Текст книги "Другие. Боевые сталкеры"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Закрыв глаза, Ждан подумал о том, как далеко забрался. Он сейчас старше Фиделя.

Около четырех часов вечера раздался звук, заставивший его встать из кресла, стереть с лица дремоту и подойти к окну. Кто-то завел двигатель «Мерседеса».

Увидев отъезжающую машину, Ждан оживился. Точнее, он увидел сначала не машину, а столб пыли, поднятый ее колесами. Поначалу, подумав о том, что сыщики все-таки решили проверить дом, он сжался, но когда увидел направление, в котором удалялся пыльный туман, успокоился. Вскоре показалась и сама машина. Она на максимально возможной для этой разбитой тачки скорости уходила в сторону леса.

– Шанс? – буркнул полковник.

Быстро спустившись вниз, он схватил за лямки сумку и, подумав, отошел от двери. Он опять едва не совершил ошибку. Если преследователи вернутся, они тотчас обнаружат следы на пыльном крыльце. Не мешкая ни секунды, Ждан направился к люку, расположенному на тыльной стороне дома. Он обнаружил его днем, путешествуя по дому и изучая возможные пути бегства в случае непредвиденных обстоятельств. Он до сих пор не мог объяснить предназначение этого люка. В конце концов пришел к выводу, что если появится медведь, то этот люк – самый реальный шанс выйти из дома.

Спустившись в подвал, Ждан переложил топорик из сумки за ремень и осторожно отворил обе створки. До сих пор он ничем не выдал своего присутствия в доме. Ментов он не боялся, они уехали. Но они могут явиться в любой момент, едва кто-нибудь обнаружит его присутствие. Какой-нибудь охотник, например.

Он отворил створку люка, осмотрелся и выбрался из подвала, как из танка. Оказавшись на ногах, полковник хотел уже вернуть створки на прежнее место, но не успел даже наклониться…

– Замечательно, – услышал он со спины. – А теперь даже не шевелимся.

Очень тяжело выполнить такое требование. Особенно когда стоишь в позе борца сумо. Голос звучал всего в двух шагах, и, если ориентироваться по тембру его звучания, он принадлежал двадцатипятилетнему парню.

– На колени! – послышалась следующая команда. – Держи руки так, чтобы я их постоянно видел!

– Вы же уехали, мать вашу? – не выдержал Ждан.

Он знал ответ. Оставив одного милиционера в засаде, оставшиеся решили нарисовать петлю и вернуться. Значит, он все-таки совершил ошибку, находясь в доме…

– Как вы догадались?

– Вещи на подоконниках не нужно трогать, если прячешься.

Ждан вспомнил, как ближе к обеду прокрался к окну и отодвинул в сторону лампу «Летучая мышь», чтобы не мешала смотреть. Она стояла на краю подоконника, а он переместил ее к центру.

– У вас, я вижу, методы не меняются, – в бешенстве процедил полковник.

Стиснув зубы, Ждан встал сначала на одно колено, потом на второе. Ярость от собственной глупости едва не заставила его зарычать. Неужели все рухнуло?! Вся жизнь закончится тем, что его пленит какой-то сопляк?!

Сзади раздалось металлическое клацанье. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять – это наручники. И что теперь? Его закуют в кандалы и повезут, как Степку Разина, четвертовать в Грозный?! Но сначала, конечно, в КГБ. И кто испортит жизнь Ждана? Этот герой-одиночка?..

Полковник почувствовал, как тот, что был за спиной, схватил рукой его ладонь. Сейчас на запястье щелкнет первый наручник…

Коля Власов, старший лейтенант милиции, после отъезда коллег остался у дома подозреваемого. Придя в уголовный розыск из дивизии морской пехоты, дислоцирующейся во Владивостоке, он быстро занял свою нишу в милиции. Вскоре все перестали обращать внимание на то, что он бывший военный. Об этом вспоминалось лишь тогда, когда женщины УВДТ на День Советской Армии уделяли ему гораздо больше внимания, нежели остальным. Возможно, свою роль играла внешняя привлекательность и внутреннее обаяние. Как бы то ни было, Николай считался в милиции человеком исполнительным и личностью незаурядной. Об этом знали не только в его ведомстве. Старший лейтенант вот уже несколько часов находился в состоянии сомнений. Привыкший неразрешимые задачи решать превентивными методами, он никак не мог взять в толк решение начальства торчать у этого дома. Тот факт, что домик стоит на единственно верном направлении к Грозному, не является основанием сидеть здесь сутки. Но потом вдруг он заметил фокус с лампой. И начальник сказал: ждать. Но Власову казалось, что гораздо проще разбить окно и проникнуть внутрь. Однако понимал, что ему, неполных два года отработавшему в милиции, не пристало давать советы бывалым, которые раскручивают сложные дела, как бабушкин моток ниток. Надо стоять – значит, будем стоять. Но потом начальник велел ему остаться. Ненадолго. На десять минут. Ровно столько нужно, чтобы «Мерседес» проехал по дороге, замкнув кольцо. Если лампа на окне действительно перемещалась, значит, в доме кто-то есть. Отъезд машины беглец воспримет как предложение выйти. Так и случилось.

