Текст книги "Небесный шторм"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На улице он очнулся, обволок пространство мутным взором. Хозяин Вахид, держась за живот, ползал в пыли, а плечистый громила в звании сержанта охаживал его пинками. Кто-то закричал, два одиночных выстрела вспороли воздух. Юркая фигурка вынеслась из-за сарая, зигзагами помчалась по двору, увертываясь от пуль, рыбкой нырнула в распахнутые ворота. И прежде чем пропасть, стрельнули шальные глаза, как бы даже подмигнули. Он мысленно пожелал Гамалу удачи – хоть кто-то может выкрутиться из этой безобразной истории… И вновь шевельнулось что-то над соседским забором. Узкая прорезь в никабе, огромные коровьи глаза, исполненные любопытства… и какого-то мстительного ехидства. «Сдала, сучка!!!» – молнией сверкнуло в голове. Злость обуяла – все беды в мире от женщин! Он рванулся, перегруженный эмоциями, но конвоир отпустил звонкую затрещину, и сознание покатилось, как колесо, оторвавшееся от шасси…

Двадцать девять самолетов НАТО просто исчезли. Было тридцать, но один вернулся. Капитан третьего ранга Оноре Латиньи, пилот многоцелевого истребителя «Мираж III», на двадцатой минуте полета обнаружил неполадку в работе форсажной камеры двигателя и после согласования с центром управления полетами развернул машину и вернулся на Сигонеллу. Остальные самолеты как в воду канули. Свалить на сбой техники уже не выходило – техника исправно функционировала. Крайне неприятная, шокирующая, просто убивающая информация прошла все уровни командования коалиции, наведя шок и трепет. Генералы НАТО реагировали по-разному – кто-то не верил, кто-то погружался в ступор. Председатель объединенного комитета начальников штабов ВС США Майкл Маллен выпил на рабочем месте. Командующий операцией НАТО генерал-лейтенант Шарль Бушар рассмеялся в лицо растерянному дежурному офицеру. Адмирал ВВС США Сэм Локлир, командующий американским флотом в европейской зоне, судорожно перекрестился – он считал себя прилежным католиком латинского обряда. Но факт оставался фактом. Информацию мгновенно засекретили – от «своих», от журналистов, от мировой общественности – под страхом немедленного увольнения и уголовного преследования. Полеты тактической авиации временно прекратили. Сформировались рабочие группы по выяснению причин исчезновения самолетов. Активизировалась агентура на ливийской территории. Список вопросов увеличивался с каждым часом. Кто сбил одним махом кучу истребителей-бомбардировщиков: ливийские силы ПВО или кто-то другой применил принципиально новое мощное оружие? Что с летчиками, живы ли они? Успели ли катапультироваться? Спасти не удалось никого, хотя сигналы от радиомаяков засекали. Три спасательных вертолета «Сикорский», поднятые с палубы флагмана USS «Mount Whitney», несколько часов барражировали над южными окрестностями города Хомс, но спасти никого не смогли. Вертолеты подвергались обстрелу, несколько попыток высадить спасателей завершились провалом. Дважды приходилось спасать самих спасателей, попавших в засаду. В итоге – двое раненых морпехов, один «тяжелый». Власти Ливии тактично помалкивали. Фотоснимки из космоса показывали, что в районе города Хомс имеются многочисленные очаги пожаров – на маршруте полета самолетов НАТО. Информацию подтверждали спасатели, воочию видевшие затухающие костры и людей вокруг них.

В штабе командования коалиции, расположенном в Милане, был создан кризисный комитет, подчиняющийся непосредственно объединенному штабу. С паникой первых часов удалось справиться. Службы и подразделения комитета начали сбор и первичный анализ информации. На первом же заседании было отмечено, что речь идет о событии, важность которого в свете обеспечения миссии НАТО в Ливии переоценить невозможно. О событии скверном, иначе говоря. Оппонентов главной версии случившегося не нашлось: против «мирной» авиации коалиции было применено новое, сверхэффективное, мощное оружие. Кто его обладатель, каков принцип действия – неизвестно. Нужно искать, и желательно в сжатые сроки. Вопрос о судьбе летчиков – к правительству Муаммара Каддафи, которое пока помалкивает, как, впрочем, и сам ливийский лидер. С некоторыми сомнениями было решено повторить удары, но теперь крылатыми ракетами – с бортов эсминцев и подводных лодок. И самое главное – ввести режим информационной блокады – с широкими полномочиями тех, кто призван его поддерживать.

