Текст книги "Сверхсекретный объект"

Автор книги: Сергей Москвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Коттеджный поселок постоянного состава базы ВМС США на острове Лусон
21.00

После ухода полковника Греймса хозяин коттеджа еще долго сидел в шезлонге на заднем дворе своего дома. Короткие сумерки сменила темная тропическая ночь. Он не стал зажигать на участке свет, и в наступившей темноте можно было наблюдать, как мерцают рубиновыми огнями не сгоревшие в жаровне угли. Человек, сидящий в раскладном кресле, смотрел на них, но вместо углей видел лицо своего прежнего командира – подполковника Федорова, а в голове звучали последние произнесенные Федоровым слова:

– Ты не достоин права называться спецназовцем! Мало того, что ты не выполнил приказ! Ты погубил своих бойцов! И сделал это ради денег! Ради собственного обогащения! Чем ты лучше бандитов, с которыми мы сражаемся?! Ничем! Ты такой же, как они! Ты мародер и предатель, а не спецназовец! За то, что ты сделал, тебя будет судить трибунал! А сейчас – сдай свой краповый берет!

* * *

Капитан Осокин – теперь уже бывший командир штурмовой группы из состава особого подразделения специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба, более известного среди профессионалов ГРУ как спецподразделение «Каскад», исподлобья взглянул на стоявшего перед ним подполковника Федорова, а затем обвел хмурым взглядом выстроившихся на импровизированном плацу «каскадовцев». И офицеры, и рядовые бойцы – все без исключения смотрели на Осокина одинаково презрительно. Нет, не все! Среди общего количества направленных на него осуждающих взглядов разжалованный командир штурмовой группы разглядел и несколько откровенно враждебных. Так смотрели на него близкие друзья трех погибших бойцов.

«Сейчас вы единодушны в своем порыве сорвать с меня погоны, – встречаясь взглядом с суровыми лицами спецназовцев, подумал Осокин. – Но еще неизвестно, как бы поступили вы, окажись тогда на моем месте, и что стали делать, если бы вам в руки свалилась четверть миллиона долларов? Да любой из вас забрал бы эти деньги себе. Потому что каждый, каждый мечтает пожить как человек, вместо того чтобы заживо гнить в этих промокших палатках, секретах и окопах!»

Все, что попадало к нему в руки во время спецопераций, Степан Осокин считал своими трофеями, а проще говоря – добычей. Прочие «каскадовцы», возвращаясь из очередной «горячей точки», тоже порой прихватывали в качестве трофеев фирменные часы, зажигалки или изготовленное мастерами холодное оружие в дорогом подарочном исполнении, но Осокин сделал данный промысел средством личного обогащения. Из своей первой специальной командировки в Сомали в августе 92-го года Степан привез трое швейцарских наручных часов и какой-то местный кривой кинжал с позолоченной рукояткой. Часы он тут же продал молодым бойцам, которые еще не успели побывать в спецкомандировках, но страстно желали иметь у себя какой-нибудь заграничный трофей, а кинжал сдал в антикварную лавку. Приемщик долго цокал языком, рассматривая диковинное оружие, а потом не менее долго доказывал Осокину, что рукоятка кинжала вовсе не из золота, а из латуни, но в итоге все-таки заплатил потребованную Степаном сумму. Затем были другие командировки и другие трофеи: золотое монисто, сорванное с шеи наложницы какого-то суданского феодального царька, серьги, вырванные из ушей югославских женщин, погибших во время кровавых зачисток в селах Боснии, Герцеговины и Черногории, перстень, явно старинный, чтобы получить который, Осокин не моргнув глазом отрубил палец у какой-то хорватской старухи, и, наконец, золотые фиксы, безжалостно выдираемые им у убитых чеченских боевиков или их замученных жертв.