После отъезда коллег прошло каких-то три минуты, когда кошачий слух Власова уловил скорее не скрип, а движение воздуха от открываемых створок люка. Расстояние, на котором он стоял от него, укрывшись за углом дома, не превышало и трех метров.

Когда из люка появилась сначала голова, а следом и весь человек, Власов без сомнения отметил про себя, что приметы, описанные сельчанами, точны до удивления.

Еще движение – и присевший человек стал наклоняться к створкам…

Если бы на месте старшего лейтенанта милиции находился матерый сыскарь, то первое, что он сделал бы, – это, преодолев в два шага расстояние, несколькими ударами заставил человека впасть в болевой и психологический шок одновременно. Это главное условие, которое выполнит опытный оперативник при задержании. Подавить в человеке волю и желание оказать сопротивление. Удар, удар и еще удар! Заставить человека забыть о том, зачем здесь находится. Все должно происходить для преступника мгновенно, как кошмарный сон. Еще не успев оправиться после ударов, преступник должен почувствовать во рту пахнущий ружейным маслом ствол пистолета или вкус крови из рассеченного лба! И только после этого понять, что закрывает лицо руками, на которые уже надеты наручники…

Только так провел бы задержание опасного преступника один на один грамотный оперативник. И уже потом, стоя на коленях, он отдышался бы, удивляясь, как в очередной раз это у него так ловко получилось и как он опять при этом остался жив.

Но возня с убийцей не терпит сослагательных наклонений. На месте Власова был Власов. Он не раз задерживал воров, но еще никогда не стоял так близко от разящего смертью человека. Закон требовал точного исполнения своих обязанностей. И милиционер точно знал, что нужно говорить в таких ситуациях и когда делать предупредительный выстрел…

– Замечательно, – сказал он, понимая, что подозреваемый в его руках. Силы в бывшем морпехе было столько, что он одним движением сломал бы хребет этому огромному мужику.

Сунув пистолет за ремень, он вынул наручники и шагнул к мужчине. Его руки были перед ним. Схватив левую, ближнюю к нему, Власов потянулся к ней наручником. Он совсем не смотрел на правую руку человека, которая была уже внизу…

Он уже никогда не поймет, что с ним произошло. И если человеку суждено унести с собой последнее мгновение жизни, то Власов унес с собой яркую вспышку. Такую, которую видел в небе над Владивостоком в День Победы. В тот счастливый день, когда он впервые познакомился со своей женой…

…Сейчас защелкнется первый наручник…

Медлить было нельзя. Правая рука Ждана скользнула к ремню. Когда он вставал на колени, рукоятка скользнула и топорик лезвием уткнулся в землю. Как это было вовремя… Полковнику не нужно было возиться с ремнем. Сжав ручку топора, он без замаха, вложив в движение всю силу, наугад рубанул себе над головой…

Удар получился такой силы, что полковник почувствовал в ладони ноющую боль от отдачи. Тяжело дыша, Ждан обернулся…

Оценив состояние милиционера, полковник понял, что второй удар не потребуется. Высокий, атлетически сложенный парень лежал на земле и скреб ногами. Агония была страшной, но не для Ждана. Вскочив на ноги, он вытащил из-за пояса милиционера пистолет и стал обшаривать карманы. Агония достигла своего апогея. Тело сыщика дергалось в конвульсиях, разбрызгивая ручьем льющуюся из головы кровь…

С досадой поморщившись, Ждан оттолкнул попавшую под его руку судорожно сгибающуюся ногу парня. Она ему мешала. Денег было мало, впрочем, на большую сумму полковник и не рассчитывал. Не найдя документа, подтверждающего принадлежность преследователя к определенному ведомству, он перевернул уже затихающее тело милиционера на живот. Похлопав руками по карманам, нашел удостоверение.

