942 года. Фольварк Бурки

Два месяца назад я писал, что решил больше никогда не ездить в городок. Однако потом осмелел и уже несколько раз бывал там. Первый раз меня уговорила пани Юзефа, она хотела купить мне несколько рубашек с воротником и галстук, чтобы я мог красиво разодетый пойти в гости к соседям. Мы купили три хорошие рубашки, два галстука и шляпу с широкими полями. Когда я оделся на следующий день вечером в это всё и посмотрелся в зеркало, то не мог сам себя узнать. Очень похож был на киноартиста. Но никак не мог научиться завязывать галстуки и с этим мне всё время помогала пани Юзефа.

Теперь у нас уже есть своя лошадь и не приходится просить у соседей, чтобы поехать на рынок. Лошадь, правда, не очень, на хорошую надо много денег. Но для нашего хозяйства и эта очень пригодилась. Всегда более приятно ехать в городок на своей лошади, чем просить её у какого-то хама. Это нам даже как-то не к лицу, ведь мы не крестьяне, а более высокий элемент.

Недавно я провернул очень хорошую работёнку. Хорошо наказал Ирку за её подлый характер, за потерю моего состояния, ну и за любовную неудачу. Я долго размышлял про то, что бы такое сделать этой буржуйской гадине за обман меня, честного офицера и комсомольца? Потом я понял, что именно теперь подвернулся удобный случай наказать Ирку. Так что я купил в городке почтовую марку, писчую бумагу и конверт и дома, когда не видела пани Юзефа, настрочил такое вот письмо в Гестапо:

«Многоуважаемое Учреждение!

Имею честь сообщить Вам, что в Вильно живёт известная коммунистка и агент большевистского НКВД, которая поддерживала связь с советскими офицерами и работала на военную разведку.

Любезно прошу обезвредить эту подлую и хитрую шпионку путём расстрела или отправки её в лагерь принудительной работы, где она должна сдохнуть, чтобы никогда больше не вредить гитлеровской армии.

В качестве доказательства её коварной, антифашистской деятельности привожу следующие факты:

Первое: эта шпионка постоянно поддерживала связь с коммунистами и русской армией. Например: она очень дружила и оказывала знаки внимания известному коммунисту и герою Красной Армии, лейтенанту Зубову. Второе: собранную разведывательную информацию она передавала в пользу разведки и контрразведки НКВД, через майора из комендатуры города Вильно, Павла Сильникова.

Любезно прошу арестовать её и обезвредить. А если будет отпираться от своей подлой антифашистской деятельности, прошу прижать её как следует и она наверняка признается в связи с вышеуказанными коммунистами и сталинцами.

Я считаю, что в настоящее время она может быть очень опасна для героической Немецкой Армии и для её великого ВОЖДЯ, Адольфа Гитлера».

Я написал её точный адрес, а также имя и фамилию Ирки, и надписал адрес на конверте:

СТРОГО СЕКРЕТНО!

В собственные руки начальника ГЕСТАПО Вильно.

Лукишская площадь.

В следующий раз, когда я был в городке, бросил это письмо в почтовый ящик и успокоился. Теперь я уверен, что Ирку ждёт заслуженная кара за подлое отношение к идейному комсомольцу и верному офицеру Красной Армии. Очень приятно это ощущать.

Есть ещё одна польза от этого письма. В том случае, если когда-нибудь немцы схватят меня, то я могу сразу заявить, что я их друг и даже оказал услугу Гестапо, раскрывая врагов немецкого народа.

Кроме того я покажу, где пани Юзефа хранит радио, при помощи которого слушает заграничные антигитлеровские радиопередачи. Таким образом я очень хорошо и умно себя обезопасил на случай, если меня схватят. Поэтому сейчас я чувствую себя намного безопасней. Так что, я очень умный человек и по этой причине очень уважаю себя. Да, ума мне хватает.

Я уже несколько раз был у Малугов. Вскоре после первого знакомства я снова был у них в воскресенье вечером. Естественно, оделся я отменно. Пани Юзефа правильно завязала мне галстук и я выглядел как очень важная персона. «Омегу» я так нацепил на руку, чтобы её было видно.

