Текст книги "Вставай! Страна огромная! (СИ)"

Автор книги: Сергей Мех

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Вскоре обнаружилось подходящее местечко, для того, чтобы встать здесь на дневку. Учитывая, что всю ночь пришлось побегать, теперь имел возможность передохнуть. В полном соответствии с Трудовым Кодексом Российской Федерации, имеем право на труд и на отдых.

Почему германские войска имели такие успехи в начале русской компании? Да потому что относились к войне как к работе. А работать, как и воевать они тоже умели неплохо. Потому что знали, что лучших успехов можно достичь, только методично выполняя свою задачу, перемежая работу с отдыхом и приемом пищи. Мудрым был тот, кто первым сказал: «Война войной, а обед по распорядку!» В этом высказывании заложена не только житейская мудрость, но стратегический расчет. Вот немцы, к примеру, воевали строго по распорядку. Артиллерийско-минометный обстрел, авианалет, наступление, прием пищи – все по расписанию. Пускай предсказуемо, но зато, какой эффект. Войска идут в бой сытые, отдохнувшие, бодрые и, соответственно выполняют поставленную задачу. Наши, напротив, уставшие, голодные, потерявшие веру в себя и в свое командование. Поэтому откатываются все дальше и дальше. Да еще и постоянное напряжение, ожидание неприятностей, неизвестность. Плюс – хроническое недосыпание. Недаром, ветераны войны, в своих воспоминаниях постоянно жаловались на нехватку сна. Потому что, исконно русское – Даешь!!! А из уставшего солдата, какой боец?

Место, которое я облюбовал, идеально подходило для того, чтобы выспаться, без помех. А также, чтобы ненароком, на попасться на глаза. Растущая на дне небольшого овражка, раскидистая ель, своими нижними ветвями, упиравшимися в склон, создавало естественный шатер. Как будто бы, созданный, самой природой. Мне, только оставалось, озаботится подстилкой. Которую я тут же и смастерил, наломав лапника и устлав им землю. Сверху положил маскировочную накидку, которую пришлось прихватить, из-за черного цвета униформы. Затем раскатал «пенку», дабы не застудить себе чего не надо. А то, на сырой земле, заработать простатит, как нефиг-нафиг. В особенности, в моем возрасте.

Достал из рюкзака банку гречневой каши с мясом, а также тушенку. Часть содержимого вывалил на сорванный лопух, сверху сыпанул собачьего корма и пододвинул натюрморт своему напарнику.

– Жуй, лохматый, заслужил, – сказал я, потрепав пса за загривок.

Сам же удовольствовался остатками, перемешав их в одной посудине – все равно в желудке все перемешается. А, в полевых условиях, не до эстетики гастрономических пристрастий. Да и из предметов сервировки у меня в наличии была только несколько ножей, а также складная ложко-вилка. Подобные, насколько мне известно, использовались немцами, во время войны, повсеместно. Мой дед, прихватил такую, по случаю, возвращаясь, домой, с фронта, списанный подчистую. Вот и я позарился, увидев, аналогичную, в охотничьем магазине. Хотел еще стереть маркировку, чтобы было нельзя идентифицировать. Но потом плюнул. Я сам, весь, с головы до ног, сплошное недоразумение, выглядящее в этой реальности как инородное тело. Поэтому артефактом больше, или меньше, разницы, уже не имеет.

– Никакой, мало-мальски серьезной, проверки мне, все равно, не пройти. Спалюсь, нафиг! Во мне, абсолютно все, буквально кричит – чужой! Поэтому, одна ложка, общей картины не изменит.

А ножи, так те вообще, отдельный разговор. Конечно, колбаску там, сальца или хлебушка порезать – подойдут. Хотя у них, принципиально другое предназначение. Не порезать, а зарезать! Тем более, что большинство ножей были метательные. И, в качестве столовой утвари не годились.

Наскоро перекусил злаково-мясной смесью, заедая бутербродом с салом, для большей питательности и калорийности. Запил все квасом из фляжки и, совсем уже собрался прикемарить, минуток шестьсот, но передумал.

