Текст книги "Лазурь небес и порожденье ада"

Автор книги: Сергей Лузин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

До самого дна, или Да пошло оно все!

Рассвет, наконец-то забрезживший над Мичиганом, окрашивает все вокруг в привычные серые тона. По глади озера расползается туман. Понемногу светлеет, и становится виден вытащенный на берег труп, распухший от воды. Уиллиган как раз осматривает его. Подъемный кран, кое-как установленный на крутом берегу, еще тянет наверх затонувший автомобиль. Ежусь от холода и сырости и в который раз прикладываюсь к фляге с теплым кофе с капелькой коньяка. Да уж, похоже, бессонные ночи скоро станут моей второй натурой.

Весь берег, как и намедни улица возле «Фортуны», заполнен всевозможным транспортом: тут и полицейские машины, и санитарные, и автомобили водолазной службы, и даже строительные грузовики, на которых привезли кран. Каким-то образом обо всем пронюхали и репортеры, и теперь толпа в котелках и пиджаках, сверкая магнием и строча в блокнотах, рвется к берегу, едва сдерживаемая заграждением из копов.

Катсон мнется неподалеку, нервно грызя когти и явно не зная, чем себя занять. Отворачиваюсь от него и вновь обращаю строгий взгляд на двух бобрят, детей рыбака, живущего неподалеку. Именно они обнаружили на дне машину.

– Ну, – грозно сдвинув брови, обращаюсь сразу к обоим, – объясните мне наконец, зачем вам понадобилось поздно вечером нырять так глубоко в озеро?

Потупившись, оба пацаненка бросают друг на друга косые взгляды. Затем тот, что повыше, толкает брата в бок:

– Ты начинай.

– А чего я? Сам давай, – огрызается тот, коренастый и курносый.

– Ты старше, вот и рассказывай.

– А ты младший, значит, помалкивай. Я без тебя решу.

– А ну прекратили оба! – не выдерживаю я, и детишки синхронно вздрагивают. – Говорить будешь ты, – указываю на коренастого. – И не отнекивайся. Итак, зачем вы полезли в воду?

– Искупаться хотели, – угрюмо бурчит тот. – Папка нас после школы заставил помогать ему с уловом, мы вымотались, вот и решили окунуться.

– Интересно… – Перевожу взгляд с одного на другого. – А если я спрошу вашего отца, он то же самое мне скажет? Или схожу в вашу школу и узнаю, были ли вы вообще на занятиях?

– Спрашивайте, – шмыгнув носом и показав два больших передних зуба, отвечает старший. – Нам скрывать нечего.

Хищно прищурив глаза, гляжу на обоих и вдруг рявкаю, резко подавшись вперед:

– А ну выворачивайте карманы! Оба!

– З-зачем? – выдавливает из себя старший.

– Хочу проверить, не спрятали ли вы от полиции какую-нибудь ценную улику, которую нашли здесь. Ну, живо!

Дрожа с ног до головы, бобрята переглядываются.

– Скажем ему, Билли? – спрашивает у брата младший.

– Он бы все равно узнал, Тедди, – отвечает Билли. Но, слыша, как я начинаю злобно сопеть, поворачивается ко мне и выдает все как на духу: – Мы ныряли на глубину, чтобы проверить одну штуку.

– Какую еще штуку?

– Нам это дал один паренек в школе, Нейт Скамальски. – Старший вынимает из кармана и протягивает мне спичечный коробок с какими-то подозрительными листьями внутри. – Он сказал, что это новая улетная штука, называется «крэк», и мы просто обязаны ее попробовать…

– И не нам дал, а тебе, – встревает младший брат. – И вообще, ты первый на это согласился… – Наткнувшись на мой грозный взгляд, он поспешно заканчивает: – Он сказал, что сильнее всего эта штука действует под водой. Надо вдохнуть в себя дым, нырнуть поглубже и там выдохнуть…

– И вы, конечно же, решили попробовать? – ухмыляюсь я. – Вот что, ребятишки, либо вы сейчас же отдаете мне всю ту дрянь, что он вам впарил, либо я рассказываю обо всем вашим родителям и учителям.

