Текст книги "Ударный рефлекс"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

Пропали двое людей, причем среди бела дня. Произошло это не в театре военных действий, не в заоблачном высокогорье и не в дремучем лесу, а в довольно большом курортном городе, в котором не ведутся военные действия и никаких природных катаклизмов тоже не наблюдается. Мобильные телефоны пропавших не отвечают, дома они не ночуют, в местах обычного скопления людей их тоже нет.

Что делать? В подобных случаях первая мысль – обратиться в милицию, а также в больницы, водные станции, в диспетчерские служб спасения и в морги. Именно так Илья Корнилов и решил поступить.

Усевшись за кухонным столом, он пробежал глазами заготовленный список и принялся методично обзванивать все номера.

Диспетчер станции спасения на водах сообщил, что за последние два недели утопленников не было, море спокойное, штормов не предвидится, а потому никаких происшествий не было. В справочной горбольницы Илье ответили, что Ковалев Дмитрий Валерьевич и Ковалева Оксана Валерьевна в журналах поступления больных за истекшую неделю не значатся.

Такие же ответы – «не поступали, не зафиксированы, не видели» – Илья услышал везде, куда ни обращался. Последним пунктом в списке Корнилова стояла милиция.

Составив заявление и отрепетировав ответ на случай «отказухи», Илья отправился в милицию. Правда, не в ГОВД, а в ближайший «опорный пункт». Так, во всяком случае, полагалось по закону; ведь обращаться в правоохранительные органы следует по месту временной регистрации.

Даже беглого взгляда на местных милиционеров было достаточно, чтобы понять: никто поисками пропавших заниматься не будет. Ялтинские менты – с лоснящимися лицами, заплывающие жирком, отупевшие от легких курортных денег, – даже не выслушали заявителя. Мол, наверное, загуляла ваша девушка, подождите два дня, а лучше пять, может, сама объявится.

– А ее брат-инвалид? – с металлом в голосе уточнил Корнилов. – Тоже, по-вашему, загулял?

Уточнив фамилию, дежурный принялся куда-то названивать.

– Гражданина с фамилией Ковалев правоохранительные органы Большой Ялты не зафиксировали, – бросил мент и отвернулся, давая понять, что разговор завершен.

Выхода не было: оставалось искать Оксану и Диму собственными силами...

* * *

В каждом городе есть люди, обожающие шляться по отделениям милиции, прокуратурам и прочим присутственным местам. Они донимают дежурных заявлениями, добровольными свидетельствами, предложениями о помощи и подробными, витиевато написанными кляузами. Как правило, это старики-пенсионеры, в свое время служившие в МВД или в лагерной охране.

Михаил Андреевич Никаноров как раз и принадлежал к подобной категории людей. Прослужив половину жизни контролером на зоне и выйдя на пенсию, он перебрался в Ялту – заслуженно отдыхать и спокойно доживать старость. Но уже спустя несколько месяцев неожиданно для себя ощутил: жизнь на знаменитом курорте вовсе не такая, каковой должна быть. А должна она была быть, по мнению Никанорова, такой, как в исправительно-трудовом учреждении: никакой самодеятельности, прием пищи по расписанию, на прогулку только строем, по выходным дням – просмотр телепрограмм, рекомендованных администрацией лагеря... Ну, и немного свободного времени для тех, кто ничего не нарушил.

За несколько месяцев пенсионер Никаноров превратился в бич и ужас соседей. Недремлющее око отставного вертухая подмечало абсолютно все: квартирных хозяев, не зарегистрировавших доходы в налоговой; бабушек-пенсионерок, торгующих по вечерам винами без акцизных марок; частных таксистов, неправильно паркующих на ночь машины; детишек, преступно играющих в футбол на газонах... Он сигнализировал в милицию о том, что начальник ЖЭКа купил свой диплом о высшем образовании через Интернет, что хозяин кафе напротив подмешивает в разливное пиво для увеличения пены стиральный порошок «Дося», что бабушка жены соседа с первого этажа во время войны проживала на оккупированной территории и наверняка сотрудничала с немцами...

Менты воспринимали пенсионера двояко. Мол, с одной стороны – типичный идиот, скотина и склочник, с заявлениями которого волей-неволей приходится разбираться. Но с другой, сигналы Михаила Андреевича нередко соответствовали действительности! К тому же зоркий глаз бывшего вертухая фиксировал малейшие нарушения законности.