При виде трупа любой нормальный человек испытывает страх и вполне понятную брезгливость. У людей определенных профессий: патологоанатомов, спасателей МЧС, бойцов спецназа, которым по долгу службы часто приходится иметь дело с телами погибших людей, эти чувства притупляются. Степан Осокин избавился от подобных душевных переживаний задолго до своего призыва в армию весной 86-го года. Еще когда мальчишкой вместе с отцом, а затем и в одиночку, со старой, но точной мелкашкой, бродил по тайге, отстреливая белок, куниц и соболей, Степан научился сдирать шкуру с только что убитых зверьков и привык к виду крови и выпущенных внутренностей. И когда в Руанде захваченный контрабандист проглотил перевозимые алмазы, Осокин без колебаний распорол еще живому человеку живот, разрезал желудок и выгреб оттуда проглоченные камни. Став в силу своей природной выносливости, отменной физической подготовки и поистине снайперской меткости бойцом самого элитного подразделения – спецназа военной разведки, по сути Степан Осокин так и остался мародером. На тела убитых врагов и случайных жертв Осокин смотрел как на источник возможной добычи и, стаскивая с пальцев трупов золотые кольца, испытывал те же чувства, что и во время освежевания только что подстреленного в тайге соболя.

Но за золото и драгоценности перекупщики, которым Осокин сбывал свою добычу, по его мнению, платили жалкие копейки. Однажды он даже, решив, что его подло обманывают, с нескрываемым удовольствием избил одного из них, сломав тому несколько ребер и разорвав локтевое сухожилие. Поэтому золотым коронкам, серьгам и кольцам мародер предпочитал наличные деньги. Но, как назло, Генштаб направлял «Каскад» или в погрязшие в междоусобных войнах слаборазвитые африканские страны, или на раздираемые национальными и религиозными противоречиями Балканы, где у населения банкноты общепризнанных мировых валют были в большой редкости. Лишь пару раз Осокин находил у застреленных наемников американские доллары да как-то обнаружил в шкатулке, чудом сохранившейся в разбомбленном доме боснийской деревушки, тонкую пачку немецких марок. Он возлагал большую надежду на Чечню. Среди бойцов федеральных сил упорно ходили слухи о баснословных гонорарах чеченских боевиков. Как всегда, слухи оказались сильно преувеличенными. За полтора года засад и разведрейдов в тылу боевиков Осокин буквально по купюрам собрал что-то около пяти тысяч долларов. Поэтому, когда удача наконец улыбнулась ему, направив к месту засады его штурмовой группы трех чеченских курьеров с четвертью миллиона долларов, Осокин ни секунды не колебался – это только его добыча, и он не отдаст ее никому...

Стоя сейчас перед строем своих сослуживцев и выслушивая обвинения Федорова, Осокин уже забыл, что из всего разведывательного дозора, атаковавшего чеченский караван и уничтожившего трех курьеров, перевозивших из России в Чечню двести пятьдесят тысяч долларов для чеченских боевиков, лишь он один решил присвоить себе захваченные в результате спецоперации деньги. А четверо бойцов его разведдозора считали, что несут отбитые у боевиков доллары в расположение отряда. Трое из них так и умерли с этой мыслью, когда с боем прорывались через перевал, контролируемый чеченскими боевиками. И лишь последний, четвертый боец, единственный выживший из всего разведывательного дозора капитана Осокина, узнал страшную правду о том, что его товарищи заплатили своими жизнями за то, чтобы их командир сумел вынести из зоны, контролируемой боевиками, свои награбленные деньги. Сейчас этот боец стоял в одном строю с остальными солдатами своего отделения, и все они уничтожающими взглядами смотрели на своего бывшего командира. Солдаты не сомкнули строй, и три свободных места в их шеренге, по числу погибших товарищей, являлись немым свидетельством выдвинутых против Осокина обвинений.

– Сдай краповый берет! – Повторный приказ подполковника Федорова резанул по ушам Осокина.

И тогда Степан резко сдернул с головы свой краповый берет – отличительный знак и гордость любого спецназовца, и, скомкав его в кулаке, швырнул в лицо стоящего напротив него офицера.

– Да пошел ты! – прошипел он сквозь зубы и сплюнул под ноги Федорову.

