Текст книги "Последний день Америки"
Автор книги: Сергей Зверев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Сергей Зверев
Последний день Америки
Часть первая. Операция «Цунами»
Вступление
Атлантический океан, залив Мэн; борт крейсерской атомной подводной лодки «Барракуда». Сентябрь 1984 года
На борту современного подводного атомохода было непривычно тихо. Перед входом в акваторию залива Мэн командир лично прошел по отсекам и боевым постам, напоминая личному составу о необходимости соблюдать полную тишину. Вдоль всего побережья Соединенных Штатов располагались береговые гидроакустические станции с очень чувствительными гидрофонами, и данная мера не была лишней. Офицеры и мичманы перемещались по лодке, надев специальную обувь на войлочной подошве; меж собой общались шепотом; переборочными люками не грохали; мощность корабельной трансляции настроили на минимум.
Сняв левую ладонь со штурвала, боцман быстро вытер рукавом робы вспотевший лоб. Он восседал на «разножке» перед рядами круглых шкал глубиномеров, дифферентомеров, аксиомеров.
– Штурман, сколько под нами? – послышался напряженный голос командира.
– Пятьдесят метров, – доложил тот.
– Боцман, глубина двести.
– Понял, командир, глубина двести.
Плавно потянув штурвал на себя, боцман изменил дифферент корабля…
На ярко освещенном Центральном посту – сосредоточии органов управления жизненно важных систем субмарины – подводники несли вахту. Командир корабля восседал в кресле, за глаза именуемом «троном». В «конторке» за пультом громкой межотсечной связи сидел вахтенный офицер. На «сейфе живучести» обретался вахтенный механик. Боцман крутил «баранку», а штурман, как всегда, нависал в выгородке над прокладочным столом, подсвеченным выдвижной лампой.
Пока на ЦП было спокойно: мерно жужжал репитер гирокомпаса, изредка проходили доклады из отсеков, лодка приближалась самым малым ходом к назначенной точке…
– Заняли двести метров, – доложил боцман.
– Так держать.
Спустя пять минут штурман оторвался от карты.
– Подходим.
– Сколько осталось?
– Три кабельтовых.
Развернувшись, командир заглянул через его плечо в карту.
– Вот наше место, – подсказал штурман, обведя карандашом точку на проложенном маршруте. – Шестьдесят миль до Бостона и пятьдесят пять до Портленда.
– Хорошо. Механик, приготовиться.
– Есть приготовиться.
– Вахтенный, что у акустиков?
Связавшись с постом акустиков, вахтенный офицер доложил:
– Посторонних шумов не слышно.
– Носовому отсеку готовность номер один, – проговорил командир в микрофон трансляции.
– Есть готовность номер один, – отозвался динамик голосом командира БЧ-3.
Командир экипажа посмотрел на часы. До сброса последней торпеды оставалось не более десяти минут…
Москва; Кремль. Январь 1984 года
За полгода до старта сверхсекретной операции «Цунами» в Кремль был вызван первый заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал флота Чернов. В кремлевском кабинете его ждали трое: Председатель Комитета государственной безопасности генерал армии Чебриков, министр обороны Маршал Советского Союза Устинов и один из членов Политбюро, курировавших вопросы обороны и безопасности.
– Догадываетесь, почему мы вызвали именно вас? – глянул на адмирала Устинов.
– Нет, – честно ответил тот.
– Главнокомандующий ВМФ Сергей Георгиевич Горшков скоро покидает свой пост и переходит в Группу Генеральных инспекторов Министерства обороны. Обязанности Главнокомандующего будете исполнять вы, Владимир Николаевич. Вам ясно?
– Так точно, товарищ маршал.
– Вот поэтому вы и приглашены в этот кабинет. Присаживайтесь. Разговор предстоит долгий…
Спустя пять часов Чернов возвращался в Главкомат. Сидя на заднем сиденье служебной «Чайки», он глядел в окно и в который раз мысленно прокручивал разговор в кремлевском кабинете.