Пенсионер Никаноров появлялся в ялтинском горотделе раз в неделю. Визит в милицию был для него настоящим ритуалом. Даже в самую адскую жару Михаил Андреевич одевался в старомодный костюм с орденскими планками медалей, долго зачесывал редкие волоски на голове и шел в ментуру. По дороге он обязательно останавливался перед входом, долго изучал стенд «Их разыскивает милиция», стараясь запомнить новые фотоснимки. После чего шел на прием с очередной кляузой.

Вот и теперь, стоя перед стендом, Никаноров отметил, что под стеклом появился новый портрет. «Разыскивается по подозрению в совершении особо тяжких преступлений...» – значилось внизу. Михаил Андреевич уже знал, чей это фоторобот: «ялтинского маньяка», как окрестили его знакомые менты. Водрузив на нос очки, Никаноров принялся вдумчиво читать текст, силясь его запомнить наизусть: «Приметы разыскиваемого. Возраст – 25–30 лет, рост – 180–185 см, телосложения плотного, волосы русые, прямые, стрижка короткая, глаза серые, на левой руке предположительно отсутствует большой палец». Сам же фоторобот показался старику неуловимо знакомым. Михаил Андреевич мог поклясться, что несколько дней назад видел этого человека...

Лишь спустя полчаса, тщательно перебрав в памяти все события минувшей недели, Никаноров вспомнил, где он мог видеть ялтинского маньяка: на открытой террасе кафе рядом с фуникулером, куда старик иногда заходил, чтобы отследить подозрительных курортников, склонных к злоупотреблению спиртными напитками и нарушению дисциплины. Внимание отставника привлекла троица молодых людей справа от его столика: девица в легкомысленном платье, молодой безногий инвалид, наверняка приехавший в город клянчить милостыню, и высокий светловолосый парень! Этот молодой человек еще ругался, угрожал девушке, кричал что-то – мол, будет безобразничать столько, сколько нужно. Правда, Никаноров так и не сумел вспомнить – отсутствовал ли у этого светловолосого большой палец левой руки или нет... Но в том, что приметы разыскиваемого приблизительно совпадали, сомнений быть не могло.

Спустя четверть часа Михаил Андреевич уже писал заявление на имя начальника РОВД.

– Где вы, говорите, его видели? – искренне оживился правоохранитель, несколько раз перечитав заявление.

– Кафе рядом с фуникулером, на набережной.

– Как вы сами считаете – эти трое кто: местные, приезжие?

Старик наморщил лоб.

– Наверное, приезжие...

– Почему вы так считаете?

– А кто из наших, из ялтинских, водяру по кабакам трескает? Ялтинцы больше по квартирам бухают. Сейчас ведь апрель, денег еще ни у кого нету.

– Логично, логично... Кстати, девушка, которую вы видели позавчера в кафе, едва не погибла. Вчера ночью найдена в районе Васильевки, чуть живая. Теперь она в реанимации. Давайте вниз, я сейчас машину вызову...

В реанимационной палате горбольницы милицейский начальник и его добровольный помощник пробыли минут десять. Этого времени было достаточно, чтобы Никаноров твердо опознал ту самую девушку, которую позавчера видел на открытой террасе кафе. Спустя полчаса про бдительного пенсионера стало известно в Симферополе, и Николай Степанович Воскряков тут же выехал в Ялту. Ниточка, по которой можно было вычислить маньяка, отыскалась совершенно неожиданно. Однако милицейские чины решили пока не информировать прокурорского следователя Патрикеева, представлявшего врагов из прокуратуры. Получится найти душегуба своими силами – хорошо. Не получится – всегда можно оправдаться: мол, сигнал был неточным, нуждался в тщательной проверке... На то мы и угро, чтобы проработать все предварительные версии. А потому решение милицейских начальников выглядело вполне естественным: не теряя времени, быстренько задействовать комплекс оперативно-разыскных мероприятий.

Первым делом ялтинские оперативники отправились в кафе у фуникулера, где опросили барменов и официантов позавчерашней смены. «Да, – сказал бармен, едва взглянув на фоторобот, – был позавчера такой клиент... И девушка с ним была – та самая, что на фотографии. И молодой безногий парень в инвалидной коляске. Я даже краем уха слышал, о чем они беседовали...»

