Текст книги "Забей стрелку в аду"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 5

Пути Святого и запуганного, шарахающегося от собственной тени американского инженера пересеклись.

После побоища на речном пляже Хоукс не отставал от бывшего спецназовца, цепляясь за него как утопающий за соломинку. Подчиняясь древнему инстинкту, заложенному в каждом человеке, Стивен следовал за сильнейшим. Все рациональные правила, здравомыслие и прочая дребедень не входили в расчет. Инженер был смертельно напуган и искал, на кого опереться.

В свою очередь, Святой не мог бросить на произвол судьбы избитого толстяка, похожего после встречи с бандитами на лепешку кровоточащего фарша. Дарья, заварившая эту кашу, никаких инструкций не давала. Долго не раздумывая, Святой привез подопечного на квартиру журналистки. В игре, принимавшей слишком опасные формы, пора было расставить все точки над «и». Продолжать действовать с, фигурально выражаясь, завязанными глазами Святой не хотел. Он почти внес инженера, не стоявшего на ногах, на четвертый этаж. Прислонив Хоукса к стене, Святой нажал на дверной звонок. Журналистка была «совой», предпочитала работать ночью, а днем, если выпадала возможность, спать до потери пульса, то есть часов до четырех.

Преодолевая пространство прихожей, Угланова недовольно бурчала, а открыв дверь, оторопела.

– Принимай гостей, Дарьюшка! – с легкой издевкой произнес Святой, заволакивая полубесчувственного американца.

Разукрашенная фингалами и кровоподтеками физиономия Стивена просияла:

– Вот так встреча!

На этом красноречие толстяка иссякло. Он закрыл заплывшие глаза и кулем повалился на пол под ноги журналистке. Взвизгнув, Дарья отпрыгнула. Судя по побелевшим щекам, она сама была готова свалиться в обморок.

– Погоди падать! Давай перенесем твоего дружка на диван в гостиной. Кости у него целые, раз с мотоцикла не слетел. Но беседовать он сейчас не настроен. Это точно, – Святой переступил через инженера, загромождавшего стандартную прихожую московской квартиры в крупнопанельном доме.

Нового постояльца бережно уложили на диван. Набрав в пластмассовый тазик теплой воды, Угланова, бывшая от природы очень брезгливой, обмыла раны и присыпала многочисленные ссадины и царапины антисептиками. Инженер выдержал процедуру стоически, лишь изредка коротко всхлипывая при неудачном прикосновении новоявленной сестры милосердия. Вечером его осмотрел хирург, давнишний тайный воздыхатель журналистки и просто хороший человек.

– Оклемается, – вынес свой вердикт врач, скручивая трубки стетоскопа. – Дней десять постельный режим, поливитаминчики и абсолютный покой. Пусть побольше спит. Сон – лучшее лекарство.

Пройдя на кухню, врач сообщил Святому и другие свои наблюдения, не предназначенные для ушей пациента.

– Этот джентльмен, по-моему, заядлый наркот. Перебирает транквилизаторов или чего-нибудь покруче. Я, конечно, не нарколог, но некоторые симптомы слишком ярко выражены, – произнес доктор, ополаскивая руки.

Сказанное новостью не являлось. Святой отреагировал на сообщение вяло. Схватка у реки напоминала о себе свинцовой усталостью, давившей на плечи.

Церемонно попрощавшись с целованием дамской ручки, просьбами звонить, если что, комплиментами и воздушными поцелуями, врач удалился, оставляя после себя фирменный запах больницы – смесь лекарств, хлорки и формальдегида.

«Классный дядька, но больно уж жеманный, словно барышня. Мне казалось, что хирурги – мужики грубые и простые, со здоровым чувством цинизма», – Святой вспомнил военный госпиталь, где его лечили после тяжелого ранения, полученного на горном перевале Кавказа.

Закрыв на все замки дверь, Святой прошел по коридору, заглянул в гостиную. Укрытый клетчатым пледом, инженер мирно посапывал, усыпленный средствами, снявшими боль. На кухне горел свет и грохотала посудой Дарья, готовя запоздалый ужин. В кутерьме время пролетело незаметно. Достав из настенного шкафа дежурную бутылку армянского коньяка, Угланова закончила сервировать стол.