Однако подполковник не ответил на оскорбление. Он на лету поймал брошенный в лицо берет, расправил его в руках и, аккуратно сложив вдвое, обратился к построившимся перед палатками солдатам:

– Больно терять друзей. Но вдвойне больнее узнать, что твои друзья погибли по вине предателя!..

Дальнейших слов Федорова Осокин уже не слышал, так как, бросив в лицо командиру свой краповый берет, резко развернулся и быстро ушел с построения. Его никто не удерживал. На общее построение роты собрались спецназовцы, а капитан Осокин только что был лишен этого звания.

Он ушел в свою жилую палатку и, растянувшись на койке, прикрыл глаза. Однако уединение бывшего командира штурмовой группы продолжалось не долго. Построение роты вскоре закончилось, и в палатку вернулись соседи Осокина: старший лейтенант Кудрявцев, командир второй штурмовой группы, и его заместитель лейтенант Бондаренко.

– Забирай свои вещи и убирайся! – потребовал Кудрявцев, обращаясь к вытянувшемуся поверх одеяла Осокину. – Мы не хотим находиться в одной палатке с предателем и трусом.

– Еще раз назовешь меня трусом, слизняк, и я вырву твой вонючий язык. – Осокин медленно повернулся на койке в сторону вошедших в палатку офицеров. – За последний рейд я отправил на тот свет девять «чехов», а что сделал за это время ты?

– Все, что ты умеешь, – это убивать! – ответил Кудрявцев. – Но твое умение не имеет ничего общего с храбростью! И поэтому я еще раз повторяю – ты трус! Ты испугался встретить на пути наш военный патруль, который наверняка поинтересовался бы, откуда у тебя вещмешок, набитый долларами, и куда ты с ним направляешься. Поэтому ты и повел дозор через территорию боевиков. Солдаты доверяли тебе, как командиру, а ты предал их, сознательно подставив под чеченские пули. В угоду себе ты погубил троих своих бойцов, а бравируешь тем, что сумел застрелить девять «чехов»! Так кто ты после этого, если не трус?!

Не говоря ни слова, Осокин резко вскочил с кровати и, оказавшись перед Кудрявцевым, нанес ему короткий, но чрезвычайно мощный боковой удар в подбородок. В момент удара Осокин ощутил, как хрустнула под его кулаком переломленная челюсть Кудрявцева, но не почувствовал ни капли жалости. Нокаутированный старший лейтенант рухнул на земляной пол палатки. На выручку своему командиру тут же бросился его заместитель. Но Осокин предполагал такое развитие событий. Он нырнул под правую руку Бондаренко, уходя от его прямого удара, и в свою очередь ударил лейтенанта по ребрам. И вновь под кулаком Степана Осокина затрещали переламываемые кости. Отброшенный ударом Осокина, Бондаренко отлетел к своей койке. Но, несмотря на перелом двух ребер и резкую боль, пронзившую его правый бок, он не потерял сознания. Ненависть к предателю, погубившему трех своих бойцов и искалечившему его друга, оказалась настолько сильной, что Бондаренко рванул из-под койки свой автомат, подвешенный к пружинам панцирной сетки. В следующую секунду ствол автомата нацелился в грудь Степана Осокина.

– Отставить! – прокатился по палатке оглушительный окрик подполковника Федорова.

Бондаренко вздрогнул от неожиданности, а его указательный палец, уже начавший выбирать свободный ход спускового крючка, замер на полпути. Воспользовавшись замешательством своего подчиненного, Федоров ворвался в палатку и заслонил замершего на месте Осокина своим корпусом.

– Убери оружие, Антон, – медленно и внятно произнес Федоров, обращаясь к Бондаренко. – Он этого не стоит. Не ломай себе жизнь из-за этого негодяя. Его будет судить трибунал, и он получит по заслугам. Это я тебе обещаю. Ты слышишь меня, Антон?

– Слышу, товарищ подполковник, – ответил Антон Бондаренко, опуская свой автомат.