Чувство радости и гордости, переполнявшее душу после слов Устинова о назначении на должность Главнокомандующего ВМФ, по мере дальнейшей беседы постепенно сменялось чувством озабоченности. Три облеченных властью собеседника поставили перед ним такую задачу, от которой замирало сердце. И чем ближе он подъезжал к Главкомату, тем сумрачнее становилось на душе, ведь теперь все наиважнейшие вопросы предстояло решать самому. Без подсказок сверху, без помощи и советов многоопытного Сергея Георгиевича Горшкова. Впрочем, советоваться с кем-либо по организации предстоящей операции под кодовым названием «Цунами» Чернову строго запретили.
Подрулив к парадному подъезду, «Чайка» плавно остановилась у гранитных ступеней крыльца. Поджидавший дежурный открыл дверцу, козырнул и шагнул в сторону. Поднявшись в свой кабинет, Чернов попросил адъютанта принести справочник атомных подводных лодок, состоящих на вооружении в ВМФ СССР. Когда журнал с цветными вклейками лег на зеленое сукно стола, он приказал не беспокоить его в течение часа и принялся листать страницы, вчитываясь в цифры тактико-технических данных каждого проекта…
Атлантический океан, залив Мэн; борт крейсерской атомной подводной лодки «Барракуда». Сентябрь 1984 года
Не отрывая взгляда от приборов, тридцатилетний мичман плавно ворочал штурвалом, выдерживая заданные командиром параметры хода.
– Штурман, сколько под нами? – спрашивал капитан первого ранга с интервалом в две-три минуты.
Континентальный шельф плавно поднимался, глубина уменьшалась с каждым пройденным кабельтовым.
– Тридцать пять, – доложил штурман. – До заданной точки один кабельтов.
– Боцман, скорость?
– Менее узла. Падает.
– Механик, машине стоп. Дифферент – ноль.
– Есть стоп машине, дифферент – ноль…
Еле слышимый гул электродвигателя экономичного хода стих. Несколько минут субмарина шла по инерции, затем зависла в двадцати метрах от песчаного дна.
Штурман опустил острие карандаша в центр обозначенного на карте круга. И, распрямив спину, выдохнул:
– Мы над точкой. Саргассово море, залив Мэн, глубина точки сброса – двести пятнадцать метров.
– Все верно, – прошептал капитан первого ранга и отдал очередной приказ: – Боцман, держать глубину и направление.
– Есть держать…
В ЦП вошел старший помощник и негромко спросил командира:
– Мне проконтролировать сброс?
– Займи мое место. Пойду сам поставлю последнюю точку.
По пути в носовой отсек командир еще раз бросил взгляд на часы. До сброса торпеды оставалось две минуты.
– Торпедный аппарат к пуску заряда готов, – доложил командир БЧ-3.
– Все проверили?
– Так точно.
– Приготовились.
Капитан-лейтенант и два мичмана заняли штатные места. Капитан первого ранга замер, глядя на секундную стрелку часов…
Москва, Кремль. Февраль 1984 года
Чернов тщательно и долго выбирал подводный корабль для выполнения чрезвычайно ответственной и в высочайшей степени секретной миссии. Поначалу, перебрав все проекты стоящих на вооружении атомных подлодок, он пришел в замешательство – ни одна из них для участия в операции под кодовым названием «Цунами»» не подходила. Причин было множество: излишняя шумность, недостаточная автономность, отсутствие торпедных аппаратов калибра 650 миллиметров или наличие на борту ракетных шахт, использование которых в операции не предполагалось…
Помог случай. Спустя неделю после визита в Кремль на стол новому Главнокомандующему легла для ознакомления папка с результатами первого этапа ходовых испытаний атомной подлодки нового «третьего» поколения.
– Проект 945 «Барракуда», – прочитал Чернов название материала и углубился в чтение.