– В честь какого события банкет? – поинтересовался Святой, снимая пробку.

– А черт его знает! – подперев щеку рукой, ответила журналистка. – Снова подвела я тебя под монастырь. Вляпала в историю. Видимо, крепко америкашке досталось. Даже не спросил про меня…

– Что не спросил? – не понял очевидной вещи Святой.

– Ну, откуда я в квартире. Почему именно ко мне привез.

– Шок у мужика. Настучали по репе капитально, вот мозги и не соображают. Не волнуйся, очухается, засыплет вопросами. А может, и нет. Уйдет по-английски, не попрощавшись. Мы ведь по-прежнему не знаем, что за фрукт этот Стивен Хоукс, – Святой разлил коньяк по пузатеньким емкостям из матового стекла.

Телевизор, поставленный на холодильник, передавал очередную порцию ужасов с Балканского полуострова.

Албанские боевики армии освобождения Косово терроризировали сербское население, оставшееся без прикрытия военных.

Святой встал и убрал звук, словно тот мешал ему выпить коньяк. Вернувшись за стол, он принялся маленькими глотками цедить коричневую жидкость. В характере бывшего спецназовца было что-то от исследователя. Взявшись за дело, он не останавливался на полпути, сколь рискованным тот ни казался. Дарья тоже отличалась въедливостью, но, когда риск становился чрезмерным, могла отступить.

Осушив рюмки, они принялись за еду. Святой ел с отменным аппетитом, восстанавливая потраченную энергию. Угланова, наоборот, переборчиво ковырялась вилкой то в неумело открытой консервной банке сардин, то на сковороде с неизменной яичницей.

– Чего молчишь? – не выдержала Дарья, с грохотом бросив вилку.

– А что рассказывать, наехали трое уродов на твоего знакомого. Пробежку устроили. Потом ногами попинали. Развлекались мальчики на всю катушку… – Святой прервался, чтобы распределить очередную порцию коньяка.

Из зала послышались слабый стон и поскрипывание дивана. Мистер Хоукс переживал дневной кошмар, от которого пытался убежать даже во сне. Дарья ожесточенно помассировала виски и с тревогой посмотрела на Святого:

– Что-то нечисто с этим инженером. Банальной наркотой дело не ограничится.

– Интуиция подсказывает? – с нарочитой вежливостью поинтересовался Святой, отправляя в рот малюсенький маринованный огурчик.

Своим ледяным спокойствием он провоцировал девушку на взрыв эмоций, помогающий снять внутреннее напряжение. В характере Углановой были свои особенности. Перед сложной задачей она как бы брала разгон, выливавшийся в поток неконтролируемых эмоций. После всплеска чувств с ней можно было толковать о серьезных вещах. Действительно, вопрос вывел Дарью из равновесия. Она взорвалась.

– На фига ты притащил американца ко мне? – крутанув пальцем у виска, на высоких тонах произнесла журналистка и одним махом опрокинула коньяк.

– Не лучшая идея. Но он твой клиент.

– Я просила… Может, в постель ко мне уложишь!

– Сводничеством не занимаюсь, – Святой внезапно обиделся как мальчишка.

Он отодвинул тарелку, давая понять, что отказывается от ужина и не будет вести беседу в подобном тоне. Глупая реплика задела его, что называется, за живое. Он грустно усмехнулся, вспомнив мудрое изречение степного кочевника, с которым познакомился в далеком, беззаботном детстве. Старик, ставший его наставником, говорил:

– Главными нашими убийцами очень часто становятся самые близкие люди.

Тогда юное сознание мальчишки из забытого богом и людьми военного гарнизона, затерявшегося в забайкальской степи, протестовало против слов философа, разъезжавшего на низкорослом, неподкованном иноходце с длинным хвостом. Как могут быть убийцами мама, брат, пускающий пузыри беззубым ртом младенца, отец…

Лишь спустя годы Святой понял скрытый смысл этой истины. Для близких людей мы открыты и доступны. Каждое их неловкое движение, необдуманный поступок, легкомысленная фраза ранят нас сильнее, чем если бы то же самое сделали чужие. Дарья Угланова чужой для Святого не была.

