Текст книги "Небесный шторм"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На следующий день она окончательно потеряла покой. Нервозности добавила Франсуаза, звонящая в жуткой панике и твердо убежденная, что что-то случилось! Время второго звонка Шарля миновало. Тяжелые раздумья не давали сосредоточиться на работе и текущих домашних делах. А тут еще пристала свекровь Лизетт – завела моду звонить по три раза на дню и требовать «сеанса связи» с ее единственным сыном. Причем в ее голосе было столько требовательности – словно исключительно Жаклин виновата в том, что Шарль пропал. Приходилось проявлять чудеса самообладания, чтобы не вспылить. Можно подумать, ей сейчас легко!

На третий день она набралась храбрости и позвонила на главную базу авиакрыла мужа в Марселе. Отозвался дежурный офицер. Он внимательно выслушал взволнованную женщину, посоветовал не волноваться, поскольку причин для волнения – никаких. Смысл ответного «послания» был завуалирован, фразы – обтекаемы. Все в порядке, мадам, капитан Бурнье в составе эскадрильи находится в Италии, выполняет поставленные командованием задачи. Связь с ним в данный момент невозможна – сами понимаете, мадам… Что-то не понравилось Жаклин в голосе абонента. Возможно, она излишне себя накручивала, но ей показалось, что офицер что-то знает, но не хочет признаваться. Либо хочет – но не может.

– Но я всего лишь хочу знать, что с моим мужем все в порядке, – горячилась она. – Месье, разве я не имею права это знать?

– Мадам, я уверен, с вашим мужем все в порядке, – ответно нервничал офицер. – Вот вы все звоните, и почему вы все такие неспокойные, когда нет никаких причин… – абонент разъединился.

И только через минуту до Жаклин дошло! Что значит, «я уверен»? Что значит, «вот вы все звоните…»? Она опять принялась стучать по клавишам, но база в Марселе отвечать отказалась. Жаклин опомнилась – все равно этот тип ничего не скажет.

И с этого часа она окончательно потеряла покой. А ночью перед рассветом позвонила заплаканная Франсуаза и рассказала такое, что Жаклин стало дурно! Франсуаза не стала названивать по инстанциям, а связалась с Шарлот Жюстен, проживающей в Нормандии, – муж Шарлот служил в той же самой эскадрилье. Женщина в панике – муж уже несколько дней не выходит на связь! Связались еще с двумя женщинами: сестрой Пьера Бриона Клотильдой и супругой Луи Манжу – Николь. Голоса у женщин срывались от волнения – аналогичная история! Телефоны молчат, мужья (и братья) на связь не выходят, начальство уверяет, что все в порядке, но таким замогильным и неуверенным тоном…

С этого часа все попытки дозвониться до инстанций были обречены на провал. Молчало даже Министерство обороны в Париже. Жаклин в слезах металась по дому, наорала на ни в чем не повинного Марселя, кокнула чашку. Звякнул колокольчик над дверью, и она помчалась открывать, ожидая либо хорошие новости, либо ужасные. Новости оказались так себе – собственно, и не новости, а лишний повод умереть от волнения. На крыльце стояли двое – невзрачные, в штатском, с постными, ничем не запоминающимися минами. Отличие между ними состояло лишь в том, что у одного были усы, у другого усов не было.

– Мадам Жаклин Бурнье? – тактично осведомился безусый.

Она испуганно кивнула.

– Позволите войти?

Отказать не хватило мужества. В холле господа представились.

– Директорат защиты и безопасности обороны, – предъявил документ безусый.

– Военная контрразведка, – расшифровал усатый, демонстрируя аналогичное удостоверение.

– Но я не совсем понимаю… – пролепетала Жаклин, прижимая руки к груди. – Скажите, что случилось с моим мужем?