Закинув сумку за спину, Ждан поправил за поясом пистолет и скрылся в лесу.

День был пасмурным, оттого и не было видно в лесу солнечных бликов и бирюзовой, просвечиваемой насквозь лучами солнца, высокой травы.

«Мерседес» с сотрудниками милиции подъедет к дому через семь минут.

Глава 5

Консервы закончились к концу второго дня. Однако даже это не могло заставить Ждана изменить маршрут. Он упрямо шел в лес, прекрасно зная, что ближайший в этом направлении населенный пункт находится более чем в ста километрах. До него оставалась еще одна тяжелая ночь среди деревьев и еще один день изматывающей ходьбы. Он планировал выйти на трассу, ведущую в Грозный. Двигаясь вдоль нее, через два дня можно оказаться в городе. Город – не деревня. Там легче потеряться, затаиться и отлежаться. Ждан помнил место, где вошел в пятьдесят девятый год. Он вернется в Другую Чечню, как только опасность перестанет быть явной. А пока нужно уходить как можно дальше от высоты, где он уничтожил группу туристов. Вся милиция Чечено-Ингушской АССР и вся милиция СССР скоро будет поднята на ноги. Интенсивность поисков будет падать с удалением от места совершения преступления. Значит, нужно уходить. Никто не помешает ему вернуться. Потом, через месяц, через два. Пусть даже пройдет полгода. Вернуться, отыскать Источник и оказаться снова рядом с Ириной. Эта женщина преследовала Ждана как проклятье. Он думал о ней чаще, чем о собственной безопасности.

С каждым часом движения ему становилось все тяжелее. Ботинки туриста, взятые трофеем на высоте, постоянно цепляющиеся за корни и сучья, грозили вот-вот развалиться. В порядок Ждан приводил себя лишь на коротких привалах. Сдирал со спортивного костюма паутину, удостоверялся в отсутствии на своем теле клещей, ел и, тридцать минут посидев у дерева, отправлялся дальше. За минувшие двое суток он преодолел около сотни километров. Однажды, выходя на поляну, он едва не столкнулся с грибниками. Мужчина и женщина, медленно шагая вдоль кромки леса, разгребали палками листву. Пришлось, во избежание нежелательной встречи, сделать лишний крюк в несколько километров. Любой увидевший его мог свести на нет все предыдущие старания полковника. А пока вряд ли кто из преследователей догадывается о его маршруте.

Разжигать костер было опасно. Поэтому Ждана мучила мошкара, доводя его до состояния безумия. Он уже давно проклял и этот лес, и людей, ищущих с ним встречи. Более всего полковника поражала настырность, с которой велся его поиск. А нельзя ли дело просто закинуть в архив и признать бесперспективным для раскрытия? Или как у ментов это называется? Ведомый звериным инстинктом самосохранения, он уносил ноги от всех мест, где его могли найти.

Однако теперь этот вопрос он задавал все реже. К вечеру второго дня он мучился лишь от одного-единственного вопроса: зачем он убил милиционера? Если раньше справедливая ненависть помогала ему уходить от преследования, то теперь он был уверен в том, что эта ненависть, доведенная до безумия, позволила ему совершить убийство. И теперь ему прощения уже не будет. Если раньше небеса были к нему благосклонны, то теперь все будет по-другому.

«На ближайшие дни они меня потеряют», – думал Ждан, выдирая ножом из банки куски тушенки и отправляя их в рот. Нужна пища, одежда, кров!

Полковник за эти два дня устал так, словно трудился не покладая рук полгода. Усталость прижимала его к земле все сильнее. Более частыми и более продолжительными стали привалы. Все меньше энергии оставалось на подъем. Но он шел, стараясь давить в себе слабость так же, как она давила его силы. Ждан уже давно перешагнул через себя как через человека со средними физическими возможностями. Он двигался лишь благодаря тому упрямству в достижении цели, что была заложена в нем с детства.

