Текст книги "Гавайская петля"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Вот это, – ткнул Туманов в картинку. – И вот это. И что-нибудь… – он тяжело вздохнул, – безалкогольное.

– О’кей, сэр, – бодро возвестил работник заведения и испарился, как джинн Абдурахман ибн Хаттаб.

Такой оперативности он не ожидал. Не прошло и пяти минут, как перед посетителем выросло блюдо с таинственным «ломиломи», салат из овощей и фруктов и запотевшая бутылка фанты с водруженным на горлышко разовым стаканчиком. До рандеву оставалось девять минут.

В принципе Туманов успел поесть. Салат оказался непривычным, но съедобным, фанта и на Гавайях фанта, но вот проклятое «ломиломи»… Его никто не предупредил, что красиво оформленное блюдо – рубленая сырая рыба, сдобренная таким количеством приправ, что захлебнулся бы и Змей Горыныч! Приправа была коварная, действовала избирательно, но свою жертву в итоге нашла. Он проглотил, в сущности, вкусное блюдо, запил фантой. В первые мгновения ничего не происходило. Толстяк, расправившийся с горкой глазастых морских неудачников, тепло ему улыбнулся, показал большой палец и, подозвав официанта, стал что-то спрашивать, тыкая пальцем в меню. И тут желудок, никогда не принимавший ничего подобного, буквально взорвался! Стало нечем дышать, живот скрутило. Глаза поползли из орбит. Туманов буквально слышал, как желудок разрывается на части! Вот это попал. «Махи-махи» – вкусная рыба?! Кое-как поднялся, успел даже глянуть на часы – без трех минут двенадцать, – куда-то заковылял, придерживая живот, хватая за рукав официанта.

– Клозет, мистер…

«Клозет» по-английски – что-то вроде шкафчика. Но официант понял – видно, частенько случались забавные инциденты. Показал на дверь в закрытую кухонную пристройку, выразительно загнул ладонь – дескать, прямо и туда. Туманов кинулся сломя голову. Ну надо же так опозориться! Пробежал коридор с витавшими в нем кулинарными запахами, влетел в сортир, похожий на бесплатный общественный туалет какого-нибудь провинциального российского вокзала, отшвырнул покосившуюся дверь, забрался на обглоданный унитаз. Хорошо хоть не дырка в полу. Кряхтя, дотянулся до рулона не самой нежной в мире туалетной бумаги. Успел…

Через минуту он обрел способность воспринимать еще что-то. Через две – вернулось чувство юмора. Но слезать с унитаза пока не хотелось. Подождет его таинственный незнакомец, который, судя по голосу, не такой уж таинственный…

Окно в сортире было открыто. Машина въехала во внутренний двор, послышались приглушенные голоса. Взревел мобильник (неплохой рингтон для побудки), прозвучал командный окрик. Кто-то побежал. Раздались испуганные крики… А потом он свалился с унитаза – буквально за стенкой разразилась отчаянная автоматная стрельба! Строчили в несколько стволов, кричали люди. Первая мысль – бежать! – но Павел опомнился. Застегнул штаны срывающимися пальцами. Боялся, что оглохнет. Стрельба не смолкала, покатилось что-то тяжелое по кухне, взвизгнула ошпаренная женщина. Так продолжалось секунд двадцать. Потом все смолкло. Топот на улице. Стрелки́ побежали из кухни во внутренний двор. Стремительная сила выбросила Туманова из кабинки, он врезался в неработающий ржавый рукомойник, увидел в зеркале свою перекошенную физиономию, кинулся к окну. Очень высокое и очень маленькое. Он заметался, схватил пластиковое ведро с использованной туалетной бумагой, перевернул, взгромоздился на него.

