Текст книги "Тигровые каникулы"

Автор книги: Сергей Медынский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– А собак? – спрашивает Вася.

– И собак возьмем.

Загрузились лесовозы. Все сели по местам, в ногах у Васи приткнулся Шарик, и машины тронулись.

Солнце скрылось за деревьями. Только изредка брызнет огненная вспышка сквозь черное переплетенье веток.

«Сегодня в доме ночевать будем», – думает Вася.

Водитель зажег фары. Желтые снопы света закачались по синим сугробам, по темным стволам. Рычит мотор, убаюкивает. В кабине тепло. Вася привалился к плечу дяди Паши и задремал…

– Вставай, тигролов, на нижний склад прибыли!

Вася открыл глаза – свет электрический, дома вокруг.

На громадном помосте срубленные стволы. Люди с такими же пилами, как у дяди Паши, распиливают деревья на аккуратные бревна.

Тянется транспортер, уносит бревна к железнодорожной линии, а там стоят составы. Подъемные краны грузят бревна на платформы. Нижний склад – это действительно склад: горы леса лежат. Каждая гора – различные породы древесины, различные сорта.

Вася щурится от света прожекторов, поглядывает по сторонам.

Рабочие завели стальные тросы под хлыст, лебедка потянула многотонную связку древесных стволов и трах на помост.

Вз-з-з-з… – звенят, жужжат пилы.

Хвоей пахнет, опилками, смолой.

– Пошли, тигролов, или отца подождем? – спрашивает дядя Паша.

– Подождем, – отвечает Вася.

Ловко расправились пильщики с громадным деревом, разделали его на бревна, скатили к цепям транспортера.

Молоденькая девушка с деревянной рейкой ходит вдоль стволов. Меряет длину, мелом разметку делает, как пилить.

Пильщики взялись за лиственницу.

Вз-ж-ж… – пошла в ствол зубчатая лента пилы. Быстро пошла, быстрее, чем обычно. Звук глуше, чем всегда, – сразу видно, пустота внутри дерева.

– Вон отец едет, – сказал дядя Паша.

Из-за поворота запрыгали лучи автомобильных фар, а потом выехал лесовоз.

И вдруг рев какой-то на площадке, крики. Завизжала девчонка-разметчица.

Повернулся Вася – остолбенел: лесорубы в стороны разбегаются, а посреди помоста стоит на задних лапах медведь!

Кто куда кинулись все от зверя, а девчонка-разметчица прямо к Васе с дядей Пашей. Медведь – за ней. Зацепилась девчонка за какой-то сук – растянулась на бревнах.

Дядя Паша бросился ей на помощь. Замахнулся на медведя пилой, а тот трахнул лапой – улетела пила в сторону. Другой лапой зверь дядю Пашу схватил. И тут – бах! – стукнул выстрел.

Упали дядя Паша и зверь прямо на разметчицу. Та визжит, не переставая, а медведь замолк.

Подскочил к ним Игнат – бросил карабин, в руке нож наготове.

– Пашка! – кричит Игнат. – Пашка, живой?

Вася к отцу кинулся. Люди какие-то подбежали.

– Живой пока, – говорит из-под медведя дядя Паша. – Только медведя-то свалите, тяжелый он больно!

Медвежью тушу отвалили в сторону. Дядя Паша встал, от боли кривится. Девчонка вскочила, глаза с перепугу круглые, остановившиеся.

– Ну откуда вы тут медведя-то взяли? – в сердцах спрашивает Игнат.

Девчонка молча на дупло показывает. А оттуда слышится какой-то писк.

– Медвежата?

– Детенышей бросить не хотела, – говорит Игнат. – Смотри ты какая любовь материнская у зверя! Ведь пока дерево пилили, пока сюда везли, она все ждала. А тут, видно, ее пилой задели, она и не выдержала.

– Спасибо тебе, Игнат! – говорит дядя Паша.

– Чего спасибо-то? – удивился Игнат.

– Ты ведь мне жизнь спас! Смотри, когти-то у нее как железные.

Улыбается дядя Паша, но, видно, нехорошо ему – все-таки медведь крепко задел.

– Где у вас тут медпункт? – спрашивает Игнат.

Пошли по морозной ночной улице. Вокруг толпа людей. Игнат Васе выговаривает:

– А ты чего не стрелял?

– Так мой карабин у дяди Макара. Вы же его взяли, чтоб мне идти легче было.