На глазах у Билли выступают слезы обиды.

– Сэр, у нас и правда ничего нет… Это все, что он нам дал. Сказал, если понравится, может дать еще…

– А потом еще и еще и уже стал бы требовать с вас деньги, – заканчиваю я, убирая коробок с наркотиком в карман. Но тут замечаю, что младший, Тедди, мнется, словно раздумывая, сказать ли мне что-то или нет.

– Ну, что еще у тебя? – не выдерживаю я.

– Простите, сэр, но… Так и быть. – Он вынимает из кармана лапу с зажатым в ней алмазным перстнем. – Я снял это с покойника, когда подплыл поближе и увидел его там. Думал продать, а то ведь последнее время папе все туже становится, рыба в озере вымирает или уходит по рекам вверх…

Внимательно рассмотрев перстень и не найдя в нем ничего примечательного, со вздохом возвращаю пацану.

– Отнеси его и кинь в озеро или зарой куда-нибудь в песок, чтобы не узнали, что ты его украл. Только учти: захочешь оставить себе, чтобы продать, я об этом мигом узнаю. А с вашим отцом я еще поговорю, быть может, даже распоряжусь, чтобы ему выделили денег. Ну, а теперь бегите в школу и даже не думайте брать что-то у этого Нейта или как его там.

Одновременно кивнув, братья убегают прочь. Я неспешно направляюсь к Оггерлифу, прочесывающему граблями траву в поисках улик. К нам тут же подходит Катсон, истомившийся от безделья.

– Ну как, нашел что-нибудь? – намеренно игнорируя начальника, спрашиваю у гнома.

– Если бы, – машет рукой тот. – Мой народ несколько веков занимался только добычей руды и ковкой оружия, так что следопыт из меня никакой. – Он останавливается и утирает волосатой пятерней пот со лба.

– А это что? – присаживаюсь на корточки и тыкаю пальцем в два явных отпечатка обуви на мокром песке. – Похоже на мужской башмак и женскую туфлю, те же, что были в том тупике возле кино. Осталось только сравнить их, и мы будем точно знать, звенья ли это одной цепочки или нет.

– Ну вот, я же говорил! – восклицает Катсон, хлопая себя по лбу. – Я так и знал, что эти два убийства – дело рук одного и того же человека! Господи, что скажет мэр, когда узнает, что в городе орудует маньяк!..

Вскидываю на шефа презрительный взгляд. Ну конечно, убийства свершаются одно за другим, а он думает только о собственной репутации!

– А с чего это вы взяли, сэр, – говорю я, изо всех сил стараясь подавить в голосе сарказм, – что это вообще убийство? Я бы в первую очередь подозревал обычную аварию. А вы прямо сразу позвонили мне…

Ему явно не по нраву презрительное «сэр», потому как он ежится, вжимая голову в воротник плаща, и отвечает ледяным тоном:

– Первым из детективов на вызов прибыл Морринг. Он нашел в траве на берегу это. – Он достает из кармана мешочек для улик. – Взгляни-ка, Аллан, это должно тебя заинтересовать.

Забыв об обиде, подхожу ближе, заглядываю в мешочек. Внутри лежат несколько цветочных лепестков. Судя по запаху – гвоздики и фиалки.

– Опять лепестки… Опять то же самое…

– Интересно, – подается вперед Оггерлиф. – Похоже, этому маньяку уже можно давать прозвище Садовод.

– Только их двое, – замечаю я. – Ты же сам видел следы…

Позади слышен скрежет. На берег наконец-то вытаскивают затонувшую машину. Это совсем новый и, судя по всему, довольно дорогой черный «Кадиллак». Одно из стекол в салоне разбито, и можно догадаться, что именно через него бобренок Тедди пролез к покойнику и снял с него перстень.

– Сэр, – прерывает вдруг нашу беседу один из констеблей, подходя к Катсону, – сюда рвется какой-то парень. Он утверждает, что работал водителем на этой самой машине и знает того, кого убили. Привести его?

– О чем вопрос, конечно же веди! – восклицает шеф. Коп уходит, и вскоре к нам вальяжной походкой подруливает молодой ниггер в простой рабочей одежде.