Наступала ночь. Больше всего Ждан боялся ночей. Темнота и прохлада… Налицо все атрибуты свежевырытой могилы. Омерзительное жужжание и боль от укусов комаров. Они сводили его с ума! Но в который раз доставая из кармана спички, он возвращал их на место. Он мог позволить себе разжечь костер лишь солнечным днем, когда он был не нужен. Дым в лесу, вдали от магистралей и поселений, мог выдать его. И всякий раз он хвалил себя за то, что не поддается соблазну разогреть тушенку на костре и отогнать дымом гнус…

Лицо Ждана за двое суток забурело от укусов. Потребность постоянно чесаться выводила его из себя и забирала последние силы. Но он шел и шел вперед, уже плохо ориентируясь в действительности. Пытаясь занять свою дорогу размышлениями – так быстрее шло время, – полковник стал размышлять. Повод для размышлений, как ни странно, появился именно сейчас, а не после происшествия в вагоне…

Он начинал путаться в своих мыслях. В первые мгновения этих логических выкладок ему даже показалось, что бредит. Однако сколько раз он ни начинал рассуждать с самого начала, столько же раз приближался к одному и тому же. Он был совершенно невиновен!

Был. До того момента, когда решил нанести удар топором в лицо молодого сыщика.

Зацепившись в темноте за лежащий в траве сук, он плашмя упал на землю.

Остаток ночи провел под деревом. Как и все ночи до этого. Страшная мысль о скором лишении свободы, а значит, и казни в пятьдесят девятом году сверлила его воспаленный мозг. Пытаясь подтвердить ее или опровергнуть, он призывал на помощь высшие силы. Однако память не восстановила для него ни единого нового факта. Он помнил практически каждый свой день за последние двадцать пять лет. И не было ничего, что могло бы помочь ему в поиске себя, неизвестного, в себе.

Он заснул перед самым рассветом, не в силах более сопротивляться усталости…

Едва солнце позолотило верхушки березовой рощи, которая на эту ночь стала приютом для Ждана, он застонал и открыл глаза. Его веки, распухшие до размеров небольших помидоров, ему не повиновались. Щеки, натянутые, как барабан, обезобразили его лицо до неузнаваемости. Руки-мутанты и шея, словно стянутая стальным обручем, – до смерти от анафилактического шока Ждану оставались считаные часы. Рассвет лишь оттянул этот срок. Еще одного часа темноты кровососущим тварям вполне хватило бы на то, чтобы умертвить свою жертву…

Попытавшись осмотреть себя, Ждан мгновенно поставил себе диагноз. Он был неутешителен: ему срочно была необходима медицинская помощь и дезинтоксикаторы. Пораженная в тысяче мест шея вызвала отек гортани, и полковник заподозрил необходимость трахеотомии. Действительно, у него наступило такое удушье, что лишь горлосечение и введение в трахею канюли могло спасти его от удушья. Но кто сделает эту простую в общем-то операцию здесь, в лесу, в пятьдесят девятом?

Жданом овладела паника. И тут же напомнила о себе температура.

Встав на ноги, чтобы лучше почувствовать свое тело, он отмерил время, разделяющее его жизнь от его смерти:

– Один час…

До проселочной дороги, которую он не разглядел ночью, оставалось каких-то пятьдесят метров.

Преодолев за несколько минут жалкие полсотни метров, Ждан вышел на дорогу. Оставшихся сил хватило лишь на то, чтобы повернуться в направлении поселка. Анафилактический шок как последствие тяжелейшей реакции организма на яд насекомых вступил в новую фазу.

В ту же минуту полковник, неловко выворачивая руки и ноги, рухнул в прохладную, не успевшую нагреться после ночи, пыль…

– Ежели ты, мандюк старый, еще раз устроишь мне такой ремонт, я тебя, как козла, привяжу к ограде! – Старая Макарычиха, шевеля вожжами, отчитывала непутевого мужа.

«Старый мандюк», отпросившись у старухи на полевой стан («на пару часков») для «осуществления ремонта» покосившейся бани, вчера в обед улизнул со двора. Баня, что была построена десять лет назад на стане для мытья колхозников после работ, действительно покосилась. И старик Филимон Гузнов, отвечающий за ее содержание в должном виде, на самом деле пригласил деда Макарова. Но речь шла не о ремонте, а об уничтожении двухлитровой бутыли первача, который Гузнов гнал три предыдущих дня. А дело дошло до бани лишь в таком виде – оба деда уселись на ее крыльцо и, ожидая, пока она нагреется, разложили на ступенях соленые огурцы. Время пролетело незаметно. Старик Макаров пришел в себя лишь в пять часов утра следующего дня, когда жена стала его охаживать арапником.