Сначала достал, из кармана разгрузки, записную книжку, с привязанной к ней, на веревочке, шариковой ручкой. Раскрыл на титульном листе и сделал первую запись.

Журнал боевых действий разведывательно-диверсионной группы «Леший» ОСНАЗа НКВД СССР.

Начато: 22 июня 1941 года. Окончено: _______________

22.06.1941 г. 04:00–06:20

Уничтожено:

1 пехотный взвод с минометным расчетом – из 8-й пехотной дивизии Вермахта,

в составе:

офицер – 1;

фельдфебель – 2;

унтер-офицеров – 4;

солдат – 32.

Захвачено:

50-мм миномет, с БК– 1 шт;

Пулемет MG-34, с БК – 3 шт;

Пистолет-пулемет MP-35 – 2 шт;

Пистолет-пулемет MP-38 – 2 шт;

Пистолет P-08 «Люггер – Парабеллум» – 2 шт;

Пистолет P-38 «Вальтер» – 8 шт;

Радиостанция «Телефункен» – 1 шт.

Сорвано уничтожение пограничного наряда и атака погранзаставы.

– 06. 1941 г. 12.30–16.00

Уничтожено:

1 артиллерийская батарея – из 18-го артиллерийского полка 8-й пехотной дивизии Вермахта;

в составе:

офицеров – 2;

унтер-офицеров – 11;

солдат – 72;

Тяжелые полевые гаубицы 15 cm sFH 18 – 4 шт;

Полугусеничный тягач 8-тонный Sd.Kfz.7–4 шт;

Транспортная машина Kfz. 70, Крупп L2H143 (6*4) – 4 шт;

Легковых автомобилей Kfz.1 – 1шт;

Легковых радийных автомобилей Kfz.2 – 1шт;

Ремонтный автомобиль Kfz.2/10 – 1шт;

Легковых автомобилей с зенитной установкой Kfz.4 -1шт;

Легковых автомобилей Kfz.15 – 2 шт;

Легковых автомобилей Kfz.15, радийный – 1 шт;

Автомобиль наблюдения за линиями связи Kfz.76 – 1шт;

Легких грузовых автомобилей – 1 шт;

Средних грузовых автомобилей – 3 шт;

Мотоцикл с коляской – 1 шт;

Мотоцикл без коляски – 1шт;

Полевая кухня – 1 шт;

Захвачено:

Полугусеничный мотоцикл высокой проходимости SdKfz 2

«Kettenkrad HK-101» – 1 шт;

Пулеметы MG-34 – 2 шт;

Пистолеты-пулеметы MP-38 – 2 шт;

Пистолеты – 12 шт.

Сорван артобстрел частей Красной Армии.

– 06. 1941 года. 3.00 – 4.20

Уничтожено:

Наплавной понтонный мост

Средний танк PzKpfw IV – 2 шт;

Средний танк PzKpfw III – 2 шт;

Легкий танк PzKpfw II – 1 шт;

Бензовоз.

Сорвана переправа частей 18-й моторизованной дивизии Вермахта.

Еще раз перечитал написанное, довольно хмыкнул:

– Это вам не цацки-пецки. В первые дни войны, такой результат и батальону иметь не зазорно. Конечно, в масштабах всей войны, это ничто – капля в море. Но все-таки!

И, с чувством глубокого удовлетворения, завалился спать.

Проснулся, когда солнце стояло уже высоко. И судя по его расположению на небосклоне, время уже перевалило за полдень. Сверился с часами, так и есть – без пятнадцати час. Время обеда!

– Та-ак! Поспали? Теперь можно и поесть! – подумал я, вспоминая мудрые слова мамы-жабы своему сыночку. – На сытый желудок, и воевать, веселее. Правда, Туман?

Пес был целиком и полностью разделял мою идею. О чем и не преминул сообщить, виляя, в знак согласия, хвостом. Видимо, в этом вопросе он был на стороне литературного героя, у которого жизненное кредо звучало: «Всегда!»

Обед мало, чем отличался от завтрака. Разве что, мясные консервы из будущего, в меню, были заменены трофейными, собранными, по случаю, на разгромленной батарее. Банки были оснащены химической приспособой, для разогрева содержимого.