– Ну вот, надулся как индюк, – спохватившись, что ляпнула глупость, девушка прильнула к Святому и шутливо чмокнула в щеку.

– Не надо, – он с фальшивым гневом легонько толкнул Дарью.

Непроизвольно ладонь Святого легла на грудь журналистки. Дарья подалась вперед, прижимаясь сильнее и сильнее. Ее губы приоткрылись, обнажая ряд ровных зубов. Глаза девушки подернулись туманной поволокой, среди которой чернели расширенные зрачки с отражением Святого.

Выплюнув в потолок струю пара, по-разбойничьи засвистел чайник. Двое даже не шелохнулись. Настала та самая безмолвная минута равновесия, когда мужчина и женщина колеблются перед главным шагом, делают свой выбор. Святой смотрел прямо в глаза девушке и тонул в них. Грудь под его ладонью пульсировала, наливаясь твердостью.

– Чайник взорвется, – прошептала Дарья, проведя тыльной стороной ладони по щеке Святого.

– Не бритый? – так же неразличимым из-за рева взбесившегося чайника шепотом спросил он.

Дарья прочитала по губам:

– Колючий, как ежик. Но я люблю тебя колючим…

Чаша весов покачнулась. Дарья сделала свой выбор. Нагнувшись, она поцеловала мужчину в губы. Сначала нежно, едва касаясь, затем страстно, по-настоящему. Не опасаясь присутствия чужого человека в доме, Дарья распустила узел пояса запахнутого шелкового халата. Повела плечами. Шелк с тихим шорохом соскользнул вниз, открывая взгляду Святого удивительно пропорционально, без малейшего изъяна сложенную фигуру. Дарья выпрямилась, словно давая полюбоваться своим телом. Заведя руки за голову, она достала заколку. Освобожденные волосы антрацитовым потоком закрыли плечи. Дарья смотрела на мужчину мерцающими, призывными глазами.

– Пойдем, – она подала руку.

Святой, который давно уже никому не подчинялся, безмолвно поднялся и пошел за девушкой словно укрощенный, очарованный красотой зверь.

Эта ночь была безумной для обоих. Страсть как река, перегороженная плотиной. Если плотину снести, река выходит из берегов. Вырвавшуюся наружу страсть невозможно обуздать. Ее нужно испытать…

Утром в спальню ввалился Хоукс. Дремавшая на груди Святого девушка, увидав сквозь опущенные ресницы фиолетовую физиономию в дверном проеме, взвизгнула. Дарья села, инстинктивно прикрыв грудь ладошками.

Но девичья нагота инженера не волновала. Стивен прислонился к косяку и поплотнее закутался в плед.

– Вы? – невпопад спросил инженер, мало что запомнивший со вчерашнего вечера.

– Я, – ответила журналистка, кротко взглянув на Святого, также принявшего сидячую позу.

– Значит, у нас будет о чем поговорить, – Стивен перебросил через плечо мотавшийся у ног хвост пледа и, по-стариковски сгорбившись, вышел из спальни.

Святой и Дарья быстро, почти синхронно оделись. Но хозяйка квартиры применила тактическую хитрость, возясь с застежкой бюстгальтера. Эту часть гардероба Дарья дома не носила. Просто она не хотела первой заводить разговор с гостем, перепоручая это Святому.

– Помочь? – спросил он, наблюдая за маневрами Дарьи.

– Справлюсь… Иди к Стивену.

Заправив рубашку, Святой вдел ноги в шлепанцы и направился к выходу.

– Постой, – голос Дарьи догнал его в коридоре.

Святой остановился в ожидании дальнейших инструкций. Сегодня он был рад угодить девушке и выполнить ее самое сумасбродное желание. Выскочив полуобнаженной, Даша обняла мужчину, шепнув на ухо:

– Спасибо за ночь.

– Готов повторить по вашему первому зову, моя королева!

Юмор никогда не оставлял бывшего спецназовца: ни в радости, ни в беде.