– Здравствуйте, сэр, – приподнимает шляпу начальник. – Я комиссар полиции Грегори Катсон, а это детектив Гелленберг и стажер Оггерлиф. А вы?..

– Питер Барлоу, – небрежно бросает тот. – Извините, у вас сигаретки не найдется?

Из нас троих курящий только я, но остатки пачки ушли у меня за эту ночь, поэтому приходится сбегать к Уиллигану. Спустя пару минут, сделав несколько затяжек крепкого афганского табака, Питер Барлоу начинает свой рассказ:

– Да, я работал в ту ночь на этой самой машине. Возил моего «босса». Фирма у нас занимается прокатом тачек и водил в то же время, вот мне и пришлось играть роль личного шофера этого надутого индюка…

– Подождите-ка, – перебивает Катсон, – вы хотите сказать, что эта машина не принадлежала убитому?

– Естественно, нет, а то стал бы я из-за нее в такую рань сюда тащиться! Фирма и так с меня содрала приличный штраф за то, что я позволил угнать этот «Кадиллак». Ихняя гордость, между прочим. А вот теперь расскажу им, как все было, может, меня и простят. Только вы, того… подтвердите перед ними, что я честный человек и ничего такого не подумал бы?..

– Хорошо, мистер Барлоу, мы все уладим, – перебиваю я. – Вы начали говорить о том, что случилось в ту ночь…

– Так вот я и говорю: получил я, значит, назначение к этому толстяку, изображать его верного пса. Ну и поехали мы с ним, стало быть, к Пиквикскому театру…

– К какому? – удивленно переспрашивает далекий от искусства Огги.

– Это в Парк-Ридже, недавно открылся, – поясняет Барлоу. Дальнейший рассказ он продолжает уже без перерыва. – Приехали мы туда, значит, он пошел на представление, я его ждать остался. Через пару часов выходит под ручку с какой-то белой красоткой с рыжими волосами, а глаза у нее что у дьяволицы, огнем так и горят… Сели они, стало быть, в машину, стали говорить про какой-то там контракт, я особо не вслушивался. Потом, значит, клиент велел мне отогнать тачку в переулок и выйти из салона перекурить. Ну я так и сделал: что я, не понимаю, что он там задумал? Слышу мотор, оборачиваюсь, а машины уж нет. Ну вот и все, что я знаю. А сегодня с утра услышал по радио, что черный «Кадиллак» нашли в озере, вот и кинулся сразу сюда…

– Ох уж эти журналюги, везде успели, – бормочет Катсон. – Скажите, мистер Барлоу, а когда именно все это случилось?

– Прошлым вечером, то есть, стало быть, позавчера, часов в десять.

– А об угоне в полицию вы заявляли?

– Заявлял, да к чему это? Вот же она, машина, прям передо мной.

– Значит, вы подтверждаете, что именно на этой машине вы возили клиента?

– Абсолютно точно. Я ее среди тысячи таких же запросто узнаю.

– Кстати, о клиенте, – встреваю я в разговор. – Вам было известно его имя и чем он занимался?

– Мне-то это зачем? – пожимает плечами негр. – С этим начальство пусть разбирается. Я же его должен был называть просто «мистер Гейворд» и во всем ему потакать. Как по мне, так это обычный проходимец, который, чтобы бабу закадрить, решил выпендриться тачкой со «своим» шофером.

– Это уже интересно, – хмыкаю я, потирая заросший щетиной подбородок. – А ту красотку, что была с ним, вы можете точно описать?

– Если вспомню, опишу. Видел-то я ее, правда, больше вполоборота, а уж когда она в машину села, вообще на нее не смотрел.

– Ну хорошо, – удовлетворенно мурчит Катсон. – Мы отвезем вас в участок для официального снятия показаний. Только сначала сами здесь закончим.

– Вы уж того… не дайте меня в обиду перед начальством. – Барлоу теперь просяще смотрит только на комиссара. – Я-то что, всегда готов помочь, но и вы поймите: у меня ведь жена, ребенок малый, мне без работы остаться никак нельзя…

– Обещаю вам, мистер Барлоу, мы вас в беде не оставим, – урезонивает его Катсон, и он, успокоившись, отходит в сторону.