– Ваш муж здесь совершенно ни при чем, мадам, – как-то туманно выразился контрразведчик. – Надеюсь, с вашим мужем все в порядке. Дело в том, что у руководства нашей службы… – обладатель «громких» документов помялся, – и не только нашей службы, накопились определенные претензии к вашему поведению. Затронуты интересы государственной безопасности многих стран, шумиха неуместна, соответствующие структуры уже ведут кропотливую работу, чтобы разрешить ситуацию. Нам очень неприятно, что мы вынуждены это делать, но позвольте вас предупредить, мадам, – для начала по-хорошему: не нужно устраивать шоу. Никому не звоните, не общайтесь с другими женщинами – надеюсь, не стоит перечислять имена и фамилии этих женщин. Не нервируйте сотрудников государственных и общественных структур. Живите обычной жизнью, ведите себя так, словно ничего не случилось. Поверьте, все решится без вас, вы только все усложните. А если не успокоитесь, мадам… поверьте, у нас имеются способы сделать так, чтобы вы молчали. Успешного вам дня, мадам. Кстати, у вас очаровательный сын.

Двое удалились, а Жаклин стояла, оцепенев, посреди комнаты, обрастая ледяной коркой. Теперь она не сомневалась – случилось что-то страшное, неординарное, что-то такое, отчего обрушился порядок вещей, и ради утаивания информации кто-то готов не только запугать, но и похуже… Но она плевать хотела на порядок вещей! Ей нужен был ее муж! «Проснись, красавица! – она ущипнула себя за ногу. – Ты согласна себя запугать? Ты хочешь, чтобы тобой манипулировали?» Угроза, озвученная сотрудниками секретной службы, возымела обратное действие! Жаклин рассвирепела. Она металась по квартире, злобно бурча под нос, и думала, думала – как никогда в жизни еще не думала! В итоге ее осенило. С летчиками и мужем, в том числе, безусловно, что-то случилось. Судя по всему, они не умерли – о мертвых, как правило, сообщают. Они попали в неприятную историю, где находятся, неизвестно, и распутать ситуацию может только… частный детектив! Или умный амбициозный журналист. Или умная амбициозная журналистка, живущая ради погони за сенсацией. Если все вскроется, если информация будет обнародована, то структурам, засекретившим событие, придется признаваться и вытаскивать военнослужащих из дерьма… «Мари Клер!» – осенило Жаклин. Незамужняя, умная, стремительная. Когда-то вместе учились, считались подругами, часто перезванивались, сплетничали. Несколько лет назад Мари перебралась из Тулузы в Париж, работает в солидной «Ле Паризьен», на хорошем счету у начальства, талантливая, гибкая, изворотливая, амбиций и честолюбия – столько не бывает, обладает просто бешеной интуицией! Она звонила на прошлой неделе, хвасталась, что теперь занимается освещением и анализом политических событий, в частности событий в Ливии, мечтает узнать, что там происходит на самом деле. В данный момент трудится в корпункте в Риме, несколько раз совершала поездки по базам НАТО. Была на Сигонелле, где встречалась по просьбе Жаклин с Шарлем, и по итогам поездки опубликовала репортаж о суровых буднях летчиков «одной из самых лучших» эскадрилий ВВС Франции. Не преминула покритиковать систему снабжения, «открытую для воровства и злоупотреблений», но о самих летчиках слова дурного не написала!

Жаклин утвердилась в своем решении. Осталось позвонить. Стационарный телефон и свой мобильный она отвергла сразу. Супруга боевого летчика пустышкой не была. Отчетливо понимая, что за домом могут следить, она мерила шагами комнату, набиралась терпения. Через час женщина с бледным лицом вышла на улицу и в квартале от дома поймала такси. Слежки не было. Но она могла и ошибаться. Она остановилась у магазина детских товаров на Рю Анжуа, а через минуту вышла через заднюю дверь, перебежала дорогу и уединилась в будке таксофона. Набирала номер срывающимися пальцами, молила, чтобы подруга отозвалась. Почему у нее постоянно занято, черт ее побери?!