– Ах да… – говорит Игнат.

Подошли к больнице. Доктор в белом халате уже стоит на крыльце – кто-то добежал, предупредил.

– Это что, все ко мне? – испуганно спрашивает доктор.

– Нет, – говорит Игнат, – к вам только двое. Вели одного – рысь его поранила, а по пути и другого прихватили…

– В самый раз прибыли! – сказал наутро дядя Паша.

– Это ты о медведе? – отмахнулся Игнат. – Бывает…

– О медведе, только не об этом, – отвечает дядя Паша. – Шатун тут объявился.

– Вы, что ли, вспугнули?

– Да, может, и мы. Не залег он с осени, теперь где-то бродит. Недавно одного нашего лесоруба загубил.

Посерьезнел Игнат.

– Надо этого медведя пристрелить! А то из-за одного шатуна всем тут свободы не будет.

– То-то и оно! – подтверждает дядя Паша. – Люди боятся по лесу ходить. Мы хотели сами с ним войну начать, но оружие у наших охотников не то и опыта нет.

– Да, – говорит Игнат, – на медведя нужно собираться серьезно. Давай-ка нынче отдохнем, а завтра тронемся.

– Пап! – оторопел Вася. – А тигр?

– Сначала людям помочь придется, – отвечает Игнат. – Медведь-шатун, который на человека напал один раз, второй раз напасть не постесняется. Убрать его надо!

Вася примолк. Знает он, что такое медведь-шатун. Родной его дед погиб, встретившись с таким медведем.

Приближалась весна. Лютовали последние зимние метели, а когда утихал ветер, ослепительно сверкали под ярким, уже греющим солнцем свеженаметенные сугробы.

Васин дед шел из города – был там по своим охотничьим делам. Весело было встречать деда после таких походов. Чего только не доставал он из своего заплечного мешка!

В тот раз не вернулся домой Васин дедушка…

По следам поняли, что шел за ним громадный шатун и напал сзади. Крепко бился с ним дед Тимофей – весь снег был потоптан и кровью залит.

Видно, не одну рану нанесла шатуну крепкая рука старика. Охотничий дедов нож нашли только весной. Наверное, медведь его из себя выдернул и бросил далеко от места схватки.

Говорили люди, что видели в тех местах огромного зверя – вся морда у него была исполосована шрамами. Несколько лет искал Игнат этого медведя. Все хотел за отца рассчитаться. Но медведь как в воду канул.

Вася вспомнил оранжевые мандарины, яркими пятнами украшавшие снег вокруг неподвижно лежавшего деда. Нес гостинцы дед, да так и не отдал…

– Пап, и я с вами пойду на шатуна!

– Это как доктор скажет. Хорошо будешь себя чувствовать, пойдем.

– Пусть пойдет, – говорит дядя Паша, – и меня тоже возьмите. Мы с Васей два битых, а сам знаешь по пословице – за одного битого двух небитых дают…

И вот снова звероловы на тропе. Только уже не тигровый след им нужен, а медвежий. Идут не вслепую – дядя Паша указал, в каких местах последний раз встречались следы шатуна.

Шагает отряд походным порядком. Поскрипывают лыжи. Карабины надели кому как удобнее – кто стволом вверх, кто прикладом, а кто поперек груди.

Пар от дыхания инеем оседает на бровях, на ресницах. Холодно.

Подходят охотники к заброшенной избушке. Рядом сарайчик, навес какой-то.

– Вот тут ночевал наш товарищ, – говорит дядя Паша. – Утром вышел из дома, а медведь его и подмял…

Игнат молча показывает на снег. Следы. Будто здоровый дядька босиком по снегу ходил. Здоровеннейший дядька. Пятки глубоко вдавливал и выворачивал их наружу, а носки – внутрь.

– Шатун еще раз наведывался, – говорит Игнат, – совсем недавно. Сейчас надо осторожно идти! А ну как он близко?

Будто веревочкой связан теперь отряд со своим врагом. Куда следы идут – туда путь держать!

В горы ведет Игнат. На поросшие редколесьем вершины сопок. Противно тут, ветрено. Снег в некоторых местах не то с землей переметен, не то с песком. На лыжах идти неловко. Кое-где из-под белого покрывала торчат огромные камни. Чего здесь делать медведю?

– Вот он! – говорит Игнат и останавливается.