Пришёл я к ним. Ещё со двора слышал, как девки песни поют. Но не наши, а на польском, фашистском языке. Зашёл я в дом и очень любезно всех поприветствовал. Начались разговоры и разные шутки. Больше всех проказничал младший сын Малуги, Анджей. Мне это не нравилось, но я притворялся, что и меня веселят его шутки. Он спросил меня, был ли я в школе. Я сказал, что был и что очень хорошо учился. Тогда он говорит мне:

– Если ты ходил в школу, скажи мне: сколько будет 7 на 8?

– 56 – ответил я сразу, вовсе не задумываясь. Так вот он убедился, какая могучая в Советском Союзе наука и культура.

– Хорошо – сказал он. – А какой самый большой город в мире?

Я сказал: – Москва.

А он не согласился и утверждал, что Лондон. А после Лондона – Нью-Йорк… Это самое лучшее доказательство того, как могут его заморочить и ослепить англо-американская пропаганда и реклама. Ну ничего, мы говорили и развлекались дальше.

Позднее старый Малуга начал рассказывать мне про Америку. Оказывается, он 15 лет жил там и работал на заводе Форда, в Детройте. Потом, скопив денег, вернулся сюда и купил хозяйство. Тогда я прямо спросил его, что если там так хорошо жилось, что он мог собрать много денег, чтобы купить хозяйств, то почему не остался там навсегда. Но он мне ответил, что он скучал по своей родине и своим родным. Поэтому не остался там, хотя жил и зарабатывал очень хорошо.

Заинтересовала меня эта Америка, и спросил я его, сильно ли там над ним издевались и как били, чтобы выполнял нормы выработки. А он ответил:

– Я не слышал про такие случаи, чтобы рабочего кто-то бил. Там рабочих очень уважают и у них много прав.

– А голодать там наверное сильно пришлось?

– Голодать? – старик рассмеялся. – О голоде нет речи. Я ел много и вкусно. У меня было всё.

Меня заинтересовал другой вопрос, так что я спросил его:

– А как там поступают с такими рабочими, которые опоздали на работу?… Их, как у нас, на первый раз на три месяца в тюрягу сажают, и только на второй раз в лагерь на погибель отправляют, или сразу убивают?

Но старик ответил на это уклончиво:

– Твой вопрос мне даже глупым не кажется. Во-первых: там нет никаких лагерей. А потом, если хочешь, там ты можешь хоть совсем не работать. И работать можешь где хочешь. Конечно, на работу надо приходить вовремя, чтобы порядок был.

– Хорошо – говорю я. – А если кто-то далеко от завода живёт, ведь в Америке много народа и не каждый может жить около завода. Значит иногда случается опоздать…

– Я сказал старик – жил в 25 километрах от завода, где работал и ни разу не опоздал. Будильник меня всегда вовремя будил, а хозяйка, у которой я комнату снимал, заранее готовила для меня завтрак. Так что с этим никогда не было проблем.

Вижу я, он меня понять не может, поэтому объясняю ему как малому ребёнку:

– Вот ты жил в 25 километрах от завода. Так что на дорогу у тебя должно было уходить минимум четыре с половиной часа. А если, например, снег дороги завалит, или после дождя сильная грязь, то ведь мог и на час опоздать.

Он рассмеялся и сказал:

– Грязи там нет, потому что дороги асфальтированные. А если снег выпадет, то сразу выезжают специальные машины и снег с дорог чистят. А 25 километров до работы мне не приходилось ходить, я всегда ездил. Там вообще на такие большие расстояния никто пешком не ходит.

– То есть тебе приходилось каждый день выписывать в американском НКВД пропуска на проезд!

– Никто в Америке пропусков на проезд не требует и НКВД никакого нет. Если кто хочет ехать – покупает билет и всё. А те, кто часто ездят, покупают дешёвые сезонные билеты.

– Ну хорошо – говорю я – а если вагоны переполненные и даже на крыше нет места, то ведь придётся опоздать и завод потерпит убыток. Или таких типов в Америке не наказывают, а целуют?

А он говорит:

– Трудно с тобой разговаривать. Но в Америке никто на крыше не ездит. Там всё подсчитано и ходит столько поездов и автобусов, чтобы у каждого было сидячее место. А я на работу на собственном автомобиле ездил.

– На собственном автомобиле!!!

– Да. Чего ты удивляешься? За это время у меня там два автомобиля было. Первый я продал, когда он стал старый и купил новый, лучшей конструкции.

