Текст книги "Зачистка под ноль"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 12
Специальная операция

Авиация королевских ВВС до позднего вечера продолжала бессистемно кружить над Ашхамой, приковывая к себе внимание бандитов. И под прикрытием этого шума в некотором отдалении от города тихонько десантировались несколько десятков спецназовцев. Они были тяжело нагружены – в основном оружием, боеприпасами, одноразовыми гранатометами. Если все пойдет хорошо, стрелять придется много. Если пойдет плохо – стрелять придется еще больше.

Уже на аэродроме, перед вылетом, было принято хотя и противоречащее всем правилам, но единственно верное решение – часть спецназовцев, состоящую из элитной группы, подготовленной лично Великановым, отдали под его командование. И на нее взвалили самую серьезную часть работы.

Перед диверсантами стоял ряд последовательных задач. Первое – выдвинуться к городу незамеченными и не напороться на дозоры противника. Вот тут и сказалась настойчивость русского специалиста, проявленная в битвах по обеспечению спецтехникой и в каторжном труде по дрессировке личного состава. Диверсантам удалось безупречно выявить и обойти все секреты и к вечеру подобраться к окрестностям захваченного города. Перед этим с близлежащего холма Великанов сумел провести рекогносцировку и понять – где, что и как. Собственный взгляд на театр военных действий не заменит ни одна карта и ни один аэрофотоснимок.

Приземистый город. Традиционные, в один или максимум два этажа, деревянные и каменные дома, приподнятые на опорах над землей, с садами и огородами, низкими изгородями. Пагода монастыря, уже обуглившаяся.

Увиденное его удовлетворило. В городе множество троп и дорог, огороды и сады, кустарники, деревья, траншеи, бассейны-водохранилища, хозяйственные постройки. Все это давало возможность скрытого передвижения, так что ни одна живая душа не заметит диверсантов. Можно батальон незаметно протащить по улицам. Но батальона у Великанова не было, а было лишь двадцать человек.

Не было заметно излишней суеты и ажиотажа – обычные рутинные мародерства и зверства. Это означало, что бандиты ни о чем не беспокоятся, значит, ни одна из спецназовских групп не засыпалась. Здесь можно было работать.

Тьма быстро поглотила окрестности. В городе время от времени грохотали очереди. Бандиты спать не собирались. Ну, это их проблемы. Темнота – друг диверсанта. Настала пора горячей работы.

В наушнике Великанов слышал отчеты других групп о выходе на рубежи. Все готовы.

Как всегда, внутри пусто и холодно, как перед первым прыжком. И сердце колотится в груди. Но стоит лишь дать отмашку, и бывший майор ВДВ перейдет в боевой режим, когда не будет времени для чувств и размышлений. Останется лишь реальная оценка обстановки и боевые рефлексы, которые спасали не раз и, дай-то бог, спасут его и сейчас.

– Вперед, – дал он отмашку.

И начался боевой отсчет…

На окраине города удалось взять языка. Трое поддатых бандитов шатались, прикидывая, чем еще можно поживиться, при этом плохо посматривали по сторонам. Затаившиеся в кустах спецназовцы неожиданно кинулись на них. Двоим перерезали горло, а третьего Великанов вырубил точным умелым ударом в область шеи.

Пленного быстро привели в чувство в заброшенном саду с полуразвалившимся домом. Бандит плохо понимал, где очутился. Дальше интенсивный допрос, пара переломанных пальцев – больше не понадобилось. И более-менее внятная информация о том, что творится в Ашхаме. Где находятся командиры и штаб отряда, где содержатся заложники, какой у боевиков имеется транспорт.

– Что собираетесь делать дальше? – спросил Великанов.

– Побудем еще немного, отдохнем, – тараторил бандит. – Как военные будут подходить, уйдем.

– Хрен вы уйдете, – по-русски произнес Великанов и кивнул бойцу: – Допрос окончен.

Спецназовец дисциплинированно и без лишних вопросов вогнал пленному десантный нож в сердце.