– От этого ниггера бесполезно ждать описания белой красотки, – замечаю я. – Они для него все как одна – богатые капризные стервы. Уж лучше съездить в этот самый театр и расспросить работников, что дежурили там в тот вечер.

– Пусть этим Морринг займется, он у нас любитель всяких культурных развлечений, – усмехается шеф. – А мы пока разберемся с трупом.

Подходим к Уиллигану, который как раз закончил и отряхивает руки от комочков ила и тины. Труп, накрытый простыней, уносят на носилках в санитарный фургон. Ладно хоть не пришлось с ним возиться, как с тем троллем.

– Ну, что у тебя, Мэтт? – устало потягиваясь, спрашивает Катсон.

– Труп и правда пролежал в воде около суток, – закуривая, отвечает коронер. – По крайней мере, тот черный вас не обманул насчет даты – да, я слышал краем уха ваш разговор. А насчет причины смерти… Я искал следы утопления, но их нет. Телесных повреждений, в общем, тоже. До вскрытия не берусь ничего утверждать, но, похоже, способ убийства тот же, что и у тролля, только на этот раз замаскированный под аварию.

– Но на этот раз мы уже чуть больше знаем об убийце, – задумчиво теребит ус начальник. – Ладно, парни, сворачиваемся и едем в управление. Машину и без нас осмотрят. А то я уже с ног валюсь от усталости. Да уж, подкинули нам работенку…

В участок мы вчетвером, включая свидетеля, возвращаемся на машине Катсона. К этому времени окончательно светлеет, улицы города наполняются движением. Я стараюсь отвлечься, подумать о чем-нибудь легком и ненавязчивом, но в голову, как назло, лезут только мысли о странном маньяке. Не выдержав на полдороге, засыпаю, уронив голову на макушку сидящего рядом и проверяющего записи в блокноте Оггерлифа.

…Как только мы входим в двери управления, навстречу нам шагает крупный бурый заяц в форме курьерской службы.

– Господа, вы не подскажете, где мне найти детектива Аллана Гелленберга? – спрашивает он.

– А в чем дело? – сразу же настораживается Катсон.

– А, так вы детектив Гелленберг? Вам повестка из федерального суда, распишитесь. – Он сует начальнику в лапы какую-то бумагу и, получив роспись, шутливо отдает нам честь и стремглав выбегает за дверь. Катсон стоит посреди коридора, вчитываясь в предназначенную мне повестку, а затем резко вскидывает на меня взгляд, и глаза его, превращаясь в щелки, наливаются яростью.

– Черт бы тебя побрал, Аллан! – шипит он. – Я так и знал, что все этим закончится!

Он с ненавистью пихает в мои руки повестку. В глазах у меня от недосыпа и неожиданности все плывет, но несколько строчек на бумаге сразу бросаются в глаза: «…явиться в суд в качестве ответчика по иску от м-ра П. Паттерсона по делу о причинении морального ущерба…» Я только усмехаюсь, вспоминая морду прикованного к кровати свина, но шеф выглядит уже по-настоящему разъяренным, и вся шерсть на его теле так и встает дыбом.

– Ты отстранен от расследования до дня суда, Гелленберг, – выдыхает наконец он. – Скажи мне еще спасибо за то, что не выгнал тебя с позором. Но сегодня же напишешь рапорт об уходе. Терпеть твои выходки у себя под боком я больше не намерен.

И, повернувшись, с резко торчащими вверх хвостом и ушами он скрывается за дверью своего кабинета.

***

Расположенная в южном конце Мичиган-авеню галантерея Пэтти на самом деле ни что иное как подпольный паб. Здесь продают настоящий, не самогонный алкоголь. Стоит только шепнуть хозяйке заведения нужное словечко и сунуть пачку банкнот, и бутылка свежего «Коблера» окажется у вас в руках. Этим пользуются многие, даже богачи и чиновники часто заходят сюда. У меня же в этом заведении особые привилегии, потому как хозяйка Пэтти на самом деле оборотень и я, еще будучи Охотником, как-то пощадил ее. Возможно, эта самая мягкость и сыграла со мной в дальнейшем много злых шуток, но зато теперь я могу беспрепятственно нажираться прямо в зале у Пэтти.