Удар крылатыми «Томагавками» был циничен и жесток. Территория складов с боеприпасами и запчастями для систем ПВО на окраине Махинеи подверглась массированному обстрелу на рассвете 23 июля – люди еще спали, а первые солнечные лучики только робко прощупывали крыши. Али подпрыгнул от первого разрыва – громыхнуло в отдалении. Вскочил с кровати, не понимая, что происходит. Заметался по крохотной комнатке «гостевого домика», натыкаясь на предметы скудной обстановки. Еще вчера все было хорошо: оправился от моральной встряски, постиг, что все у него получилось! Он сделал то, о чем мечтал всю жизнь! Установку доставили на базу в режиме строгой секретности, поместили в дальний сарай (на первый взгляд, без охраны), Магомедову с помощником выделили опрятный домик «до дальнейшего распоряжения». Выпили на радостях с Ильхамом – по чуть-чуть, испросив предварительно разрешения у Аллаха. Взволнованный «чекист» Урхан приволок трубку спутникового телефона, сунул, сделав при этом многозначительную мину. Звонил начальник ливийской разведки – лично господин Абдулла аль-Сануси, поздравил, растекся по древу, уверил, что обещанное вознаграждение уже переведено на банковские счета в Женеве, Баку и Москве (что, собственно, несложно проверить). Господину Магомедову создадут все условия, ливийская сторона горячо надеется на дальнейшее сотрудничество, уже буквально завтра установку и ее испытателей перевезут в Триполи, а господину Магомедову сделают предложение, от которого он не сможет отказаться. Он же не откажется от хорошей виллы в охраняемой и совершено безопасной зоне – на время «плотной занятости» в Триполи? А пока работают «технические причины», нетрудно ли ему, скажем, сутки посидеть в Махинеи, где так же безопасно?

И это безопасно?! Рвануло метрах в тридцати от домика, полетели ошметки глинистой почвы, зазвенели осыпающиеся стекла. Ударная волна проникла в дом, отбросила Али к стене.

– Али Гусейнович, крылатыми ракетами шмаляют, суки!!! – завопил с перепугу по-русски Ильхам, вваливаясь из соседней комнаты – неприбранный, заспанный, оторопевший. Али давно подметил – в критической ситуации человек, знакомый с русским, пусть для него это и не родной язык, изъясняется исключительно на нем – великом и могучем! Рвануло еще ближе – упала в комнату оконная рама. Ильхам не устоял – повалился на Али. Отчаянно ворочаясь, отталкивая друг дружку, подползли к разбитому проему. «Томагавки» клали плотно и квалифицированно. Домик, где их поселили, стоял на отшибе, и все отлично просматривалось. Базу, материальные склады и казармы охранной роты заволокло густым дымом. В дыму мелькали фигурки – военные разбегались, стараясь уйти из зоны поражения. Царил кромешный ад. Кто-то падал, кто-то вставал, другие оставались лежать. Из клубов дыма вылупился офицер в расстегнутом кителе поверх исподнего. Он что-то страшно орал, вращал безумными глазами. Потом сообразил, что собрать никого не удастся, да вроде и не надо, помчался кенгуриными скачками куда-то в сторону. Метался работник службы безопасности Урхан в одном ботинке. Кинулся к «гостевому» домику – к людям, за которых нес ответственность, но пробежал от силы метров двадцать – взрыв прогремел за спиной, он заорал во все голосовые связки, рухнул с перекошенным лицом, обливаясь кровью… Ракеты ложились точнее – одна пробила крышу склада, взорвалась внутри, повалив часть стен… и началось светопреставление! Оглушительные взрывы гремели с интервалом в секунду, разлетались доски, бетонные перекрытия, какие-то поддоны, фрагменты тел. Слава Аллаху, основная масса обслуживающего персонала успела разбежаться.