...Обещанию подполковника Федорова не суждено было сбыться. К концу 96-го года военную прокуратуру буквально захлестнула волна уголовных дел, заведенных по фактам преступлений, совершаемых военнослужащими федеральных войск на территории Чечни. На фоне убийств, грабежей и изнасилований, которые приходилось расследовать следователям военной прокуратуры, приписываемые капитану Осокину мародерство и невыполнение приказа отнюдь не выглядели опасными преступлениями, как охарактеризовал их подполковник Федоров. Во время зачисток сел и проведения боевых операций военно-служащие федеральных войск повсеместно забирали и присваивали себе деньги и ценности, найденные у погибших чеченцев. Случаи же невыполнения приказов и даже открытого неповиновения командирам среди солдат и офицеров встречались еще чаще, поэтому пример капитана Осокина отнюдь не стал для них исключением. Правда, к выдвинутым против Осокина обвинениям прибавилось еще одно – драка с причинением телесных повреждений двум офицерам своего подразделения. Но уже во время рассмотрения уголовного дела подразделение, в котором служил Осокин, было переброшено в другой район Чечни, что крайне затруднило для следователя получение свидетельских показаний от сослуживцев Осокина. К тому же непрекращающиеся вооруженные столкновения федеральных сил с отрядами боевиков регулярно прибавляли работы военной прокуратуре. И в конце концов следователь, который вел дело Осокина, так и не собрав доказательств, необходимых для составления обоснованного обвинительного заключения, вынес постановление о прекращении уголовного дела в связи с недостаточностью улик.

– Считай, что тебе повезло, – сказал следователь Осокину на прощание.

Но бывший спецназовец Главного разведуправления Генерального штаба вовсе так не думал. На основании рапорта, поданного командованию подполковником Федоровым, капитан Осокин был лишен офицерского звания и уволен из рядов Вооруженных сил. Но главную горечь Осокина составляла потеря четверти миллиона долларов, захваченной им во время своего последнего разведывательного рейда. Всякий раз вспоминая о своем задержании патрулем ОМОНа, Осокин жалел лишь об одном – о том, что не расстрелял остановивших его омоновцев вместе с их командиром. «Это надо было сделать сразу, до того, как они полезли в вещмешок и нашли там баксы, – рассуждал он, восстанавливая в памяти подробности своего ареста. – Автомат висел у меня на плече, а они, все четверо, стояли передо мной в одну линию. Я мог бы срезать их одной очередью. Правда, в тот момент у меня за спиной стоял этот придурок из моей разведгруппы. Но он бы не успел понять, что происходит. Да даже если бы и понял, то не решился бы стрелять в спину своему командиру. Мне оставалось только положить патруль, затем грохнуть моего придурка, и четверть миллиона баксов навсегда стали бы моими. Я же уже зарезал за эти деньги пленного «чеха», так надо было идти до конца. Какая разница – один труп или шесть, если я все равно собирался исчезнуть с этими деньгами?»

Коттеджный поселок постоянного состава базы
ВМС США на острове Лусон
6.05, понедельник, 14.35

Наученный вчерашним уроком, полковник Греймс не стал повторять попытку незаметно подкрасться к своему знакомому. Подойдя к живой изгороди, обрамляющей по периметру коттеджный участок, он громко свистнул и стал ждать. Примерно через полминуты из-за угла дома вышел хозяин коттеджа. Он шел со стороны лужайки, где накануне ужинал с Греймсом. На нем была полевая форма американского морского пехотинца без знаков различия. В левой руке он нес черный пластиковый пакет с мусором. Но даже объемный пакет не смог прикрыть огромный абордажный нож, висящий у него на поясе вдоль левого бедра.

– Отличительный знак «циклопа», – произнес хозяин коттеджа, заметив, куда обращен взгляд Греймса.

С этими словами он выхватил нож из удерживающего его ременного кольца и крест-накрест разрубил перед собой воздух.

– Тот самый, которым ты грозил Менсону? – указав рукой на абордажный нож, поинтересовался Греймс.