– Да! – подтверждает Макар.

– Здоров! Ну и здоров! – удивляется Николай.

Игнат приставил к глазам бинокль и не опускает его. Значит, не ошибся, когда сказал: «Вот он!»

Распадок между двумя сопками широкой ложбиной тянется вверх, к перевалу. На лысых вершинах редко-редко торчат деревья. Огромные камни чернеют по белым склонам.

Вася глаза напрягает, даже сощурился – ничего нет.

– Давай-ка, Макар, заходи на ту сторону, – говорит Игнат, – и ты, Николай, с ним. Когда вы на противоположный склон выйдете, мы все вместе вверх полезем. Вы по той стороне, мы – по этой.

Посмотрел Вася вверх по распадку. Ведет взглядом все выше, выше и увидел вдалеке, у самой вершины сопки, странный большущий камень.

Кажется, что его кто-то разворачивать начал, и камень стал короче. А потом этот короткий камень словно торчком поставили. Выше стал камень раза в два…

Макар с Николаем, пригнувшись, спускаются вниз, чтобы перейти распадок и выйти на ту сторону. Идут осторожно. Медведя нет, а они берегутся, будто зверь рядом.

Снова задвигался камень. Кто его шевелит? Медведь, что ли? И Вася понял: камень – это и есть медведь! Издали показалось, что камень ворочается, а это медвежья туша.

– Ох здоро-ов! – говорит Вася.

– Нá бинокль, – предлагает отец.

И словно перепрыгнул медведь поближе к Васе на целый километр. Сразу видно, отчего он шевелится. Поднимает коряги, камни. Ищет любую мелочь: хоть лягушку замерзшую, хоть червяка – голодно.

Повернул морду прямо в бинокль. У Васи даже сердце екнуло! А морда у медведя злющая-злющая. Будешь злой, если замерзших лягушек надо есть, да и тех не хватает.

– Ох и здоро-о-ов! – говорит Вася, но на этот раз почему-то шепотом. Будто медведь может услышать его голос.

А потом и вовсе отвел стекла в сторону. Хоть у медведя бинокля нет, а все равно, если друг на друга вот так смотреть, кажется, что и медведь тебя таким же большим видит, как ты его через голубоватые стекла.

Повел Вася биноклем левее – дядя Макар с дядей Николаем уже по той стороне распадка лезут. Крадутся потихоньку, иногда переговариваются друг с другом. Видно, как губы шевелятся, а что говорят, не слышно.

Вася от них снова повел на медведя – в стеклах запрыгали какие-то коряги, стволы деревьев, камни. Долго прыгали – далеко Макару с Николаем лезть.

– Ну, пошли и мы потихоньку, – говорит Игнат.

Игнат, дядя Паша и Вася пробираются по одной стороне распадка, Макар с Николаем – по другой.

Медведь возится наверху, у самого перевала. Вспугни – уйдет за сопки. Догоняй его тогда. Оттого собак не взяли, что ни к чему медведя пугать. Да и собак беречь надо. Разъяренный шатун может покалечить собачек. С кем тогда на тигра идти.

Лезут вверх охотники. Прячутся за деревьями, за утесами. Нельзя, чтобы шатун их увидал. А учуять, пожалуй, и не учует. Ветер сверху тянет, из-за сопок вырывается. Будто легкий дым порывами идет по гребням. Это сухой снежок сдувает с сопок.

Все труднее и труднее лезть вверх.

А медведь все ближе. Вот он оставил в покое камень, перешел к какой-то коряге. Поковырял ее, поворочал. Видно, ничего не нашел. Рассердился, поднял ее двумя лапами да как кинет вперед. А у коряги большой сук торчал за спиной медведя. Когда он вперед корягу бросил, его тем суком – по затылку! Рявкнул медведь, оглянулся перепуганно – никого.

Еще больше рассердился шатун, сбросил с себя корягу и начал ее лапами лупить: на, мол, тебе за обиду, не дерись!

Пока он с бревном воевал, ходко шли вперед звероловы, знали – не до них медведю!

Ударил он еще раз корягу, сук ненавистный отломал, кинул его в сторону. И вдруг скачками бросился к самому гребню сопки.

Трах! – треснул чей-то выстрел.

Рявкнул медведь, вскинулся.

Трах-та-тах!..

Медведь покатился вниз.

Трах!.. Тах!..