Посреди захламленного двора, обнесенного бетонным забором, стояла широченная «Камри» – уже не «девочка», годов восьмидесятых. К машине подбежали четверо в масках. Водитель распахнул багажник – все четверо побросали туда компактные «Узи» и, оживленно переговариваясь, рассаживались. Работали быстро, без суеты. Снова местные? Драные джинсы, футболки необъятных размеров, сальные головы. Один из парней, прежде чем усесться, стащил маску. Мелькнуло возбужденное потное лицо, волосы, слипшиеся от пота, он отбросил их назад, оскалился, бросив что-то лаконичное водителю. Туманов действовал рефлекторно – как сотовый оказался в руке, он даже не понял. Плавный щелчок – сработала камера. Отшатнулся от окна. Парень, прежде чем забраться в салон, обозрел цепким взором заднюю стену заведения. Зацепился взглядом за окно, нахмурился. Возможно, что-то заметил. Но тут заголосили его подельники, он сплюнул и прыгнул в машину. «Камри» с места взяла в карьер – понеслась на улицу…

Туманов знал, что в ресторане будет плохо. Но чтобы так плохо… Он мог убраться подобру-поздорову – вылезти в окно и на улицу, но решил, что должен на это посмотреть. Павел побежал по коридору, перехватил затравленный взгляд какой-то маленькой поварихи – она загородилась от неприятностей сковородкой. От обеденного зала ничего не осталось. Решетчатые стены вдребезги, стулья перевернуты. Повсюду кровь, тела. Он смотрел на это, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Толстяк не успел подняться – куда уж с такой комплекцией, – лежал лицом в объедках, и под физиономией расплывалась лужа крови. Хоть поел перед смертью. Женщин, ведущих оживленную беседу, разбросало в разные стороны – они валялись в живописных позах среди поваленных стульев. Официант стонал, он пытался привстать, держался за живот – изо рта вытекала рвотная масса, смешанная с кровью. Любитель пива лежал среди осколков стекла – руки скрючены, выставлены перед собой, защищался от пуль. Его спутница, подволакивая перебитую ногу, тоскливо воя, выползала из-под стола, тянула руки к Туманову. Из троицы, что пришла позже всех, двое, кажется, выжили, но были тяжело ранены – стонали, истекали кровью.

Имелось еще одно тело. Человек в белой клетчатой рубахе появился после того, как Туманов умчался в туалет. Он лежал в углу, выгнув голову, а стул, с которым он рухнул, так и остался под ним. Стреляли в упор, на груди не осталось живого места, но лицо не пострадало и даже очки-«хамелеоны» держались на носу. Туманов нагнулся, стащил с покойника очки. Сердце екнуло, хотя с чего бы? Именно это и рассчитывал увидеть. В глазах покойника застыл панический ужас. За прошедшие месяцы он отрастил немного волос, отпустил элегантные усики, но не узнать его было невозможно. Горгулин Игорь Матвеевич. Бывший влиятельный член «Бастиона». И бывший же заместитель командующего Московским военным округом. Чудный денек, Игорь Матвеевич…

Туманов попятился, запнулся о перевернутый стул. Окрестности ресторана застыли в тревожном ожидании. Народ не спешил высовываться. Только раненые жалобно стонали, да из кухонного проема таращилась прикрытая сковородкой моргающая физиономия. Голова работала. Слежки за ними не было. А вот за Горгулиным… Какой приказ получили убийцы? Вариант без вариантов. Довести объект до места встречи, а едва войдет, уничтожить его и собеседника. Следили за Горгулиным не эти мясники. Следил другой, а мясники прибыли на все готовое. Сигнал («пора вставать!») – и группа убийц несется «работать». Парни простые – не знали, с кем встречается Горгулин (а он присел за столик, не увидев в зале Туманова), и положили всех, кто был в ресторане. Ворвались, ударили плотным огнем, не оставляя публике шанса спастись. Туманов содрогнулся. «Ломиломи» – отличное блюдо, где бы ты был сейчас, кабы не оно?

Завыла сирена в соседнем квартале, и все вокруг будто взорвалось. Кричали люди – внутри, снаружи. Выскакивали работники заведения, носились по залу, хватаясь за головы, заламывали руки. Затормозила машина, в ресторан вбежали какие-то мужчины. Кто-то бросился к раненым, кто-то хватался за телефон. Но полиция подъезжала. Сирена орала уже в этом квартале. Туманов словно оцепенел. Его хватали за рукав, что-то спрашивали. Он машинально качал головой, бормотал, как заведенный: «I don’t know… I don’t know…» Спохватился, попятился к выходу, а в спину уже пихали. Он развернулся, начал проталкиваться сквозь толпу. Откуда столько людей? Никого же не было! Ступил на тротуар, когда подъехала полицейская машина, и трое суровых служителей закона, придерживая рации и дубинки, устремились в заваленное телами заведение. Павел, спотыкаясь, побрел по тротуару, не замечая, что творится вокруг. Он даже не видел, как развернулся «Чероки» и медленно покатил за ним.