– Вот именно, что грозил, – ответил хозяин коттеджа, вешая нож обратно на пояс. – Ни на что другое он не годится. Так, дешевая подделка под оружие флибустьеров. Я купил его на местном рынке, в лавке какого-то ремесленника. Сбалансирован плохо. Клинок вышел слишком широким, из-за этого оружие получилось излишне тяжелым. Но для устрашения таких, как Менсон, а также для колки лучины для моей жаровни вполне подходит, – с усмешкой закончил собеседник Греймса.

– Ясно. – Греймс улыбнулся в ответ, показав, что принимает шутку. – Я могу войти?

Хозяин коттеджа пожал плечами:

– Входите, если не боитесь заскучать. В пятнадцать часов начинаются послеобеденные занятия, а мне необходимо на них присутствовать.

– Сегодня, Стен, инструкторам придется обойтись без тебя, да и во все последующие дни тоже, – заметил Греймс, вступая на песчаную дорожку, ведущую на территорию коттеджного участка. – С командованием базы вопрос о твоем переводе уже согласован. Так что сегодня отдыхай и собирай вещи, а завтра мы возвращаемся в Штаты.

Хозяин коттеджа замер на месте, пристально глядя в лицо своего гостя. «Быстро. Ты лишь второй день на базе, а уже согласовал вопрос о моем переводе. Как же я все-таки нужен тебе, раз ты так суетишься... Тогда, в 96-м, Федоров тоже суетился, чтобы отдать меня под трибунал. Только хрен у него получилось! Все, чего он сумел добиться, – это моего увольнения из армии. А с моей квалификацией я неплохо устроился и на гражданке...» Перед глазами хозяина коттеджа стремительно пронеслись последние годы его прошлой жизни.

* * *

После увольнения из Вооруженных сил Степан Осокин возвратился обратно в свой родной Омск, откуда десять лет назад призывался в армию. В подмосковную Балашиху, где размещалась база «Каскада», он не вернулся. Очень велик был шанс встретить там кого-нибудь из своих прежних сослуживцев, а после драки в армейской палатке Осокин не желал больше видеть никого. Он не боялся новых стычек, так как знал по опыту, что одолеет в рукопашной схватке любого. Последние два года службы в «Каскаде» капитан Осокин прочно удерживал неофициальное звание лучшего рукопашника подразделения. Но любая встреча с бывшими сослуживцами стала бы еще одним напоминанием о его поражении. То, что он не сумел сохранить для себя захваченные у чеченцев деньги, Осокин считал своим поражением. Ради этих денег он поставил на карту свою должность, звание, перспективу военной карьеры – и все проиграл. В итоге у него не осталось ни того ни другого. Он потерял все, кроме знаний и навыков, ценой своей и чужой крови приобретенных во время службы в самом элитном подразделении спецназа Российской армии – диверсионно-разведывательном отряде Главного управления военной разведки. Но даже на столь специфический товар всегда найдется покупатель, особенно если продавец не отягощен моральными принципами. И Осокин без колебаний примкнул к группировке местного криминального авторитета и вскоре возглавил одну из его самых жестоких и боеспособных бригад. Столь высокий авторитет у лидера группировки он приобрел после убийства двух чеченских боевиков, направленных в Омск лидером столичной чеченской общины, чтобы рассчитаться с человеком, убившим его курьеров и похитившим перевозимые ими деньги. Расправа Осокина над явившимися за его головой произвела впечатление на криминального авторитета, и он сделал бывшего «каскадовца» своим личным ликвидатором. Очень быстро слава непревзойденного наемного убийцы из Сибири докатилась и до Москвы, и лучшего ликвидатора перекупила московская финансовая группа, с которой авторитет поддерживал деловые отношения. Так Степан Осокин перебрался в столицу.