Великанов разделил отряд на несколько небольших боевых групп. Во главе самой большой группы выдвинулся к дому местного мэра, где теперь находился штаб повстанцев.

Электрического освещения в Ашхаме не было. В некоторых местах жгли костры, от которых кровавые отблески падали на улицы поруганного города. Горело несколько домов, и толпа бандитов поливала бензинчиком из канистр еще один дом, возле которого валялись трупы хозяев. Отовсюду доносились выстрелы и радостные возгласы. Братва гуляла.

Пробирались диверсанты по городу, используя различные укрытия. Некоторые участки преодолели в открытую – благо одеты они были в стандартный камуфляж, имели похожее оружие, а боевики искренне полагали, что вооруженные люди здесь могут быть только их людьми. Поэтому на спецназовцев просто никто не обращал внимания. Несколько раз попадались патрули – на небольших грузовичках или пешие, из пяти-шести человек, кому проклятый долг повелевал воздержаться в эту ночь от гулянки и тянуть службу. Их удалось удачно обходить стороной.

Понаблюдав за основательным двухэтажным, с тремя колоннами, домом мэра, Великанов оценил охрану: она была незатейливая, из маячивших на виду часовых численностью меньше взвода.

В окошке на втором этаже горел свет. В здании наблюдалась активность. Хотелось надеяться, что это командир Хан со своими приближенными строит планы на будущее. Вот только это самое будущее ему сейчас сильно подкорректируют…

По охране отработали как часы. Несколько выстрелов из бесшумного оружия. На фоне грохота очередей никто их даже не заметил. Боец в машине с пулеметом просто клюнул носом. Часовой у автостоянки споткнулся, да так и остался лежать. Еще трое ненадолго пережили их.

Лезть через парадный вход было рановато – неизвестно, какие сюрпризы там заготовлены и кто дрыхнет или бдит. Поэтому Великанов, сбросив с себя все лишнее, оттолкнувшись от подставленных рук, легко, как на учениях, вскарабкался и закрепился на карнизе второго этажа, благо тот был широкий – тех времен, когда любили архитектурные излишества. Игорь пролез, вдавливаясь в стену, к горящему окошку. Одного осторожного взгляда мельком ему хватило, чтобы понять ситуацию – командир Хан предавался плотским утехам с двумя малорослыми смуглыми туземками.

Великанов сжался, как пружина, одним рывком высадил окно и ввалился в помещение.

Хан был быстр, умел и опытен. Его рука коброй метнулась к стоящему рядом с ложем любви автомату Калашникова, но Великанов был куда более умелым и быстрым. Он вырубил его ударом ноги. Тут же короткой очередью, звук которой пожрал глушитель, срезал двоих ворвавшихся в спальню на шум охранников. Прислушался.

Снизу донеслись грохот и хлопки, как от шампанского. А потом донесся уверенный голос:

– Штиль!

Эта условная фраза означала, что дом полностью зачищен.

В комнату осторожно вошли спецназовцы.

– Там было пятеро – офицеры и пункт связи, – доложил сержант, поднимая очки ноктовизора, и блеснул привитым русским специалистом профессиональным сленгом: – Отработаны в минуса.

– На улице тихо?

– Под контролем.

– Хорошо.

Великанов вколол Хану нейтрализатор. Теперь можно быть уверенным – раньше, чем через пять часов, он не очнется. Заодно спецпрепаратом угостил и онемевших, вжавшихся в стенку шалав – не убивать же их. Здоровенный спецназовец взвалил сухое жилистое тело пленника на плечо и двинулся на выход.

Ушли они тоже без проблем. В это время в городе послышались взрывы, и началось настоящее светопреставление. Это диверсанты во всех концах города начали отрабатывать противника…

Одна из групп спецназовцев ликвидировала немногочисленную охрану у баптистской церкви и вывела заложников, включая мэра с семьей. До лесной полосы было недалеко.

– Двигайтесь быстро и организованно, – приказал лейтенант-спецназовец. – Мы вас прикроем.

