Текст книги "Солёный ветер (СИ)"

Автор книги: Сергей Ольков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

   ИЗ ЖИЗНИ 80-х ГОДОВ ПРОШЛОГО ВЕКА.

  Андрей вышел на открытую палубу и его сразу взбодрили резкие порывы холодного ветра, который всё вокруг осыпал солёными брызгами водяной пыли. После духоты пассажирского салона дышалось легко. Здесь, на верхней палубе, качка ощущалась сильней, хотя просторы Тихого океана вокруг парома не походили на грозную штормовую стихию. Океан не бушевал, но волны его неторопливо горбатились зловещими бурунами, на которых украшением безрадостной картины пестрели пенные барашки. Балла три – четыре, – машинально подумал Андрей, глядя на морские валы: Сочинские пляжи в такую погоду закрывают для купания. Так это же для отдыхающих, – мысленно одёрнул он себя: Нормальная рабочая обстановка.

   Он посмотрел на часы. Паром был в пути уже час. Ещё час ходу и будем на месте. Залив Петра Великого широкий. Уже не видно Владивостока, но ещё не видно и Славянки на противоположном берегу. Когда Андрей тихонько выбирался на палубу, на свежий воздух, его жена Валя мирно дремала в кресле, убаюканная непривычной для неё морской поездкой.

  Сейчас сентябрь, а первый раз он побывал в Славянке в мае, перед защитой диплома. Тогда ему довелось впервые прокатиться в Комете на подводных крыльях. Его удивил неожиданно большой и просторный салон, напоминавший салон самолёта с той разницей, что крыша на Комете была стеклянной, ещё больше усиливая ощущение салонного простора. Но сама поездка ему не понравилась. Грузопассажирский паром идёт до Славянки два часа, а Комета долетает по волнам за час. За этот час Андрея так натрясло на водных ухабах, что пропало всякое желание испытать подобное ещё раз.

  До мая Андрей вообще не представлял, что есть такой посёлок Славянка, что там судоремонтный завод, новый, растущий своими корпусами и перспективами превратиться в крупнейший завод тихоокеанского побережья по ремонту ледоколов. В мае декан факультета неожиданно вызвал Андрея к себе и так же неожиданно предложил ему перевестись из плавсостава пароходства, куда он получил распределение, в электромонтажный цех судоремонтного завода, где начальником цеха трудится его выпускник.

   Андрей уже имел представление о судоремонтном заводе и втайне жалел тех бедолаг, что вынуждены глотать его пыль ежедневно, вдыхать его запахи, букет которых слышен далеко за пределами завода и которым больше подходит слово «вонь», чем благородное слово «запах». Он жалел всех тех, кто с утра до вечера, изо дня в день, вынужден был проводить рабочее время среди куч всякого хлама, мусора, грязи и ржавого железа. Посреди всего того, из чего, в результате, выходят сверкающие бортами и надстройками красавцы – корабли, возвращаясь к своей морской жизни, на которых он, Андрей, собирался работать.

   Андрей имел все основания для таких жалостливых чувств. После четвёртого курса он в качестве судового электрика попал в штат на танкер. Ради этого ему пришлось ехать автобусом из Владивостока в Находку, потому что танкер стоял там на ремонте в заводе. Как потом оказалось, простоял он в ремонте всю практику, всё лето вместо обещанных двух недель. Андрей на всю катушку насладился прелестями судоремонта, до осени окунувшись в его пыль, вонь и грязь, горы хлама и ржавого железа, валявшегося по всему танкеру на каждом шагу. В то время ещё оставалась какая-то надежда на положительное решение вопроса с его визой для загранплавания, поэтому в своих мечтах он видел любое судно не как объект судоремонта, а как место своей будущей работы в море, вдали от всего этого кошмара.