С каждым выстрелом рявкает медведь и будто кто его подгоняет – все быстрее и быстрее катится по крутому склону вниз.

А стрелять перестали. Друг против друга охотники: дрогнет рука – выстрел по своим попадет.

Игнат проводил медведя стволом, и как только тот миновал братьев, что стояли напротив, стукнул выстрел, и медведь уж не рявкнул в ответ. Сник и безжизненной тушей пополз вниз. Медленней, медленней – и затих, замер. Все.

Подходят охотники к медвежьей туше.

Стволы винтовок на неподвижного шатуна направлены – вдруг вскинется.

– Да-а, – говорит Игнат, – смотри какое дело…

У зверя поперек морды полосы стародавних шрамов.

Вспомнил Вася, как на потоптанном снегу неподвижно и страшно лежал дедушка, а вокруг оранжевые мандарины раскиданы…

– Кто его знает, – говорил Игнат, – может, сынок, он твоего деда загубил!

Игнат стоит, опираясь на винтовку, глядя на косматую морду медведя, изуродованную шрамами.

Представил себе Вася, как такая же морда, только живая, оскаленная, вплотную приблизилась к деду. И стало жутко и жалко дедушку до слез.

– Что делать будем? – спрашивает Николай. – Мясо есть никто не станет, а шкуру снимать будем?

– Да ну его! – вздохнул Игнат. – Людоед, он и есть людоед. Бросим вместе со шкурой, пускай вороны да волки с ним разделываются… Пошли.

Повернул маленький отряд и тронулся по своим прежним следам молча вниз.

Еще двое суток прошло. Бегут дни Васиных каникул, а тиграм до этого и дела нет!

Снова идут звероловы по тропе.

Тишина. Только под лыжами хрустит снег. Холодно. Собачьи морды заиндевели до самых глаз.

День ясный, морозный. Мерцают на снегу малюсенькие солнечные блики, отраженные ледяными кристалликами. Даже в воздухе сверкают искорки, если смотреть против света. Это невидимые глазу водяные капельки смерзлись и поблескивают, будто вспыхивает воздух. Все кругом искрится.

Иногда скатится с высокой ветви снежный ком, запрыгает по еловым лапам, столкнет наметенный снег, рассыплется на мелкие снежинки. Долго-долго стоит между деревьями серебряная завеса. Потом постепенно осядет.

Бурелом протягивает из-под снежных волн руки-сучья: «Помоги-и-те! Утопаем!»

Ш-шу… Шу-шу… – шуршат лыжи.

Цепочка следов пересекла Васину лыжню. Шла-шла и прервалась около кедрового ствола. Вася голову поднял, нашел вход в гнездышко белки. Постучал по стволу палкой.

Высунулась белка, посмотрела на Васю черными бусинками испуганных глаз и взлетела по сучьям к вершине кедра.

Вот еще одна цепочка следов. В конце – круглая ямка. Это белка нырнула в снег за кедровой шишкой. Вася лопаточкой лыжной палки разрыл снег. На смерзшемся мху углубление – след шишки.

У выхода из этой снеговой норки – скорлупа кедровых орехов и шелуха. Здесь белка расправилась с находкой.

Все ест этот красивый грызун. Грибы и ягоды, различных насекомых и их личинки, желуди, молодые древесные побеги, почки. Но самая основная и любимая еда белки – семена и орехи хвойных деревьев: ели, сосны, лиственницы, пихты и особенно кедра.

Нижняя челюсть белки состоит из двух подвижных половинок. Когда белка сводит вместе эти половинки-челюсти – острия нижних резцов расходятся в стороны. Белка сначала протыкает скорлупу ореха резцами, а потом как бы складывает нижнюю челюсть. Резцы раздвигаются, и орех разламывается.

Лес поредел, беличьи следы кончились. Потянулась по сторонам старая гарь с почерневшими пнями. Отчего загорелось, кто его знает. Может, неосторожные охотники плохо загасили костер; может, молния в дерево ударила.

Снова цепочка маленьких следов. Четкий парный след горностая тянется по снегу. Зверек бежал, делая скачки. Бежал-бежал и вдруг встал. Видно, как лапки вместе собрались. А рядом – ямка. И ни одного следа поблизости.

Куда мог исчезнуть горностай?

– Улетел, – спокойно говорит Игнат.

– Как улетел? – удивляется Вася.

– На чужих крыльях.