Четверо диверсантов остались прикрывать отход освобожденных. Когда подоспел отряд бандитов, заработали разложенные на улице и площади мины направленного действия, проредив повстанцев и дав возможность отойти заложникам. Придя в себя после взрывов, бандиты опрометчиво попытались ринуться в погоню по темным улицам, а затем в лес. Но на границе города их еще раз проредили – при помощи оптических ночных прицелов – и отбили желание до утра участвовать в каких-либо поисках.

Но это было только начало. Потом стали рваться автомашины. Взлетели на воздух два бронетранспортера. Возникающие из темноты демоны обильно поливали скопления бандитов огнем, забрасывали гранатами, отрабатывали гранатометами. Смерть таилась всюду. А тут еще выяснилось, что командир Хан исчез.

Среди бандитов лесным пожаром разрасталась паника, но к утру ближайшим помощникам Хана удалось восстановить порядок и управляемость своим сбродом. Потери были огромны – в ночной бойне бандиты потеряли своего предводителя и больше трети личного состава. А тут еще от разведки поступило сообщение, что в сторону города движется танковая колонна. Настала пора делать ноги.

– Мы отступаем! – крикнул перед толпой новый командир. – Но мы вернемся! И нас будет миллион!

Отступать предстояло пешком. Транспорт был поврежден, да и толку-то от него – слишком уж уязвим для огня с воздуха. Двигать решили не в леса – там сам черт ногу сломит; именно оттуда выползли ночные бесы и, возможно, там и ожидают, предварительно заминировав все вокруг. Нет, идти надо было в горы – скалистые, крутые, со множеством тропинок, начинающиеся сразу за северной окраиной города. Тут главное темп. А значит, лишний груз не брать. Пришлось бросить часть награбленного, а раненых добить – не оставлять же своих боевых товарищей на съедение проклятым «железноголовым»!

Но боевики еще не знали, что возможные маршруты отступления в горах были вычислены заранее при помощи местных жителей, как свои пять пальцев знающих все тайные и явные тропы. Высадившиеся с вертолетов десантники заранее оборудовали засады по всем правилам военного искусства, которые им столь упорно вдалбливал Великанов.

Бандиты стали отходить в горы, и расставленные капканы начали захлопываться. И пошла кровавая потеха!

Отходящих бандитов ждали в самых удобных для засад местах. Это когда ни вправо, ни влево – с одной стороны обрыв, с другой горы. С вершин по тебе долбят пулеметчики, и рвутся мины, обрушивая камнепад.

Кто-то из бандитов падал на колени, вздымая руки и прося пощады. Кто-то отстреливался до последнего. Кто-то пробовал бежать. Без толку. Засада – это беспощадная машина, без всякой жалости и снисхождения перемалывающая людей. Пуля, осколок, взрывная волна – метут, не глядя, всех подряд. И нужно быть очень везучим, чтобы выжить в этой мясорубке.

Было организовано преследование тех, кто сумел вырваться из ловушек. Авиаразведка. Вертолеты. Удары НУРСами… Из полутысячи боевиков удалось уйти живыми чуть больше полусотни бойцов.

Проблема была решена. И настала пора считать потери.

В группе Великанова – четверо раненых, один тяжело. Первое, что всегда вдалбливал Великанов в головы своих подопечных – спецназ своих не бросает. В русской военной разведке так не поступали никогда, и не важно, какова цена. Каждый боец знал: товарищ сделает все, поставит на кон свою жизнь, но вытащит тебя. Это американские береты и английские спецы одно время, прикрываясь болтовней о святости боевой задачи и незначительности перед ней отдельно взятой человеческой жизни, могли ликвидировать раненого бойца, не дающего им держать темп.

Уроки русского десантника даром не прошли – из этой бойни спецназовцы вытащили всех своих.

Среди мирного населения потерь было немало, но было бы куда больше, если бы не освободили заложников, которых бандиты намеревались перед отходом взорвать прямо в церкви.