– Интересно, конечно, чего это они туда напихали?

Самый простой вариант – карбида, насыпать, который при взаимодействии с водой выделяет тепло. Как в ацетиленовой горелке. Но опасно, потому что, кроме тепла, в результате реакции, еще и газ выделяется. О-о-очень, взрывоопасный! И тогда консервную банку можно использовать вместо гранаты.

– Но это вряд ли. Скорее всего, использовались другие реактивы. Какие? Понятия не имею! Я ведь не химик.

Но ведь, незнание внутреннего устройства автомобиля и принципа его работы не мешает женщинам им управлять. Так и здесь. Зато решение вопроса с горячим питанием значительно упрощается. А, вмонтированный в банку, механизм, выгодно отличается удобством использования, от мини-печек, работающих на сухом горючем. Которое, кстати, тоже широко применялось в войсках Вермахта. Еще во время войны.

– А у нас начали использоваться только в начале 90-х. Инертность мышления – великий тормоз прогресса!

Питаться, длительное время, всухомятку – верный способ заработать язву желудка. А больной солдат, это бонус в копилку противника. Отечественное командование никогда этого не понимало. Считая, что забота о солдате, дело рук самого солдата. Как у утопающего. Конечно, русский солдат, в вопросе чего-нибудь скомуниздить, из съестного, и сам был не промах. Но все-таки обидно, что начальство не уделяло этому вопросу должного внимания. Отдавая этот вопрос на откуп интендантам и начпродам. А те, знамо дело, в первую очередь, заботились о собственном кармане. А уж потом, о подчиненных. Потому и не менялись, практически со времен войны, суточные рационы сухих пайков. Правда, в последнее время, за решение этого вопроса взялись всерьез. Не прекращаются попытки улучшить не только само содержимое, но и упаковку. Кучу денег вбухали, в разработку.

– Ну, еще бы! Такие бабки на этом делаются – закачаешься!

Впрочем, у нас в стране, любые реформы и преобразования проводятся только с одной целью. Отжать, в свою пользу, как можно больший кусок, бюджетного пирога. Что в образовании, что в здравоохранении, что в вооруженных силах. Потом, тихонечко, распилят его между собой, а во всеуслышание объявят: «Дескать, не получилось ничего?» Но тут же, оставляя задел на будущее, добавляют: «Ничего! В следующий раз, обязательно получится!» И новый виток реформ.

– Недаром говорят, что общество развивается по спирали!

Размышляя, таким образом, я даже не заметил, что мой завтрак подошел к своему логическому завершению. То есть закончился, ввиду уничтожения запаса съестного, выделенного мной для данного приема пищи. Туман, свою порцию, прикончил еще раньше.

– Ну что же, – подумал я, – раз такое дело, то раз поели, теперь можно и поспать. Тфу ты, я имел в виду повоевать.

После чего экипировался по походному, собрал оставшиеся шмотки, попрыгал, на предмет проверки правильности подгонки снаряжения, и скомандовал сам себе:

– Вперед!

Маршрут дальнейшего движения вырисовывался сам собой, исходя из моего географического положения. Назад идти, смысла не было. Если немцы не дураки, а это далеко не так.

– Не надо считать противника тупее себя. Тут и до беды не далеко!

Так вот, если немцы не дураки, то они наверняка выслали в район моего предположительного нахождения, какое-никакое плавающее транспортное средство. С задачей, если не найти, то как минимум, прочесать берега. И таких средств может быть не одно, а несколько.

– Переправляться, в таких условия, да еще вплавь – это уж совсем надо быть ушибленным на всю голову. Или отмороженным по пояс!

Пробовать провернуть нечто аналогичное ниже по течению, тоже не реально. Особенно если учитывать, что там находятся, те самые Гродненские ворота, с характерными обрывистыми берегами и неслабым течением. При условии, что время, на которое я устанавливал таймер взрывателя на первом мосту вышло. То большая вероятность того, что там все прошло благополучно. Как говорится в штатном режиме. А это означает, что фрицы там носятся как наскипидаренные. И если не пристрелят, в горячке, то уж затопчут обязательно.