  Сидя в кабинете декана, Андрей понимал причины такого предложения. На пятом курсе надежды на визу окончательно рассеялись. Декан откровенно сочувствовал ему и даже рассказал зачем-то историю про своего незаконно репрессированного деда, но Андрей на удивление не чувствовал себя ни репрессированным, ни обиженным на судьбу и секретных чиновников, решавших судьбы таких, как он. Не будучи верующим в свои молодые годы, он твердил себе одно: Человек предполагает, а бог располагает. Располагает всех по своим местам. Андрей не мог понять, откуда он взял эту фразу и не был уверен, что она родилась у него в голове, но она спасала его голову от опасности быть разбитой о стену непробиваемой действительности. Что он мог поделать? Он понимал, что с этих пор его жизнь и мечта расходятся в разные стороны по независящим от него причинам, но был далёк от мысли превращать жизнь в трагедию. Раз жизнь так обошлась с его планами, он поступит по-своему, а не так, как хочет жизнь – твёрдо решил он. Поэтому предложение декана, хоть и было неожиданным, но оказалось очень и очень кстати.

  Декан разъяснял ему: Аргументы у меня очень простые. В плавсоставе какие плюсы? Там плюс один – загранплавание. А на заводе? Там плюсов много. Через год квартиру получишь. Где ещё такое возможно? Я двадцать лет квартиру в пароходстве ждал. На заводе молодёжь быстро поднимается. Вон, Ларион уже начальник цеха. Поморячил несколько лет, а теперь с семьёй там живет. Благодать у них там – и охота, и рыбалка круглый год. Они там все рыбаки. Ты подумай, советую тебе. Съезди туда, посмотри. Поговори.

  Андрей был благодарен за такое явное сочувствие и за то, что ни слова не было сказано про визу. Сам он не бегал, не задавал вопросов о причинах отказа и старался молчать на эту тему, словно её и не было. Неожиданно для себя он согласился с неожиданным предложением. Декан написал ему сопроводительную записку для начальника цеха.

  С этой запиской и с паспортом, по совету декана, в один из майских дней Андрей поехал на Комете в какую-то Славянку. Оказалось, что от Славянки до китайской границы было двадцать пять километров. Пограничная зона, где жители за грибами, на дачи, на охоту, на рыбалку ездили с паспортом, который пограничники могли потребовать в любой момент, на любой дороге, под любым кустом. Андрей, родом с Урала, привыкший к необъятным просторам страны, не мог взять в толк, не мог представить, что можно жить вот так, в ограниченном пространстве, за границу которого тебе пути нет, что здесь край жизни. Он не мог предполагать, что, поселившись здесь, это ощущение ограниченного жизненного пространства будет вызывать чувство неполноценности жизни в нём, привыкшем к бескрайним уральским просторам.

  Сейчас, стоя под порывами сентябрьского ветра, Андрей знал, что на причале в Славянке их ждут пограничники. Он смотрел вниз, на грузовую палубу парома, тесно заставленную разнокалиберным транспортом, и вспоминал тот майский день.

  Комета причалила к концу длинного пирса. Это была нить, связывавшая посёлок с внешним миром. Другого пути туда и оттуда не было. Сразу можно было понять, что ты находишься на краю, на самом краешке земли, где надо ходить и оглядываться, чтобы чего-нибудь не нарушить, где надо забыть про жизнь среди необъятных просторов, когда вспоминаешь о своём паспорте и начинаешь его искать лишь при необходимости жениться, развестись или купить билет.

  Штамп в паспорте с владивостокской пропиской послужил Андрею пропуском на берег Славянки. Пока шёл к проходной завода, с любопытством оглядывался вокруг. Слева, вдоль берега бухты, за забором тянулись корпуса завода. Часть из них были действующие, а другая часть была огорожена забором с колючей проволокой. Там над корпусами торчали стрелы башенных кранов, по крышам сновали фигурки рабочих в чёрной одежде и чёрных шапках. По углам забора стояли вышки с охранниками. Завод строили ЗЭКи, заключённые, как и расположенные вокруг дома.

  Посёлок выглядел аккуратным и уютным. Дома в пять и в девять этажей располагались по склонам сопок. Всё было на виду: и школа, и больница, и дворец спорта, и дом культуры, даже бассейн. Все здания были современными, шло строительство новых домов. Дороги и тротуары закатаны в асфальт. Похоже, улицы посёлка не знали грязи в любое ненастье. За дальними домами, вокруг посёлка, возвышались сопки. За годы учёбы он привык к тому, что в Приморье нет гор. Там всюду сопки. Сейчас ему казалось, что дома посёлка со всех сторон укрыты от ветров и бурь огромными ладошками с пальцами торчавших вокруг сопок. Посёлок выглядел уютным.