– Павел Игоревич! – прошипел Ордынкин. – Да вашу маму, Павел Игоревич, совсем оглохли? Быстро в машину!

Потрясение было выдающимся. Туманов пребывал в отрешенном состоянии, а когда очнулся, джип стоял между бамбуковыми сараюшками, и два типа с переднего сиденья с беспокойством на него посматривали.

– Ну как консилиум? – проворчал он.

Вздохнули с облегчением.

– Мы уж решили, что у вас крышак поехал, – простодушно поведал Кошкин.

– У нас самих чуть не поехал, когда пальба началась, – признался Ордынкин. – Мы уж думали, хана вам, Павел Игоревич. А потом смотрим, вы живой пятитесь… Счастливый вы парень.

– Не счастливый, а везучий, – поправил Туманов, начиная шевелиться. – Тоже мне, нашли счастливого.

– Серьезно, лажовина какая-то, – сказал Кошкин. – Мы вам и позвонить не успели. А как тут успеешь? Ну въехала во двор забегаловки битая «Камри», что с того? Тут постоянно кто-то ездит. А как въехала, минут через пять стрельба разгорелась. А до этого – ровно, кстати, в полдень – мужик в клетчатой рубахе в ресторан вошел. Ага, думаем, он и есть. Вроде без вещей, карманы не оттопыриваются. И несколько секунд спустя – как загрохочет все! В натуре, Павел Игоревич, даже мимо нас пули летали! Мы под панель спрятались – страшно же… ну, все, простились с вами, а вы тут как тут, как ни в чем не бывало из ресторана задом наперед выбираетесь…

Туманов изложил свою историю. О личности Горгулина распространяться не стал. Оперативники и не настаивали.

– Может, довольно уже, Павел Игоревич? – взмолился Кошкин. – Подурковали, и будет. Бог троицу любит – а в третий раз нас точно по клочкам разнесет. Давайте в отель, собирайте вещички – и на крыло. А мы уйдем в подполье, разберемся, что тут к чему.

– Да кто бы возражал, – пробормотал Туманов. – Но днем в отель не пойду, и не просите. Глаза слипаются, парни. Ночью почти не спал, да еще эти события… забраться бы до ночи в какой-нибудь укромный уголок…

Оперативники задумались.

– А чего мы, в самом деле, киснем? – встрепенулся Ордынкин. – Мы живы, это прекрасно. А в том, что случилось ночью в отеле и днем в ресторане, нет нашей вины. Может, порадуемся жизни? Мы же голодные, как волки, в отличие… гм, от Павла Игоревича. И посмотрите, какая красота вокруг…

– Намекаешь, что затеряться лучше всего в море? – Кошкин задумчиво почесал нос. – А в этом что-то есть… Интересно, я своими полосатыми трусами не нанесу удар по местной нравственности?

– О боже, – пробормотал Туманов.

Он проспал как сурок семь часов на заднем сиденье «Чероки». Очнулся, приподнял голову, уставился дурным глазом на пустеющий пляж, раскинувшийся под живописным обрывом. Заходящее солнце разбрызгивало по воде золотые искры. Волны с легким шуршанием набегали на берег. Пляж в этой местности, окруженный угрюмыми скалами, был не слишком окультурен. Валялся мусор, волны выбрасывали на песок какие-то мочала, черные водоросли, фрагменты корабельного такелажа. Голая пацанва с воплями носилась по отмели.

– И самое удивительное, что за весь день ничего страшного не случилось, – заявил, подходя, красный как рак Кошкин.

– Ты на кого похож? – испугался Туманов.