А через полчаса в радостном возбуждении ходил вдоль приоткрытых окон и курил одну сигарету за другой. Подводный корабль для секретной операции был найден. Теперь оставалось дождаться окончания ходовых испытаний новой подлодки, убедить высокое начальство, набрать экипаж и приступить к подготовке…
Немногочисленные руководители партии и правительства, посвященные в суть задания, не торопили, и анализ тактико-технических данных основного претендента длился около месяца. На кону стояло многое, ибо любая ошибка, просчет или осечка могла привести к началу Третьей мировой войны. Не больше, но и не меньше.
По истечении месяца командующий ВМФ вновь прибыл в Кремль. В кабинете его поджидали все те же лица: министр обороны Устинов, председатель КГБ Чебриков и престарелый член Политбюро, ведавший вопросами обороны и безопасности.
– Каковы ваши успехи, адмирал? – спросил старик.
– Выбор сделан, – положил на стол папку с собранными документами Чернов. – Предлагаю послать к берегам Северной Америки крейсерскую атомную подводную лодку проекта 945, получившую шифр «Барракуда».
– Почему вы остановились на данном проекте? – поинтересовался пожилой партийный босс.
– Неделю назад закончились ходовые испытания головного корабля этого проекта. Здесь, – кивнул он на папку, – собран полный отчет. В двух словах могу сказать следующее: на сегодняшний день аналогов нашей «Барракуде» нет. Это один из самых современных подводных кораблей, представляющий так называемое «третье поколение». При его постройке применены самые новые технологии.
Член Политбюро мало смыслил в военном деле, однако старая партийная привычка руководить всем и вся заставляла предпринимать лишние действия.
– Новые технологии? – поправил он очки в тяжелой роговой оправе и требовательно посмотрел на адмирала. – Какие именно?
– Во-первых, корпус подводной лодки выполнен из титанового сплава, что позволило увеличить максимальную глубину погружения более чем в полтора раза по сравнению с подлодками «второго поколения». Во-вторых, применение титана уменьшило массу, снизило магнитные характеристики и увеличило полезную нагрузку. В-третьих, подлодка оснащена новейшими силовыми агрегатами и радиоэлектронным оборудованием. В-четвертых, передовая конструкция гребных винтов показала на прошедших ходовых испытаниях практически бесшумность при передвижениях данного корабля. И наконец, в-пятых, в носовом отсеке «Барракуды» шесть торпедных аппаратов, два из которых нужного нам калибра – шестьсот пятьдесят миллиметров.
– Титан, новейшее оборудование, торпедные аппараты и бесшумность… – на миг задумался партийный чиновник, – это хорошо. Особенно бесшумность. Если я не ошибаюсь, по всему побережью Соединенных Штатов размещены мощные гидроакустические станции?
– Так точно. Система под названием SOSUS.
– Расшифруйте, адмирал.
– Система подводной разведки и наблюдения – Sound Surveillance Undersea System. По данным нашей разведки, всего вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий развернуто не менее двадцати двух береговых гидроакустических станций.
– Вы понимаете серьезность американского противодействия? – вмешался в разговор Устинов. – Уверены в том, что эта система не заметит «Барракуду»?
– Понимаю и уверен, – настаивал Чернов. – Если «Барракуда» движется самым малым ходом, ее невозможно услышать.
– Какова ее автономность?
– Сто суток.
– Можно ли ее увеличить?
– Да, запас кислорода имеется, есть опреснители морской воды. Если дополнительно разместить в отсеках провизию, то автономность увеличится процентов на тридцать-сорок.
– Сколько человек в экипаже? – прищурился Чебриков.
Председателя КГБ интересовала проблема, связанная с возможностью утечки информации об операции «Цунами».
– Шестьдесят один человек, из которых больше половины офицеры.
– А остальные?
– Мичманы.
– Получается, что матросов и старшин в экипаже нет?
– Ни одного.
– Почему?
– Современная техника и оборудование подлодки слишком сложны – за пару лет срочникам их не освоить.
– Так даже лучше, – кивнул председатель КГБ. И обернувшись к старику, сказал: – У меня больше вопросов нет.
– Пожалуй, и мне все ясно, – вторил ему маршал Устинов.