  На проходной завода по просьбе Андрея вызвали начальника электромонтажного цеха, который не заставил себя долго ждать. К нему вышел молодой мужчина, широкоплечий, с седой шевелюрой. Широкое лицо, на лице очки в чёрной оправе. И движения, и речь его были быстрыми, энергичными.

  – Ларион ... Маркевич, – просто представился он, протягивая руку, чего Андрей никак не ожидал, будучи гораздо младше по возрасту. Их не мог не сближать тот факт, что оба они выпускники одной «бурсы», одного факультета, бывшие курсанты.

  Андрей представился и протянул записку декана, которую Ларион быстро прочитал. Надо сказать, что записка придавала Андрею уверенности, потому что по дороге он не удержался и заглянул в неё – уж очень хотелось узнать, о чём пишут в таких записках по блату. Оказалось, что декан ручался за него Лариону как за самого себя, гарантируя тем самым качество «предлагаемого товара».

  – Ты, наверное, не обедал? – спросил его Ларион: У нас тут обед уже закончился.

   – Ерунда, – бодро ответил Андрей: Это мелочи. Я могу долго не есть.

   – Ну, что же, такие люди нам нужны, – дружелюбно подмигнул ему Ларион и отвёл в сторонку, сразу ухватив быка за рога:

  – Ты не пожалеешь, – начал он и снова спросил: Женат? – Андрей кивнул головой:

  – Я с женой приехал. У неё тут практика в больнице до января, а потом вернётся на Урал учёбу заканчивать.

   – Медики нам тут тоже нужны, а ещё мне нужен начальник БПП. Через год квартиру получите в новом доме, – Ларион ожидал реакции Андрея, которому буквы БПП ни о чём не говорили. Ларион первым прервал молчание:

  – Объясняю – мне нужен начальник Бюро Подготовки Производства. Так понятно? – Андрей кивнул головой, а Ларион продолжал:

  – Если ты согласен, мы напишем от завода ходатайство в отдел кадров пароходства о твоём переводе из плавсостава в судоремонт. Они даже рады будут, потому что не знают, куда девать молодых специалистов. Судов для них нет, а отпустить их по закону пароходство не может, пока пять лет не проболтаются у них в коридорах. Так что решай – или заработать квартиру за год на заводе, или пять лет болтаться на берегу в ожидании приличного судна.

  Андрей и сам прекрасно понимал ситуацию в пароходстве, ожидавшую его по окончании училища, а отсутствие визы окончательно отбивало у него интерес к этой ситуации. Поэтому он и оказался здесь, перед Ларионом, которому был благодарен за то, что не было никаких расспросов о причинах списания на берег. Возможно, декан обрисовал Лариону ситуацию, а может быть, у Лариона просто выветрился дух морской романтики, и он давно живет по меркам житейского удобства, чего и всем желает, обретя домашний уют и хорошую работу. Этого Андрей не знал на тот момент, как не знал и того, что кроется за словами «начальник БПП», но слово «начальник» звучало многообещающе, скрывая за собой какие-то важные дела и обязанности. Неизвестно, каким бы был его ответ, знай он тогда, что речь идёт о должности обыкновенного снабженца, бегающего за деталями для цеховых бригад. Но Андрея на тот момент больше интересовал вопрос списания на берег, чем его будущая должность на берегу, поэтому он согласился. На том они и расстались с Ларионом.

  Андрей шёл обратно к пирсу, ноги сами несли его, а в голове мелькали, толкались мысли, будоража душу:

  – Вот и всё. Что я наделал?! Прощай, море. Прощайте, пароходы. Всё. ... Ничего этого не будет. Будет судоремонт с его пылью, грязью, хламом, ржавчиной.