– Али Гусейнович! – спохватился Ильхам. – Они же в установку попадут!

Как-то странно, в этом аду он еще ухитрялся думать о работе. Парнишка метнулся к двери – как будто его присутствие рядом с установкой могло что-то изменить.

– Куда, стоять! – заорал Али и помчался за мальчонкой. Оба поочередно скатились с крыльца. Ильхам рванул в пространство между строениями, еще не охваченными огнем, бежал, петляя, будто заяц. Взрыв прогремел у него за спиной, паренек свалился плашмя, а Али взрывной волной придавило к крыльцу. Он подпрыгнул, вытрясая звон из ушей, заковылял на ватных ногах. Но помощь пареньку не требовалась – он стартовал с упора лежа, помчался дальше. И… вбежал на полной скорости в новый взрыв, который расцвел, словно цветок, у него на дороге!

– Ильхам!.. – завыл Али и, не пригибаясь, заковылял к пареньку. На месте взрыва красовалась метровая воронка. Повсюду кровь, оторванная рука… Истерзанное тело молодого помощника наполовину засыпало землей. В мертвых глазах теснилась решимость добежать, спасти, если нужно, грудью прикрыть… Ноги подкосились, Али свалился на колени перед изувеченным телом – уже и не помнил, то ли молился, то ли ругался самым мирским образом, тряс его, надеясь оживить, давился слезами…

Когда рассыпалось в щепки соседнее строение – слава Всевышнему, забитое не боеприпасами, а составными блоками от зенитных орудий, – он очнулся. Полз на корточках, потом поднялся, побежал, пригнувшись, закрывая голову руками, – к южным воротам базы. Осколки щадили его, свистели стороной, несколько раз он спотыкался, но вставал, шатаясь, двигался дальше. В стенах периметра зияли дыры, искореженные ворота валялись поодаль от проема, заваливаясь, падала, словно марсианин у Герберта Уэллса, вышка с орущим часовым. Приземистые сараюшки в стороне от ворот, стыдливо прикрытые чахлыми деревцами, вроде были целые. Туда он и подался. Но грохнуло где-то справа, Али засыпало землей, что-то мощное, на скорости, ударило в бок – он закричал от боли, смешалось все в голове, он повалился и уже не мог ухватить за хвост убегающее сознание…

Когда он очнулся, вокруг царила тишина – звенящая, страшная. Привстав, он опасливо потрогал бок, полагая нащупать огромную кровоточащую рану. Но нащупал болезненный синяк, а рядом лежал угловатый камень. Ноги не держали, он доволокся до сарая на четырех конечностях, ввалился в него, сел на грязный пол и заплакал. Установка – целая и невредимая, наполовину укрытая чехлом – стояла в углу помещения и призывно поблескивала хромированным излучателем…

Он сидел на крыльце, сжимая голову руками, когда вокруг него начали собираться люди. Служащие базы возвращались на рабочие места, от которых остались руины. С кого-то капала кровь, кто-то прихрамывал, истерично что-то выкрикивал. Из обрывков разговоров явствовало, что боеприпасов на базе было немного, иначе все бы разлетелось к чертовой матери – хранились в основном агрегаты и узлы для зенитных САУ «Шилка», установок залпового огня.

– С вами все в порядке, господин Али? – бросился к нему человек со смутно знакомым лицом – один из подчиненных Урхана. Не дождавшись ответа, вбежал в сарай, выскочил оттуда с радостными криками: – Она целая! – и тут же что-то залопотал, обращаясь к толкущимся людям, потом тряхнул Али за плечо. – Нужно срочно уезжать, господин Али! Скоро подойдет грузовик, будет погрузка. Вы едете с нами – это приказ. Не позднее чем через два часа пушка и вы должны быть в безопасном месте… Очнитесь, господин Али!