Пока они занимались любовным воркованием, Хоукс привел себя в относительный порядок. Закрывшись в ванной, он долго обозревал свою распухшую физиономию в зеркале. Лицо напоминало подгнивший помидор, чья цветовая гамма складывалась из красного, черного и лилового оттенков, разбавленных желтизной. Выдавив пасту на палец, он попытался почистить зубы. Прикоснувшись к разбитым деснам, Стив клацнул челюстью, прикусив злосчастный палец, так и не послуживший зубной щеткой. В голове у Стива шумело. Будто его мозг кто-то поливал из лейки. Он плохо соображал, но тем не менее успел сделать важный вывод: эти двое не могут быть его врагами. Обосновать вывод он пока не мог и доверялся исключительно интуиции. Ополоснув рот, он еще раз посмотрел в зеркало.

– Дракула после вечеринки, – хмыкнул Хоукс.

Из ванны он двинулся на кухню. По наблюдениям инженера, кухня у русских была излюбленным местом пребывания. Здесь не только и не столько ели, сколько общались, обсуждали новости, принимали решения. Кухня у русских совмещала функции конференц-зала, кабинета, приемной и помещения для приготовления пищи. Такой оригинальный подход американцу нравился.

Когда инженер вошел, Святой колдовал над плитой. Обернувшись, он спросил:

– Живой?

– Немножко, – не совсем точно по правилам русского языка, но очень верно по сути ответил инженер, примостившись у края стола.

– Лежать надо. Доктор прописал постельный режим.

– На том свете отлежимся, – беззаботно махнул рукой Стив и тут же схватился за поврежденное предплечье.

Приготовленный омлет сердито фыркал под крышкой. Святой снял сковороду, достал из холодильника кетчуп, миску с овощами и банку недоеденных маринованных огурцов.

– Пословицы наши выучил? Про смерть не самая лучшая, но в общем верная. В точку бьет. У нас разлеживаться некогда. Только успевай поворачиваться, – выполнявший обязанности повара раскладывал пышное блюдо по тарелкам, добавляя на каждую горку крупно порезанных овощей.

По транзисторному приемнику, настроенному на музыкальную радиостанцию «Европа Плюс», передавали мелодичный, душещипательный хит американской группы «Канзас». Стивен узнал мелодию. Он не был сентиментальным слабаком, но гитарные аккорды и, главное, название команды заставили инженера проглотить комок, застрявший в горле.

Святой истолковал поведение гостя по-своему:

– Что, аппетит разыгрался? Дождемся хозяйку и начнем нашу скромную трапезу… Знаешь, я салатов не люблю. Жуешь какой-то сеновал нашинкованный… Никакого вкуса. Лучше цельным овощем похрустеть. Ты как полагаешь?

Он резал хлеб, не обращая внимания на застывшего толстяка. А Хоукс внимал музыке и словам песни, повествующей о неудачнике, который не мог отыскать дорогу домой, о неудачнике, плутавшем по автострадам и улицам больших городов. Солист «Канзаса» выводил хрипловатым баритоном замысловатые рулады, и ему вторила солирующая гитара, рисующая свои узоры на фоне пронзительно звучащего саксофона. Музыка просачивалась сквозь барабанные перепонки инженера, врывалась в его душу. Золотые поля пшеницы отцовской фермы, несбывшиеся мечты и мрачное будущее сливались воедино в сознании Стивена Хоукса. Его глаза увлажнились, а подбородок уперся в грудь. Поставив локти на стол, американец обхватил голову руками и разрыдался. Он плакал навзрыд, как ребенок, сотрясаясь всем своим грузным телом. Крупные капли слез стекали по щекам Хоукса, сливаясь на подбородке.

– Вот тебе раз… – нож в руках Святого уперся острием в столешницу из белого пластика.

Плачущий мужчина – зрелище не слишком приятное.

– Успокойся, приятель! Выпей воды, – Святой наполнил стакан, подставив под воняющую хлоркой струю, бившую из крана.