– Что ж, в таком случае подведем черту, – снял очки член Политбюро. – С формированием экипажа «Барракуды» вам поможет Виктор Михайлович Чебриков. Ну, а затем вы займетесь его подготовкой. Сколько времени понадобится, чтобы обучить экипаж?
– В обычных условиях обучение и тренировки занимают от пяти до шести месяцев.
– Это много. Операция «Цунами» должна стартовать в середине лета.
– Программу можно сократить. В исключительных случаях экипажи проходят ускоренную подготовку и укладываются в три месяца.
– Стало быть, решено. Список личного состава вам предоставят через неделю. Ваша задача, адмирал: лично контролировать ход обучения. Вопросы есть?
– Все ясно, товарищ член Политбюро. Кроме одного незначительного момента.
– Слушаю.
– У новой подлодки до сих пор нет названия. Как прикажете ее назвать?
– А чем вам не нравится «Барракуда»? – пожал плечами старик. – По-моему, нормальное название. Как вы считаете, товарищи?
Маршал с генералом армии, соглашаясь, закивали:
– Вполне подходящее.
– Решено. Пусть остается «Барракудой»…
Атлантический океан, залив Мэн; борт крейсерской атомной подводной лодки «Барракуда». Сентябрь 1984 года
Заняв штатные места, капитан-лейтенант и два мичмана ждали команды. Командир, глядя на секундную стрелку часов, плавно поднял правую руку… Однако ровно за секунду до отмашки круглый переборочный люк приоткрылся.
– Товарищ командир, – шепотом позвал вахтенный офицер.
– Да, – обернулся тот.
– Акустик доложил о подозрительных шумах.
– Классифицировал?
– Так точно. Фрегат типа «Оливер Хазард Перри».
– Черт… Опять он. В каком секторе?
– В южном.
Известие не обрадовало. «Хвост» привязался с того момента, когда «Барракуда» прошла траверз Норфолка – главной базы Атлантического флота США. Видимо, одна из береговых гидроакустических станций системы SOSUS все-таки засекла шедшую малым ходом советскую подлодку. Случилось это десять дней назад. Определив слежку, командир приказал снизить ход до самого малого, предпринял несколько противокорабельных маневров, что позволило «Барракуде» оторваться. И вот опять знакомые шумы.
– Трехрогий якорь им в толстую кишку, – проворчал капитан первого ранга и посмотрел на часы.
Секундная стрелка миновала цифру «двенадцать» и сделала лишний оборот. Время шло…
«Пока мы неподвижно висим на глубине – нас не обнаружат. Начнем двигаться самым малым – получим хороший шанс смыться. А выстрел торпедного аппарата акустики с американца как пить дать засекут, – размышлял капитан первого ранга. – Да, обнаруживать себя страсть как не хочется. Но приказ есть приказ. Пять выстрелов уже сделано. Первый у полуострова Флорида – в районе города Орландо. Второй на сто шестьдесят миль севернее – напротив города со странным названием Саванна. Третий – между Чарлстоном и Уилмингтоном. Четвертый – у Вирджинии-Бич и Портсмута. Пятый аккурат напротив залива Нью-Йорка. Остался шестой заряд калибра шестьсот пятьдесят миллиметров. Последний, должный остаться на равном удалении от городов Бостон и Портленд. Надо стрелять. Надо!..»
– Вахтенный, – обернулся он к офицеру.
– Да, товарищ командир.
– Сразу после выстрела самый малый вперед и разворот на курс сто десять. Глубина прежняя.
– Понял.
– Выполнять.
Круглая крышка люка закрылась.
– Ну что, торпедисты, готовы?
– Так точно.
– Пли!
Глава 1
Атлантический океан; борт подводной лодки сверхмалого класса «Барракуда». Настоящее время
Открываю глаза. Впечатления от неприятного сна расплываются, сознание медленно возвращается к действительности. Что сейчас на поверхности: день или ночь?.. Понятия не имею. На часы смотреть не хочется. Лень. Надо мной все тот же потолок из негорючего пластика густо-молочного цвета. Ряд одинаковых квадратных панелей, плотно примыкающих друг к другу. Швов почти не заметно, вместо них лишь тонкие росчерки теней, рождаемые сумрачным маревом дежурного освещения.