Он плохо понимал, чего хочет от него этот контуженый, обзаведшийся нервным тиком и рубцом под глазом ливиец. Не хотелось никуда ехать. Даже шевелиться не хотелось…

Школа на окраине города Хомса переживала не лучшие времена. Не так давно по дороге, огибающей город с юга, проходила танковая колонна – отдельный механизированный батальон правительственных войск спешил на помощь ливийским войскам, погрязшим в позиционных боях у мятежной Мисураты. Колонна пылила мимо школы. И надо же такому случиться, что именно в этот момент из-под единственного на небе облака вынырнула пара американских «В-2» и подвергла колонну тщательной обработке. По счастью, когда бомбардировщики зашли на второй круг, колонна успела рассредоточиться, поэтому потери были терпимые. Ливийские военные недосчитались четырех танков «Т-62» советского производства, пары «БМП-1», боевой разведывательной машины, самоходной пушки-гаубицы «Дана» и полутора десятка человек. Потрепанная колонна отправилась дальше, подбитая техника неделю красовалась на дороге, пока ее не оттащили с глаз долой, чтобы не умалять патриотические настроения. У кого-то из пилотов то ли глаз подвел, то ли приборы, но одна из бомб ахнула в школу и сделала в здании добротную выемку. По счастью, в мусульманских школах летом тоже не учатся. Восточное крыло не пострадало, в местный спортзал и свозили отловленных в пустыне летчиков НАТО. Место для «хранения» было выбрано удачно и с юмором – никому бы и в голову не пришло, что в полуразрушенном здании могут содержаться пленники. К тому же школу со всех сторон окружали деревья, что в плане «подсматривания» из космоса тоже было неплохой находкой.

Машины вставали под деревьями, из них выгружали пленных и «зеленым коридором» препровождали в спортзал. Гулять не выпускали. Куртуазным манерам ливийских вояк не обучали – Шарля бесцеремонно вытолкнули из машины и погнали прикладами в приземистое кирпичное строение с заколоченными фанерой окнами. Втолкнули в сумрачное помещение. Было душно, пахло потом, немытой одеждой. Горели маломощные лампочки, озаряя помещение мглистым желтоватым светом. Захлопнулась дверь, оснащенная отверстием, и с обратной стороны к нему мгновенно припало всевидящее око. Пленные летчики постоянно находились под наблюдением. У Шарля до сих пор болела голова, приходилось прикладывать усилия, чтобы сохранять невозмутимый вид и переваривать информацию. В помещении томились больше двух десятков человек – в форме летного состава НАТО. Кто-то лежал на грязной циновке, кто-то спал, другие ворочались, кто-то неприкаянно блуждал между заколоченными окнами. Кто-то бубнил – то ли молился, то ли ругался. Прикинув на глаз численность собравшихся, Шарль ужаснулся. Сбили всех! Или практически всех. ЧТО ЭТО БЫЛО?

– Мне кажется или это Шарль Бурнье? – пробормотал человек, лежащий на циновке. Приподнялся, протер глаза, украшенные первосортными синяками, и превратился в старшего лейтенанта Пьера Бриона.

– Тебе тоже негде жить? – пошутил, шепелявя, взъерошенный Доминик Лазар и улыбнулся во все четыре зуба – то ли тормозил челюстью, то ли вел себя при задержании не так, как хотелось бы солдатам.

– Живой, слава Христу, – проворчал немногословный Марсель Жюстье – на первый взгляд невредимый, но как-то подозрительно хватающийся за бок. – А мы уж думали, ты тоже погиб, молиться начали за спасение твоей непутевой души…

Сердце сжалось, без потерь, похоже, не обошлось. Он обходил подавленных товарищей, кого-то обнимал, кому-то жал руку, похлопывал по плечу. Обычно говорливый, балагур и егоза Поль Гурден даже не смотрел ему в глаза, сдержанно кивнул и уставился в пространство. В будущее, видать, смотрел. С оптимизмом. Улыбнулся швед Свенсон, спросил, как дела, рыжеватый американец Паккарди.

– Потихоньку, – вздохнул Шарль. – А вы тут чем занимаетесь?