– Уснул на солнце, – небрежно отмахнулся Василий, – ничего страшного. Главное, голову прикрыл. Вот только ночью спать придется стоя. Вы дрыхли как сурок, Павел Игоревич. Мы успели дважды поесть, заняться дайвингом, накупались на всю оставшуюся жизнь, а Ордынкин в олеандрах еще кого-то и трахнул. Он всех барышень тут поразил – возник, как Афродита из морской пены…

– А ты не трахнул? – Туманов потянулся.

– А у меня жена, – скорбно поведал Кошкин.

– Не понимаю, как одно сочетается с другим. – В машину влетела маска для ныряния. Ордынкин тяжело дышал, с мускулистого торса стекала соленая вода. – У меня, может быть, тоже жена, но я же не ору об этом на всю Хаву. Это был всего лишь легкий флирт – у дамы из Испании муж и двое бывших мужей, и уже завтра она улетает в свою Севилью, где работает мелким менеджером на фабрике по производству краски. Все в порядке, Павел Игоревич. Не знаю, как вы, а мы уже забыли про полуденный тарарам и готовы радоваться жизни. Но в городке, надо признаться, чувствуется напряженность. Из уст в уста передаются страшные слухи: объявилась банда отмороженных филиппинцев, которые собираются заняться «ресторанным бизнесом» и начали с того, что разнесли в щепки целый ресторан с посетителями. Полиция не понимает, что происходит, инцидент замалчивается, чтобы не пострадала туристическая репутация Барабоа. Но активность наблюдается. Люди, прибывающие на пляж, отмечают, что в Барабоа слишком много полицейских. Шерстили кондоминиум на Каваки Бич. Патрули приезжали на пляж. Копы шатались прямо по телам, но никого конкретно вроде не искали. Во всяком случае, пройдя мимо вас – а вы в машине спали, – ничего не сделали. Мы с Кошкиным как раз из воды выходили, еще поспорили: пройдут – не пройдут… Простите, Павел Игоревич. Проиграл я Васе десять баксов.

– И вместе их проели, – подтвердил Кошкин. – И ни поноса, ни запора. От говяжьих отбивных и индюшечьих грудок отравиться можно, но трудно. Выспались, Павел Игоревич? Поедем в отель?

Туманов с сомнением посмотрел на часы. В городке кипит вечерняя жизнь. А еще патрули и эти парни с автоматами, которым патрули по барабану. Он уже проклял все на свете за то, что оставил в номере документы, билет и деньги. Хотя, с одной стороны, понятно, что бегать с этим хозяйством по наводненному странными личностями городку…

– Подождем еще часа три? – предложил он.

– Спите, шут с вами, – заулыбался Ордынкин. – Пойдем-ка мы с Василием еще разок перекусим.

– А я не против, – встрепенулся Кошкин. – Дело, как говорится, благонравное и Отечеству зело потребное.

Они подъехали к «Черепахе» в одиннадцать вечера. Заглушили мотор. Пробуждались загнанные в угол страхи. Казалось, что тени снуют по саду. Цветы источали пронзительные запахи – как будто защищались, гнали прочь своим ароматом. В двух или трех окнах горел свет.

– И мертвые с косами… – зловещим шепотом возвестил Ордынкин. – Полиции в отеле точно нет. Не такие в ней парни, чтобы припрятать машину где-нибудь за квартал, а потом тащиться пешком. На парковке бы поставили или у обочины – чтобы все видели. Так что полиции, Павел Игоревич, можете не опасаться. А с остальными мы справимся. Даже без оружия.

– Подставим плечо, – поддержал Кошкин. – Входим в отель и топаем до номера. Вы вещички собираете, а мы сторожим и никого не пускаем. И сразу назад. И вперед – небо ждет.

– Договорились, – Туманов поборол сомнения и распахнул дверцу.

– Павел Игоревич? – глухо произнесла человеческая тень, отделяясь от кустов. – Слава богу, вы приехали, безумно рад вас видеть в добром здравии…

– Спокойствие, парни. – Туманов сделал знак оперативникам, достал телефон и осветил лицо незнакомца. А почему, собственно, незнакомца? Уже по голосу сообразил, кто это такой.

Человек был взволнован и подавлен. Он действительно был взволнован и подавлен – а не работал на доверчивую публику. Губы дрожали, землистые пятна цвели на лице, глаза опутали морщины, оплели мешки. Он пытался улыбнуться, поправил очки, сползающие на нос. Что и говорить, появлению Туманова он дико обрадовался.