   Он шёл вдоль заводского забора, и оттуда доносились резкие, неприятные звуки пескоструйных аппаратов – в доке обдирали ржавчину подводной части судна. Можно было подумать, что это судно громко визжит от щекотки, пока с него щётками сдирают ржавые лохмотья. Сюда, за забор ветер приносил неприятные запахи сурика из другого дока, где грунтовали корпус перед покраской.

   – Привыкай, – твердил себе Андрей: Теперь это будет твоя работа, за этим забором. Ты будешь видеть море не с борта своего судна, а с заводского причала – Он был готов на всё в своём решении уйти на берег. Ничто не могло изменить это решение.

  Ещё до защиты диплома декан вручил Андрею письмо от Лариона с ходатайством о переводе его целевым направлением на завод. В душе не раз возникало желание выбросить это письмо, порвать и по воле судьбы отдаться в руки пароходства, но каждый раз голова спохватывалась в ответ на такие желания и гнала их прочь. Его вины в этом нет. Пусть будет лучше никак, чем не так, как он хотел и представлял. Из двух вариантов, ожидаемого им и предложенного судьбой, он выбрал третий, чтобы не было обиды ни на себя, ни на судьбу. Он выбрал судоремонт, мысленно послав ко всем чертям визу с загранплаваниями и белыми пароходами. Это не для него. Надо жить на берегу. Голова делала своё дело, усмиряя порывы души.

  Сейчас был сентябрь. Андрей стоял на палубе парома с красным дипломом в кармане и направлением от пароходства на судоремонтный завод. Обратной дороги нет. Он теперь сухопутный. До января они будут жить с женой вместе, а потом она вернется с практики на учёбу. В отличие от майской поездки, Андрей сейчас знал, что ждёт его впереди. Пограничники на пирсе и Ларион на проходной завода.

  Озябнув на ветру, Андрей вернулся в тёплую духоту пассажирского салона и устроился в своём кресле возле дремавшей жены.

   2

  Если насчёт пограничников на пирсе ожидания Андрея сбылись, то дальше всё пошло не по плану, и чем дальше, тем больше. На проходной Ларион его не ждал. Андрею было предложено пройти через проходную в цех, что он и сделал, оставив Валю с чемоданами в просторном зале у турникетов. Он прошёл по территории завода к длинному корпусу с огромными железными воротами, на которых красовалась цифра 5. Через калитку в воротах он вошёл внутрь, сразу окунувшись в мир звуков и запахов судоремонта. Сверху вдоль корпуса передвигался цеховой кран. Шумя, гремя и трезвоня, он тащил вдоль цеха над головами железный ящик. Откуда-то летели искры электросварки, со всех сторон был слышен шум работающих станков, громкие удары по железу, суетились люди в спецовках, занятые своим делом и не обращавшие на Андрея никакого внимания. Андрею сразу показалось, что он попал не на завод, а в какой-то огромный организм, который живет, как единое целое, где каждая частичка его знает своё место и своё дело. Ему ещё предстояло прижиться в этом организме, стать полезной для него частью. Его всё устраивало. Как когда-то на первой плавпрактике в Арктику, где всё ему было в новинку и интересно.

  Посреди цеха стояли правильными рядами невысокие железные верстаки. На многих из них громоздились электромоторы разных размеров, формы, цвета. Андрей успел разглядеть среди них двигатели насосов, грузовых лебедок, вентиляторов. Некоторые из них были разобраны. Вдруг он услышал, что его окликнули, и увидел Лариона, который быстро шёл к нему из глубины цеха. Но несколько человек от верстаков перехватили его посреди цеха, и Ларион оживлённо с ними беседовал, как со старыми друзьями, кивая головой в сторону Андрея. Только после этого он подошёл и поздоровался:

  – Ну, с прибытием! Ждём, ждём. Пошли за мной.

   Андрей пошёл вслед за ним к узкой железной лестнице с перилами, которая вела в небольшую конторку с окнами под потолком цеха. В конторке было гораздо тише, чем в цехе. Шум почти не мешал, и можно было не напрягать голос. Кроме четырёх столов с разложенными на них бумагами в помещении никого не было. Даже без людей оно казалось тесным и узким.