Перейдя от омского криминального авторитета на службу к московским финансовым олигархам, Степан Осокин ни разу не пожалел о принятом решении. Теперь ему приходилось работать не более трех-четырех раз в год. Как правило, финансисты разрешали споры между собой за столом переговоров или в арбитражном суде и редко прибегали к физическому устранению конкурентов. Когда же это все-таки случалось, Осокин брался за оружие и аккуратно выполнял поступивший заказ. Так, выполняя очередное поручение своих новых хозяев, он застрелил лидера чеченской общины Москвы вместе с шестью его телохранителями, совершив тем самым акт затянувшейся личной мести. Получаемые за проводимые ликвидации гонорары позволяли Степану безбедно существовать, не задумываясь о деньгах. Общался Осокин всегда с одним и тем же заказчиком, который был вице-президентом крупного московского банка. Заказчику удавалось сохранять инкогнито лишь до того момента, пока Осокин не увидел в журнале «Эксперт» его фотографию с указанием имени и занимаемой должности. Но и заказчик многое узнал о своем исполнителе. Так, выяснив, что Осокин в совершенстве владеет английским языком, а также свободно общается на немецком и французском, он начал поручать своему штатному убийце проведение акций не только в России, но и в других странах. По его приказу Осокин провел две успешные ликвидации в Ницце и Марселе, а в мае 99-го года получил заказ на проведение аналогичной акции в Соединенных Штатах.

Его объектом на этот раз оказался бывший соотечественник, а ныне гражданин США, совладелец крупнейшего в Лос-Анджелесе агентства по торговле недвижимостью. Поначалу в США все складывалось удачно. Осокин выяснил, где непременно появится заказанный ему объект, – на боксерском поединке за звание чемпиона мира в среднем весе, проходящем в известном на всю страну спортивно-развлекательном комплексе Лос-Анджелеса. Сложности начались, когда прибывший из России киллер отправился на боксерский матч. На всех входах в спортивно-развлекательный комплекс были установлены арочные металлодетекторы, и охранники бдительно следили, чтобы никто из зрителей не пронес на матч оружие и другие запрещенные предметы. Поэтому Осокину пришлось оставить свой специально приобретенный для покушения «смит-и-вессон» в машине. Позже выяснилось, что за объектом всюду следуют двое телохранителей, вооруженных отнюдь не газовыми пистолетами. Убийцу это не остановило. И, улучив момент, когда сопровождаемый телохранителями объект направился в туалет, он последовал за ним. Одного из телохранителей Осокин задушил собственным брючным ремнем, а другому проломил грудную клетку ударом ноги. Но на шум драки к туалетной комнате сбежались охранники спортивного комплекса. Осокин поспешно застрелил торговца недвижимостью из пистолета его собственного телохранителя, а затем, выстрелив в подбежавшего к нему охранника, выбил оконное стекло и со второго этажа выпрыгнул на улицу. Напротив выбитого им окна оседлавший мотоцикл молодой парень разговаривал со своей подружкой. Заметив выпрыгнувшего из окна вооруженного человека, девушка тоже вскочила на мотоцикл, намереваясь уехать. Убийца выстрелил ей в спину. Девушка вывалилась из седла, парень бросился ей помогать. Осокин оглушил парня ударом пистолета и, вскочив на его мотоцикл, помчался прочь от спортивного комплекса. Убив четырых человек и смертельно ранив девушку, сам убийца отделался легким порезом руки, когда выпрыгивал из разбитого окна. Он считал, что оторвался от погони, и был абсолютно уверен, что беспрепятственно вернется в Россию, поэтому испытал настоящий шок, когда после пересадки в аэропорту Кеннеди его арестовали нью-йоркские полицейские. Уже во время следствия Осокин узнал, что полицейские установили его личность по номеру взятого напрокат автомобиля, в котором он оставил приобретенный для покушения пистолет. А взятая у него проба крови стала неопровержимым доказательством того, что именно он совершил групповое убийство в спортивно-развлекательном комплексе Лос-Анджелеса. Американский суд приговорил убийцу к пожизненному заключению, однако из своего пожизненного срока Степан Осокин отбыл лишь несколько месяцев. Его судьба вновь сделала крутой поворот.