Нет, я еще не проснулся. Взгляд мутноват, мысли по инерции прокручивают последний эпизод из затяжного, отвратительного сна. Воспоминания о нем понемногу уходят, напряжение мышц и нервов ослабевает. Это плюс. А минус в том, что я опять возвращаюсь в реальность. И еще неизвестно, что лучше: изматывающее черной фантазией сновидение или моя настоящая жизнь.
М-мда… Настоящая жизнь. Она чертовски однообразна и ограничена двенадцатью квадратными метрами замкнутого пространства. Да, именно столько мне отвели для существования конструкторы из Санкт-Петербургского морского бюро машиностроения «Малахит».
Иногда у меня возникает стойкое ощущение того, что подводные лодки сверхмалого класса проектируют люди с нездоровой психикой. Мою «Барракуду» построили, взяв за основу проект 865, или знаменитую «Пиранью». Однако тот конструкторский замысел изначально предполагал решение совершенно иных задач. «Пираньи» предназначались для ведения разведки, скрытной доставки к месту проведения операций подводных диверсантов или водолазных комплексов. Экипаж состоял из трех человек, дальность плавания под водой экономичным ходом – двести шестьдесят миль, автономность – всего десять суток.
Десять суток! Самый оптимальный срок добровольного заключения в титановом ящике, – с трудом принимаю сидячее положение. И заметив большой настенный календарь с зачеркнутыми числами, ухмыляюсь: – А я болтаюсь на глубине уже третий месяц. Третий месяц исполняю главную роль в одном и том же сериале про море…
Я все же бросаю взгляд на зеленоватые цифры, показывающие московское время. Делаю это машинально, ибо точно знаю, что просыпаюсь в пять утра плюс-минус десять минут. Надо встать, умыться, позавтракать и приступить к исполнению обязанностей: проверить показания приборов, исправность систем, изменить глубину и начать подзарядку аккумуляторных батарей.
Туалет и крохотный умывальник находятся в кормовом отсеке, отделенном от жилого толстой переборкой. Там всегда душно и воняет машинным маслом, к запаху которого мне пришлось привыкнуть. В конце концов, я не в каюте круизного лайнера, а на борту боевой субмарины. Ополоснув лицо и шею, смотрю в сторону лежащего на полочке бритвенного станка. На лице за время похода выросла приличная борода, которую я терплю только по одной причине: слабенький бортовой опреснитель вырабатывает в сутки всего десять литров воды. Бриться, используя морскую воду, – сущее наказание, а пресную приходится экономить для приготовления пищи, для кофе или чая, а также для принятия душа.
Почистив зубы, заканчиваю с утренним туалетом и возвращаюсь в основной отсек. Он служит мне и камбузом, и каютой, и рабочим местом. Я успел изучить каждый уголок этого помещения. Да что там уголок! Каждый квадратный сантиметр его внутренней обшивки. Закрыв глаза, я легко восстановлю в памяти все элементы основного отсека: встроенную мебель и плавные обводы потолка, переходящего в стены; шкафчики и рундуки, выключатели и розетки, лампы и надписи, выполненные однообразным трафаретным шрифтом, приваренную к переборке по моей просьбе перекладину и стоящую в углу пудовую гирю…
В носовой части субмарины находится охлаждаемый приборный отсек, куда ведет крохотный люк рядом с правым бортом. Левее люка и ровно по центру переборки расположена приборная панель с прямоугольниками мониторов, со штурвалом, клавишами, тумблерами и рукоятками управления силовой установкой. Перед панелью высится мой «трон» – довольно удобное кресло анатомической формы.