  Ларион сел за один из столов:

  – Садись рядом. Здесь сидят наши мастера. Мастеров ноги кормят. По своим судам бегают, потом познакомишься. Тесновато здесь, но скоро мы переедем в новый корпус, там места будет много, – словно в доказательство своих слов он крутнул ручку арифмометра Феникс, стоявшего на столе:

   – Знаком с этой штукой? – Андрей признался, что в первый раз видит такой аппарат.

   – Ну, да, – откликнулся Ларион:

  – Вы ведь теперь все курсовые на калькуляторах японских считаете, не то, что мы в своё время, когда одни логарифмические линейки были. Ничего. Будешь мастером – научишься на нём план месячный подбивать. Калькуляторов у нас нет, – развёл он руками.

   – Каким мастером? – не понял Андрей, почувствовав, что как-то речь пошла совсем не о том, что говорилось в заводском письме. Ларион оставил Феникс в покое, и руки его начали лихорадочно взъерошивать шевелюру. В дальнейшем Андрей заметил, что это был его любимый жест, когда надо было начать трудный разговор.

   – Понимаешь, тут такое дело, – подбирая слова, медленно начал Ларион, не оставляя в покое шевелюру, и вдруг он неожиданно спросил:

  – Слушай, ты пьянки организовывать умеешь? Как у тебя с организаторскими способностями? Андрей опешил от такого вопроса, но он не поставил его в тупик, настроенного оптимистично.

  – Да вроде нормально, – ответил он: В училище был профоргом группы. Последний звонок устроили на славу, все были довольны.

   – – Ну и здорово! – радостно подпрыгнул на стуле Ларион:

  – Тогда всё нормально, мастером сможешь работать, – не давая Андрею опомниться, он продолжил:

  – За это время кое-что изменилось. Я хочу тебя мастером поставить. Я сам был мастером этой бригады, да вот теперь начальником назначили. Временно работает на моём месте мастер, но я хочу, чтобы ты попробовал.

   Андрей чувствовал, что Ларион многого не договаривает, но понимал, что не в том положении, чтобы отказываться. Какая разница? Начальник БПП или мастер? На ум пришли слова Наполеона: Главное – начать сражение, а дальше будет видно.

  После того, как Андрей согласился, Ларион повёл его к главному инженеру для согласования, или на смотрины, как решил для себя Андрей. Главный инженер завода, как и всё начальство на этом молодом заводе, был молодым, в полном расцвете сил, в кожаной хрустящей куртке. Он ничего не имел против просьбы Лариона о назначении нового мастера. Со словами: Смотри. Тебе ведь с ним работать, – он наложил резолюцию для отдела кадров. На радостях Ларион немного перестарался. Выходя из кабинета, он сказал:

  – Я думаю его приставить на первых порах к другому мастеру, Исмагилову, пусть он его натаскает по работе, – на что Главный неожиданно возразил:

  – Никаких Исмагиловых! Знаю я его! Научит, как не надо работать. Пусть сам учится.

  Ларион лишь кивнул в ответ при выходе из кабинета.

  Оформление в отделе кадров не заняло много времени, при этом начальник отдела кадров называл Лариона не иначе, как Лариосик, больше болтая о рыбалке, чем о работе.

   – С недельку поживёте в гостинице, пока вам малосемейное общежитие оформят. Чек за гостиницу отдашь в бухгалтерию, тебе деньги вернут, – напутствовал Ларион Андрея, когда они выходили из заводоуправления:

  – Так что, давай, устраивайтесь, в столовой поужинайте. А завтра выходи в цех, принимать бригаду.