– На чужи-их?

В стороне от ямки, которую проделал горностай, будто маленьким взрывом вырвало снежную целину. Здесь взлетел тетерев, ночевавший под снегом.

Прошли еще немного. Вот место, куда упал тетерев. Кровь, перья, косточки изгрызанные.

– Смотри, сколько он пролетел. Как вцепился в тетерева под снегом, так и не отпускал. Отчаянный зверек, ничего не боится!

Снова потянулся по сторонам березовый лес. Неприхотливое дерево береза. Первой вырастает она на месте пожара или порубки.

На деревьях – черные комки птичьих тел. Красавцы тетерева клюют мороженые березовые сережки. Видно, как, дотягиваясь к ним, тетерева выгибаются черно-синими серпами, раскидывают для равновесия крылья, вытягивают шеи.

Заиндевевшие ветви березы будто окружили тетеревов тонкой серебряной сетью.

– Вот мы на лосиный двор набрели, – говорит Игнат.

Впереди – густая лесная поросль с переломанными и перепутанными ветвями.

Ветки толщиной с мизинец перекушены крепкими лосиными зубами. На больших осинах содраны длинные полосы коры. Верхушки молодых деревьев будто отрублены. Это лоси наклоняли деревца и объедали верхние ветки.

Игнат знает, что лоси зимой передвигаются меньше, чем летом. В жаркое время их беспокоит овод, и они ходят, выбирая места, которые обдувает ветер. Иногда, спасаясь от овода, они заходят в реку и стоят там целый день – одни головы над водой… А по рыхлому снегу лоси далеко не уйдут. Если корма достаточно, они где-то рядом.

Собаки зарычали, ощетинились.

Впереди следы. Но не лосиные – волчьи.

Вася даже присвистнул от огорчения. Тигр при случае охотится на волков. Поэтому ни один серый разбойник никогда не зайдет в тигровые владения. Раз волчьи следы звероловам попались, тигра в этих местах искать нечего!

В каждый след волчья лапа ступала несколько раз. Значит, целая стая пробежала здесь неторопливой мелкой рысью. Если волки идут шагом, передние и задние лапы оставляют сдвоенный отпечаток.

Вася представил себе, как ночью по этому месту пробегали злобные и кровожадные звери.

Откуда они взялись, сколько голодали?

Сорок – пятьдесят километров могут пробежать волки в поисках пищи. Проголодав восемь – десять дней, они все равно сохраняют силы и могут без устали преследовать жертву.

Васе вдруг стало тревожно за лосей, которые ночью ходили где-то поблизости.

По следам можно определить: вот здесь волки остановились, сбились в кучу. Постояли, принюхиваясь. Потом, изменив направление, пошли крадучись в сторону лосиной лежки. Лосиный дух дразнил стаю. Волки уже не шли след в след – каждый хотел выйти вперед. Сосчитать можно – прошло семь хищников.

В стороне, среди молодых деревьев, виден утоптанный снег и пять больших округлых вмятин. Здесь до появления волков лежали лоси, спокойно пережевывая жвачку.

– Вот как вскинулись!.. – говорит Вася, глядя на глубокие отпечатки острых лосиных копыт.

– Почуяли, что смертью запахло.

– Семь волков на пять лосей, – говорит Макар.

Испугавшись волков, лоси устремились в чащу леса. Длинные ноги несли их так, что лоси не задевали животами снежный покров. Сильные тела легко проламывали дорогу в густых зарослях. Ловко лавируя между деревьями, они мчались в ночной темноте.

Трое волков бежали по лосиному следу, двое – справа, двое – слева стада.

Боковые группы волков всегда забегают чуть вперед, не давая жертве повернуть, пугая ее, заставляя бежать из последних сил.

Стая, гнавшаяся за лосями, была волчьей семьей, состоящей из двух старых волков, их детей, родившихся прошедшим летом – «прибылых», как говорят охотники, и молодых волков – «переярков», детей, родившихся за год перед «прибылыми».

Такие семьи собираются на зиму вместе, рыскают в поисках пищи, уничтожая дичь, ценных пушных зверей, домашнюю скотину.

За это волк у нас объявлен «вне закона». Во все времена года, любыми средствами истребляют волков. Даже в заповедниках, где охраняются все другие звери.

– Пап, а ты волков отлавливал? – спрашивает Вася.

– Больших не ловил. Волчат брали.