Возвращение в родное село было тяжелым. Надежда на похмелку улетучилась сразу после материализации перед ним жены, которую в деревне за ее прижимистость и суровое отношение к мужу называли Макарычихой. Утро обещало быть суровым. Голова старика, в которой после каждой кочки разбивалась пустая двухлитровая бутыль, грозила треснуть. Лошадь шла ровным шагом, а Макаров сидел на телеге и думал о том, как снять головную боль. Анестезия могла наступить лишь в единственном случае, но как раз он был недоступен. О возможности того, что у жены можно будет выпросить стакан наливки, бесполезно мечтать.

И тут, словно в забытьи, он услыхал голос жены. На этот раз он был не грозен, а испуган.

– Ой, Федь, ктой-то там?

Старик обернулся по ходу движения и увидел странную для этих мест картину: на проезжей части, которую редко балуют автомобили, лежал мужик. Его неестественно вывернутые локти и колени говорили о том, что человек либо мертвецки пьян, либо серьезно болен.

– А ну, старая, тр-р!.. – непонятно кому скомандовал Макаров, то ли жене, то ли кобыле.

Спрыгнув с телеги, он засеменил к лежащему кривой походкой. Перевернув незнакомца лицом вверх, он срывающимся голосом рявкнул:

– Подай телегу сюда! Человека гнус заел!..

Дома он уже полностью чувствовал себя главнокомандующим.

– Постель готовь, воду с полотенцем и… водки бутылку!

– А хрен тебе не затесать, чтобы вострее был?! – сообразила Макарычиха.

– Дура! Человеку компресс нужно делать, пока не помер! Медпункт наш закрыт, фельдшерица в отпуску! Человек помрет – кто за ним крест нести будет?!

Вооружившись всем необходимым, дед Макаров принялся священнодействовать. Раздев догола мужчину, он уложил его на подготовленный старухой диван. После, смочив куски марли водкой, наложил их на лицо и руки больного. Отправив Макарычиху за водой, Федор Макаров спокойно отправил в рот целый стакан совершенно бесконтрольной водки.

Уже через несколько минут оба мужчины почувствовали себя лучше.

Ждан очнулся уже через пять минут. Сначала он подумал, что ослеп окончательно. Глаза были открыты, но он видел перед собой лишь белую пелену. Моргания ни к чему не приводили. Пелена не исчезала. Тогда, дотянувшись до глаз рукой, он провел ею по глазам и едва не вскричал от радости. Это была не пелена, а кусок марли! Тех тридцати минут, что он лежал на трассе, и того времени, пока его везли к дому, хватило для восстановления сил. Собравшись, он без труда сел на кровать.

Судьба хранила полковника и в этот раз. Она словно берегла его для иных целей…

– Очнулся, слава те господи!

Повернув голову, Ждан увидел пьяненького мужика. Сознание по частям возвращалось в его мозг. Он уже все вспомнил, оставалось лишь понять, каким образом он переместился из леса в дом. С удовольствием влив внутрь себя полстакана предложенной водки, он почувствовал, что вместе с сознанием к нему возвращаются силы. Выслушав историю своего спасения, полковник задумался. Идти сейчас дальше – риск. Нужны вещи, элементарное снаряжение и запасы провизии. Отсутствие всего перечисленного, как уже выяснилось, может привести к более плачевным последствиям.

Разглядев на руках старика поблекшие татуировки, Ждан решил рискнуть в другом направлении:

– Дед, менты в деревне есть?

Старик сразу посерьезнел и придвинулся к полковнику. Судя по всему, Ждан попал в десятку. «Откуда им взяться?..» – Этот ответ своего спасителя он воспринял как аванс доверия.

– Да ты беглый, никак? – Оглянувшись на дверь, дед добавил: – Ты не бойся. Моя старуха двоих сынов в колонию проводила. Так что промеж нас полное взаимопонимание. Милиционеров она не любит, как водку в жару. Давно в бегах?

Увидев на стене облезшее зеркало, Ждан п одошел, но тут же в ужасе отшатнулся. Он не узнавал сам себя. Такой трансформации, что произошла с его лицом, он даже не предполагал.

– Один денек – и все будет в порядке, – успокоил старик.

– Дед, одежда после сынов осталась?

Через минуту дед копошился в шкафу, а Ждан снимал спортивный костюм убитого им туриста. Такой обмен вызвал у Макарова восторг. Восторг перерос в восхищение, когда Ждан подарил ему свой «Ориент». Просто снял с руки и отдал.

– Денег у меня нет. Продашь в городе, получишь втрое больше, чем потратишь на меня.