– Приятного вечерка, Александр Моисеевич, – вежливо приветствовал Туманов. – А вы конкретно в заднице, раз ищете со мной встреч. Вы не забыли, что в рейтинге лиц, чьей физической смерти я желаю прежде всего, вы занимаете вторую, от силы третью позицию?

– Я прекрасно помню, Павел Игоревич, – пролепетал Александр Моисеевич Левиц, бывший председатель комитета Директории по оборонной политике. – Мы превратили вашу жизнь в ад, признаю. И все же умоляю вас меня выслушать. Хотя бы потому, что мой рассказ будет абсолютно правдивым. Это, наверное, первый раз в моей карьере, когда я собираюсь рассказать абсолютную правду… – Он еще находил в себе силы шутить. – Впрочем, о политической карьере стоит забыть, под вопросом физическое существование…

– Павел Игоревич, вы уверены, что стоит слушать этого мямлю? – проворчал Кошкин. – Мы находимся в таком подходящем месте для светских бесед…

– А у меня такое ощущение, что я его где-то видел, – задумался Ордынкин.

– В телевизоре, – подсказал Туманов, – в увлекательной передачке «Директория истины». Ребята правы, Александр Моисеевич, желание вас выслушивать у меня почему-то отсутствует. Пусть даже вы скажете всю правду мира.

– Павел Игоревич, прошу вас, – взмолился Левиц. – Я с открытой душой, со мной никого нет, всех людей мы уже потеряли. Поверьте, я сейчас не работаю ни на какую зловещую организацию, и то, что привело меня на Гавайи, никак не связано…

– Минуточку, – перебил Туманов. – Повременим со словоблудием. Как случилось, Александр Моисеевич, что Горгулин погиб, а вы остались живы?

– Да что же в этом непонятного? – вплеснул руками Левиц. – Игорь Матвеевич звонил вам, он пошел на встречу. Мы поставили машину на соседней улочке, у продуктового супермаркета. Предполагалось, что в ресторане вы не задержитесь, придете к машине. И мы куда-нибудь поедем. Мы понятия не имели, что нас ведут! Эти сволочи везде, они весь город держат под контролем… Я слышал выстрелы, подошел минут через пять – там была толпа зевак, я смешался с толпой, видел, как пакуют тела. Ваше тело, Павел Игоревич, слава богу, не паковали…

– Вот тут я с вами солидарен, – пробормотал Туманов. – Слава богу. Что вы хотите?

– Просто выслушайте, Павел Игоревич. Но не здесь, давайте уберемся куда-нибудь. Моя машина на парковке перед вашим отелем – ее отсюда видно. Если хотите, ваши ребята могут поехать с нами. Но ради бога, беседа должна состояться один на один. Слишком высоки ставки, Павел Игоревич…

– Запахло шпионской мелодрамой, – фыркнул Кошкин.

– Мелодрамой? – удивился Ордынкин. – А кого трахнут в конце?

– Можете, если не терпится, пристрелить меня, Павел Игоревич…

– Нечем.

– Можете в морду дать.

– Позднее.

– Хорошо. – Левиц откинул голову на подголовник. Его лихорадило. И как сумел подхватить простуду?

В «Судзуки» было чисто и уютно. За бортом завывал соленый ветер, рокотал прибой. Натиск океана разбивался о скалы и рифы. Метрах в сорока на краю обрыва выделялся силуэт «Чероки». Две тени расхаживали взад-вперед. Стали чем-то заниматься – похоже, устроили соревнование, кто дальше бросит камень. Приборная панель испускала мерцающее свечение, бледные полосы бегали по напряженному профилю собеседника.

– С чего начать, Павел Игоревич, даже не знаю… Засада, в общем, полная. Как видите, перед вами не прежний самоуверенный функционер «Бастиона». «Бастион» мы предали, и правильно сделали. Да, мы предатели. Но и там – сплошные проходимцы и прохвосты. Все, что сделали с вами, было сделано для дела, ничего, как говорится, личного. Вас хотели посадить на крючок, использовать. Назовите это как угодно: контроль сознания, промывание мозгов, управление разумом… Игорь Матвеевич даже предлагал стереть вам память о прошлом и заменить ее новой памятью. Ну, это как бы… – Левиц замялся.