– Нафиг-нафиг, кричали пьяные пионеры. Я еще пожить хочу. Потому как дел, впереди еще, очень много. А я больше всего на свете не люблю недоделанные дела.

Поэтому и остается только один путь – идти к месту, где на противоположном берегу замаскирован мой «луноход». Это приблизительно километров 40–50, по прямой. И пытаться переправиться именно там.

– Место, во всяком случае, для переправы, там наиболее подходящее.

Но идти нужно, опять, же не напрямую, а в соответствии с известной поговоркой, в обход. Потому как, вероятность нарваться на противника, вблизи самой крупной, в данной местности, водной магистрали, гораздо выше, чем в отдалении. Тем более, что там и лесной массив погуще, и немецких войск пожиже. Они все остались или севернее, моего местонахождения, или гораздо южнее.

– Значит, решено – сначала иду на восток. Затем, сделав крюк, ну или типа заячьей петли, возвращаюсь обратно на запад, к порталу. Здесь я уже шороху навел, а там у меня «шведы Кемь взяли», вернее Манштейн на подходе.

Так что, следует поторапливаться. Да еще по пути не забыть, каким либо образом впарить нашим скопированные планы немецкого командования. А для этого надо переходить линию фронта. Или, как минимум искать окруженные части Красной Армии, если история пошла по старому, известному пути. Либо диверсионные или партизанские отряды, если все идет в соответствии с отданными мной указаниями. Тогда основные части должны были оттянуться к старой границе. А до нее пилить и пилить. Что уж точно не входит в мои планы. Так что остается только один путь – передать документы ближайшему подразделению, с обязательным указанием их особой, государственной важности. Пусть вызывают самолет, или прорыв организуют – они того стоят.

– Вот только необходимо тщательно продумать легенду, под каким соусом им эти документы втюхать. Да так, чтобы это, хотя бы отдаленно походило на правду.

Конечно, при тщательном разбирательстве, особенно если документы достигнут Москвы, там сразу догадаются, откуда ноги растут. Но мне главное, чтобы они до туда добрались. А для этого необходимо убедить местное начальство в их важности, и, что тоже немаловажно, подлинности.

– Ну, ничего, дорога предстоит долгая. Что-нибудь придумаю. Как говорится: война придет – план покажет!

А пока подобные выкладки мелькали у меня в голове, под ногами у меня, незаметно, мелькали километры. Ведь известно, что если голова занята посторонними мыслями, то и дорога кажется короче, а сам путь легче. Тем более, что не надо было отвлекаться на окружающую обстановку, имея при себе такого, высококлассного, разведчика. Который даст фору любому вражескому, особенно если тот имеет человеческий облик. Хотя наделять фашистскую сволочь этим, приличным, эпитетом было несколько опрометчиво. Скорее уж не облик, а обличье, или, еще лучше сказать: харю, морду, рыло. Или любой другой термин, который бы еще лучше отражал их звериную сущность. Проявление которой, во всей своей красе, мне и довелось вскоре лицезреть.

– Сразу хочу оговориться – зрелище не для моих слабых нервов. Поэтому я и не сдержался! Да и не хотел, честно говоря, сдерживаться!

Мы, с Туманом, действовали по уже отработанной схеме. В легком темпе пересекая очередной лесок, затем замирали перед открытым пространством, осторожно присматриваясь, прислушиваясь, а кое-кто и принюхиваясь. Затем резкий спринтерский спурт, до очередного леска, надежно укрывавшего нас от посторонних глаз. Дальше по тому же варианту. И когда мы, таким образом, оставляя за спиной километр за километром, отмахали уже, приблизительно, верст семь, приближались к очередному открытому пространству. Как вдруг, неожиданно, впереди раздался надрывный, полный ужаса и безысходной тоски, женский крик. Следом послышался пистолетный выстрел. Другой. Еще один. И, как завершающий аккорд, довольный, глумливый мужской гогот.