Мысль, что продажа часов иностранного производства вызовет интерес у окружающих, в голову Ждана не пришла. Он балансировал на грани пятьдесят девятого и две тысячи двенадцатого года неумело, рискуя.

Когда к дому Макаровых, расположенному ближе всех от дороги, подошла группа странно одетых мужчин: с иностранным оружием и в пятнистой форме, вел которую высокий крепкий мужчина в гражданской одежде – тоже диковинной и отличного качества, Ждан понял, что его достали.

– Здорово, хозяин! – приветствовал хозяина Жулин. Улыбаясь и протягивая ему руку, он обыскивал взглядом каждый уголок двора. – Что нового в селе?

Секунду назад старик выскочил из дома навстречу гостям, сунув в руки «найденыша» запутанную рыбацкую сеть. «Не трекайся! Все будет путем!» Сейчас он встречал незваных и незнакомых гостей во дворе, успев шепнуть старухе о бедах спасенного.

– А что нового? Председатель сменился… Эй, хлопчик! Ты ту дверь не отворяй! Она вывалиться может!

Айдаров, внимательно выслушав старика, пинком распахнул дверь и внимательно рассмотрел интерьер загона. Его лицо, сморщившееся, как после атаки скунса, говорило об атмосфере, царящей внутри.

– Значит, председатель новый? – включился в беседу Стольников. – А других незнакомцев не появлялось? Страждущих и голодных?

Он медленно приближался ко входу в дом и наблюдал за реакцией старика. У него не было подозрений, что старая чета может кого-то укрывать. Более того, у них не было даже йоты надежды на то, что Ждан побывал в этом поселке. Полковник не настолько глуп, чтобы появляться в населенном пункте. Задача Ждана – Саша уже понял – добраться до крупного города, например Владикавказа или Грозного, и лечь на дно до лучших времен. Однако привычка отрабатывать каждое дело до конца заставляла их самих себя уверять в том, что лучше убедиться в несостоятельности своих догадок сейчас, чем после – в собственной глупости. Мило беседуя и по очереди задавая вопросы, разведчики производили квалифицированный обыск двора и построек. Точно так же они обыскивали дома и дворовые постройки в Бамуте, Ачхой-Мартане и Ведено в девяностых.

– Семья большая? – поинтересовался Стольников, расстегивая кобуру и без приглашения входя в сени. Он почувствовал, как освобожденный «Гюрза» подался из кобуры.

– Да небольшая, – хохотнул Макаров. – Мы со старухой да сын. Не женится, сорванец, никак! У самого скоро зубы от старости выпадать будут, а бабу все присмотреть не может…

Толкнув дверь в комнату, сержант Баскаков, вошедший первым, остановился.

– Срань господня!.. – вырвалось у него. – Это кто?..

Посреди комнаты на стуле сидел Ждан и невозмутимо разматывал сеть.

– Экзема у него, – сообщил Макаров. – Боремся как можем.

Качнув головой вместо приветствия, Ждан продолжил работу.

– А что он у тебя молчит-то? – справился Стольников, с холодком в душе рассматривая распухшее до отвращения лицо.

– Немой от рождения, – продолжил пускать в сторону Ждана дымовую завесу старик.

Стольников буравил глазами невозмутимого, пораженного ужасной проказой рыбака.

– И где это вы тут рыбу ловите?

– Озеро неподалеку, гражданин начальник. Горцы с позапрошлого века там щук сетями таскают.

– Гражданин начальник? – Саша посмотрел на старика внимательно.

– Привычка, товарищ… Мы ж сосланные. В тридцатых отца и всю семью сюда из Твери… Так и живем. Товарищ Сталин обмен квартирами нам сделал.

Скользя по мужчине взором, майор уже почти отвернулся… И тут его совсем отвлек вопрос Мамаева.

– Точно никого постороннего в селе не видели?

– Да куда точнее… – Старик обдал разведчиков запахом перегара. – Тут все как на ладони! Сотни колхозников не насчитаешь! Каждый каждого знает!

В сенях Жулин шепнул майору:

– Не понимаю, как это ни одна из «достойных баб» не клюнула на такого красавца. И немой, и с коростой, и возраст всего под полтинничек! Не понимаю.

На улице пахло травой и тем неповторимым ароматом, который свойствен лишь горским селениям. Захотелось разыскать озеро, сойти в него, окунуться в чистую воду и развалиться в пьянящей, налитой свежестью траве…