– Тайны мироздания познаем, – глубокомысленно отозвался Хью Картер. – Не поверишь, Бурнье, в мире столько интересного. Вот скажи, ты знал, что мы можем оказаться в таком положении?

– Мы-то еще ладно, – вздохнул капитан Гийом Ришар. – Вроде убивать не намерены, кормят, не бьют, по нужде выводят. А вот Честеру и Ларсу Гриру… им-то как не подфартило…

Из рассказа капитана выяснилось, что Ахмаду Рашди, понимающему по-арабски, – капитану бельгийских ВВС, который в данный момент видел сладкие сны, – удалось подслушать разговор ливийских офицеров. Двух летчиков не смогли взять живыми. Один при приближении солдат выхватил пистолет, стал отстреливаться, его уложили выстрелом в ногу, поскольку был приказ брать ТОЛЬКО живыми, но попали неудачно, открылось сильное кровотечение, и пока довезли до госпиталя, пленник скончался от потери крови. Второй отправился в бега, удачно съездив по вывеске конвоиру (в шоке был, не понимал, что бежать некуда), оступился и треснулся виском о камень, да повезет ему на небе… Гадали, кто это может быть – либо Честер, либо Грир, либо Бурнье, но поскольку последний, как выяснилось, жив и относительно здоров, то тут уж, как говорится, без вариантов…

– Ты – двадцать седьмой, Бурнье, – пояснил Ришар. – Дольше всех бегал, молодец. Расскажешь, как тебе удалось.

– Нас вроде тридцать было, – растерялся Шарль. Не сходилось что-то в математике.

– Латиньи вернулся, – замогильным голосом вымолвил Гурден, не отрываясь от «пространства». – До Мальты дотянул… и вернулся. Неисправность в двигателе. Я слышал, как он с базой переговаривался…

– Счастливчик, – гулким эхом отозвался Брион. – Сейчас, поди, опять в борделе у «Турино Мамы» сидит, винчик попивает, шлюшек за задницы дергает…

– Ну, да, Латиньи такой, – согласился Лазар. – Чуть передышка – скачками к шлюхам, напряжение свое неуемное снимать. Ты не смущайся, Бурнье, будь как дома, циновок на всех хватает, пристраивайся ко мне – вон свободная, а то торчишь тут, как маяк. Скоро еду принесут, кстати, кормят здесь прилично, видимо, имеют на нас некие планы…

– Рассказывай, как бегал, – проворчал Ришар. – А то от собственных историй уже тошнит, по третьему кругу друг перед дружкой отчитываемся – сплошной позор, никакой романтики.

Шарль немногословно поведал о своих злоключениях. Аудитории история понравилась. Стали обсуждать, Лазар переполз поближе и поощрительно похлопал по плечу.

– Не ожидал, Бурнье. В лучших традициях американского боевика. Будет что дома рассказать. Непонятно только, на что ты рассчитывал. Выбраться из этой клоаки нереально. В Бенгази надо было когти рвать, в Бенгази…

Летчики по одному вступали в беседу. Тема, где безопаснее – в Тунисе или в Бенгази, – почему-то многих взволновала. Горячился Паккарди – американец итальянского происхождения. Его возмущало грубое нарушение прав в так называемой Триполитании. Какое эти обезьяны имели право сбивать его самолет, хватать, как какого-то бродягу, бросать в тюрьму – в антисанитарию, в нечеловеческие условия! Где обязательный гуманизм и приверженность элементарным правовым нормам? Как, вообще, можно воевать в таких условиях, когда противник тебя конкретно не уважает? Его везли через деревню, так горячие ливийские бабы чуть камнями не закидали. Дикость, господа! Неужели здесь никто не знает о резолюции Совета Безопасности ООН под номером 1973, о которой растрезвонили по всему миру? Адекватные французы, слыша эти перлы, прятали ухмылки, а американец энергично разорялся. Потом беседа вернулась в наболевшую плоскость: что за чертовщина случилась в небе над Ливией? Почему отказали двигатели всех самолетов – причем одновременно? А если бы это случилось над морем? Работа ливийцев? Инопланетян? Третьей силы, заключившей договор с самим Дьяволом – в смысле, с полковником Каддафи, врагом номер один всего миролюбивого человечества?