Мари – невысокая, черноволосая, с точеной изящной фигуркой – она смотрелась гораздо моложе своих двадцати девяти лет – тоскливо смотрела в монитор и держала у уха сотовый телефон. За окном гостиничного номера гудела и горланила изумительно красивая Пьяцца дель Пополо. Раскаленный зной сочился в раскрытую форточку. Кондиционер, как и все у этих ленивых итальянцев, не работал! Зла уже не хватало! По экрану монитора тянулась лента новостей. В трубке нравоучительствовал непосредственный начальник Жискар Бургон – редактор международного отдела, сидящий, как всегда, в кафе «Лютеция» с видом на мост Искусств и Институт Франции.

– Ты должна учиться правильно расставлять приоритеты, Мари, – гундел Бургон. – Статья о злоупотреблениях начальственного состава в авианесущей группе – блестящая, спору нет. Доказательства убедительные, рука так и тянется статью напечатать. Ты молодец. Но… ты вообще соображаешь, что ты делаешь? Идет война, наши бравые военные выполняют ответственную миротворческую миссию, и, как ни крути, требуется создавать для широкого читателя положительный образ солдата и офицера НАТО. Храбрый, порядочный, неподкупный, гм, образ. А то, что кое-где, вопреки этому самому образу… с этим мы потом разберемся. После завершения операции. Пойми меня правильно, Мари, мне просто не дадут напечатать твою статью. И не иронизируй, ради Христа, насчет самой свободной в мире прессы… Да, возможно, я был не прав, в следующий раз буду более четко обозначать тебе задачу. Ты меня слушаешь?

– Нет, – пробормотала Мари, следя глазами за плывущими новостями. Ничего интересного. Подтверждена информация, что три американских самолета «B-2» сбросили около сорока бомб по главному ливийскому аэродрому… Ударом авиации в Триполи разрушено здание администрации, из которого предположительно могло производиться командование правительственными войсками (умиляет слово «предположительно»)… Агентство «Рейтер» сообщает: западная коалиция по ошибке нанесла авиаудар по группе оппозиционеров на восточной окраине ливийского города Марса-эль-Брега, уничтожив не менее десяти противников режима Каддафи… Ну, бывает, бывает, пусть тоже не расслабляются. Вся информация – четырехдневной давности. Оперативно, нечего сказать.

– Ты вообще где? – спросил Бургон.

– На собеседовании. На новую работу, – в трубке образовалась оглушительная тишина. Мари рассмеялась. – Шучу, Жискар. Италия, Рим, отель, номер такой-то. Кондиционер не работает. Так что не зли меня, ладно?

– Твою мать… – прохрипел редактор. – Дошутишься когда-нибудь, Мари. В общем, срочно меняй приоритеты – твою статью я откладываю в долгий ящик, для подходящих, так сказать, времен. Поскитайся по базам, поговори с людьми, напиши что-нибудь берущее за душу, патриотическое, чтобы у военных после прочтения поднялся боевой дух, а у всех прочих утвердилась уверенность, что их покой надежно защищен. Если хочешь, могу перечислить эти базы: Трапани, Сигонелла, Авиано, Пантеллерия…

– Не понимаю, зачем ради этого скитаться по базам, – буркнула Мари. – Такую статью я напишу, не отрывая задницы от стула. И деньги сэкономим, и время. А чтобы поднять боевой дух, может, стоит построить на каждой базе парочку бюджетных борделей?

– Немедленно подними свою задницу! – разозлился редактор. – И вперед, за новым материалом! И чтобы все достоверно – как в жизни! Уассалам, дорогая.

Редактор с треском разъединился; Мари пожала плечами и ускорила прогон новостей. Кошмар какой-то! Пытливому оку зацепиться не за что. Информация мировых агентств, как всегда, ничем не подтверждена. Какая же это информация? Римская пресса темпераментно клеймит американцев. По мнению итальянских журналистов, все бунты в Северной Африке и были затеяны ради того, чтобы выжить итальянский бизнес из бывшей колонии Ливии! Снова тренькнул телефон. Она схватила его, даже не взглянув на экран.

– Ну, что еще, Жискар? Уассалам так уассалам! Я сыта по горло твоими нравоучениями! Хочешь, чтобы я ворвалась к тебе в офис и прострелила тебе лоб?