Позади кресла к левому борту прилеплен шкаф, условно делящий отсек на две зоны: рабочую и жилую. В верхней части шкафа несколько полок с комплектами различного белья – от теплого шерстяного до легкого хлопчатобумажного. В средней части большое отделение для многослойного гидрокомбинезона, ребризера, маски, ласт, перчаток, ножа и двухсредного автомата с боеприпасами. Здесь же хранится и навигационно-поисковая панель. Хорошая штука, но о ней позже. В нижней части шкафа – полка для обуви.
За шкафом чуть ближе к корме стоит кровать, на которой я провожу по пятнадцать часов в сутки. Напротив кровати – камбуз, представляющий собой двухметровый ряд из шкафчиков и тумб. Ну, а в кормовой переборке зияют два одинаковых круглых люка. Правый – вход в туалет; левый – в холодильник с провиантом. К потолку подвешен раскладной алюминиевый трап. При необходимости один его край опускается, освобождая доступ к люку шлюза. И последнее, чем «украшен» потолок, – опускаемый перископ, ручки которого торчат в разные стороны от оптико-электронного блока.
Не считая мягкого голубоватого света от мониторов, два из которых не выключаются никогда, жилой отсек освещается слабой дежурной лампой, торчащей над кормовой переборкой. Вторая лампа дневного света расположена над кухонным рабочим столом. Третья имеется над изголовьем кровати, но ею я пользуюсь крайне редко. Во-первых, берегу электроэнергию, во-вторых, взятые в поход книги и журналы давно перечитаны от корки до корки.
Что у нас сегодня на завтрак? Вхожу в холодильник и поочередно открываю одну дверку, вторую, третью… Я предпочитаю завтраки, состоящие из чего-нибудь легкого – не могу по утрам набивать желудок. Порошковый омлет надоел до тошноты. Последний кусок сыра я доел на прошлой неделе. От сырокопченой колбасы воротит… Включаю плитку и ставлю варить кофе. А пока он готовится, достаю из фруктового отделения холодильника крупный апельсин и, устроившись в рабочем кресле, поедаю его прямо с кожурой…
* * *
Задумавшись, я забываю о кофе. Услышав шипение, вскакиваю и подхватываю с плитки маленькую турку. Отсек быстро наполняется запахом гари.
Чтоб тебя!.. – стою у камбуза и чешу затылок. Готовить заново желания нет. Придется пить переваренный. Плеснув напиток в чашку, добавляю сахар и сливки, размешиваю и снова усаживаюсь в кресло. Пора проверить работу систем миниатюрного корабля.
Начинаю с левого монитора… Все в порядке. Автопилот – надежный и незаменимый помощник – строго выдерживает заданные с вечера параметры. Глубина – семьдесят метров, скорость экономичного хода – два с половиной узла. Температура в «салоне лайнера» комфортная – плюс двадцать, влажность и давление в пределах нормы.
Теперь очередь за техническим состоянием вверенного мне корабля. При помощи обычной компьютерной мыши и клавиатуры управляю центральным бортовым компьютером, который на каждый запрос последовательно выводит на экран монитора подробный отчет. Перед глазами пробегают строчки с названием агрегатов и бесконечными цифрами. Первая группа аккумуляторных батарей. Напряжение, емкость, ток разряда, температура, загазованность ямы… Вторая группа. Третья. Четвертая… Прогнав все цифры, компьютер выдает зеленым шрифтом вердикт: «Норма».
Перехожу к проверке остальных агрегатов. Основной электродвигатель. Обороты, ток статора и момент нагрузки, наличие вибрации, давление и температура масла. «Норма». Редуктор. Обороты, вибрация, давление и температура масла. «Норма». Гребной вал. Начинаю с первой подшипниковой опоры. Обороты, вибрация, параметры смазки. «Норма». Вторая опора. За ней управление: вертикальные и горизонтальные рули… Привычно фиксируя цвет шрифта, мозг не воспринимает смысла пробегающих по экрану символов в виде букв и цифр. Если завершающее тест слово зеленого цвета – значит, все в порядке.
Заканчиваю проверку винтомоторной группы запросом состояния резервного электродвигателя. Компьютер запускает тест: вначале подает ток, раскручивая ротор до номинальных оборотов; затем, дождавшись его остановки, на несколько секунд подключает муфту к валу. «Норма».