Едва я вхожу в пустой по дневному времени бар, как Пэтти все понимает по моему лицу и тут же ставит на стойку бутылку с невинной этикеткой «Кетчуп» и двойным дном и порцию рагу. Если нагрянут проверяющие и потребуют открыть бутылку, внутри действительно окажется кетчуп. Только мы с Пэтти знаем ее секрет, и, воткнув соломинку в специальное отверстие внизу бутылки, я потягиваю настоящий ирландский скотч. После трех глотков все внутри у меня теплеет, глаза увлажняются, и Пэтти с ее седыми волосами в тугом пучке, мускулистыми руками и грязным фартуком уже не кажется мне такой непривлекательной.

– Опять проблемы на работе, Аллан? – осведомляется она, привычно протирая стойку.

– Проблемы… Проблемы по жизни, проблемы везде… – И я рассказываю ей про скандал с Паттерсоном. Но сегодня ей, похоже, я со своими новостями до лампочки.

– Свинина и евреи – вещи несовместимые, что поделать, – говорит она в конце моей истории.

– Тебе лишь бы посмеяться… – Ставлю на стойку пустую бутылку, прошу повторить. Пэтти спускается в погреб, зарядить хитрый сосуд новой порцией, а я, уронив голову на стойку, дремлю. Пробудившись с ее возвращением, продолжаю напиваться и вскоре выкладываю хозяйке все, что гложет мою душу. В баре по-прежнему нет никого кроме нас, лишь приемник в углу бодрым голосом выводит какие-то песни, смысл которых едва достигает моего затуманенного сознания.

– Я думаю, тебе нечего бояться, Аллан, – подводит итог моим излияниям Пэтти. – Пока этот маньяк не пойман, тебя вряд ли выгонят. Никто лучше тебя не справится с этим делом.

– Ты думаешь? – Громко икаю и едва не роняю бутылку на пол. – Бля… А по-моему, Пэтти, я просто стал никому не нужен. Я как грязная тряпка, которой подтерли пол и выкинули. Я был нужен в войну, когда речь шла о спасении Европы. Но затем меня поперли из Охотников, потом ушла Хелен, а вот теперь еще и это…

– Ты так до сих пор и не забудешь то, что было десять лет назад? – приблизив ко мне свое крупное желтое со звериным оскалом лицо, говорит Пэтти. – А я тебе скажу, почему. Мрак с того дня крепко засел в твоей душе, и ты все никак не можешь его выгнать. Пора бы уже смириться и перестать залечивать себя пинтами виски, это лишь сильнее растравит твои раны. Одним словом, иди домой, Аллан. Протрезвей и возвращайся к работе.

«Мрак в душе, – проносится в моей голове. – Где-то я уже это слышал… Неужели все снова повторяется?..» Не успев додумать мысль, валюсь на стойку и впервые за эти дни засыпаю спокойным и крепким сном.

Прелюдия №1: С прибытием, господин «падальщик»!

12 июля 1918 года

Западный фронт, близ Марны

Разместившийся в доме на окраине одного из предместий Парижа штаб союзных войск предсказуемо встречает нас простотой и строгостью. Вслед за адъютантом генерала Першинга66
  – командующий экспедиционными силами США во время Первой мировой войны.


[Закрыть] поднимаюсь на второй этаж, встречные военные козыряют нам, я, еще не привыкший к этому жесту, неловко отвечаю им. Наконец адъютант, вертлявый сухопарый человечек (прославленный генерал терпеть не может нелюдей рядом с собой) останавливается у одной из дверей и после короткого стука и приглашения войти мы оказываемся в просторной комнате, где у стола с картами толпятся навощенные усы, блестящие погоны и аксельбанты. Звучит незнакомая речь, в воздухе вместе с пылью витает смесь запахов дорогих одеколонов, от которой мне сразу хочется чихать. При нашем появлении все разговоры разом стихают, и офицеры поворачиваются, окидывая меня высокомерными взглядами.