– О мать святая, Мари… – взволнованно прошептала Жаклин Бурнье, и Мари насторожилась. – Я уж думала, не дозвонюсь…

– Жаклин?.. Слушай, мне это кажется или ты взволнована? Что-то с Шарлем?

Несколько недель назад журналистка посещала базу НАТО на Сигонелле, написала ура-патриотичный репортаж – исключительно ради того, чтобы от нее отстали и не мешали заниматься основной (как она считала) работой, которая сегодня – вот же счастье – улеглась в долгий ящик. Несколько часов она общалась с Шарлем и его коллегами, вернувшимися с патрулирования, немного выпили в кафе, пообщались по душам. Шарль ее прекрасно помнил по Тулузе, да и она его… На мгновение, глядя в его сексуальные глаза, возникла крамольная мысль: а может… ну, как бы это потактичнее выразиться… в общем, проводить его до какой-нибудь уютной комнатки? И Шарль, судя по глазам, был не против – ведь жена, какая ни любимая, а далеко, а ее черноокая подруга так близко… Но она все обдумала и устыдилась. Удовольствие – на миг, а расхлебывать – так долго. Он тоже все понял, смирился, расстались друзьями.

– Да, с Шарлем что-то случилось… – взволнованно вещала Жаклин. – И не только с ним… Выслушай меня, не перебивай, хорошо? Сегодня меня пугали люди из Департамента военной контрразведки…

Мари слушала, не перебивая. Сначала она решила, что Жаклин что-то накручивает, – подруга не отличалась впечатлительностью, но мужа любила безумно и при любом намеке, что с ним что-то случилось, могла на нерв изойти. Потом она почувствовала, как кожа на позвоночнике онемела, заурчал желудок, а к щекам прилил румянец. Она выключила монитор, чтобы не отвлекал. Жаклин еще не закончила, а Мари уже лихорадочно переваривала информацию. Просто свадьба для мозга! Официальные новости из зоны ливийского конфликта она знала наизусть. Ничего такого! Ни одного события, которое можно привязать к тому, что рассказала Жаклин! Она чувствовала знакомый озноб – предвестие чего-то значительного, стреляющего без промаха. Уж не оглушительная ли сенсация назревает? Испарина потекла градом – конечно, жарко, но и не только поэтому…

– Жаклин, я все поняла, – сказала Мари. – Уверена, что с Шарлем ничего страшного не случилось. Рада бы тебя обнадежить, но не могу, поскольку не владею информацией. А теперь слушай меня внимательно: с твоей стороны больше НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ. Веди себя так, как повелели господа из контрразведки. Нам ведь дополнительные неприятности не нужны, верно? И никому ни звука, что ты мне звонила, – даже своим проверенным кумушкам. Я все усвоила и буду принимать меры. Не звони – сама позвоню. Все, Жаклин, целую, не стоит так долго висеть на линии. И поменьше там волнуйся, договорились?

– Ты съездишь на Сигонеллу? – успела спросить Жаклин.

– Съезжу, съезжу, не волнуйся, – уверила Мари. – Будешь смеяться, подруга, но у меня даже пропуск на базу остался. Выписан на три недели, истекает… – она мысленно прикинула, – вот же черт, послезавтра… – «Ирония судьбы», – подумала Мари и отключила связь.