Сопоставил эти два фактора воедино. Да еще и Туман внес свою лепту, ощетинив загривок, обнажив клыки и сделав охотничью стойку. Показывая тем самым, что впереди находится враг. Хотя я это и так уже понял прекрасно. Осталось только выяснить, кто это и, самое главное, в каком количестве. Поэтому и придержал пса за ошейник, приговаривая:

– Тихо Туман, тихо! Сейчас разберемся, кто там пришел, зачем пришел. Разберемся, как следует – и накажем, кого попало. Вернее, кому попадет! А судя по крикам, попадет не слабо. – и добавил. – Сзади! Стереги!

А сам приставными шагами, осторожно двинулся вперед, плавно перетекая с одного места на другое, стараясь не наступить на какой-нибудь сучок, Который бы мог своим хрустом выдать мое место расположения. Наконец-то добрался до очередного кустарника, которым завершалась лесная поросль. И, укрываясь за его листвой, обозрел страшную, в своей омерзительности, картину. Омерзительную настолько, что я невольно заскрежетал зубами, от ярости.

При первом приближении, сама картина никаких вопросов не вызывала. Все было ясно, как божий день. Передо мной простиралась опушка леса, примыкающая к лесному же проселку. По которому и двигалась, видимо, подвода, с ранеными красноармейцами. На ее беду встретился ей, или догнал, что в принципе неважно, немецкий танк. И здесь начались гонки. Возница, а это наверняка был, лежащий в траве раскинув руки, молодой парнишка, совсем подросток, из последних сил пытался достичь спасительного леса. Но не успел! Уже на самой опушке танк догнал телегу и, с ходу, намотал ее на гусеницы, вместе со всем содержимым.

– Вон, до сих пор, кровавые капли стекают с катков на землю. И мало аппетитные куски человеческого мяса, застрявшего между гусеничными траками, видны отчетливо.

В общем, все, кто находился, на тот момент, в телеге погибли, смертью храбрых, не успев оказать никакого сопротивления. Выжили только, успевшие отбежать в сторону, возница, лошадь, которую не зацепило танком, а лишь оборвало постромки, да две девушки. По всей видимости, медсестры или санитарки. Причем одна из них была в форме, а другая в простом платье. Но на этом весь ужа для них не закончился. Вылезший, из танка экипаж, сначала, не утруждая себя, пристрелил парнишку. А затем, догнав девушек, устроили над ними форменное надругательство. О чем ясно говорили разорванная, в клочья, форма на одной, и задранный, оголяющий, окровавленные ноги, подол платья, на другой. Насытив свою звериную утробу нечеловеческой похотью, эти демоны, в человеческом обличии, не мудрствуя лукаво, просто их застрелили. Прекратив тем самым их мучения. Именно эти выстрелы и предсмертный крик последней жертвы я и слышал.

Кровь ударила мне в голову и я, выхватил оба пистолета, из набедренных кобур, поставил оба на автоматический огонь и, с криком:

– Ну, держите суки!!!! – вышел на поляну.

Танкисты, обряженные в черную, напоминающую эсесовскую, форму, в черных же пилотках, с металлическим черепом, вместо кокарды, сгрудились на месте преступления, буквально в десяти шагах. Они еще продолжали обсуждать недавнее веселье, с удивлением оглянувшись на мой возглас, как я, с первым же шагом, открыл по ним огонь. Причем жал на спуск до спазма пальца, пока не опустели магазины. Конечно, это было чистой воды безрассудством, но я, сгорая от ненависти, уже не контролировал себя. Спустя две секунды, я еле-еле, смог разжать одеревеневшие указательные пальцы.

Упавшие, как скошенные, танкисты, правки уже не требовали. Это было видно даже невооруженным взглядом. Шестьдесят патронов, практически в упор, не оставили им никаких шансов. Ближайшего, ко мне, очередь буквально распилила пополам. Остальные были нашпигованы свинцом, как рождественская утка черносливом. Практически ни одна пуля не прошла мимо цели. И только тут, удовлетворенно осматривая благостную, для меня, картину полного разгрома, я спохватился. И, немедленно перезарядив оружие, огляделся.