– Господа, позвольте представить, – выходя вперед, докладывает адъютант. – Капитан Аллан Гелленберг, из Департамента Охоты Соединенных Штатов. Прибыл по вашему поручению для истребления вражеской темной магии.

Одергивая на себе мешковатый мундир, вытягиваюсь в струнку, отдаю по-военному честь. Капитан из меня никакой, и все присутствующие это прекрасно понимают, пряча усмешку в усы. Всего лишь год нахождения в запасе – и вот я уже здесь, в наскоро присвоенном офицерском звании. Появись я тут как гражданское лицо, это подорвало бы моральный дух солдат, которым надо думать о победе, а не о темной магии. Поэтому для них я всего лишь очередной офицер, прибывший на фронт.

Один из французских генералов, должно быть, сам Фош77
  – главнокомандующий союзных войск во Франции.


[Закрыть], смотрит на меня суровым взглядом из-под кустистых седых бровей.

– Что ж, мистер Гелленберг, если молва о вас не лжет, вы должны немедленно отправиться на передовую, выявить место скопления темных сил противника и как можно скорее уничтожить их. Как вы сами понимаете, они только затрудняют наш прорыв линии фронта.

И, будто бы тут же забыв обо мне, он вместе с другими офицерами вновь склоняется к карте, о чем-то переговариваясь с ними по-французски. Этим мне как бы дают понять, что посвящать меня в планы грядущего наступления никто не собирается, я для них что-то вроде скальпеля, срезающего гнойный нарыв, пешка в большой военной игре, человек, что никогда не попадет в учебники истории…

***

Из штаба рассыльный-гном на новеньком блестящем «Харлее» с коляской везет меня в расположение 6-й армии, где в последний раз была замечена активность темных сил. Всю дорогу мотоцикл трясется и подпрыгивает на ухабах, и я с тоской вспоминаю дорогу от Северного вокзала в Париже, когда меня везли в удобном открытом четырехместном ландо с рессорной подвеской. Очевидно, чем ближе к линии фронта, тем меньше удобств.

Двигатель «Харлея» тарахтит так, что практически ничего не слышно, и потому с водителем поговорить невозможно. А жаль – мне ведь так интересно узнать поподробнее о положении дел. Если верить газетам, фронт сейчас укрепился где-то в районе Реймса, но, по словам адъютанта Першинга, немцы явно готовят наступление, иначе зачем им высылать вперед темномагических существ?

Насмотревшись на профиль гнома в кожаном шлеме, защитных очках и с развевающейся по ветру бородой, я перевожу взгляд на мелькающие по сторонам пасторальные пейзажи. Погода, еще совсем недавно ясная и солнечная, по мере приближения к передовой все больше портится, небо затягивается тучами, дует пронизывающий ветер. Миновав колонну санитарных фургонов и артиллерийский парк, мы наконец-то оказываемся возле длинной сети траншей. Там нас встречает угрюмый небритый офицер в неглаженом мундире. Приняв у рассыльного пакет насчет меня, вскрыв его и бегло прочтя послание, он окидывает презрительным взглядом мою чистую, с иголочки форму и хмуро представляется капитаном Брюлем, командиром полевой разведки, при этом начисто игнорируя мою протянутую для пожатия руку. Охотников здесь, на передовой, особенно не любят, презрительно называя нас «падальщиками» и «золотарями».

Гном на «Харлее» скрывается в облаке дыма и пыли, а я вслед за капитаном Брюлем иду по траншее, каждый раз вздрагивая от далеких взрывов и в то же время стараясь выглядеть бодрым и бесстрашным.

– Когда произошло последнее нападение? – спрашиваю я у Брюля, чтобы отвлечься.

– Вчера утром, часов около пяти, – не оборачиваясь, бросает тот.

– А сколько их всего было?

– Пять или шесть за последний месяц, точно уже не помню.

– Но они, должно быть, были какими-то особенными, необычными, – размышляю я вслух, – иначе я бы тут не понадобился.