Кровь бурлила, но несколько минут она заставила себя провести в неподвижности. Спокойствие, только не гнать коней. Расслабиться, быстренький аутотренинг. Но в мозгу уже стучали африканские барабаны: сенсация, сенсация, подъем – и в бой! Ты обязана быть первой, утереть всем нос, доказать, что ты лучшая! Она откинулась на спинку стула. Жара несусветная… Мари, отдуваясь, расстегнула пуговицу на блузке. Затем вторую. Краем глаза отметилось шевеление в окне напротив – на третьем этаже монументального, хотя и несколько облупленного дома. Блеснуло что-то на солнце – ого, подзорная труба. Ох, уж эти итальянские вуайеристы. Под блузкой у Мари ничего не было – даже стыдливого христианского крестика. Грудь у нее была небольшая, но мужчинам, как правило, нравилась. Она была не против показать страждущему «макароннику» то, чего никогда не должна стыдиться, но сегодня не хотелось. Другим была занята голова. Она медленно расстегнула последнюю пуговицу, потом показала в окно сразу два кукиша, быстро встала и задернула шторы. Взгляд упал на телефон. Позвонить Жискару? Что бы он ни плел про патриотизм и тому подобную муть, Бургон был мастером журналистики и обожал сенсации. Она ясно понимала, что на Бургона давили – причем отовсюду и одновременно. Но была уверена – редактор сделает стойку, если материал горячий. Фактически он всеми руками за свободную прессу. «Где нет свободы критики, там никакая похвала не может быть приятна», – девиз такого нелюбимого им «Фигаро». «Нет, не время, – подумала Мари. – Нужно убедиться, что информация – не пустышка, съездить на базу, все там разнюхать». Она уже мысленно прикидывала маршрут: из римского аэропорта «Фьюмичино» – до Палермо, там арендовать машину – фирма оплатит, но она готова и кровные заплатить, если дело стоящее…

А если пустышка – то ничего страшного. Пошатается по базе, чего-нибудь нафантазирует, тиснет очерк о героических буднях водителей «бомбардировщиков», как требует того начальство, и обратно в Рим – этот старый, вечный, ободранный и прекрасный городок, где такая вкусная еда и горячие любовники. И еще это самое, местное «фирменное», до чего никак не дойдут руки в силу занятости – ИСКУССТВО НИЧЕГОНЕДЕЛАНИЯ…