– А зачем?

– В зоопарки.

– Эка невидаль! Чего интересного на волков смотреть?

– Кому как! В Англии, Дании, Голландии, Бельгии волков давным-давно истребили. Там их только в зоопарке и увидишь.

Звероловы выходят на поляну, и Вася останавливается, будто обо что-то споткнувшись: на снегу спят два волка!

– Ловко! – говорит Игнат. – Молодцы лоси!

Оказывается, волки вовсе не спят, а валяются убитые во время схватки, происходившей ночью. В стороне лежит отломанный лосиный рог. Вася поднимает тяжелую костяную ветвь рога и осматривает.

– Лось волков копытами побил, – говорит Игнат. – Передние ноги у лосей самое страшное оружие!

– А почему лосиный рог отломался?

– Сейчас время рога сбрасывать. Наверное, лось на бегу залетел в чащу, рогами зацепился, отломал одну сторону. Волки на него кинулись, но он отбился…

Большие раздвигающиеся копыта, соединенные перепонкой, не дают ноге лося провалиться в снег. Поэтому лосям было легко убегать по глубоким сугробам. Спасало их и то, что зимний снеговой покров не схватился жесткой коркой наста, как это бывает к весне. Наст помогал бы волчьей стае: он изрезал бы лосям ноги, и животные ослабли бы от потери крови. Волкам наст облегчил бы погоню и дал возможность бежать, не проваливаясь в глубокий снег.

«Кар-р… Кар-р… Кры!..» – раздалось где-то впереди.

– Вот и конец ночной охоты, – говорит Игнат. – От волчьей стаи уйти трудно.

Отяжелевшие вороны, лениво взмахивая крыльями, взлетают из-за кустов и усаживаются в отдалении, неодобрительно поглядывая на звероловов.

Васе хочется пальнуть из карабина в какую-нибудь из противных черных птиц. Он снимает с плеча карабин.

Вороны с криком взмывают вверх, не дожидаясь выстрела.

«Еще вчера лось бежал сквозь тайгу, надеялся уйти от погони», – думает Вася.

– Жалко его!

– Конечно, жалко, – соглашается Игнат.

– Вот это да! – кричит из-за кустов Макар. – Смотрите-ка, что получилось!

Звероловы подходят. На снегу лежат два мертвых волка. Шкуры с них сняты.

По следам видно: бежали-бежали волки, а потом два хищника упали, будто их сшибли из винтовки. Волчьи и лосиные пути разделились.

Из-за деревьев к тушам убитых волков идет лыжня.

– Пап, охотник!

– Он и стрелял. Услышал, что по тайге бегут, – встал, затаился. Лосей пропустил, а двух волков успел снять!

– Две волчьи шкуры добыл!

Прошли звероловы по чьей-то лыжне, и к концу дня, будто в сказке, встала перед Васей в дремучем лесу избушка на курьих ножках. Ножек, правда, не видно, но это, наверное, оттого, что они в глубокий снег ушли.

Шарик кинулся вперед, а ему навстречу выскочила огромная лохматая лайка. Они вцепились пасть в пасть, рвут друг другу морды.

Когда такую драку разнимаешь, чужого пса бить не полагается. Нельзя бить собак по спине и бокам, можно ушибить позвоночник, сломать ребро. Тогда пес не охотник. Поэтому Вася стукнул Шарика по лобастой голове и стал растаскивать собак.

Унял их, а сам на отца косится: будет ли ругать его, что Шарика заранее на поводок не взял?

Игнат, может, и рассердился бы, но в это время раскрылась дверь домика и смуглый старик удэгеец шагнул через порог.

– Багдыфи! – сказал он. – Здравствуйте!

– Сородэ, одо, – почтительно ответил Игнат. – Здравствуйте, дедушка.

Старик помог привязать собак, повесить лыжи и карабины на сучья деревьев, ни о чем не спрашивая. У таежных людей обычай: сначала накормить гостя, напоить горячим крепким чаем и только потом можно поговорить.

– Заходите, – приглашает хозяин. – Я как раз мясо варю.

Вася переступил порог, и острый запах охотничьей избушки ударил в нос. Две волчьи шкуры, снятые стариком сегодня ночью, сразу попались на глаза Васе: «Так вам и надо, серые грабители, не разбойничайте!»

Вдоль стен на распялках сохли обработанные шкурки. Соболь, белка, выдра, норка, колонок.