– Манкурт, – усмехнулся Туманов. – Раб, что не помнит прошлой жизни и полностью подчинен нынешнему хозяину.

– Да, наверное. До конкретного воплощения все равно не дошло… извините. Позднее вы бесследно испарились. Вас засекли на Балеарских островах, но когда пришел человек, чтобы выразить почтение, вас там уже не было. Не знаю, где сейчас находится Дина Александровна с двумя молодыми людьми – ей-богу, не знаю. Да и знать не хочу. Пришла пора, Павел Игоревич, позаботиться о собственной шкуре. А все эти интриги, тайные операции, шпионские страсти – это, извините, такая пена. Перед вечностью, имею в виду. Вас не сильно удивит, если я скажу, что в последний месяц мы с Горгулиным работали на Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов? Ну, не в штатном расписании, конечно, а, скажем так, на договорной основе?

– Мне все равно, – пожал плечами Туманов.

– Честно говоря, нам было тоже, – невесело рассмеялся Левиц. – Предложили проект, по которому мы имели информацию и кое-какие возможности. На безрыбье, как говорится. Вы, конечно, не считаете нас образцами порядочности, и правильно делаете. Но некий внутренний кодекс, как бы вы ни возражали, нам не чужд. В отличие от Отто Вердиса. Это Мерзавец с большой буквы. В смутное время он работал на Орден, курировал парочку проектов, связанных с прикладным манипулированием сознания. Потом переметнулся в «Бастион» – уж такого ценного работника проигнорировать Шейнис и Штрауб не могли. Несколько месяцев он жил на том самом острове в замке Хельм, разрабатывал ряд программ – довольно интересных как в плане прикладном, так и для будущего науки. Несколько раз мы с ним общались, сложились доверительные отношения. Он сделал копию со стенограммы того исторического заседания «Бастиона», где приняли решение по обработке Немчинова. Выразил согласие работать на нас с Горгулиным, поскольку не сложились у него отношения с Лазуриным – тогдашним замом по национальной безопасности. Лазурин справедливо полагал, что пригреть у себя под боком такого Франкенштейна – вершина безрассудства. То, что он проделал с вами, Павел Игоревич, было своеобразным экзаменом… Ну дайте мне в морду, я стерплю. Червячок у вас в голове, насколько знаю, специфический – он реагирует на фразу, которую знает только Вердис. Так что спокойной жизни вам, Павел Игоревич, не дождаться, пока этот фрукт шляется по планете. Он просто скажет вам ее в глаза, и вы станете шелковым. В принципе, любой может вам ее сказать, но, кроме Вердиса, никто ее не знает. Я хочу предложить вам шанс раз и навсегда избавиться от этого мерзавца.

– И соблюсти свои интересы. Осмелюсь догадаться, Вердис вас, как и положено, прокатил?

– Отто Карлович всегда работал на Орден… – по салону прошелестел смешок, похожий на шорох листьев. – И когда работал на «Бастион», и когда работал на нас. Изворотливый оказался тип. А теперь и нас с Горгулиным заманил в ловушку.

– Не хочется умирать? – покосился на собеседника Туманов.

– Страшно не хочется, – признался Левиц. – Ума не приложу, как буду выбираться с этого острова. Их люди – везде.

– Люди Ордена? – уточнил Туманов.

– Люди Ордена… Нет у меня вашей молодости, вашей подготовки и вашей удачливости. До последнего момента считалось, что Вердис согласен сотрудничать с американской разведкой. Ему уже предложили лабораторию в Оклахоме, уютный домик на девять комнат, разовую премию, как у топ-менеджера «Голден-Траст», триста тысяч в год с дальнейшим повышением. А главное, возможность беспрепятственно заниматься любимым делом. А у нас как всегда – если беспрепятственно, то уже неинтересно.

– Стало быть, ЦРУ подтерлось.