Решение принято – она позвонила в аэропорт, забронировала билет на ранний утренний рейс, отправилась в душ. Разделась, уныло смотрела в зеркало на себя, отощавшую. Эта работа (без иронии – любимая) ее когда-нибудь доконает. Никакой постоянной личной жизни, сплошные разъезды, еда «на коленках», квартира в Париже пустеет и обрастает пылью. Журналистская карьера прежде всего – неустанное стремление доказать себе и окружающим непонятно что, поиск жареных фактов, постоянное рысканье в поисках того, чего не существует… Ее отец был известным московским литератором, состоял в Союзе писателей, имел хорошую квартиру в советской столице на Кутузовском проспекте. У отца была семья, два сына, уважение в определенных кругах общества и постоянный пропуск в спецстоловую при Доме литераторов. Он писал про войну, по его книгам снимали фильмы, его тексты переводили на иностранные языки. Но последний роман, в котором он перегнул с достоверностью, описывая штурм Берлина, весьма не понравился тогдашнему идеологу Суслову… и все пошло прахом. Жена ушла, уважение в обществе кончилось, пропуск в спецстоловую отняли. Дети отвернулись – они учились в МГИМО, и наличие опального отца их будущую карьеру не красило. Заканчивались «махровые» семидесятые. Нищета, крохотная комнатка на задворках Бутова. Как он эмигрировал – отдельная невероятная и поучительная история. Полгода в Западной Германии, Лозанна, Тулуза, опубликование ограниченным тиражом той самой книги – на языке, увы, мало напоминающем русский. Женился в пятьдесят четыре года на непримечательной француженке, в 82-м родилась Мари, через год отец скончался от тяжелой болезни легких. Девочка с ранних лет подавала надежды, окончила журфак в Сорбонне, знала английский, французский, итальянский, а на русском материлась так, что самой было стыдно, а окружающим приятно. Фамилия у нее была по матери – Клер, да и ладно. Корреспондент «Ле Паризьен» Мари Данилофф звучало бы как-то странно. Она писала остро, материалы добывала легко и изобретательно, так что если ее и увольняли – то отнюдь не за отсутствие профессионализма. С февраля, когда стартовали ливийские события, Мари прочно «сидела» на этой теме, ей многое позволялось в редакции, на ее выходки смотрели сквозь пальцы, поскольку начальство знало, что свою работу Мари сделает. Не мытьем, так катаньем – с французской энергичностью и русской въедливостью. «Ты должна благодарить судьбу и лично меня, что работаешь не в какой-нибудь вшивой шарашке, а именно в «Ле Паризьен»! – любил говаривать Бургон. – Где еще работать нормальной журналистке, Мари? «Ле Фигаро» – махровая правая, «Ле Монд» – упертая левая, в «Либерасьон» – дела хреновые. Только «Ле Паризьен» – ежедневная газета с тиражом 530 000, где еще остались вменяемые люди!» Пустышкой она не была и пыталась разобраться, что же на самом деле происходит в Ливии. Ясно, что вмешательство Запада в ливийские дела не соответствовало резолюции ООН. Повстанцы тоже летали, но их не сбивали, хотя по правилам бесполетной зоны – вроде должны. Запад откровенно поддерживал мятежников, понимая, что, не примени он силу, Каддафи живо бы навел конституционный порядок. Целью НАТО являлось свержение ливийского диктатора, а вовсе не защита мирного населения, как это декларировалось, – к чему склонялись даже западные эксперты. При этом Запад предпочитал не видеть, что своими действиями укрепляет позиции радикального ислама, откровенных террористов и роет яму самому себе, расшатывая ситуацию в Европе. Посол России в Ливии озвучил причины вмешательства Запада в чужие дела, и в принципе Мари была с ним солидарна: Каддафи отказался приватизировать национальную нефтяную компанию; заявил, что пересмотрит долю западных компаний в добыче ливийской нефти; вынудил французских нефтяников из «Total» заплатить ему компенсацию в полмиллиарда долларов; предпочел поставки российского специмущества французскому. И еще одна причина – не связанная с деятельностью Каддафи, а проистекающая из извечного соперничества Соединенных Штатов с Евросоюзом. Очень не нравилась американскому президенту и «народу Соединенных Штатов» идея создания Средиземноморского союза – зоны безопасности ЕС без участия США и НАТО. Инициаторами идеи были Франция с Италией. Попутно эти страны разрабатывали проекты нефтепроводов из Ливии в Южную Европу, укрепляющие самостоятельность Евросоюза. Война в южном Средиземноморье позволяла США ликвидировать проекты автономной зоны, укрепить позиции НАТО и ослабить финансово-экономические возможности Евросоюза. При чем тут защита мирных граждан, страдающих от гнета диктатора, оставалось лишь догадываться…

В солнечной Сицилии было жарко. Арендованный крохотный «Фиат» оказался кабриолетом – она обнаружила это случайно, нажимая от нечего делать какие-то кнопки. Ей казалось, она парашютируется! А потом разозлилась на себя – до какой же степени погрузиться в мысли, чтобы не замечать, что творится вокруг! Так и опомниться не успеет, как окажется в багажнике у сицилийской мафии! Впрочем, ничего похожего на мафию она в Сицилии не встречала. Вдоль обочин идеально ровной дороги простирались опрятные черепичные деревушки, оливковые и апельсиновые рощи, виноградники. Дважды попадались сотрудники дорожной полиции в черных мундирах с белой портупеей, но все обошлось. С ревом ее обогнало что-то приземистое, спортивное, с лошадью на эмблеме – водитель повернул голову, смерил ее взглядом, облизнулся, но предпочел не заводить знакомств – спешил куда-то. Посмотреть, конечно, было на что. Привлекательность худенькой женщины признавала даже сама худенькая женщина. И гордилась своей внешностью, стоящей немало времени и денег. Прямая спина, целеустремленный взгляд, черные волосы, реющие по ветру, развевающийся шелковый шарфик, придающий завершенность образу. Как-то странно – от отца она забрала многое, кроме внешности. Внешностью Мари была в маму – только гораздо лучше…

У городка с названием Сигонелла она свернула на примыкающую дорогу, обрамленную живой изгородью из кактуса опунции, и начались приключения. Дорога петляла меж живописных скал, увенчанных пышной растительностью. На первом же шлагбауме к ней приблизился нахмуренный военнослужащий и скупо поинтересовался:

– Далеко собрались, синьора?