Вдруг залаяли собаки, заскрипел снег под чьими-то лыжами. Хозяин снова вышел из домика. Через маленькое подслеповатое окошечко Вася увидел высокого молодого охотника-удэгейца. Он тоже снял лыжи, карабин, поговорил со стариком и шагнул к двери.

– Багдыфи! – произнес он, увидав незнакомых людей.

– Сороде, агэй, – отвечает Игнат. – Здравствуй, брат.

Улыбаясь, молодой удэгеец положил в угол охотничий мешок, стал снимать олочи.

Старик длинной заостренной палочкой подцепил из котла кусок горячей дымящейся оленины, выложил на чистую доску, лежащую на столе.

Тяжелый запах свежих звериных шкур сменился аппетитным ароматом вареного мяса.

Старик поставил на раскаленную печку чайник и, приветливо улыбаясь, сказал:

– Садитесь все. Будем мясо есть.

Гости сели за стол, потом сел старик, молодой удэгеец сел последним.

Вася взял в одну руку кусок оленины, в другую – кусок теплого вареного жира и не спеша откусывает то справа, то слева.

Старик ест иначе. Он прикусывает часть от большого куска, зажатого в левой руке, потом подносит под мясо правую руку с ножом и рывком отрезает маленький кусочек, который тут же исчезает у него во рту.

Острый, как бритва, нож то и дело мелькает у самого кончика его приплюснутого носа.

Вася на миг представил себе, что так стал бы есть длинноносый дядя Макар, и чуть-чуть не прыснул со смеху, подумав, что Макар обязательно отхватил бы себе кусочек носа!

Потом Вася съел несколько кусков душистой розовой юколы – вяленой рыбы.

После мяса и юколы все принялись за чай.

– Ну как у тебя охота? – без особого интереса спрашивает старик у молодого охотника.

– Хороший след видал, – уклончиво отвечает молодой.

Старик с аппетитом пьет крепкий сладкий чай, и кажется, что он совсем равнодушно выслушал ответ.

– А как ты охотился, одо? – немного погодя вежливо спрашивает молодой. – Была ли удача?

– Я одного соболя долго гонял, – неопределенно сообщает старик.

От горячего чая становится жарко. Вася выходит из домика, садится на пенек и ставит кружку в снег, чтобы остыла.

В стороне заката, на фоне багрового неба, перепутались черные ветви деревьев. Еще один день кончился.

«Что же тигр от нас прячется? – думает Вася. – Пропадут без толку мои каникулы».

– Иди в избу, – кричит Макар, – простынешь!

Вася возвращается и снова садится к столу.

– Один соболь у меня есть, – вдруг говорит молодой охотник. – Положу его, пусть оттает.

Он встает, вынимает из мешка темно-коричневого зверька с нежной шелковистой шерстью.

– Я тоже делом займусь, – небрежно говорит старик. – Мой соболь оттаял, буду шкурку снимать.

Он садится в стороне и начинает обрабатывать великолепного, почти черного зверька. Это самый дорогой сорт.

Вася смотрит, как старик вывернул шкурку, натянул на распялку, соскребает последние жиринки.

Работая, он по-удэгейски говорит с Игнатом, и Вася замечает, что глаза у отца веселеют.

Старик кончил работу, повесил распялку и снова наклонился к своему охотничьему мешку.

– Однако, у меня еще один соболь есть, – сказал он, ни к кому не обращаясь, и вытащил второго зверька, почти такого же темного, как первый.

Засверкали ворсинки соболиного меха. Если подуть на такую шкурку, длинная ость, заискрившись, разойдется и откроется густой голубоватый пух – подшерсток.

Красивая и теплая шуба у соболя!

– Выдра попала в мою ловушку, – безразлично говорит молодой удэгеец, – там, около большой полыньи…

И он вынимает из мешка длинного приземистого зверя, похожего на охотничью лыжу.

– Пап, – шепотом спрашивает Вася, когда старик отворачивается, – а почему они сразу не сказали, кто что добыл?

– Сразу нельзя, – тихонько отвечает Игнат. – Если сразу скажешь, получится, будто ты хвастаешься.

Старик начинает обдирать вторую шкурку, продолжая о чем-то говорить с Игнатом.

Васины глаза слипаются, и голоса доносятся уже откуда-то издалека.