Таким образом, уже к вечеру стало известно: предполагаемый преступник наверняка приезжий, зовут его Илья, на вид ему около двадцати пяти, особых примет на обеих руках вроде бы нету... А остальное – в точности по ориентировке: рост – сто восемьдесят пять сантиметров, телосложения плотного, волосы русые, прямые, стрижка короткая, глаза серые...

Дело оставалось за немногим: в короткие сроки отыскать человека, соответствующего фотороботу, среди десятков тысяч отдыхающих курортников.

* * *

Люди, не искушенные в «оперативно-разыскных мероприятиях», часто считают: нет, мол, ничего проще и безопасней, чем затеряться в курортном городе. Пришлого люда много, за всеми не уследишь, к каждому соглядатая не приставишь. Удивительно, но зачастую даже матерые, опытные уголовники придерживаются точно такого же мнения, и потому, будучи в розыске, прячутся от правосудия на многолюдных курортах.

Тут-то их и берут. Потому что вычислить человека пусть и в курортном, но все-таки небольшом городке проще простого. Прибыв в ту же Ялту, приезжий сразу же должен определиться: где жить. Существуют три основных варианта: гостиница, санаторий и частная квартира. Не считая, конечно, палатки на берегу моря – так отдыхают лишь безденежные студенты.

Не стоит и говорить, что паспортные данные курортников фиксируются и в санаториях, и в гостиницах. Однако подавляющее число прибывших в Ялту курортников останавливаются все-таки не в гостиницах да санаториях, а в частном секторе. Но найти нужного человека на съемной квартире несложно и там. Любой ялтинский участковый наперечет знает, сколько людей на его «земле» занимается сдачей квартир. Скрыть факт сдачи жилья практически невозможно: или сообщат стукачи-энтузиасты наподобие Никанорова, или заложат завистливые соседи...

Информация из гостиниц и нескольких санаториев, открывшихся с середины апреля, была однозначной: никого похожего на маньяка там не было. Оставался частный сектор. На следующий день все участковые инспекторы Большой Ялты получили служебную ориентировку: подозреваемого в серии убийств зовут Илья, он высок, светловолос, плотного телосложения и почти наверняка приезжий. Более или менее правдоподобный фоторобот, составленный со слов ливадийской девятиклассницы Кати, у участковых уже имелся. И потому поставленная задача выглядела вполне выполнимой: бросив все дела, в срочном порядке обойти всех квартирных хозяев и, показав им фоторобот с ориентировкой, осторожно выяснить, не сдавал ли кто-нибудь квартиру или комнату такому вот мужчине...

Спустя час в ялтинском ГОВД стало известно: гражданин Российской Федерации Илья Корнилов проживает в съемной квартире по улице Московской, над магазином «Хозтовары», что напротив овощного рынка. Правда, в Ялте гр. Корнилов зарегистрировался спустя два дня после того, как на набережной был обнаружен труп официантки, однако это обстоятельство, по мнению курортных сыскарей, могла быть типичной уловкой опытного преступника. Ведь мог он, приехав в Ялту, поселиться где-нибудь в палатке на берегу или в заброшенном доме, убить и изнасиловать, а уж потом, чтобы запутать оперативников, преспокойно снять квартиру и зарегистрироваться на два дня позже совершения первого преступления?

Глава 10

Пошли третьи сутки после исчезновения Оксаны и Мити. Все это время Илья пребывал в заторможенном состоянии, словно после тяжелой анестезии. Проснувшись поутру, он долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь убедить себя, что все произошедшее, – зыбкий ночной кошмар, что сейчас он вытянет руку, дотронется до сонной Оксаны и услышит привычное: «Илюша, ну дай еще минут пятнадцать поспать!..»

И всякий раз, проводя ладонью по шершавой холодной простыне и ощущая рядом с собой пустоту, Корнилов осознавал, что случилось непоправимое и что в этом виноват только он сам. Илья тяжело поднимался с кровати, долго, словно нехотя умывался, брел на кухню, пил чай и выходил в беспечный праздничный город, на поиски.

За истекшие дни он исходил небольшой город вдоль и поперек, наизусть выучив расположение всех кафе в центре города, а также спасательных станций, травмпунктов, поликлиник и больниц. Коротко стриженную русоволосую голову Ильи видели и на набережной, и в Приморском парке, и у интуристовской гостиницы «Ялта», и в Никитском ботаническом саду, и на базаре. Корнилов уже сто раз пожалел, что не захватил с собой в Крым ни одной фотографии Оксаны и Димы – невесту и ее брата приходилось искать по собственному словесному портрету. Документов брата и сестры Ковалевых у него, к сожалению, тоже не было, они остались у Оксаны. Увы, ни таксисты, ни швейцары, ни бармены, ни работники аттракционов не встречали девушку с молодым безногим мужчиной в инвалидной коляске... Вот и получалось, что следовало вновь обращаться в милицию...