– Ясно одно, – рассудительно изрек Марсель Жюстье. – Если это оружие, то принципиально новое и никогда доселе не использовавшееся. Какая паника теперь начнется – трудно представить. Держу пари, пока не выяснится, в чем дело, наши побоятся соваться в Ливию со своими самолетами. Будем «Томагавками» швыряться.

– Правильно, – проворчал кто-то аполитичный. – А то уже самолетам тесно в «бесполетной зоне»…

– Тоже неплохо, – ухмыльнулся Брион. – А вот это оружие… интересно… может, оно и «Томагавки» способно останавливать или обратно разворачивать…

Летчики молчали, впечатленные мысленной картиной. Тонут атомные подводные лодки, тонет флагман ВМС США «Маунт Уитни», авианосец «Джузеппе Гарибальди», взрывается к чертям собачьим авиабаза в Сигонелле – со всей навороченной техникой, жилыми кварталами и борделем, в котором завис счастливчик Латиньи…

Распахнулась дверь, вошли два дюжих охранника в форме, встали по бокам и взяли автоматы на изготовку. Вошел еще один – невысокий, плотный, с офицерскими знаками различия, с папкой в руке и пилоткой, всунутой под погон. Откормленный, лысоватый, он был спокоен, как монумент. Пока он рассматривал насторожившихся пленников, ни один мускул не дрогнул в лице. Впрочем, торжествующий огонек в глазах блеснул.

– Строиться, – на приличном английском скомандовал офицер.

Он медленно расхаживал вдоль шеренги понурых, оборванных пилотов, всматривался людям в глаза, делал мысленные «зарубки». Покосился на «разукрашенного» Бриона, на исцарапанное лицо и руки Ришара – такое ощущение, словно летчик долго и безуспешно купал кота. Пересчитал пленников по головам и остался доволен.

– Добрый вечер, господа европейские туристы, – вкрадчиво и как-то нейтрально поздоровался офицер. – Ну, вот вы и в сборе. Спешу поздравить – вы находитесь в расположении одной из частей ливийской армии, где вас безумно рады видеть. Мое имя – Аль-Фергани, можете обращаться ко мне «господин капитан». Надеюсь, наши отношения будут ровными, спокойными и станут примером для подражания вашим… последователям. Сразу предупрежу, что попыток к бегству предпринимать не стоит, далеко вы не уйдете, и последствия могут быть трагическими. Грубить и бросаться в драку тоже не советую – зачем? Геройство в данном случае неуместно и просто смешно. Если вы хотите вернуться домой живыми, а не, скажем, в черном полиэтиленовом мешке, то и вести себя следует соответственно. К вам относятся, как вы могли заметить, гуманно, кормят сытно, а небольшие, хм, физические увечья вызваны – сами понимаете – неповиновением при задержании. Скоро прибудет врач, и те, кому это требуется, получат медицинскую помощь. Комбинезоны сдадите – взамен вам выдадут другую одежду. Хранить деньги запрещено, пытаться подкупить охрану – тем более. С просьбами позвонить – не обращаться. Сейчас вас всех зарегистрируют, перепишут ваши данные, изымут документы – у кого еще не изъяли. Просьба отнестись к нашим действиям с пониманием. Не забывайте, – офицер не удержался от презрительной гримасы, – что для нас вы агрессоры, уничтожающие нашу процветающую страну, взрывающие наши дома и убивающие наших женщин и детей… – От внимания Шарля не укрылось, как офицер непроизвольно сжал кулаки, но, впрочем, опомнился. – Мы понимаем друг друга, господа? Я рад. Будем надеяться, что после пребывания в нашем… хм, санатории у вас останутся о нем только самые приятные впечатления.