У других подразделений боевые потери были не фатальные, но все же чувствительные. В целом операция прошла удовлетворительно.

* * *

– Я впечатлен, – сказал адмирал У Хтай Аунг, встретив пропыленного, измотанного, но довольного советника на военном аэродроме. – С трудом верится, что мои люди могут так воевать!

– Они смогут еще и не так. – Великанов встряхнул головой, будто пытаясь избавиться от долбившего уши грохота вертолетных винтов. Хорошо поработавший «Ми-17», на котором прибыла диверсионная группа, расслаблялся, готовясь к долгожданному отдыху, винты вращались все медленнее. – Полгода – слишком мало для подготовки полноценного спецназа. Это так, курс молодого бойца. Хорошо, что в мои руки попали уже подготовленные бойцы и не надо было начинать с нуля.

– Результат выше всяких похвал. О чем уже доложено нашему милостивому и мудрому королю Наинг Тхуну, да продлятся годы его, – адмирал церемонно сложил перед грудью ладони. – Думаю, он пригласит вас на прием. Он заинтересовался русским Терминатором.

– Терминатор… – усмехнулся Великанов. – Я русский солдат. А это для знатоков звучит куда круче.

– Было бы честно, если бы генерал Вэй тоже прислал вам благодарность, – улыбнулся У Хтай Аунг.

– Есть за что?

– Вы уничтожили конкурента и предотвратили раскол его сил. Он вам обязан.

– Ну да, – согласился Великанов. – Если бы он знал о моем существовании, думаю, не поскупился бы на подарок. На свинцовые примочки емкостью в пару магазинов.

– Свинцовая примочка… Надо запомнить. Тоже русская шутка?

– Тоже… У меня просьба. Я хочу участвовать в допросе Хана.

Адмирал на миг задумался, потом привычно улыбнулся:

– Не вижу препятствий.

Держали пленника в застенках военной контрразведки. Командир Хан был мрачен, на вопросы отвечал односложно, но не скрывал ничего. Великанов, сидя в сторонке, внимательно слушал беседу, предпочитая не встревать в нее.

– Почему вы откололись от генерала? – спрашивал военный следователь.

– Он встал на неправильный путь и предал идеалы.

– Вы хотели их вернуть?

– Да. Мы сильны истоками. Духовной жизнью предков. Наш девиз – жизнь за свободную Суньяму!

– Вы не жалеете, что вам пришлось предавать своих? И о таком итоге? – поинтересовался Великанов.

– Я не жалею ни о чем. Каждый на Земле должен пройти свой урок. Мой урок мне пройти до конца не дали. Не страшно – я пройду его в следующей жизни. Я реализую свое назначение. Я поведу за собой людей в будущее.

– Можно ли рассчитывать на славное перерождение после убийства лам? – усмехнулся военный следователь.

– У тех монахов была своя карма. Я – лишь ее орудие. Возможно, я освободил их от цепи перерождений. И в чем я должен каяться?

– А почему вы решили, что имеете право вести людей в никому не известное будущее? – спросил Великанов.

– Я увидел свое назначение в свете мандалы.

Когда разговор зашел о старинной вещице, захваченной им в монастыре, Хан заметно оживился и в подробностях рассказал, как завладел вещью. И как генерал отнял ее.

– Я много увидел, – Хан поднял глаза, лучащиеся сумрачной силой и убежденностью. – Я понял, что он обычный тщеславец и тиран. И что я могу стать выше.

Игорь Великанов, получивший недвусмысленные указания из Центра по поводу всех ситуаций, возникающих вокруг таких артефактов, заинтересовался этой темой.

– Можете ее описать? Нарисовать? – Он встал, подошел к следователю, взял у него бумагу и вместе с карандашом протянул арестованному. Следователь опасливо отодвинулся, прикидывая, что в руках опытного убийцы карандаш является смертоносным оружием. Но Великанов успокоительно поднял руку – мол, не бойся, я с тобой.