С механикой покончено. Настает черед навигации. Знакомлюсь с отчетом компьютера о пройденном за ночь пути. Электроника постоянно считывает данные с датчиков движения и производит вычисления. Итак, где мы? На экране появляются координаты точки, где в данный момент находится «Барракуда». Компьютеру можно верить. Погрешность его мощного процессора столь мизерна, что о ней проще забыть, чем забивать себе голову. Расправляю сложенную карту, нахожу линию маршрута и вчерашнюю отметку в виде небольшого кружочка. Вооружившись линейкой, определяю место и, начертив новый кружочек, вздыхаю: около семидесяти миль. Увы, за прошедшие сутки субмарина прошла дистанцию всего в семьдесят миль. А точнее чуть меньше, так как ей приходится плыть против известного теплого течения.
Завершаю контроль оборудования тестом системы жизнеобеспечения. Это довольно нудная работа, в процессе которой поочередно тестируется каждый из воздушных баллонов, фильтры, клапаны, редукторы… На экране опять мелькают цифры… «Норма». Системы жизнеобеспечения в порядке. Все. На этом первый этап работы заканчивается. Пора приступать ко второму – более интересному.
«Барракуда» – электрическая подводная лодка. Электрическая в чистом виде. В ней нет шноркеля, забирающего с поверхности воздух для дизеля; нет запасов солярки. Нет и дизеля для подзарядки аккумуляторных батарей. При создании моей малютки использовалась новая и абсолютно передовая идея. Какая? Сейчас объясню.
Снаружи весь корпус субмарины, за исключением нижней части, боевой рубки и гребного винта, обшит гибкими панелями фотоэлектрических преобразователей многослойного типа, сочлененных в единый модуль. Проще говоря, солнечными батареями. Только не простыми, а самыми современными. Солнечные элементы с невероятной эффективностью в пятьдесят пять процентов для оснащения «Барракуды» изготовила одна из российских засекреченных лабораторий. Аналогов им в мире нет. Наибольших успехов в данной области добились специалисты из компании «Sharp», отстав от наших ученых на добрых одиннадцать процентов. Благодаря подобной эффективности фотоэлектрических преобразователей «Барракуде» не требуется целый день болтаться на поверхности. Достаточно после восхода солнца занять глубину в пять-шесть метров, и можно запускать процесс подзарядки. Почему именно «пять-шесть»? Здесь тоже все просто. Выше идти нельзя из-за выступающей над корпусом рубки. А если занять большую глубину, то снизится эффективность работы солнечных элементов. Поэтому для подзарядки и выбрана такая глубина. Над тем, чтобы моя подлодка была незаметной, ученые также изрядно поработали. Темные солнечные элементы не дают бликов, а малая скорость движения не создает на поверхности воды бурунов и возмущения. Так что ни с самолетов, ни со спутников-шпионов засечь ее невозможно.
Пора приподняться, – вздохнув, отключаю автопилот и кладу руки на штурвал.
Воздух системы высокого давления выдавливает из цистерн часть балласта, и субмарина послушно изменяет дифферент. Пройдет около десяти минут, я займу нужную глубину, проверю работу контроллера управления фотоэлектрическими системами и… опять начну изнывать от проклятой качки. Да-да, я опытный моряк с многолетним стажем и при этом ненавижу выходить в море на крохотных судах. Качка на больших кораблях переносится гораздо легче, к ней быстро привыкаешь. А «Барракуду» прилично болтает даже на глубине пяти-шести метров. Через несколько часов этого испытания мой желудок перестает нормально работать. Поэтому я предпочитаю по утрам не набивать его чем попало. Достаточно чашки кофе, одного яблока или апельсина.