Клацая зубами о край посуды, инженер влил в себя влагу, едва справляясь с истерикой. Хоукс попросил еще воды. Он пил долго и жадно, словно вернувшийся из пустыни странник.

Святой терпеливо ждал, а завтрак остывал. Рано облысевший толстяк с красным лицом хотел выговориться, но не знал, с чего начать. Слишком страшной и фантастической была история, которой он должен был поделиться с, в общем-то, малознакомым человеком. Но держать в себе события последних месяцев Хоукс не мог. Бывают ситуации, когда затравленный судьбою человек готов исповедоваться первому встречному, вызывающему хотя бы минимум доверия. Шок от встречи с бандитами еще не прошел, а сознание инженера, накачанного успокоительными препаратами, подсказывало, что перед ним человек, привыкший разрешать любые проблемы в самые короткие сроки. Побоище на пляже было самым убедительным тому доказательством.

Заполнив желудок водой, Стивен немного успокоился. Он вытер лицо салфеткой, виновато улыбнулся, словно прося прощения за постыдную слабость. Его спаситель не произносил пустых успокаивающих слов, не хлопал по плечу. Он вообще не выражал никакого сочувствия и сострадания.

Вместо бессмысленного сотрясания воздуха Святой проинспектировал холодильник и выставил на стол бутылку водки и недопитый коньяк. Открыв шкаф с посудой, он нашел подходящий по размерам стакан, способный вместить двести граммов жидкости. Водка из бутылки перекочевала в стакан.

– Даме коньяк в кофе. Я с утра не пью. Тебе ударная доза. Вводишь в организм сразу, одним приемом в три глотка, – тоном аптекаря, выдающего снадобье больному, произнес Святой.

Водка должна была предотвратить следующий приступ истерики и развязать язык. Подрагивающей рукой Хоукс взял стакан:

– Для храбрости?

– Для ясности ума, – улыбнулся Святой.

Раскрыв рот на немыслимую широту, инженер тремя равномерными глотками вогнал в себя алкоголь. Торопливо закусил куском омлета и блаженно прищурился, чувствуя, как по пищеводу сбегает огненный поток.

– А говорят, американцы пить не умеют… – с нарочитым недоумением в голосе произнес Святой.

Сразу за этой процедурой к компании присоединилась журналистка. На всякий пожарный случай Дарья спрятала в кармане халата включенный диктофон, фиксировавший на пленку каждое произнесенное слово.

– Мистер Хоукс, простите, что я вторгаюсь в вашу личную жизнь, но… – журналистка сделала паузу, перед тем как объясниться. – Я попросила моего друга проследить за вами.

Брови инженера чуть приподнялись и вернулись в исходное положение. После происшедшего Стивен ничему больше не удивлялся. В четкие, рассказанные без утайки мотивы слежки инженер поверил безоговорочно. Ничего другого ему не оставалось. Захмелев, Стивен раскачивался на ножках стула, смотря себе под ноги. По-военному кратко объяснив свое участие в событиях, Дарья замолчала, передавая право голоса гостю.

– Вы были искренни, – голос инженера доносился словно из могилы.

– Да, – утвердительно кивнула головой журналистка.

– Тогда я расскажу вам все! – с мрачной торжественностью произнес инженер.

Он поплотнее уселся на стуле и прекратил раскачиваться. Мало того, Хоукс обеими руками впился в край стола. Инженер говорил отчетливо, проговаривая каждую букву, а отдельные, казавшиеся важными слова повторял дважды. Он рассказывал об отцовской ферме, колледже, службе на флоте, контракте и встрече с Ястребом. Это была настоящая исповедь облегчающего душу грешника.

– Невероятно, – короткими восклицаниями перебивала его Дарья.

Возгласы инженер игнорировал. Он все убыстрял темп речи, спеша выговориться, не забывая при этом следить за реакцией слушателей. На лице Святого сменилась целая гамма чувств. Первые страницы биографии он слушал с рассеянным видом случайного собеседника. Затем его лицо стало выражать искреннее любопытство. К финалу оно посерьезнело и посуровело.

– Вы уверены, что от вас требовали создать программу управления полетом ракеты? – голосом психиатра, заполучившего в руки запущенного пациента, спросил Святой.