Командир Хан пару минут тупо смотрел на лист. Потом карандаш заскользил по бумаге – быстро и точно, как по волшебству. У «художника» было при этом какое-то отрешенно-целеустремленное выражение лица. Через некоторое время на листе возникли витиеватые узоры. Если они соответствуют действительности, то странно, что ему удалось запомнить их настолько точно.

– Куда генерал дел эту вещь? – спросил Великанов, забирая рисунок.

– Насколько я в курсе, он переправляет подобные предметы в Европу. Там у него есть посредник по теневым сделкам с антиквариатом. Он помогает ему продавать святыни. У этих людей нет святого в душе. И они хотели править нами… – Командир Хан схватился за шею и втянул глубоко воздух. – Он-ни не могу-ут.

Он сжал голову руками.

Следователь ошарашенно смотрел на него. Поняв, что клиент не в себе, крикнул стоящим у дверей гориллам из военной полиции:

– К доктору его!

Не дай бог, с арестованным что-то случится! Командир Хан нужен живым, здоровым и способным повторить перед телекамерой все то, что он сейчас наговорил о клике генерала Вэя.

– Живи в тиши, а в Центр грамотки пиши, – пробубнил под нос Великанов, поздней ночью направляя сообщение в далекую Москву, не ожидая особых последствий – информация не представлялась ему сколь-нибудь важной.

…Профессор Савицкий придерживался другого мнения. Он нашел, наконец, тот крючок, на который можно подцепить, а потом вытянуть затаившегося в черных пучинах кракена.

– Ну что, Влад, дождались, – сообщил он оперативному координатору проекта «Барьер-два».

Глава 13
Легенды старого наци

– Странно все это, – произнес Зигмунд фон Рихтгофен. – Все помню в мельчайших деталях. Сорок пятый год, как вчера было.

– Почти семьдесят лет прошло, – произнес Савицкий.

– Возраст… То, что было вчера, тут же смазывается в памяти и становится несущественным. А давние победы и поражения будоражат кровь, подменяют реальность. Вот так люди становятся воспоминаниями о самих себе. Наверное, это и называется – жить прошлым, – с некоторой грустью произнес старый нацист.

Влад вытащил из нагрудного кармана рубашки белоснежный платок и протер вспотевший лоб. Кондиционер в помещении работал слабовато и не мог побороть хваленую европейскую жару.

Лето в Европе выдалось на редкость знойное. Солнце немилосердно жарило, заставляя жителей воевать с жарой при помощи кондишнов и льда из холодильников. Народ купался в фонтанах, изнемогал от зноя. Каждый день, как сводки боевых действий, по телевизору сообщали, сколько еще человеческих жизней унесло глобальное потепление. У многих не выдерживало сердце.

В доме Рихтгофена в небольшом бельгийском городке Жюме не было и следа старческой затхлости. Здесь царил идеальный порядок. Современная мебель, больше похожая на офисную, никак, казалось, не соответствовала званию профессора истории, самого пришедшего из другого, легендарного времени. Старых вещей не было вообще, если не считать тысяч книг; некоторые были закованы в благородные доспехи из сафьяновой кожи и украшены золотым тиснением. Они приютились на металлических полках в библиотеке, одновременно служившей и залом для приемов званых и незваных гостей.

Русича и Савицкого бывший гауптштурмфюрер СС принял довольно радушно. Он помнил некоторые давние обязательства перед советскими спецслужбами, не раз выполнял поручения советской разведки. Вот и теперь дисциплинированно согласился на встречу. Немцы старого поколения обычно верны своим обязательствам до гроба. Хваленая протестантская этика.

Он выглядел гораздо моложе своих девяноста с прицепом годков и обладал поразительной ясностью мысли и четкостью формулировок. Был по-военному подтянут, сухощав, с морщинистым, но каким-то упругим лицом. И только руки подкачали – плотно обтянутые кожей, узловатые, будто ветви дерева, немножко дрожащие. Да, старый нацист держался молодцом.