– И «Бастион», и мы с Горгулиным… Сомнений больше нет – Вердис всегда был убежденным сторонником Ордена и выполнял работу там, куда его делегировали мудрилы из Капитула.

– Может, к сути, Александр Моисеевич?

– Архипелаг Кеараколау – это множество мелких островов, среди которых самый крупный – это Хава. Здесь мы и находимся. Остров Патикай – второй по величине, на расстоянии примерно двадцати миль, за грядой Роджерса, на нем нет значимых населенных пунктов, помимо поместья сенатора от Гавайских островов Мартина Стэнхилла – члена, кстати, Демократической партии, – а также резиденции авторитетного на архипелаге джентльмена по имени Бруно Крэйг. Двое упомянутых господ считаются близкими приятелями. Первый – известный и популярный в своих кругах политик, председатель комиссии сената по работе с Россией. Второй – прожженный мафиозо, контролирующий архипелаг, а также часть увеселительных заведений острова Маури. Полиция Хавы у Крэйга в кармане. Можно не сомневаться, что вчерашняя резня в «Черепахе» и сегодняшняя в ресторане «Наелоумики» – творчество его отмороженных парней.

– Но с такой демонстративностью и жестокостью…

– Крэйг непредсказуем. Он может выглядеть пушистым и покладистым, но если его разозлить – становится тупым кабаном. Возможно, его разозлили.

– И вы хотите меня убедить, что Крэйг и его дружок сенатор Стэнхилл сотрудничают с Орденом?

– Намного тоньше, Павел Игоревич. Да, Крэйга купили эмиссары Ордена, в этом я не сомневаюсь. А что касается сенатора Стэнхилла – то он обычный сенатор, принципиальный – не больше прочих, продажный – такой же, как все. Но он – ЧЕЛОВЕК, СПОСОБНЫЙ ПРОДВИНУТЬ НУЖНОЕ РЕШЕНИЕ, улавливаете мою мысль? А вот теперь – интрига. Четыре дня назад сенатор Мартин Стэнхилл прибыл на свою виллу на острове Патикай, где проведет еще четыре дня. На это время у него запланированы рабочие встречи, работа с бумагами, а также кратковременный отдых. Завтра в поместье состоится пафосная вечеринка с гостями, танцами и фейерверком. Повода, честно говоря, не знаю. Да и нужен ли повод, чтобы повеселиться? Предполагается, что человек Ордена, личность которого нам неизвестна, а также специалист по нейролингвистическому программированию, в роли которого нам видится только Вердис, сделают попытку отработать сенатора в камерной обстановке…

– Цель?

– Неужели непонятно, Павел Игоревич? У Стэнхилла прямая тропа до президента О’Барры, его администрации, выход на правительство, на многие рыла в сенате и палате представителей. К мнению сенатора прислушиваются. Это человек, способный убедительно аргументировать ЛЮБОЙ свой поступок. Эксперты ЦРУ считают, что цель обработки Стэнхилла – предоставление России долгосрочного и практически беспроцентного кредита на сорок миллиардов долларов, а также на льготы компании «Росгаз», которая снабжает голубым топливом половину Европы, но не может заключить выгодные контракты с рядом фирм из-за жестких санкций, наложенных еще в 2000 году. Последняя цель – даже более важная, чем кредит. Если «Росгаз» разгуляется – России станет тесно от наплыва нефтедолларов. Орден у власти – вы понимаете, что это такое? Уже не то мракобесие, что было раньше, но цель у них не меняется – весь мир в кармане… Я ответил на ваш вопрос?

– Более-менее.

– Как будет происходить обработка – неизвестно. Человеком Ордена может оказаться любой. Разумеется, он приглашен на вечеринку. Возможно, он хороший знакомый сенатора. Не сомневаюсь – он сварганит Вердису приглашение. И, главное, остановить эту машину невозможно. Выхода на сенатора нет. ЦРУ он ненавидит всеми фибрами своей «неподкупной» души и никогда не будет общаться с его сотрудниками. Эта миссия возлагалась на нас с Горгулиным – как якобы представителей крупного российского бизнеса. Но все пошло прахом. Проглотили обманку. Вердис сдал компанию с потрохами! Сенатору доложили о нашем двурушничестве. Крэйг с санкции Стэнхилла начал на нас охоту, четверых сотрудников принесли в жертву Посейдону – их катер взорвался в открытом море, тела не нашли. Убили Горгулина. Говорить о таком деле приличными словами просто невозможно… Мне тоже не выбраться. А если не сдержу свои обязательства перед ЦРУ, опасности подвергнется моя семья, временно живущая в Иллинойсе под охраной спецагентов. Ее просто выдворят из страны, а у меня две дочери – четырнадцати и шестнадцати лет.