  Андрей с Валей без труда нашли гостиницу, которая занимала первый этаж пятиэтажного дома. На верхних этажах располагалось малосемейное общежитие, куда вход был с другой стороны здания. По дороге они зашли в продуктовый магазин и не могли удержаться от соблазна, купив целую коробку с банками компота болгарской черешни. От разнообразия невиданных продуктов в магазине на этом краю земли разбегались глаза. Они заселились в гостиницу. В первую же ночь Андрей проснулся от удушливого запаха. Казалось, что где-то рядом жгут шерсть. Валя тоже закашлялась. Андрей оделся и вышел в коридор, но там оказалось ещё хуже, и он зажал полотенцем рот и нос. По длинному коридору в панике бегала дежурная. Андрей остановился и услышал слабое потрескивание. Он огляделся. Сбоку на стене были дверцы встроенного в стену распредщитка. Оттуда и раздавался треск. Андрей открыл дверцу. Треск усилился. Из щитка валили клубы удушливого дыма, заполнявшего щиток. Андрей сбегал к дежурной и спросил у неё фонарик. При свете фонаря, задыхаясь, он разглядел сквозь дым огромную крысу, застрявшую между стеной и оголёнными проводами. Забравшись на автоматический выключатель, она закоротила собой три провода автомата, и шерсть её искрила, как в голливудском фильме. Крыса давно испустила дух и теперь испускала вокруг дым и жуткую вонь. Андрей снова побежал к дежурной и нашёл у неё швабру с деревянной ручкой. Задыхаясь от жуткой вони, он палкой отпихнул крысу от проводов и искрение прекратилось.

  – Ну вот, – облегченно вздохнул он: Теперь можно открывать окна.

   До самого утра вонь так и не выветрилась. Более того, Андрей притащил этот запах с собой на работу, вызывая у окружающих удивлённые взгляды в поисках источника неприятной вони. Он старательно пытался делать вид, что не имеет к этому никакого отношения.

   3

  Утром в цехе Ларион поджидал Андрея, поморщившись при его приближении:

  – Ну и запах, словно собаку палят. Пошли к бригаде, сейчас будет развод на работу.

  Он подошёл к толпе возле верстаков и громко крикнул:

  – Здорово, мужики! Вот ваш новый мастер. Звать его Андрей, отчество как у меня, Леонидович, но сразу говорю, что мы не братья, хоть он такой же здоровый, как я. С вами он сам познакомится, а пока за работу!

  Ларион повернулся и пошёл прочь, считая свою миссию оконченной. Не успел он отойти, как его догнал и схватил за рукав хулиганистого вида невысокий мужичок в телогрейке и громко заорал: – Когда подшипники будут, а?! Я сколько буду их заказывать?!

   Казалось, что он не просто кричит, а вместе с криком выплёскивает из себя энергию, которая заставляла его то приседать, то распрямляться, как пружину.

   – Скоро ходовые испытания по графику, а у меня генератор не собран!! – мужичок орал во всё горло:

  – Когда Мажуга твой начнёт работать?!

   Андрей всегда был противником не только скандалов, но даже разговоров на повышенных тонах, считая, что любой вопрос можно решить без лишнего шума. Увиденная картина была для него грому подобна и никак не вязалась с представлениями о чёткой организации труда, основанной на уважении к начальству. Ему вдруг стало жаль Лариона, но это оказалось излишне. Неожиданно Ларион резко обернулся, и на весь цех заорал на мужичка:

  – Какого хрена ты ко мне прицепился?! Тебе поорать хочется с утра?! Я тебе поору сейчас! Иди, бригаду разводи по работам! Я с тобой потом поговорю! – лицо его налилось кровью. Ларион повернулся и поднялся по лестнице в конторку, громко хлопнув дверью. Мужичок, как ни в чём ни бывало, пробежал мимо Андрея и начал давать команды стоявшим мужикам. Те разобрали свои железные чемоданчики с инструментами, и вскоре у верстаков никого не было. Мужичок тоже куда-то убежал.

  Вокруг всё стихло. Не успел Андрей прийти в себя, как его окликнул Ларион, который позвал его в конторку.