...В тот памятный для себя вечер двадцать пятого апреля Корнилов возвращался на съемную квартиру в шесть часов вечера. По дороге зашел в столовую, усилием воли заставив себя проглотить обед. Сидя в столовой, долго прикидывал, в какой тональности следует писать заявление и на какие детали особо обратить внимание... Перед тем как подняться в свой подъезд, посидел на лавочке, рассеянно погладил дворовую кошку, неторопливо выкурил сигарету, кивнул бабушке из соседней квартиры, возвращавшейся из магазина...

Уже на лестнице, доставая из кармана ключи от входной двери, молодой человек заприметил крепкого мужичка, стоявшего пролетом выше. Видимо, мужичок этот ждал кого-то из соседней квартиры. Увидев Илью, шагнул к нему навстречу, держа в руке незажженную сигарету.

– Браток, у тебя часом прикурить не найдется? – спросил он.

Корнилов, механически достав из кармана зажигалку, протянул ее просителю...

Илья заметил нападавших лишь в последний момент, боковым зрением, а потому среагировал слишком поздно: первый удар, направленный в его голову, бывший десантник еще сумел кое-как отбить, поставив локтем блок, но сильный тычок в солнечное сплетение от мужчины, просившего прикурить, заставил его мгновенно сложиться надвое. И тут же на ничего не понимающего Корнилова посыпались беспорядочные удары: в голову, в пах, по почкам, в живот, в ухо, в коленную чашечку... Последний, нанесенный в скулу, заставил потерять равновесие и свалиться на лестницу, и тут же Илья почувствовал, как на него навалилось чье-то тяжелое тело. Сильные цепкие пальцы заломили руки Корнилова за спину.

И хотя Корнилов так и не осознал, что же произошло и кто эти люди, врожденный инстинкт бойца не позволял сдаваться без боя. Изловчившись, Илья несильным «бычком» в лоб отпихнул одного из нападавших и, пружинисто вскочив на ноги, ударил ногой в промежность того самого мужичка, что просил прикурить. Противник, явно не ожидавший такой прыткости, полетел на ступеньки лестницы спиной вниз. Серия ударов в оставшегося рядом противника, его вскрик от боли – и путь вниз был свободен. Илья уже бросился по лестнице, но спустя мгновение чей-то сильнейший удар в ухо заставил его отключиться.

Он не слышал, как в висок его уперся холодный металл пистолетного ствола, как чьи-то ловкие руки обшарили его карманы, извлекая оттуда документы, ключи от квартиры, сигаретную пачку и бумажник. Не слышал, как мужичок, пропустивший удар ногой в пах, подошел к нему и злобно ударил носком ботинка по почкам, после чего защелкнул на его запястьях наручники. Не слышал даже, как открыли дверь его квартиры, как волокли в прихожую по цементному полу лестничной клетки.

...Илья пришел в себя от потока ледяной воды, которую ему лили на темечко. Приподнял голову, взглянул на окруживших его мужчин невидящим взглядом...

– Корнилов Илья Сергеевич? – держа в руках паспорт парня, с подчеркнуто-официальными интонациями поинтересовался тот самый мужик, что просил прикурить.

– Да-а... – разбитыми в кровь губами прошептал Корнилов.

– Мы из уголовного розыска города Ялты. Вы арестованы по подозрению в преступлениях, предусмотренных статьями 93 и 117 Уголовного кодекса Украины. Вот постановление прокуратуры о взятии вас под стражу и постановление о проведении в снимаемой вами квартире обыска.

– А что это за статьи, в которых меня обвиняют? – не веря услышанному, спросил Илья.

– Убийства при отягчающих и изнасилование, – процедил мент зло и, прищурившись, добавил: – Ну что, маньяк, добегался?

Обыск длился не менее сорока минут и, по мнению старшего опергруппы, дал немало. На кухне, среди ложек, вилок и кастрюль, оперативники обнаружили огромный нож – с массивной выпуклой рукоятью, кровостоком и гардой.

– Ого! – оценил опергруппы. – Настоящий боевой нож... Откуда он у тебя?