Его лицо опять выражало недоверие.

– Без сомнения. Американские и русские программы аналогичны, потому что базируются на одних и тех же принципах. Разница лишь в некоторых деталях.

– В это трудно поверить…

– Понимаю. Но Ястребцов настаивал на воссоздании именно ракетной программы. Не компьютерной игры, а программы запуска ракеты, которая может быть оснащена ядерной боеголовкой, – с горячностью утверждал Стивен. – Похоже на бред?

– Очень! – с обескураживающей откровенностью признался собеседник.

– Тогда пусть все идет своим чередом. У вас есть жутковатая пословица: «Чему быть, того не миновать», – инженер умолк, скрестив на груди руки.

На кухне восстановилась тягостная минута молчания. Слишком пугающий доклад произнес отставной моряк, американский инженер с физиономией, отсвечивающей всеми цветами радуги. Залетевшая в открытую балконную дверь оса билась о стекло окна. Насекомое таранило прозрачную плоскость в поисках выхода и, не найдя его, принималось кружить над полом, над головами молчащих людей. Поднявшись к потолку, оса бросалась в крутое пике, вновь и вновь атакуя стекло.

Стивен Хоукс следил за насекомым тоскливыми глазами. Сжалившись, инженер встал и распахнул балконную дверь пошире, открывая путь к свободе. Ошалевшее от привалившей удачи насекомое вылетело наружу, рванув по прямой в поднебесье. Хоукс вышел на балкон, словно провожая отпущенную осу, давно растаявшую в небесных высях. Там, откуда-то издалека доносился едва слышный рокот турбин воздушного лайнера. Задрав голову, Стивен до рези в глазах всматривался в пустынный небесный свод.

– Иди за ним, – округлив глаза, прошептала Дарья.

– Боишься, что с балкона бросится? – спросил, поднимаясь, Святой.

– А ты глаза его видел? Глаза собаки с перебитым хребтом. Такой все, что угодно отчебучить может. Сиганет за перила, и заказывай заупокойную молитву, – на одном выдохе все тем же свистящим шепотом выдала Дарья.

Облокотившись о бетонный парапет балкона, инженер стоял не поворачиваясь. Он был похож на средневековую химеру, которыми украшали фронтоны готических храмов. Толстый, сутулый, с головой, втянутой в плечи, с прядью волос, взметнувшейся над плешью, Стивен выглядел бомжем с подбитым глазом из московской подворотни. Он легонько кивнул, давая понять, что заметил присутствие Святого на балконе, но его взгляд по-прежнему изучал небо.

– Я вас найму. За деньги… – американец говорил так, словно рассуждал сам с собой: глухо и неотчетливо. – У меня есть деньги. Уверяю вас.

– Прекратите, Стивен. Это наивно и смешно. Если все вышесказанное не плод вашего больного воображения, если в ваших словах есть хоть сотая доля истины, надо немедленно сообщить властям.

– У вас слишком нерасторопные власти. Мне никто не поверит. Сочтут за сумасшедшего и вышвырнут с работы. А Ястреб не даст мне спокойно уехать. Выдаст билет на кладбище, русское кладбище, – Хоукс попросил закурить, но сам справиться с зажигалкой не смог.

Колесико чиркало по кремню, не выбивая искры. Святой отобрал зажигалку и, добыв огонь, поднес пламя к сигарете, зажатой в зубах инженера. Хоукс с наслаждением затянулся, пуская дым через ноздри.

– Я найму вас телохранителем. О'кей, – с маниакальным упорством повторял толстяк. – Вы ведь вольный стрелок. Не служите, не работаете, как я понял.

Предложение пришлось Святому не по вкусу. Он так до конца и не разобрался, кто перед ним стоит: несчастный иностранец, запутавшийся в темных делишках, или сумасшедший с воспаленным воображением, сочинивший легенду о ракетных кодах, всесильной русской мафии и крестном отце по кличке Ястреб.

– Я не наемник, мистер Хоукс. И не телохранитель из частного охранного бюро. Про вольного стрелка вы верно подметили. А купить мои услуги у вас денег не хватит.