– Я отлично помню, как кончилась моя служба на благо рейха. До сих пор ощущаю кислый вкус во рту и вату в ушах, когда меня накрыло взрывной волной.

Посланцы «Пирамиды» были прекрасно осведомлены об этой истории. Савицкий дотошно изучил показания бывшего гауптштурмфюрера СС сотрудникам НКВД. Там и упоминалось о мандале желания – артефакте из груза, который оберфюрер Лиценбергер пытался спасти в последний для него день войны.

– Как же я был молод, – как-то ностальгически улыбаясь, произнес Зигмунд фон Рихтгофен. – И глуп.

– Вас тяготит ваше нацистское прошлое? – полюбопытствовал Влад.

– Нисколько. У каждого свой путь… Да и чертовски хорош на вкус был тот колдовской напиток, которым нас щедро опаивал фюрер.

– Что же это за напиток такой? – спросил Савицкий.

– Громовой коктейль из идей. В его основе три ингредиента: чувство превосходства – твоей нации и твое собственное, ощущение силы и избранность. У кого угодно голова пойдет кругом.

– Да, головы немцам тогда закружили хорошо… – усмехнулся Савицкий. – До полной потери ориентации.

– Верно… Иллюзии утрачиваются со временем. Но тогда я был полон энтузиазма. Вам, молодым, трудно осознать, каким был мир тогда. Время титанов. Гитлер пришел, когда мы изголодались по большим идеям и честному служению. Вы не представляете, какое это ощущение – ежедневно жить с чувством национального унижения. В результате Первой мировой войны Германия была не просто поставлена на колени и ограблена до нитки. От нее не просто оторвали обширные, исконно германские территории. Немцам постоянно плевали в душу. Все: интриганы-англичане, торгаши и скряги-французы; даже пустые, как картонная коробка, спесивые поляки. И тут появляется вождь, который разбивает каторжные оковы. Вытягивает народ из нищеты – при Гитлере был бешеный рост экономики, куда там современному Китаю! И дает цель – мы лучше, мы должны властвовать над этим гнилым миром, который еще не раз пожалеет о причиненных нам обидах!

– Действительно, привлекательно, – усмехнулся Влад.

– Не представляете, насколько. Кроме того, нам дали врага – и не скажу, что он был полностью выдуманный. Крупный еврейский торговый и финансовый капитал. Я был ребенком и видел немцев, не способных добыть своим голодным детям кусок хлеба. Я помню, как мой отец хотел покончить жизнь самоубийством, отчаявшись найти хоть какую-то работу. А в это время ростовщики возводили особняки, блистали бриллиантами на светских раутах, мило развлекались в ресторанах и театрах… Германия была для них, а не для нас. И это все выставлялось напоказ. Мы были рабами. Это страшно унизительно… Впрочем, что я вам рассказываю. Вспомните Россию девяностых годов – то же самое. Просто вы не нашли способа стряхнуть этих клопов, высасывающих вашу кровь. А мы нашли. Кардинальный способ… Так стоит ли удивляться тому, что я, студент исторического факультета Кенигсбергского университета, стал ярым приверженцем идей арийского господства? Я был заворожен несокрушимой мощью Третьего рейха.

Немец замолчал. Глаза его затуманились воспоминаниями. Он взял стоящий перед ним на столике хрустальный бокал с водой и сделал небольшой глоток. Потом посмотрел на ожидающих продолжения присутствующих. Савицкий взирал на него с нескрываемым академическим интересом.

– И вот профессор Лиценбергер делает своему ученику, заканчивающему университет, предложение. Очень лестное предложение. От таких предложений не отказываются.

– Почему он выбрал вас? – спросил Савицкий.

– Я был беззаветно предан идеям национал-социализма. Подавал большие надежды как историк и аналитик. Был отличным спортсменом. Лиценбергер потом говорил, что увидел во мне образец эталонного арийца.