Видимо удача была на моей стороне. Или она всегда сопутствует тем, кто теряет голову в бою. Ага! Бо-ярин – яростный в бою.

Вокруг царила безмолвная тишина. Нарушаемая лишь стрекотом цикад, или кузнечиков. Ну не силен я в энтомологии, этимологии и других подобных науках. А вот тишина – это гут, даже больше – зер гут! Никто не спешит на выстрелы. Не пытается отомстить за своих соратников. Тишина! Гробовая, или лучше сказать – мертвая! Ага!

Одно из двух, или этот танк отстал от своих, что навряд ли. Поскольку наказание за подобное в Вермахте было очень жесткое, если не сказать жестокое. Не хуже чем у наших. Нет! Не зато, что они сотворили на лесной опушке. За это то, как раз, согласно приказа: «О военной подсудности в районе „Барбаросса“», они могли отделаться дисциплинарным взысканием. И то, если у их командира было бы, ну очень плохое настроение. А вот за то, что бросили свою часть на марше, вот тут да. Могли и в свой, фашистский, «штрафбат» загреметь. Который, по слухам, был пострашнее нашего. Из нашего можно было еще выйти, по ранению, или за особые заслуги. У них же, из «штрафбата» был единственный путь – вперед ногами.

– Кстати, я им дорогу сильно сократил!

Второй, более вероятный, вариант состоял в том, что танк или возвращался из ремонта, либо после поломки во время того же марша догонял свою часть. И причем, так как других следов видно не было, еще и срезал путь. Поэтому командир танка всегда мог бы отбрехаться за задержку. Потому и позволили себе танкистики развлечься.

– Поразвлеклись – суки! Тут вам – не здесь! За такие развлечения здесь только одна награда – смерть!

Но все равно, как бы, то ни было, расслабляться еще рано. Как бы, не началось, то самое «головокружение от успехов». Поэтому нужно, в темпе, подчищать за собой, да сваливать, отсюда, поскорей. Пока не набежали, всякие гаврики, как мухи на г… э-э, на мед, причем в безмерном количестве.

Быстро обшмонав трупы танкистов реквизировал у них все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Нагрузил найденное имущество на коняшку.

– Ну, не на себе ведь все переть?

Бережно отнес тела погибших девушек и парнишки поглубже в лес, сложил в яму образованную огромным выворотнем. Лопатой, снятой с танка, обрушил стенки, и как мог, прикопал. Времени, на рытье полноценной могилы, не было. Хоронить останки раненых не стал. Да и нечего там было хоронить! Постоял немного у свежей могилы. Прошептал:

– Простите, девчата! Простите, что не успел! – и вернулся обратно.

Больше всего затруднений вызывал агрегат, по недоразумению именуемый – средний танк T – IV, или точнее PzKpfw IV, серии Ausf.В, или С, кто их разберет. С окурком 75-миллимитровой пушки, торчавшей из башни на подобии пиписьки. Выглядевшей на башне также несуразно, как и половой орган, неожиданно выросший во лбу человека.

Вариантов было несколько. Первый, который пришел в голову, покататься по окрестностям, дабы навести шороху в немецких тылах, был, при тщательном анализе, самым мало реализуемым. И даже опасным. Поскольку основное преимущество танка, возможность давить противника «броней и огнем», экипажем, состоящим из одного человека и одного пса, использовать было невозможно. Или давить, или стрелять.

– К сожалению, мой верный помощник, в этом вопросе мне помочь никак не мог. Ну не сможет он, своими лапами, ни штурвал крутить, ни на гашетки давить.

Если же только давить, то можно легко нарваться на гранату под гусеницу. Даже обычной, противопехотной «колотушки», будет более чем достаточно. Гусеницы, у современных танков, могли «разуваться» и вполне самостоятельно. Даже без дополнительной посторонней помощи. Причем, абсолютно на ровном месте.

– После этого – все! Пишите письма – мелким почерком! Или сразу похоронку! А мне то, ее даже и посылать-то некуда! Да и некому! Мои родители еще не родились. Если только на Главпочтамп, с пометкой «до востребования» – в будущем!