– Ложись спать, – говорит ему старик, улыбаясь. – Отдохни. Тайга не любит усталого охотника.

Вася сдвинул две лавки, бросил на них медвежью шкуру, предложенную стариком, и лег.

Когда Вася сидел и слушал старших, ему очень хотелось спать, а сейчас заснуть не может. Снова и снова перебирает он в памяти рассказы о тиграх, о том, как отец и дяди ходили по тайге, ловили зверей.

Неужели и ему, Васе, придется стать настоящим тигроловом? Неужели после каникул, рассказывая ребятам об отлове тигра, он будет говорить: «я видел…», «я сделал…», «мы поймали…»?

Тигроловы не преследуют взрослых, старых зверей, берут только молодых. Молодого тигра легче поймать, и он скорее привыкает к неволе.

Два-три года водит с собой тигрят заботливая мамаша. На третьем году жизни котенок может весить больше ста килограммов. Обычно именно такие звери попадают в плен к звероловам.

Догнав тигровую семью, охотники выстрелами вверх разгоняют зверей, по следу одного из детенышей пускают собак и устремляются в погоню.

Тигров ловят только зимой. Там, где летом не пробраться из-за перепутанных кустов, поваленных деревьев да растопыренных сучьев, зимой пройти можно. Толстый слой снега покрывает препятствия, и охотники идут на лыжах не останавливаясь.

А тигру снег – преграда. У него лыж нет. Когда за ним погонятся охотники с собаками, ему бежать трудно. Он проваливается в глубокий снег. Широкую канаву пропашет тигр в сугробах могучей грудью, когда будет уходить от погони. Но легкие быстрые собаки все равно настигают его. Хрупкая корочка наста держит их на поверхности. Бегут они стремительно, азартно, а когда догонят зверя, начинают на бегу покусывать его за задние ноги.

Не нравится это тигру! Его – могучего хозяина тайги – кто-то кусает?!

Грозно рычит он, отпугивая собак. Но они не отстают. Тогда он ревет, и кажется, что вся тайга дрожит от страха.

Кого угодно напугает такой рев, но только не собак-тигроловов. Кусают они зверя, а сами лают заливисто, на всю тайгу подают голос охотникам: «Знайте, где тигр! Идите сюда! Мы его сейчас задержим!»

И вправду остановится тигр, начнет отмахиваться от собак передними лапами. А собакам того и надо! Тигр левой лапой отмахивается, а его справа кусают. Он направо повернется – собака отскочит, а другая, слева, куснет. Он опять налево, а его кусают справа.

Так и крутится в тайге черно-желтый клубок. Черное – это собаки, желтое – тигр.

Тигр ревет, собаки лают – только эхо гремит, перекатывается вдали.

Охотники услышат, что собаки «посадили» тигра, – и винтовки в сторону. Выхватывают топоры, вырубают рогатины, чтобы ими прижать зверя к земле. Когда рогатины вырубят, на тигра идут без оружия.

И вот тигр замечает охотников.

Зверь он храбрый и, увидев, что опасность приближается, в гневе забывает о собаках и кидается на людей. А они только этого и ждут. Рогатины у них наготове, и каждый зверолов точно знает, что ему делать. Один из них прижмет зверю левую лапу, другой – правую, третий нацелит рогатину на горло и прижмет его к земле, четвертый направит свою рогатину поперек тигрового туловища.

Если кто-то ошибется – зверя не взять! Он сумеет вывернуться, сбить рогатины, и тогда кто знает, чем может кончиться схватка?!

Всякое бывало с Васиным отцом в далеких долгих лесных походах.

Три следа тянулись по тайге, три свежих тигровых следа.

«Крупноваты вроде бы для тигрицы с детенышами…» – подумал Игнат, но размышлять было некогда.

Выстрелами разогнали зверей, по одному следу пустили собак.

Исчезли псы за деревьями, пошла погоня. Впереди – тигренок, за ним – собаки, за собаками – охотники.

Но оказалось, что это была не тигрица с тигрятами, а тигр с двумя тигрицами. И после выстрелов не убежал тигр далеко. Он сделал круг и вернулся на прежний след.

Стала погоня выглядеть по-другому: впереди – тигрица, за ней – собаки, за собаками – охотники, за охотниками – тигр.

Вот и разберись, кто за кем гонится!..

Чутье таежника подсказало Игнату: оглянись!.. Повернулся, а тигр – рядом!