Глубина – десять метров. Отдаю штурвал от себя, и дифферент подлодки меняется. На десяти метрах я обычно задерживаюсь для того, чтобы послушать океан. Мало ли кого носит по Атлантике? Тут и круизные лайнеры, и танкеры, и военные корабли, и сухогрузы, и рыбачки… Осадка у некоторых из них неслабая, так что глубина в пять-шесть метров, на которой предстоит идти «Барракуде» весь световой день, безопасности не гарантирует.
Включаю чувствительные гидрофоны. И водрузив на голову наушники, слушаю… Вокруг тишина. Точнее, градусов под сорок слева бухтит мощный дизель судна с внушительным дедвейтом. Что-то такое грузовое и огромное. Но, во-первых, бухтит далеко. Во-вторых, источник смещается на юго-восток. Стало быть, разойдемся, не побеспокоив друг друга.
Пора занимать оптимальную для зарядки глубину. Я снова кладу руки на штурвал…
Глубина пять с половиной метров. Подлодку бросает то в сторону, то вверх, то вниз. Проклятая Атлантика с ее извечными ветрами, – морщусь, вспоминая первые дни на борту «Барракуды» в открытом океане.
Да, это был настоящий аттракцион под названием «наблюй больше, чем съешь». Одно из самых незабываемых впечатлений. До последнего дня своей жизни не забуду ту первую неделю: с каким отвратительным чувством подходил по утрам к поверхности и с каким облегчением вечерами погружался в спокойную пучину…
Помню, как на второй день постоянной болтанки у меня напрочь отказал желудок, а на четвертый сместился в башке какой-то «винтик» – наверное, что-то случилось с внутренним ухом или с вестибулярным аппаратом. На самом деле ничего страшного, просто обуяли жуткие ощущения, от которых я чуть не сошел с ума. Представьте, что вас целый день катают на американских горках, потом вы вливаете в себя триста литров пива и полируете сверху бутылочкой «Абсолюта». Вы пытаетесь сфокусировать зрение на одном из предметов, но он постоянно уезжает влево. При попытке догнать его взглядом он начинает играть в «казаки-разбойники» и снова уезжает… Ни минуты без головокружения, ни шагу без фонтана блевотины. Если бы это происходило на суше и мне пришлось бы топать к врачу, то по дороге меня раз пятнадцать задержали бы менты, обвинив в хроническом алкоголизме.
Всю первую неделю я тупо лежал на кровати и не мог ничего поделать. В тот непростой период привыкания организма к качке сверхмалой субмарины я даже забил на физическую подготовку и на прослушку океана. Мне было наплевать на то, что «Барракуда» могла столкнуться с большим судном; на то, что электронный мозг автопилота мог дать сбой и увести подлодку не в том направлении. Вечерами я кое-как доползал до «трона», отключал подзарядку и заставлял свой титановый гроб нырнуть на большую глубину. Лишь на семидесяти метрах наступала передышка. Не выздоровление, а всего лишь кратковременный перерыв в недельной пытке.
Облегчение наступило на восьмые сутки, когда я потерял в весе не менее десятка килограммов. Голова перестала кружиться, предметы оставались на местах, а желудок впервые возмутился вакуумом внутри себя. Я приготовил себе крепкого сладкого чаю, но употреблять в тот день серьезную пищу поостерегся…
Вывожу на экран индикатор светочувствительности фотоэлектрических преобразователей. Света для подзарядки достаточно. Проверяю параметры электросистемы… Дождавшись зеленой «Нормы», произвожу необходимые манипуляции, запускаю подзарядку и откидываюсь на спинку кресла. Утренний марафон закончен и можно расслабиться. Самую малость и ненадолго, потому что днем я прослушиваю океан каждые тридцать-сорок минут. Увы, когда лодка идет слишком близко к поверхности, мне не до сна и отдыха. Проблема заключается в том, что судовые двигатели, собранные по современным технологиям, малошумны. Старые посудины бортовой акустический комплекс «Барракуды» улавливает на приличной дистанции, а вот с новыми приходится держать ухо востро. Иначе я рискую запоздать с маневром и быть раздавленным. Шанс угодить под форштевень танкера, американского авианосца или сухогруза – невелик. Но он есть.