  – – Вот, – сказал он Андрею:

   – Познакомься – это Саша Ерёменко, временный мастер. Он передаст тебе дела, сводит на склад за спецодеждой, а я пошёл, – Андрей видел прежнего Лариона, спокойного и улыбчивого. В конторке за столом остался сидеть парень, ровесник Андрея. Он был среднего роста, коренастый, черноволосый, с добродушным лицом, этакий парубок, наружность которого весьма соответствовала его украинской фамилии. Все его движения были неторопливыми, как и речь. Он улыбнулся:

  – Ты Андрей? А меня Саней зовут, – он покачал головой, кивая в сторону цеха:

  – Ну и Абрам, опять концерт устроил. Теперь это твой бригадир, а с меня хватит. Пойду в бригаду работать. Запишешь меня в звено Сваржинского, – показал он на большой лист бумаги с фамилиями:

  – Тебе надо каждый день напротив фамилий ставить восьмёрки, тем, кто на работе, или отмечать здесь отпуск или больничный, а потом отмечать всё это в табеле на зарплату в конце месяца. Ничего сложного.

   Андрей слушал его и не понимал:

  – Не пойму, отчего ты уходишь, если всё так просто? – не удержался он от вопроса. Но Саня не стал ничего отвечать:

  – Поработаешь – сам увидишь, а пока пошли на склад.

   4

   Получив на складе телогрейку и красную каску, Андрей вернулся в контору один, усевшись за свой стол и не зная, с чего начинать. Прежде, чем принимать бригаду, ему надо было принять весь этот ворох бумаг, что валялись на столе в полном беспорядке. Мысли в голове словно ждали такой минуты затишья и немедленно начали жалить сознание, подобно змеиному клубку:

  – Ну, и что? Стоило пять лет горбатиться, получать высшее образование классного специалиста – электромеханика, чтобы ковыряться в этих вот мятых бумажках? – Внутренне он был согласен с тем, что любую обезьяну можно было бы научить оформлять эти бумажки, без всякого образования. Ему вдруг стало стыдно от другой мысли. От мысли о том, что на него могут смотреть как на дефектного, способного лишь возиться с бумажками, тогда как его товарищи обслуживают электрооборудование огромных судов там, в море. Занимаются тем, чему их учили пять лет. Многолетняя привычка критически относиться к своим поступкам, частенько доходившая у Андрея до самоедства, делала своё дело и выдавливала из него, как из тюбика горчицы, едкие мысли, от которых бросало в жар.

  Неожиданно дверь резко распахнулась и в конторку сначала впорхнула волна энергии вперемешку с винным перегаром, а потом показалась коренастая фигура, широкоплечая, в телогрейке, как у Андрея. На голове кепка. Под кепкой смуглое лицо с азиатским разрезом глаз, широкие скулы. Чёрные волосы коротко пострижены. Он быстро прошагал мимо Андрея и сел сзади него за столик, бросив ему на ходу: Привет! – Андрей кое-как полуобернулся к нему в узком пространстве между столиками в ожидании знакомства, но пришедший был занят другими делами. Он быстро открыл ключом сейф, стоявший в углу за его столом, достал из него бутылку и припал к горлышку, сделав большие, жадные глотки, после чего вернул её обратно и закрыл сейф, громко крякнув при этом. Глаза его блестели, когда он взглянул на Андрея.

  – Задолбали – проговорил он:

  – С утра задолбали уже. А ты Андрюха? Вместо Сашки? А я Исмагилов. Толя Исмагилов. Если по батюшке, то Анатолий Амбрулович, но лучше просто, по-русски, Толя, – протянул он руку Андрею. Андрей пожал её. Она была большой и сильной.

  У Андрея была привычка сравнивать всех знакомых с какими-нибудь киноартистами, получалось это всегда как-то само собой, помимо его воли. При первом взгляде на Толю ему на ум пришёл Жеглов, которого играл Высоцкий в знаменитом фильме. Этот фильм год назад, в 1979 году, собирал возле телевизора всю роту. Весь вид и манеры у Толи были такими же – резкий, энергичный в словах и движениях. Когда он был «в ударе», обычно, после третьего глотка, его истории было не переслушать.

   – Ты с Абрамом уже познакомился? – спросил он Андрея. Андрей отрицательно покачал головой: – Я понял так, что Абрам – это бригадир моей бригады. Мне Саня сказал. Похоже, это он с утра накинулся на Лариона.