Если же только стрелять, то тоже не вариант. Неподвижный танк, на поле боя, учитывая выучку немецких противотанкистов – братская могила. В моем случае – гробик на двоих! Одного человека и одного пса!

Значит, если откинуть вариант – «покататься», то остается только подорвать. Но опять же, возникает вопрос – как? Устроить ловушку, надеясь, что взорвавшись, танк, прихватит с собой, еще пару – тройку фрицев? А вдруг что пойдет не так? Дарить фашистам полностью исправный танк? Как говорится: «не дождетесь!»

Поэтому, не заморачиваясь, кинул в открытый люк тротиловую шашку, отмотав, предварительно, «хвостик» бикфордова шнура подлиней. Чтобы, в случае детонации боекомплекта, на которую я и рассчитывал, мне сама башня на голову не прилетела. Поджег шнур, свистнул собаку и побежал в сторону лошади, заблаговременно отведенной на безопасное расстояние. И привязанной, к дереву, как говорится – во избежание.

Только успел до нее добежать, как сзади:

– Хрена-а-а-к! – раздался взрыв.

Я только и успел оглянуться, чтобы заметить, как башня танка отрывается от корпуса, который, в свою очередь подпрыгивает. Башня летит в сторону. Благо не в мою, а в противоположную. Падает прямо на дорогу, взметая тучу пыли, и, наконец, и замирает.

– Ну, вот и ладушки! – констатирую я, сей факт. – Этот поезд, уже точно, дальше не пойдет!

И с этими словами скрываюсь, в лесной чаще.

После происшествия, оставившего в душе тягостный осадок, причиной которого являлось мое опоздание к месту событий, прошло довольно таки уже много времени. Но осадок все равно оставался. И хотя острая ненависть, заставившая меня безрассудно броситься на врага, несколько притупилась. Но мне от этого было не легче. Пускай моей прямой вины в произошедшем не было, но… Вот то-то и оно! Как любил повторять мой преподаватель тактики: «Больше всего я не люблю опаздунов и опозданцев!»

Вот именно для того, чтобы не относить себя к какой-нибудь из этих категорий, мне и приходилось сейчас поспешать. Чтобы успеть на, самим собой, запланированную встречу. И в случае непредвиденных эксцессов, или случайностей которые могли бы привести к срыву операции, винить оставалось только себя.

Но в создавшейся ситуации были и свои плюсы. Они выражались в возможности использования тягловой силы в одну лошадь. Которая безропотно тащила свой крест, то есть поклажу, позволяя мне двигаться налегке. Что, в свою очередь, благоприятно сказывалось, как на скорости движения, так и на моей усталости. А если мои, непривыкшие к таким пешим переходам, ноги начинали гудеть от усталости, то лошадка принимала на себя дополнительную тяжесть, в виде моей, многострадальной, стокилограммовой тушки.

Это позволяло взвинтить темп передвижения до предела. Поскольку третий участник нашего небольшого отряда, в то время когда я ехал на лошади, давая отдых ногам, нарезал вокруг круги, ведя, дополнительно, ближнюю разведку. И при этом, не выказывал никаких признаков усталости. Только язык свешивался набок, показывая, что если бы не знойный летний день, и наличие несъемной шубы, то и вообще все было бы замечательно.

Кстати, жара действительно стояла изнуряющая. И если бы, не тот факт, что основной наш путь пролегал под сенью деревьев, то переносить этот зной было бы и вовсе невмоготу. Потому то и пришлось отказаться от всяческих пробежек, сосредоточив все усилия на неторопливой, но при этом непрерывной ходьбе.

– Да, в принципе, и сам маршрут движения не способствовал скоростному передвижению.