Капитан лишь пожимает плечами:

– Понятия не имею. Я в нечисти не особо разбираюсь. И уж точно не я вас сюда позвал.

Понимая, что дальше спрашивать его бесполезно, – он так и будет отвечать короткими фразами, – я оглядываюсь вокруг. Обедающие у бруствера солдаты в грязных шинелях смотрят на меня угрюмо и подозрительно. Мой провожатый внезапно разворачивается ко мне, и в его безразличном ко всему взгляде вспыхивает какой-то странный огонь.

– Вы не похожи на «падальщика», – произносит он.

– Увы, но не все Охотники носят длинные плащи, широкополые шляпы и ботфорты, как можно судить по картинкам и кинолентам, – усмехаюсь я.

– Я не об этом. – Он указывает на чемодан в моей руке. – Что у вас там?

– Арбалет, набор стрел, пара флаконов с зельями и еще несколько штучек, о которых я предпочту умолчать.

– И это все? – удивляется капитан.

– Мне этого вполне хватает, – пожимаю я плечами. – В Аризоне я охотился на троллей именно с этим набором. А местность там, хочу заметить, скалистая, труднопроходимая, не то, что здесь.

– А вы понимаете, что тут вам не мирные Штаты, а, мать ее, Европа и гребаная континентальная война? – заводясь все больше, говорит Брюль. – Вы знаете, что двое ваших уже пропали, когда охотились за этой немецкой заразой? А если и вы облажаетесь… Дьявол, да прекратите вы уже ухмыляться!..

Он срывается на крик и, покраснев от бешенства, идет дальше. Я про себя только вздыхаю. Без юмора, пусть даже и черного, в моем деле никуда. Но, действительно, здесь лучше держать усмешку при себе. Нервы у солдат измотаны войной, все готовы в любой момент сорваться на кого угодно.

– Тогда прошу отвести меня к жертвам нападения, чтобы сразу начать разбираться во всем, – дабы успокоить капитана, говорю я.

***

В полевом госпитале пахнет отвратительной смесью крови, пота и различных лекарств. Как раненые, так и больные дизентерией и тифом лежат все вместе, словно в изоляторе закончились свободные койки. Усталые и злые сестры милосердия, ни одну из которых я бы не пожелал на роль Флоренс Найтингейл88
  – сестра милосердия, основоположница современной санитарии и сестринского дела. В ее честь назван эффект влечения медсестры к пациенту.


[Закрыть], снуют между пациентами, меняя им бинты, вкалывая морфий и терпя похабные замечания и шлепки ниже спины.

Капитан Брюль проводит меня через помещение в особый отсек для пораженных темной магией. Предъявив пропуск застывшему у входа солдату с винтовкой, вхожу в низкое темное помещение, зажигаю керосиновый фонарь. По левую сторону от меня – несколько клеток. В первой из них, скуля и отчаянно цепляясь ногтями за решетку, сидит волосатый грязный человек. Тут, скорее всего, укус оборотня. Вколоть ему пару ампул с противоядием и подождать до полнолуния. Во второй клетке гном с остекленевшим взглядом и струйкой слюны, стекающей по бороде. Здесь тоже ясно: ловец душ либо энергетический вампир. Тут уже ничем не поможешь. А вот дальше мой взгляд натыкается на странного вида труп, лежащий на мраморном столе и укрытый до подбородка черной простыней. Поднеся фонарь поближе, вижу вместо глаз пустые провалы, свернутые в трубочку и покрытые запекшейся кровью уши…

– Мать моя женщина! Это кто ж его так? – поворачиваюсь я к Брюлю, застывшему у порога. Тот пожимает плечами:

– Мы сами не знаем. Нашли его как раз вчера, не вернулся из караула. Это рядовой Артен из второй роты. Его товарищ говорит, спал и ничего не видел.

Да, я первый раз встречаю такое. Наверное, какой-то особенный вид темной магии. Что ж, мне еще предстоит его изучить.

Позже, в отведенной мне казарме, расстелив на дощатой кровати чистое белье и разложив вещи по углам, сажусь за выскобленный стол и, достав из чемодана чистый листок бумаги, авторучкой вывожу на нем: «Милая Хелен…»