Влад скосил глаза на развешанные по стене фотографии. Видимо, Рихтгофен не сильно страдал политкорректностью, потому что среди развешанных в рамках фотографий – с археологических раскопок, в компании с различными знаменитостями – была пожелтевшая фотка хозяина дома в эсэсовской форме. Действительно, эталонный образец истинного арийца. Правильные черты лица, пронзительный взор… Белокурая бестия, мечта девушек рейха. Он был хорош!

– Я дал согласие. Прошел посвящение – в лучших традициях тайных орденов, когда при свете факелов стройный хор молодых и сильных голосов повторяет священную клятву. Мне был вручен перстень с рунами, означавший, что теперь я избран. Сейчас как-то все позабыли, что СС была не просто спецслужба и мощная боевая единица. Это был рыцарский орден. Черные рыцари ариев. А «Аненербе» – институт «Наследие», сердцевина ордена, хранитель его тайн и идеологии. Представляете, что это такое для мальчишки – попасть в святая святых? Я был счастлив.

– И что вы сейчас думаете об «Аненербе»? – спросил Савицкий, которого разговор увлек настолько, что он начал забывать о целях визита.

– Это была попытка создать мощный локомотив, который увлечет великую Германию в светлое будущее. Изучение тайн истории там сочеталось с разработкой новейших военных технологий и с постижением мистических знаний. Организация собрала вместе и маститых ученых, на которых была богата самая лучшая в мире на тот момент немецкая наука, и шарлатанов, и солдат, и палачей.

– Но главным все же было обоснование законности права Германии властвовать миром, – отметил Савицкий.

– Понимаете, Советы были в более выгодном положении. У них была своя религия – марксизм. Были свои мифы – мировая революция, святой Ленин. И у большевиков были единственно верные и простые ответы на все вопросы. Нацизм нуждался в своей мифологии. И мы пытались ее создать.

– Успешно?

– С переменным успехом… По большей части мы просто утоляли жгучую мистическую жажду некоторых руководителей рейха.

– Гитлера? – спросил Влад.

– Ну, мистицизм Гитлера сильно преувеличен, молодой человек. Фюрер был больше практиком – жестким и рациональным. Например, он то предавал анафеме христианство, то опять возвышал его и заключал договоры с Ватиканом. Это ведь его слова: «Наша старая мифология потеряла всякую ценность с тех пор, как христианство укрепилось в Германии. Такое движение, как наше, не должно давать увлечь себя в уклоны метафизического порядка. Нужно придерживаться духа точной науки…» Вот рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер действительно был убежденным и искренним мистиком. Фактически это он создал «Аненербе». Все началось в 1932 году с организованной историком Германом Виртом вполне невинной и даже потешной выставки любителей немецкой истории, в которой мракобесно описывались наши истоки. Посетивший ее Гиммлер сильно впечатлился. И вскоре под его протекторатом был организован институт «Наследие». Сперва он достаточно скудно финансировался за счет Министерства сельского хозяйства. А через несколько лет стал мощнейшим структурным подразделением СС. Одно время даже ходили разговоры о передаче ему всех концлагерей, где был богатый материал для экспериментов над людьми. Старые профессора классической немецкой школы и молодые задорные ученые получили черную форму, звания офицеров СС и щедрое финансирование. Отказ означал запрет на научную деятельность в тех направлениях, которые монополизировала СС.

– В общем, такое милое общество краеведов-убийц, – усмехнулся Русич.

– Недалеко от истины, хотя и узко. Там было все, что душе угодно. Тридцать пять научных отделений, начиная с отдела энтомологии и борьбы с паразитами, изучения карстовых пещер и кончая отделением оккультизма, парапсихологии. Но главное, конечно, история. Целые отделы изучали народные легенды, этнографию и, конечно же, расовые вопросы.

– Это да, – кивнул Савицкий. – До сих пор мир с содроганием помнит методы по расовой отбраковке. И эксперименты по евгенике.

– И это было, – кивнул старый эсэсовец.