Команды «вольно» и «разойдись» не последовало. Через несколько минут солдаты втащили в помещение ворохи комбинезонов подозрительной свежести, швырнули перед строем. Пролаяла команда – переодеваться. Свою одежду раскладывать аккуратно, не комком – все в ряд. Несколько человек переоблачались, остальные ждали под дулами автоматов. Тоска навалилась – не продохнуть. Шарль вспомнил, что примерно в это предвечернее время, если позволяла служба, он звонил Жаклин в Тулузу. Снисходительно выслушивал ее щебет – о домашних делах, о семейном бизнесе, с которым она проворно справлялась, слушал лепет крошки Марселя – и тепло становилось на душе, почти беззаботно… Привычка носить одежду с изобилием карманов сослужила добрую службу. Его обыскивали, прежде чем бросить в машину – но лишь на наличие стреляющих, колющих и режущих предметов. Три с половиной тысячи евро (в основном в крупных купюрах) не нашли. Воспользовавшись заминкой, когда охранники с криками бросились к Ришару, собравшемуся спрятать в носок безвредный перочинный ножик, он сунул руку в задний карман комбинезонных штанов, ногтем разодрал шов и незаметно для окружающих переправил сложенные пополам банкноты под трусы. Пришлось отставить заднее место, чтобы не вывалилось. И когда поступила команда очередной пятерке сбрасывать одежду и облачаться в комбинезоны (в которых что-то красили), он не стал упрямиться. Все стащил, влез в штаны и облегченно перевел дыхание. Фокус из арсенала карманного воришки удался ему одному. Раздеваться догола команды не было.

Звонил телефон на прикроватной тумбочке – истошно, с надрывом, словно умолял: ну, заткните же меня поскорее! Именно в это утро проснуться для Жаклин Бурнье оказалось тяжким испытанием. Она мучительно выбиралась из «режима сна», не могла сориентироваться, где она находится и какого черта происходит?! Просыпалось предместье Сен-Сипрьен – пригород родины ордена доминиканцев, «розового града» Тулузы (нареченного так по цвету кирпича, из которого был выстроен старый город). Лучик солнца выглянул из-за тропической азалии, озарил лужайку перед домом, пышные шапки пионов, новомодное поливальное устройство, заглянул в комнату через огромное, идеально чистое зеркало. А когда полоснул по глазам, осталось только проснуться. Телефон звенел, не унимаясь. Пот прошиб – это Шарль, он же вчера не позвонил! Собиралась с вечера понервничать, но передумала, решила дождаться следующего дня. Все-таки служба у человека, всякое случается… Она отбросила одеяло, путаясь в ночной сорочке – не могла же она ее надеть верхом вниз! Схватила трубку:

– Алло? Слушаю. Шарль?

– Увы, не Шарль, – невесело усмехнулась Франсуаза Лазар – жена Доминика, пилота эскадрильи, где служил Шарль. – Ну, ты и горазда спать, подруга. Судя по реплике, твой благоверный вчера не звонил?

– Не-ет, – протянула она разочарованно. – И твой не звонил?

– И мой не звонил, – вздохнула Франсуаза. – Странно это как-то. Волноваться будем?

– Подождем, – засмеялась Жаклин, отметив, что смех получился натянутым. – Не позвонили вчера – позвонят сегодня. Или завтра. Они же не в аптеке там торгуют – все-таки армия… – «Пропади она пропадом», – подумала Жаклин. Формально до права выхода на пенсию ее тридцатидвухлетнему избраннику оставалось девять лет, и она уже заранее готовилась нанести удар – чтобы и духу его в армии не было! Пусть в аптекари идет. Или в парикмахеры – они везде нужны. Хотя и понимала в глубине души, что небо для супруга – все. И битва предстоит изнурительная. Но существует же еще и гражданский флот!

– Ну-ну, – со скепсисом вымолвила Франсуаза, – мне бы твою беззаботность. Впервые такое – всегда звонил, а тут вот взял и проигнорировал.

– Да все они такие, – успокоила подругу Жаклин. – Вечно спрячутся, ищи их потом. У тебя у самой-то как дела? Подготовка к ярмарке цветов продвигается?

– О, ты знаешь, да, – возбудилась Франсуаза. – Я уже купила себе такое миленькое платье, в котором буду произносить вступительную речь. Осталось машину отремонтировать, чтобы до Жавю добраться – а то, знаешь, она у меня при повороте не поворачивается. Странное устройство.