– Почему? – Прагматичный ум американца не мог понять упрямства русского, отказывающегося до того, как была бы названа сумма.

– Не продаются мои услуги.

Сложив в молитвенном жесте руки, Стивен поднес их к груди:

– В таком случае я просто прошу помочь. Как человека прошу.

– На гуманизм напираете?! Ловко придумано, – Святой засмеялся и, обхватив инженера за плечи, повел с балкона внутрь квартиры. – Ладно, Стивен. Не будем торопить события. Посмотрим, что за птица вас поклевала. Что за ястребы в городе расплодились. Пойдем, чайку погоняем, и вам в постель надо. А от водки, я смотрю, вы быстро отходите. Почти трезвый…

Инженер скривил разбитые губы наподобие дружелюбной улыбки. Он действительно крепко держался на ногах и только немного покачивался.

– Так вы согласны стать моим партнером? – с искусством дипломата, добивающегося заключения договора с сильным союзником, спросил Хоукс, переступая порог кухни.

– Партнером? Тонкий ход. От вас, дружище, не так-то просто отделаться… Ну да ладно. Попробуем разобраться, в какое дерьмо вы вступили, – Святой дал согласие, не желая дальше выслушивать слезные молитвы толстяка и вести беспредметный разговор.

Дверь на балкон оставалась открытой. С неба сквозь дверной проем лился свет и доносился далекий рокот двигателей лайнера.

Самолет шел по воздушному коридору, определенному авиадиспетчерами, к аэропорту. Невидимый в небесной сини лайнер серой крестообразной тенью скользил по улицам московских новостроек, пригородов и дачных поселков. Воздушное судно, получив добро от наземных служб, сбрасывало высоту, снижалось и заходило на посадку.

* * *

Рейс авиакомпании «Алиталия» задерживался по метеоусловиям. Самолет попал во фронт быстро перемещавшегося с юга на северо-восток циклона. Лайнеру пришлось сделать крюк, выбираясь из полосы непогоды, мешавшей нормальному полету. Совершив необходимые маневры, самолет набрал заданную высоту и лег курсом на Москву.

Пассажиры, дремавшие в просторном салоне «аэрбаса», по-русски – воздушного автобуса, ощутили незначительное покачивание, а особо чувствительные – приступы легкого подташнивания. Заботливые стюардессы, толкая перед собой тележки, развозили напитки и пластиковые, герметично запакованные судки с едой. В салоне бизнес-класса девушки предлагали коньяк и другой изысканный алкоголь. Пассажир, занимавший место под номером пять, от алкоголя отказался. Взгляд черноволосого мужчины с орлиным профилем смутил стюардессу. Он раздевал ее глазами. Служащая авиакомпании почти физически ощущала липкие прикосновения к своей груди, ягодицам и бедрам. Выглядел пассажир вполне респектабельно: золотой «Ролекс» на волосатой, точно у обезьяны, руке, тонкая сорочка с логотипом престижного дома мод, чуть ослабленный узел неяркого галстука, обвивавшего короткую шею. Так выглядят управляющие солидных фирм или высокооплачиваемые менеджеры транснациональных компаний. Но для бизнесмена на пухлых пальцах черноволосого было слишком много золотых перстней – верный признак дурного вкуса выскочки, дорвавшегося до шальных денег. Обвешанный драгоценными побрякушками, словно рождественская елка, пассажир заказал апельсиновый сок и бутерброд с листиком салата на тонко нарезанном беконе. Исполнив заказ, стюардесса поспешила отойти от мужчины с липким взглядом.

Место номер пять занимал Ибрагим Хаги с паспортом итальянского подданного в кармане. Гражданство албанец по национальности и месту рождения получил за взятки. Его предки пасли овец из века в век на склонах холмов, поросших чахлой растительностью. Они исправно посещали мечеть, делали детям обрезание и платили налоги чиновникам турецкого султана.