– На Северном Кавказе воевал, в ВДВ, оттуда и привез, – скупо ответил Илья, лихорадочно соображая, что за убийства и изнасилования ему инкриминируют и как этот опер назвал его «маньяком» – в шутку или всерьез.

– А ведь это уже конкретный срок, – с удовольствием сообщил сотрудник правоохранительных органов. – Уже только за одно холодное оружие... Так, что там у нас еще?

Среди вещей, извлеченных из карманов арестованного, менты нашли початую пачку «Кэмела», и это заставило их многозначительно переглянуться.

Дошла очередь и до чемоданов Оксаны и Дмитрия. Чемоданы эти еще не были распакованы, и теперь цепкие руки шмональщиков с бесстыдной деловитостью перебирали чужие вещи.

– Та-ак, а это чьи? – подозрительно спросил мент, извлекая из чемодана кружевной бюстгальтер.

– Невесты моей, – полоснув ментов волчьим взглядом, ответил Илья.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес? – подскочил старший опергруппы.

Корнилов назвал.

– И где же она теперь?

Илья понял – если уж рассказывать об исчезновении Оксаны и Димы, то именно сейчас. И обязательно требовать, чтобы опера оформили его заявление письменно...

– Да тут такое дело, – начал он, утирая плечом кровь, сочившуюся из разбитой губы, – мы с невестой и ее братом приехали в Ялту двадцать первого апреля, и на следующий день пошли в кафе... Ну, я выпил лишнего, нашло что-то на меня, решил отойти к морю и успокоиться. А когда вернулся...

Рассказ арестованного прозвучал на редкость путаным – что, впрочем, в теперешней ситуации выглядело вполне естественным. И, судя по всему, совершенно не заинтересовал милиционеров.

– ...Возвращаюсь домой – никого нет. – Вдохнув побольше воздуха, чтобы продолжить, Илья взглянул на опера, но тот перебил:

– Складно врешь. Но мы все равно проверим. Ладно, грузим его в машину – и в ИВС.

* * *

Вот уже полтора часа Илья Корнилов сидел в так называемом «стакане» – микроскопической одиночной камере изолятора временного содержания ялтинского ГОВД. «Стакан» – не постоянная камера; сюда арестантов помещают на несколько часов перед первым допросом. Делается это, как правило, для того, чтобы сломать у допрашиваемого волю к сопротивлению. Человек, еще недавно наслаждавшийся жизнью на воле, оказывается в четырех стенах, где и ноги-то вытянуть невозможно! В голове невольно крутятся вопросы: «будут бить или нет?», «что ментам известно?», а главное – «какую статью предъявят?» После нескольких часов такого вот сидения клиент и созревает для беседы со следователем. И уж на первом же допросе после «стакана» он нередко рассказывает даже больше, чем от него требуется.

Регистрация, шмон, медосмотр, изъятие и опись вещей, фотографирование в анфас и профиль, снятие отпечатков пальцев – все это оставалось позади. Психика ветерана кавказских войн отличалась тренированной стабильностью: сидение в «стакане» не сломило Корнилова, а наоборот, дало возможность собраться с мыслями, проиграть в голове возможные варианты беседы, предугадать вопросы и, как следствие, детально продумать собственные ответы...

Мерзкий лязг металлической двери – на фоне ярко освещенного проема возник рельефный силуэт сержанта.

– На выход!

Спустя несколько минут арестованного ввели в кабинет начальника городского угро. Сидевший за столом сыскарь что-то старательно записывал. И лишь спустя минут пять, оторвав глаза от бумаг, хозяин кабинета в упор посмотрел на Илью.

– Так вот как, оказывается, ты выглядишь, – произнес он недобрым голосом. – А я тебя совсем другим представлял...

Илья промолчал – теперь главным было не дать втянуть себя в отвлеченный разговор «каким ты меня представлял и каким же я оказался», а, дождавшись конкретных вопросов, заявить об исчезновении Ксюхи и Мити.

– Ну, что делать будем? – закурив, милиционер придвинул подследственному пачку сигарет – мол, угощайся. – Что, не куришь? Или западло такие дешевые курить? А ты вообще что предпочитаешь? – неожиданно спросил мент.

Корнилов не ответил.

– «Кэмел», значит... – Достав из выдвижного ящика стола початую пачку сигарет, изъятую у арестанта при обыске, милиционер протянул ее собеседнику. – Забирай, мне чужое не нужно. Ладно... Короче, Корнилов Илья Сергеевич, давай, колись.