«Вот с этого бы и начинал», – подумал Туманов.

– Контакт человека Ордена с сенатором Стэнхиллом – вернее, тот контакт, который мы имеем в виду, – может произойти только на Патикае. Сделать на континенте это нереально – служба безопасности работает на шесть с плюсом. А на вилле часть функций охраны возлагается на людей Крэйга, которого купил Орден. Да и обстановка располагает – много гостей, шампанское, снижение контроля. А если человек Ордена пользуется расположением сенатора, то и вовсе несложно.

– Вы сказали, что Крэйг – дружок Стэнхилла?

– Да. И останется. Товарищу популярно объяснили, что с его приятелем Мартином ровным счетом ничего не случится. Маленькое вмешательство – никаких побочных явлений. Это будет тот же самый человек. Волнуют Крэйга договоренности Америки с Россией? Да он Россию на карте не найдет. А четыре миллиона, которые предложили ему только за то, чтобы его люди чуть-чуть закрыли глаза, и вовсе сделали его покладистым. Информация, повторяю, из источников ЦРУ – на основе анализа, показаний тайных сотрудников, – но церэушники не знают, кто из приглашенных работает на Орден.

– От меня-то вы что хотите?

– Павел Игоревич, я не смогу проникнуть на виллу. А если и получится, меня все равно не подпустят к сенатору – в саду и закопают. Вам нужен труп Вердиса? Поезжайте туда и сделайте так, чтобы Вердис сдох. Вы специалист – вы сможете. Человека Ордена можете вычислить, можете не вычислять – без Вердиса он ноль. Для вас это будет единственной возможностью добраться до Вердиса. Второй возможности не дождетесь. Так и будете до конца дней просыпаться в холодном поту. А заодно сделаете благое дело для общества – нельзя допустить, чтобы Орден обработал сенатора.

Туманов засмеялся.

– Лично я не против, если Россия получит выгодный кредит. И пусть «Росгаз» победно шествует по миру – кто бы возражал? Вы тоже не стали бы возражать, не имей определенных обязательств перед вершителями судеб мира. Это первое. Второе – Вердис знает меня.

Левиц замотал головой:

– Он видел вас один раз. Прошло четыре месяца. Смените внешность, в конце концов.

– И каким же образом я попаду на остров?

– Главное – принципиальное согласие, Павел Игоревич, а технические детали мы обсудим позднее.

– Когда? – усмехнулся Туманов.

Левиц посмотрел на часы:

– Минут через пять…

– Давайте уточним. Итак, завтра вечером на вилле сенатора большая вечеринка с уймой приглашенных и неизвестным поводом. Вероятно, у могущественного сенатора на острове частный аэропорт.

– Это так. Плюс вертолетная площадка и хорошо оборудованный причал.

– Охрана – официальная плюс головорезы Крэйга. В числе приглашенных – Вердис. Некая таинственная фигура, назовем ее человек Ордена, сделает попытку уединиться с сенатором, при этом будет присутствовать Вердис, а громилы Крэйга на минутку закроют глаза.

– Да.

– Вы предлагаете пресечь эту попытку, а чтобы я не расхохотался вам в лицо, кидаете наживку – вычеркнуть из жизни Вердиса.

– Да.

– Благодарю за откровенность. Вердис информирован, не находите? С чего бы погибла в полном составе группа сотрудников МИ-6?

– Возможно. Но он не знает в лицо ваших ребят из Интерпола – я уверен, – Левиц кивнул на лобовое стекло, – и не имеет понятия, что все это время рядом с ним присутствовали вы. Проще говоря, Вердис не в курсе, что вы на Гавайях.

«Хотелось бы верить», – подумал Туманов.