– А был хоть какой-то реальный выход от деятельности организации, которая оттягивала значительные ресурсы, особенно когда Германия уже изнемогала под натиском врага и эти ресурсы были очень дороги? Насколько я знаю, «Аненербе» стала немцам не дешевле, чем ядерный проект «Манхэттен» – американцам, – спросил Савицкий. – Хоть какие-то реальные технологии?

– Гиммлер не был романтиком. Он, конечно же, надеялся на практический результат. Если бы только было время… «Аненербе» курировала создание оружия возмездия – ядерной бомбы, ракет. Многочисленные медицинские эксперименты… Кстати, первые зафиксированные в мире случаи излечения рака были получены вивисекторами «Аненербе».

– Почему направление истории индоевропейских религий считалось приоритетным?

– Нацистские бонзы возлагали надежды на Восток, на прародину ариев. И мы добросовестно искали доказательства. В экспедициях, тиши библиотек, в дискуссиях с адептами восточных религий мы пытались найти там духовную опору.

– Традиция искать опору на Востоке жива, – заметил Савицкий.

– Ничего удивительного. Сегодня, как никогда, Запад ощущает свою ущербность. И приходит на Восток за тайнами. За Вечностью. И находит, по большому счету, только то, что и искал: забавный аттракцион с национальным колоритом. Эдакую карикатурную Шамбалу. Западу нужен Запад. Нужно Дело. Результат. А сейчас – все больше картинка, клип. Для него нет слияния внутреннего и внешнего космоса, растворения в Вечности и кристальной ясности Мироздания.

– Что делали монахи из Суньямы в замке Шварцвальд? – осведомился Савицкий.

– Как и все в этой странной программе: надували щеки и напускали туман. У них это отлично получалось.

– Но профессор Лиценбергер считал по-другому, – задумчиво произнес Савицкий. – Ведь он наверняка тоже преследовал практические цели. Иначе Гиммлер не дал бы ему генеральское звание, а в лучшем случае отправил бы, как идейного основателя «Аненербе» и знатока истинной истории Виллигута, лечиться в сумасшедший дом.

– Ах, этот старина Виллигут с его поддельными летописями ариев… С теориями о пятой эпохе, атлантах и падших ангелах, о насчитывающей 200 тысяч лет истории германцев, когда на небе было три солнца, а по земле бродили гиганты и карлики, гномы и эльфы… – Старый эсэсовец засмеялся. – Он действительно нуждался в госпитализации. Лиценбергер был человек другого плана, отличался здравомыслием, переходящим иногда в приземленность. Но он убедил и себя, и Гиммлера, что мы откопаем под пылью веков такой чудесный механизм, который позволит руководить людьми, как роботами. Мир подчинен ритмам и колебаниям. Если найти алгоритм, проникнуть в ритм, тогда можно получить власть над массами.

– И ядерное оружие будет не нужно.

– Оружие вообще будет не нужно. Оружием станет слово, символ, знак. Мистицизм в самой своей крайности. Лиценбергер был великий ученый. И мистик. Я простой ученый, хотя и известный, и не подвержен безумным идеям, на поверку оказывающимся мракобесием. С того апрельского дня сорок пятого года, когда мой учитель и друг профессор Лиценбергер целился в меня из пистолета и спускал курок, чтобы сохранить эти замшелые и пустые секреты, я сильно изменил отношение к миру.

– И что? Неужели все усилия «Аненербе» на восточном направлении были потрачены впустую?

– Хотя у меня и был недостаточный уровень допуска к секретам рейха, но мое твердое мнение – совершенно впустую. И Лиценбергер заслуженно добавил свое имя в пантеон бесплодных фантазеров.

– Хорошо. – Савицкий решил вернуться к своим баранам и вытащил из портфеля плотный лист формата А-4 с изображением мандалы, нарисованным томящимся в застенках военной контрразведки командиром армии «Справедливого пути Суньямы» Ханом. – Что это?

Старик взглянул. Насупил брови.

– Откуда это у вас? – резко спросил он после секундного замешательства.