– В чем? – поинтересовался арестованный.

– Я тебе сейчас оформлю явку с повинной, ты все подпишешь и пойдешь к себе в камеру. Я скажу, чтобы тебе лучшую выделили, с видом на море и без надоедливых соседей, которые будут тебя расспрашивать, зачем ты столько красивых девушек убил и изнасиловал. Статьи у тебя очень тяжелые, но, может быть, суд, учитывая чистосердечное признание, и пойдет тебе навстречу...

– Не понимаю... Что вам от меня надо?

– Вот это уже другой разговор. Обвиняют тебя в следующем: в изнасиловании и зверском убийстве официантки ресторана «Красный лев» гражданки Красильниковой Светланы, произошедшем предположительно в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое апреля, в изнасиловании и зверском убийстве несовершеннолетней Скворцовой Татьяны, произошедшем предположительно в ночь с двадцатого на двадцать первое апреля, в попытке изнасилования ученицы ливадийской школы-интерната, несовершеннолетней Кругловой Екатерины, случившейся вечером двадцать второго апреля... Достаточно? А то у нас на тебя еще есть...

– Тут какая-то ошибка, – пробормотал Илья, из последних сил сдерживаясь, чтобы не взорваться. – Я-то в Ялту только двадцать первого апреля приехал... С невестой и ее братом. Как я мог убить какую-то Красильникову в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое? Вон, можете у моей квартирной хозяйки спросить, когда мы в Ялте появились.

– Ее свидетельские показания уже сняты, – мент постучал карандашиком по папке уголовного дела. – Действительно, в квартиру ты въехал двадцать первого апреля. Но это не значит, что в Ялту ты тоже приехал двадцать первого, а не раньше. Мог ведь и в другом месте жить, до того, как эту квартиру снял... Специально, чтобы нас с толку сбить. Кстати, адресок не назовешь?

– Вы что... действительно меня за маньяка считаете?

– Считать тебя убийцей может лишь суд. Мы же вправе только подозревать. Но оснований для этого у нас более чем достаточно.

– Но ведь... это не я! – выдавил из себя Илья, обескураженный пристрастностью собеседника.

– Все так говорят... до поры до времени, пока к стене не припрут. Потому еще раз предлагаю оформить явку с повинной, по-хорошему. Зачем нам друг другу нервы мотать? Отпираться глупо и бессмысленно. Следствие располагает неопровержимыми доказательствами твоей вины.

– И какими же, интересно? – медленно закипая, поинтересовался Корнилов.

– Свидетельскими показаниями одной из потерпевших, которую ты так и не смог убить. Кстати... ты машину водить умеешь? – как бы невзначай бросил хозяин кабинета.

– Допустим, умею... А что?

– Да ничего, просто так спросил, – удовлетворенно бросил сыскарь, но Илья, всецело занятый сообщением о каких-то «свидетельских показаниях», не придал значения этому вопросу.

– И кого это я не прирезал?

– Узнаешь еще, – уклончиво пообещал начальник угро и, выдвинув ящик стола, положил перед Ильей листок бумаги. – А пока почитай вот это...

– «За совершение особо тяжких преступлений разыскивается мужчина, – полушепотом начал Илья. – Приметы: возраст – 25–30 лет, рост – 180–185 см, телосложения плотного, волосы русые, прямые, стрижка короткая, глаза серые... Особая примета: предположительно, на левой руке отсутствует большой палец...»

Справа от текста помещался портрет-фоторобот: при некотором воображении в нем действительно можно было бы узнать Илью.

– Пальцы у меня все на месте, – немного успокоившись несходством главной приметы, Корнилов протянул собеседнику обе руки.

– Это неважно, – отрезал сыскарь, едва взглянув на руки Ильи. – Видишь, там написано: «предположительно».

– Да и рост у меня не 180–185, а 190, – напомнил подследственный. – Проверяйте.

– Рост тоже указан приблизительный... Потерпевшая, дававшая показания, могла и ошибиться.

– А может, она и во всем остальном ошиблась?

– Не думаю.

– Гражданин начальник, – Илья закусил нижнюю губу, пытаясь найти еще хоть какие-нибудь контраргументы. – Я ведь не один в ваш город приехал, а с невестой и ее братом...

– А вот врать нам не надо, за вранье ответишь, – строго перебил начальник угро, – мы уже беседовали с твоей квартирной хозяйкой. Никакой девушки и инвалида она в глаза не видела...