Жаклин очень к месту вспомнила, что ее машина тоже странная – задымилась и решительно отказалась ехать. Был бы Шарль, он бы что-нибудь придумал, нашел бы грамотного мастера, а теперь вся надежда на везенье да на пресловутую женскую интуицию. Потрещав минут пять, они простились, и Жаклин оцепеневшим взором уставилась на отражение в зеркале напротив кровати. Раньше она считала это небольшим (простительным) извращением, а в последнее время привыкла, стало нравиться, в минуты занятия сексом с Шарлем она подглядывала в зеркало, и возникало возбуждающее ощущение, будто смотришь не на себя, а на кого-то другого. Одной в постели было грустно. Привыкнуть к этому при живом муже было невозможно. Постоянное ожидание становилось частью натуры. Ночная сорочка во время сна действительно перекрутилась, удивительно, что не задушила. Она расправила ее, потом стащила с себя, уперлась вплотную в зеркало. Вот и молодость прошла. Раньше переживала за прыщи, теперь за морщины. Они уже просматривались в уголках потускневших глаз, веки немного одрябли – пусть никто этого не видел, но она-то это видела! Фигура оставалась в норме, хоть это радовало. В соседней комнате заскрипела детская кроватка, завозился шестилетний ангелок Марсель. Она испуганно схватилась за ночнушку, натянула – как обычно, задом наперед, но тревога оказалась ложной, ангелок не проснулся. Извернувшись, она придала одеянию правильную ориентацию на теле, накинула пеньюар и пошла на кухню варить кофе.

Солнце уже пекло – денек намечался знойный. Пока варился утренний напиток, она включила новости ВВС, убедилась, что в мире все спокойно (за исключением торнадо в Штатах, победоносной войны в Ливии, бесчинств на Ближнем Востоке и привычных утечек радиации на Фукусиме). Новости из Средиземноморья она прослушала особенно внимательно. Все отлично, повстанцы снова выбили войска Каддафи из города с непроизносимым названием, из которого на прошлой неделе те их уже выбивали, крылатые ракеты выполнили поставленную перед ними задачу, и до мира в регионе осталось рукой подать. Потерь у авиации НАТО быть не может в принципе. Каддафи – негодяй, прикрывает свои базы щитами из людей, а утверждение недальновидных аналитиков, что эти люди «сами пришли», не выдерживает критики. К вопросу о наемниках: сбит военный самолет правительственных войск у города Рас-Лануф. Пилот по документам – суданец, в графе «профессия» открыто и честно – «бухгалтер». Успокоившись, что у мужа все в порядке, она налила в чашку кофе, распечатала круассан с черникой и переключилась на программу, где с юмором рассказывалось, как итальянский премьер Берлускони поставлял Каддафи итальянских красавиц и какими усилиями удалось замять скандал.

Через час пришла няня – Жаклин как раз закончила выслушивать по телефону «рекомендации» свекра, как правильно загубить бизнес, сдала ангелочка в добрые руки и поехала в аптеку. Какое счастье, что бизнес нормально функционировал, приток клиентов заметно вырос! Она старалась не задумываться, что причиной тому – несусветная жара, обостряющая сердечно-сосудистые заболевания у пожилого населения пригородов Тулузы. После работы она заехала в супермаркет, где весь персонал, как один, был выходцами из Алжира, закупила пропитание на пару дней. Вечером смотрела, как Марсель носится по лужайке с соседской «кудряшкой» Люси, мучает приблудного кота со знаковым именем Николя, и не могла избавиться от беспокойства. Чувство тревоги росло и обострялось. Муж не звонил. Телефон у Шарля был отключен – она набралась храбрости, позвонила, хотя это было запрещено. Это могло ничего не значить – выполняет задание (лучше бы учебное), вернется – телефонирует. А могло и значить… Ночью она долго ворочалась, выходила курить на веранду – хотя считала себя некурящей (пачка на три дня – нормальная «норма» для некурящей женщины). Кошки скребли на душе. Почему не звонит Шарль?