Белорусские леса, заваленные валежником и буреломом, густо переплетенные лесным разнотравьем, никоим образом, даже отдаленно не напоминали ухоженные леса Европы. Боле похожие на парки, чем на естественные лесные массивы. Потому и вероятность переломать ноги, здесь, была гораздо выше. Правда мне повезло, и мы случайно вышли на тропу, скорее всего протоптанную лесными жителями. Которая, к тому же, не сильно отклонялось от намеченного мной направления движения. Именно наличие этой тропы и позволяло мне, время от времени, взгромождаться на своего Росинанта. Которого роднило с литературным персонажем такая же неестественная худоба, с торчащими наружу ребрами. А также меланхоличная невозмутимость, свойственная большинству представителей гужевого транспорта.

Наличие ребер и отсутствие седла, потому и приходилось обходиться без оного, то есть ехать охлюпкой, не позволяли долго наслаждаться конной прогулкой. Так как, уже через несколько минут, от такого способа передвижения начинало ломить все тело. Особенно его мягкая часть. Ощущения были такими, что казалось я еду не на лошади, а скачу верхом на заборе, или в крайнем случае, на стиральной доске. У меня был определенный опыт верховой езды. Еще в детстве приходилось работать в деревне, пастухом, пускай непродолжительное время, но все-таки. И все равно, сейчас я этими навыками не злоупотреблял. А чаще вел коня, который оказался мерином неизвестной породы, в поводу.

За световой день мы отмахали довольно таки внушительное расстояние. Даже не смотря на то, что пару раз приходилось делать привалы. Чтобы дать отдых коню, да и самим подкрепиться не мешало. Учитывая, что в танке, мне удалось обнаружить продовольственный НЗ, то на питании решил не экономить. Да и лишнюю тяжесть таскать сподручнее в животе, а не на горбу. Даже если этот горб и не собственный, а лошадиный. Все равно, по моим расчетам, при движении таким темпом, до расчетной точки мне добираться еще дня два-три.

– Если, конечно же, ничего не помешает. Тьфу, тьфу! Похоже, я уже становлюсь суеверным.

Но все равно, припасов должно хватить, даже с избытком. В крайнем случае, ничего мне не мешает выйти поближе к оживленной дороге, и уговорить фрицев поделиться жрачкой.

– Думаю, что они мне не откажут. Убеждать, во всяком случае, я еще не разучился.

Небесное светило клонилось к закату, пытаясь спрятаться у меня за спиной, и даже, кое-где, начинало цепляться за верхушки самых высоких сосен. Что ясно говорило о неизбежности наступления темного времени суток, которое, как известно наступает после команды: «Отбой!» Но, к сожалению, не в данном конкретном случае. Даже если я, не удосужусь, подать такую команду, то ночь все равно наступит. А вот двигаться по ночному лесу, это скажу я вам и вовсе невозможно. Поэтому придется подыскивать место для ночлега.

И только стоило мне подумать об этом, как увидел, что собака замерла, приняв охотничью стойку, и повернула ко мне свою лобастую голову. И тут мне и самому показалось, что вроде как дымком потянуло. Что явно указывало на человеческое жилье. Хоть и стояла сушь неимоверная, но это не исключало необходимости, в деревенских условиях, ежедневно раскочегаривать печку.

– А что вы хотели? Цивилизацией, до этих мест еще не добралась. Газа нет, света нет, водопровода нет. Канализацией еще и не пахнет! Вернее пахнет, но от отхожего места.

Поэтому и готовить приходится по старинке. В печке. Ну, или, на крайний случай, во дворе, на костре. Некоторые, правда, ставили еще одну печку, малого размера, под открытым небом или под навесом. Летние кухни тогда еще были не в моде, и как в моей родной деревне, в каждом дворе не стояли. А если учитывать, что эта местность только совсем недавно перешла под власть Советов, то и мода на все отечественное не успела еще себя проявить. Во всей, как говориться, красе. Поэтому запах дыма в лесу, при логическом размышлении, мог означать только одно, что рядом располагается или хутор, или заимка, или, сторожка лесника. Ведь логический закон достаточного основания гласит, что «если дыра – это нора, то нора – это кролик!»

Вот только на карте никаких пометок в этом месте не наблюдалось. Лес здесь заканчивался, проселок его по опушке огибал, озерцо небольшое неподалеку, дальше, на север, болото тянется – и все. Никаких строений не отмечено. Так что будем поглядать.