Корнилов вспомнил: а ведь действительно, когда он снимал квартиру через курортное бюро, то беседовал с хозяйкой сам, попросив Оксану и Митю подождать у троллейбусного вокзала (одиноким мужчинам жилплощадь сдают куда охотней). И договор подписал от себя лично. И ключи от квартиры получил прямо в бюро. Вот потому свидетельства квартирной хозяйки были теперь лишь во вред подозреваемому.

– Но ведь вещи их у меня дома! – напомнил Илья. – И ваши мен... то есть сотрудники, их сами сегодня видели во время обыска!

– Ну и что? На вещах не написано, чьи они... Да и попасть эти вещи к тебе могли без желания владельцев. А вот как к тебе это попало? – Достав из стола боевой нож с листовидным лезвием, хозяин кабинета с глухим стуком положил его на столешницу.

– Срочную на Северном Кавказе проходил, в десантуре... В Дагестане воевал, контртеррористическая операция. Оттуда и привез.

– Срок ты себе привез, вот что. И как тебя через границу с этим ножом пропустили? Ладно. Не хочешь писать явку с повинной – давай с тобой по-другому говорить. А знаешь ли ты, что при нападениях на беззащитных девушек маньяк пользовался точно таким же ножом, как и этот? Точней сказать – этим самым?..

...Допрос продолжался еще минут десять. Сыскарь энергично наседал, Илья с трудом отбивался. Но с каждым вопросом делать это было все труднее и труднее – так уж чудовищно сложились обстоятельства, что все косвенные улики были против Корнилова.

Подозреваемый несколько раз порывался сделать заявление об исчезновении беременной невесты и ее брата, но хозяин кабинета лишь рукой махал – мол, не хрена шлангом прикидываться, мы с тобой о другом беседуем.

– В последний раз предлагаю оформить явку с повинной, – произнес начальник угро и, получив отказ, нажал кнопку на столе.

– Вызывали, товарищ майор? – в раскрывшейся двери появились двое ментов со старшинскими лычками на погонах. Атлетичные фигуры, мощные кулаки – все это не оставляло сомнений относительно цели их появления.

– Вызывал, – устало кивнул сыскарь и, указав глазами на арестованного, проговорил: – Вот, полюбуйтесь, маньяк хренов... Ни в чем сознаваться не хочет! Может, вы его убедить сумеете?

Первый мент, зайдя за спину сидевшему на стуле Илье, положил парню на плечи огромные лапы и легонько надавил. Второй – встал напротив, выжидательно поглядывая на товарища майора. Поза белобрысого выражала прямую агрессию: мол, только рыпнись, мы тебя сразу уроем!

– Итак, по порядку. Где, в котором часу и при каких обстоятельствах ты познакомился с официанткой из ресторана «Красный лев», которую ты изнасиловал, зверски убил и расчленил в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое апреля? – последовал вопрос.

– Не знаю я никакой официантки.

– Посмотри внимательно, – с этими словами сыскарь положил перед допрашиваемым фотографию какой-то незнакомой Корнилову девушки. – Ну, вспоминай!

– В первый раз вижу, – Илья отрицательно покачал головой.

– Козубский, – кивнул майор, и стоявший за спиной Корнилова угрюмый старшина легонько ударил подследственного шнурованным ботинком по ноге. Удар вышел очень болезненный, потому что пришелся по косточке чуть выше пятки.

– Следующий вопрос: где и у кого ты брал автомобиль «Жигули», на котором и совершал нападения? Фамилия, имя, место жительства владельца... Или машину ты угонял, а потом ставил на место?

– Какая машина? У кого мне ее брать? Да я в этом городе вообще никого не знаю! Вы что – и угон на меня хотите повесить?! – Возмущенный донельзя Илья попытался было подняться, но огромные руки старшины с силой вдавили его в стул.

– Козубский, – вновь кивнул майор.

Очередной удар был выполнен старшиной мастерски и с большой любовью. И потому следующий вопрос Илья не расслышал. Перед глазами плыли огромные фосфорические круги, в ушах звенело, во рту сделалось солоно от крови. Наконец сбоку, словно сквозь толщу воды, выплыл обрывок фразы:

– Не желаешь признаваться? Твое право. Смотри только, чтобы хуже себе не сделал... Тебя сейчас в одну интересную камеру отведут, там тебе и объяснят, как братва к разным маньякам относится...