Мир менялся в вихре войн и революций. Распадались империи, провозглашалась независимость новых стран, а жизнь у подножия холмов не менялась. Правда, с приходом к власти коммунистов позакрывали мечети и везде наразвешивали портретов вождей. Но нищета из убогих албанских селений никуда не ушла. По-прежнему утром пастухи выгоняли отары на пастбища, а земледельцы долбили каменистую почву.

Ибрагим Хаги прозябать в убожестве не собирался. Богатство можно сколотить, если повезет, упорным трудом, ловкими торговыми операциями, махинациями с финансами и недвижимостью. К нищей стране такие рецепты неприменимы. Там благосостояние добывается при помощи оружия и сопровождается кровопролитием. Отпрыск пастухов сколотил банду, терроризировавшую окрестные села. Добыча была очень скромной. Убогие пожитки из крестьянских домов, круги овечьего сыра, мизерные сбережения. О последнем и говорить не приходилось. На албанские дензнаки, называющиеся леками, можно было купить женщин, виноградную водку, боеприпасы или еду. Все это Хаги брал бесплатно. Для капитала, с которым можно было развернуться в будущем, нужна была валюта.

Однажды награбленным долго сыт не будешь. Кроме того, правоохранительные органы начали наседать на банду с помощью местного населения, уставшего от грабежей и поборов. Хаги сменил тактику, используя новые возможности. Он поднялся на ступеньку вверх, занявшись наркоторговлей.

Пал коммунистический режим. Закрытая при нем страна распахнула двери. Албания по своему географическому положению лежит на перекрестках дорог, ведущих из Азии в Европу. На территории скверно управляемого государства как грибы после дождя стали расти склады с наркотой, принадлежащие международным наркокартелям. Вслед за складами настал черед плантаций. Дурной пример заразителен. Спасаясь от нищеты, крестьяне, почти не таясь от властей, выращивали на полях опиумный мак, а подпольные фабрики перерабатывали растительное сырье в морфин, а затем и в героин.

Ибрагим Хаги вышел со своим товаром на западноевропейский рынок. Установил контакты с итальянской мафией и германскими заправилами наркоторговли. Дела пошли на лад, а бурные события на Балканах открывали новые возможности.

Соседняя Югославия, которой албанцы всегда в глубине души завидовали, стала распадаться как карточный домик при дуновении ветра. Республики отделялись одна за другой. Процесс сопровождался жуткой резней и массовыми убийствами. Ибрагима потянуло на запах крови.

В мусульманском анклаве Боснии он стал видным полевым командиром. Хаги не усердствовал в зверствах, как другие, если не считать нескольких распятых православных священников и изнасилованных монашек. Война шла без правил, а парням из его команды были нужны развлечения.

Когда в Боснию понаехало слишком много международных наблюдателей и прибыли миротворческие контингенты, призванные установить мир, албанец засуетился. Умевший оставаться в тени, он не хотел, чтобы его имя фигурировало в списке военных преступников, подлежавших суду международного трибунала. Проведя несколько операций, бывших, по сути, грабительскими рейдами, он постановил свернуть свою деятельность в Боснии.

Тогда, под стенами монастыря, замшелыми от древности, Хаги подобрал раненого русского с птичьими, круглыми глазами. Вообще-то Ибрагим на дух не переносил русских добровольцев. В сражениях они вели себя как черти, отправив на тот свет немало бойцов из его отряда. Но в пленном, стоявшем у ворот намеченной для грабежа обители, он узнал профессионального убийцу, дерущегося не за идеи, а ради собственного удовольствия. Узнал подсознательно, заглянув в желтые ястребиные глаза. Первую пробу русский преодолел, прикончив ножом раненого товарища. Отряд пополнился новым бойцом по кличке Ястреб.

Свернув дела в Боснии, албанец оставил там несколько надежных людей, продававших наркотики солдатам из миротворческого контингента и остальным желающими гражданам республики. Следуя совету приятеля, он приказал не соваться к российским десантникам и даже не приближаться к лагерю с российским триколором на флагштоке.

– …Наши предпочитают пить водку со своими. Полезут твои с «дурью», десантура рога вмиг поотшибает. Так что держитесь от братишек подальше, – со знанием дела порекомендовал Ястреб, ставший к тому времени незаменимым помощником албанца.