– А откуда ты взял деньги на покупку автомобиля?

– Как это, откуда?… Заработал.

– На машину?!

– Я не сразу купил. Дал фирме задаток, а потом платил проценты. Первую машину я оплатил за два года. А на другую у меня было больше денег и я оплатил её за год. Хотя, машины там покупают не только те рабочие, которые живут далеко от работы, но и те, что близко живут. Но если они не могут построить где-то гараж или снять в аренду, то покупать нечего. А другие не покупают, потому что не хотят лишних хлопот. На нашем заводе лишь у немногих не было автомобилей.

Посмотрел я на него и хотел ему сказать кое-что вслух. Но промолчал. Лишь сейчас я понял, кто он такой и откуда его занавески на окнах, и у всех хорошая обувь! Мне сразу стало ясно. Именно этим автомобилем он себя и выдал! Потому что если бы он сказал, что какой-то рабочий, стахановец, многолетней работой в Америке на велосипед скопил, то я может быть ему и поверил. Но автомобиль!.. Мне даже смешно стало, когда я представил рабочего, сидящего в собственном автомобиле. Это даже неприлично как-то!

Да, всё же сильная эта американская пропаганда, если даже тут умеет разместить своих агентов и сеять смуту в головах!.. Если бы я такое услышал от него у нас, я бы знал, как поступить с таким типом. Но тут я был вынужден замолчать и больше ни о чём не спрашивал. Потому что мне даже страшно стало. Вот ведь подлость и бессовестность, не имеющие границ!

3 мая 1942 года. Фольварк Бурки

У меня свободное время, сегодня воскресенье, так что пишу дальше. В пятницу я тоже не работал, потому что пани Юзефа сказала мне утром, за завтраком:

– Сегодня надень хороший костюм и отдохни. Работу на следующей неделе наверстаем.

Я удивился:

– А почему сегодня не работаем?

– Да ведь сегодня праздник рабочих, первое мая.

– Так значит и у вас такой праздник есть?

– Кто хочет, тот и празднует.

Какой всё же коварный народ эти поляки. Даже наш, пролетарский праздник себе присвоили. Ну ничего, это даже на пользу, а то устал я что-то. Понятное дело, мы работаем только вдвоём, поэтому трудно поспеть за всем. В колхозе эту нашу работу делали бы человек двадцать… Однажды пани Юзефа сказала мне:

– Делай сколько можешь, ведь тут ты как в своём хозяйстве. Ты работаешь для меня, а я работаю для тебя. А оба мы работаем затем, чтобы было чем жить.

Мне было очень приятно это слышать, хотя, собственно говоря, с моим образованием я должен не работать, а управлять работой других. Но так уж получается, что тоже вроде как барин, особенно когда надену хороший костюм, завяжу галстук и «Омегу» на обозрение выставлю. Приятное такое самочувствие. Если бы я ещё мог забрать из Вильно оставленные там вещи, то можно сказать, был бы полностью довольный. Особенно скучаю по шарманке, ведь я эмоциональный человек и обожаю музыку ничуть не меньше чем колбасу.

На Сталина я больше не гневаюсь, потому что хотя он и иностранец, но оказалось, что он очень беспокоится за русских. И совсем нет его вины за то, что Гитлер нас обманул. Потому что это такая подлая бестия, которая не держит никакие обещания и нарушает честные обязательства. Пани Юзефа мне очень подробно всё объяснила и сказала, что Сталин теперь, вместе с Польшей, Англией и Америкой, воюет против Гитлера и подписал «атлантическую карту», в которой сказано, что все народы должны быть свободны и жить без страха и в достатке. Это очень приятно, что наконец буржуазия поняла – без свободы жить нельзя. Поэтому есть надежда, что все государства будут добровольно присоединены к Советскому Союзу. Только надо эту империалистическую заразу, Гитлера, победить. Тогда наверное получится построить мировой колхоз, всех буржуев, у которых есть часы и велосипеды, вырезать и с помощью НКВД всюду внедрить наш русский социализм.

После хорошего завтрака пошёл я в овин и торжественно спел «Интернационал» и «Отче наш». Я уже к этой коммунистической молитве подобрал очень красивую революционную мелодию. Так что пою её часто во славу ОТЦУ нашему, Сталину.