   Толя хохотнул:

  – Да это разве накинулся?! Ты бы видел, какие тут за столом были войны, когда Ларион с ним наряды на зарплату закрывал. Это было зрелище, да! Не все выдерживали, а я тут по соседству с ними, ничего, привык. Они наорутся до хрипоты, потом мировую я им наливаю. Один крутой, да другой крутой, вот и стукались друг о дружку. Но уж лучше так, чем с Ерёменко работать. Тот за полгода так и не научился наряды закрывать да план делать. Я даже не понял, – пожал плечами Толя: Или он тупой, или хитрый. Кто его знает – хохол ведь. Ладно, хоть, Абрам не прибил его Фениксом, успели оттащить.

  Андрею стало неуютно на стуле:

  – Вообще-то, Саня сказал, что тут ничего сложного нет.

  Толя снял с телефона трубку и набрал номер:

  – Алло! Александрыч, привет! Ты зайди к нам, а то здесь Ерёменко дела сдал, удрал, надо новичка обучить мастерской грамоте с бумагами. – Ну, вот! – потёр он руки, бросив трубку:

  – Сейчас придёт старший мастер, друг Лариона по училищу, он тебя научит, как план делать на бумаге и всё расскажет, а я пошёл по пароходам. У меня их шесть штук в этом месяце.

   Он достал бутылку из сейфа, сунул за пазуху, сбросил на стол кепку и нахлобучил на голову красную каску со стола. Вскочил и прогремел вниз по лестнице, оставив после себя в воздухе легкий запах перегара.

   В наступившей тишине Андрей словно другими глазами оглядел конторку. Она уже не казалась унылой и скучной. Здесь надо было выживать. Он посмотрел на стоявший среди бумаг Феникс – массивная штука, можно и зашибить. Но бежать он никуда не собирался, тем более, что по лестнице загремели шаги и дверь открылась, возвращая к действительности. Внутрь никто не вошёл. Снаружи из-за двери показалась голова в зелёной каске, из-под которой во все стороны торчали светлые кудри. Голова была голубоглазой. Парень торопился, ему даже некогда было войти. Увидев Андрея, он крикнул:

  – Исмагилов был?

   – Ну, да, – откликнулся Андрей: Только что ушел, куда-то на корабли.

   Понюхав воздух, голова выругалась:

  – Вот чёрт нерусский! Успел, заправился уже!

  Дверь захлопнулась, и загремели шаги вниз. Андрей видел, как парень в зелёной каске быстро пошагал от лестницы вдоль цеха, налетев на какого-то начальника в белой каске, который что-то пытался спросить у парня, но тот махнул рукой и побежал дальше. Начальник медленно продолжил свой путь прямиком к лестнице, по которой так же медленно поднялся.

  При его появлении конторка показалась ещё меньше. Роста он был ниже среднего, средних лет, черноволосый, широкоплечий, начинающий тучнеть. Спокойный, обстоятельный – полная противоположность Лариону. Сняв каску, пригладил волосы и протянул руку Андрею:

  – Кульченков, – коротко представился он: Старший мастер. Зовут меня Виктор. Виктор Александрович, – добавил он. Позже Андрей узнал, что с лёгкого языка Лариона вся цеховая контора называла его не иначе, как ВиктОр, с ударением на второй слог, а в бригадах он для всех был Александрыч. Андрей привстал и представился. Кульченков сел рядом на стул и обвёл глазами помещение:

  – Исмагилов здесь был? – спокойно спросил он. Андрей ответил и Кульченков покачал головой: Можно и не спрашивать. И так чувствуется. Доиграется он, – и снова покачал головой:

  – Лопнет у Лариона терпение. Толкового мастера трудней найти, чем электромонтёра.

  Он подвинул стул к столу Андрея и вдруг спросил:

  – Это что такое? – палец его указывал на ворох бумаг.

  – Как что? – не понял Андрей: Бумаги. Кульченков облокотился на стол:

  – Это не бумаги. Это зарплата для бригады, а для тебя это план, который надо выполнять каждый месяц и который с тебя будут требовать. Со всех нас требуют. Посмотри вокруг, – добавил он. Андрей огляделся. Вокруг стояли столы. Пустые столы без единой бумажки.