– К полковнику Гарри Митчеллу, начальнику базы ВВС, – лучезарно улыбнулась Мари и предъявила пропуск, истекающий завтра. – Эксклюзивное интервью для всемирно известного издания «Ле Паризьен». Вот мое журналистское удостоверение, офицер. Надеюсь, полковник не забыл, что у него назначено?

– Не знаю, синьора, забыл ли полковник, что у него назначено… – сексуальная улыбка журналистки смущала застенчивого парня, – но два часа назад он выехал с базы.

– Подождем, – не растерялась Мари. – Погуляет и вернется. А начать мы можем и с его заместителем майором Лионелли.

Возможно, режим на базе ужесточили, но приказа тормозить людей с пропусками пока не было. Военнослужащий помялся и пропустил «игрушечный» кабриолет с сексуальным содержимым. На втором посту людей было больше, и смотрели они нахальнее – раздевали девушку догола своими взглядами! Никакого слада с этими итальянцами! Но Мари и тут выпуталась (показала журнал со своей статьей, где подвиги военнослужащих именно этой базы превозносились до небес), а переехав заграждение, с облегчением вздохнула. Надо же, какая предусмотрительность, что сделала пропуск не на один день…

На центральном КПП ее тоже пропустили (заболтала бойцов), но на этом ее везенье чуть не оборвалось. Она сворачивала за угол материального склада, решила оглянуться. К пропускному пункту бежал, придерживая болтающийся планшет, штабной офицер с пылающей от негодования физиономией. Что-то проорал часовому, тыча пальцем вслед проехавшей машине, часовой смущенно оправдывался – видимо, ссылался на пропуск, предъявленный синьорой. Знаний, как затеряться на большой базе, набитой глупыми мужчинами, у синьоры хватало. Мари поддала газу, куда-то свернула, бросила машину среди складов и пошла пешком с независимым видом – словно так и надо.

События последующего часа вогнали ее в недоуменный ступор. База вымерла. Людей почти не было. У громоздкого «Си Кинга» возились несколько механиков в промасленных комбинезонах – косились с опаской в ее сторону. Странные флюиды витали в воздухе. Предчувствие назревающей сенсации не покидало Мари. И что-то грызло ее. Не совесть, нет, другое. Как бы даже страх… Но она решила идти до конца, зная, что наглость – второе счастье, а в отдельных случаях и первое. Ее поразила непривычная тишина, царящая на летном поле. Она не видела ни одного истребителя-бомбардировщика!.. Вернее, один увидела. Он стоял в распахнутых воротах ангара – без оснащения, без подвешенного вооружения. Двое серых техников отцепляли от него подвесную консоль, похожую на миниатюрную торпеду. В последний ее визит трехнедельной давности на аэродроме кипела жизнь: взлетали и садились самолеты, ползали заправщики и прочая вспомогательная техника, специалисты наземных служб сбивались с ног, обеспечивая полеты. А сейчас все это словно корова языком слизала – пустое поле, никакой активности. Если бы все самолеты улетели на задание, жизнь на взлетном поле не прекращалась бы – здесь царил бы муравейник! Куда пропали самолеты? Где большая дружная семья?

В офисе технического обеспечения, куда она заглянула, под рев кондиционера царила пышнотелая мадам в форме, при взгляде на которую сразу захотелось пожелать ей красоты. Она уставилась на пришелицу настороженно, почти со страхом. Когда узнала, что имеет дело с журналисткой, чуть не захлебнулась своим страхом. Разве девушка имеет право здесь находиться? Кто ее сюда впустил? На деликатный вопрос, что здесь происходит и куда пропала боевая техника, обладательница пышной груди слегка побагровела и заявила, что не уполномочена отвечать на вопросы, на базе все штатно, персонал выполняет поставленные задачи, и она, кстати, тоже. На вопрос, где можно найти заместителя начальника базы майора Лионелли, дама выплюнула ежа вместе со словом «нигде». Майора Лионелли на базе нет. «А если найду?» – подумала Мари. Внезапно обнаружилось «новое устройство» в окне – два сержанта с повязками на руках, подгоняемые тем самым штабным офицером с планшетом, вошли в здание. Мари оперативно распрощалась с дамой в багровых тонах, юркнула в заднюю дверь. Ей бы очень не хотелось, чтобы именно сейчас ее под белые руки выдворили с базы. Но Мари уже нервничала. Она свернула к общежитию вспомогательного персонала, обогнула станцию радарного слежения и облегченно вздохнула: кажется, ушла. Итак, она решила мыслить логически. Что могло произойти? Самолеты списали, отправили на переплавку – вместе с летчиками. Все улетели и дружно сдались ливийцам. Отправились на выполнение задания, и всех убили, и самолеты тоже. Последняя версия могла бы выглядеть правдоподобной, кабы не одно «но». Сложно сбить тридцать самолетов одновременно – а именно столько крылатых машин из разных стран было приписано к базе. За три с лишним месяца бомбежек ливийским ПВО не удалось сбить ни одного самолета. Допустим, научились стрелять и сбили. Но почему такая таинственность? Неприятно, трагедия, но это война, и летчики летали не на прогулку в Альпы. Профессия такая – воевать и изредка гибнуть. Давно бы сообщили и списали на ужасы войны и жестокость ливийцев – надо же, войска НАТО проводят гуманитарные бомбардировки, а те имеют наглость стрелять! Может быть, все дело в том… ЧЕМ СБИЛИ? Мари застыла, охваченная чувством, что истина где-то рядом. Почему не сообщается о судьбе летчиков? Явно не потому, что они мертвы. А по той причине, что о судьбе летчиков ничего не известно? Хваленая информационная и разведывательная поддержки европейских войск разбились лбом о стену?

Она возникла рядом с техниками в ангаре – суровая, прямая, как колонна храма Сатурна в Риме.

– Когда был последний боевой вылет? – вымолвила она твердым голосом.

– Двадцать первого, мэм… – машинально отозвался белобрысый техник с рябым лицом и вдруг покрылся мертвецкой бледностью. Коллега дернул его за рукав.

– Эй, женщина, вы бы шли отсюда…

– Парни, – она сменила тон, заговорила заискивающе, умоляюще, – расскажите, что случилось. Конфиденциальность гарантирую. Общественность имеет право знать, ведь решается судьба людей… – она несла какие-то штампы, но это было единственное, что приходило в голову. Понимала, что слова улетают на ветер, техники замкнулись, смотрели на нее угрюмо, переминались и чувствовали себя не в своей тарелке. Возможно, они ее узнали, оттого и не послали по конкретному адресу.

– Ну, хорошо, парни, – она сменила тактику. – Вам запрещено говорить – понимаю. Двадцать первого был последний вылет… – И тут до нее дошло. Читая строки хроники информагентств о последних событиях в Ливии, она не могла избавиться от чувства, что в них чего-то не хватает. Чувство было неуловимое, и только сейчас она сообразила: с двадцать первого числа не было ни одного боевого вылета истребителей-бомбардировщиков! Вообще никаких вылетов не было – морская авиация не патрулировала, разведывательных полетов не осуществлялось. Да, собственно, и вылет группы бомбардировщиков 21-го числа с базы в Сигонелле в хронике не фигурировал. – Кто может дать информацию, парни? – встрепенулась она. – Чей это самолет? – Ее осенило, она ткнула пальцем в крылатую боевую штуковину, смотрящуюся без боевого снаряжения как-то сиротливо.

– Поговорите с Оноре Латиньи, мэм, – неохотно буркнул белобрысый. – А к нам не приставайте. Не видите, работаем?

Понимая, что больше ничего не добьется, и лучше намек на информацию, чем вообще ничего, она мило улыбнулась и вышмыгнула из ангара. И – надо же какая встреча! – въехала носом в возбужденного штабного офицера, предпочитающего бегать за Мари в компании двух сержантов.