355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Зверев » Бойцы анархии » Текст книги (страница 4)
Бойцы анархии
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:17

Текст книги "Бойцы анархии"


Автор книги: Сергей Зверев


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ладно, мужчины, хватит потешаться над бедной женщиной. С собой возьмете? Хотя бы временно. Ну, подумайте, куда одна? Да еще и… – девица покосилась на автомат, на мои оттопыренные карманы. – Вы, что, решили, что я хочу вас укокошить?

– А зачем ты нам? – стушевался коротышка. – Готовить и стирать не умеешь. Разве что так, в качестве картинки… – и осекся, потому что я молчал.

Я безмолвствовал довольно долго, сомневался, протирал в ней дырку глазами. Виола была совершенно не в моем вкусе. В гробу я видал ее неземную красоту. Не люблю я женщин, которые до знакомства со мной переспали с тысячью мужчин. Не люблю вульгарности, грубости, пошлости, демонстративной приблатненности – пусть сам вульгарен, груб, пошляк и базлаю по фене, словно тридцать лет на киче чалился.

– Три кретина, блин… – с сомнением вымолвил коротышка.

– Три кретина – это сила, – неуверенно изрекла девица.

Не знаю чем, но мне понравилась ее последняя фраза.

– Ладно, посмотрим, – неохотно бросил я.

Несколько часов мы обходили Васятинские топи. Двигались краем леса, детально обозревая окружающую местность. Однажды услышали шум вертолета, спрятались на опушке, зарылись в траву и лежали не меньше часа, прячась от мира и от самих себя. «Чем вы питаетесь в этой глухомани?» – ворчала Виола. «Что находим, тем и питаемся, дорогуша», – ворчал коротышка. Только к вечеру, когда раскаленный солнечный диск завис над кромкой леса, мы подошли с юга к Опричинке. Спецназ сделал свое неблагодарное дело и давно смылся. Засаду не оставили – с какой бы стати? Коротышка заревел благим матом и бросился к тому, что осталось от нашей избушки. Озверевшая солдатня спалила ее до основания! Даже сараюшку на краю участка и сортир, из которого открывался философский вид… Подавленные, глотая слезы, мы шатались по пепелищу, рылись в горелках, но даже взять было нечего – весь наш скарб сгорел. Над местностью стелился запах гари, отдельные головешки еще дымились. Мы побрели в Опричинку. Митькин труп, пролежавший весь день на солнце, неприятно попахивал. Мы обошли его окружной дорогой, но и дальше было не легче – трупы валялись на всем протяжении до деревни. Сподвижники Рачного – небритые мужчины средних лет, кто в камуфляже, кто в брезентовом комбинезоне… Один форсил вполне «партикулярным» пиджаком средней ценовой категории, из нагрудного кармашка выглядывал сопливый уголок носового платка. Своих покойников спецназ забрал. В канаве у плетня мы наткнулись на тело Акулины Лаврентьевны, матери Митьки, – кто-то неудачно швырнул гранату…

Виола бродила по полю и собирала рожки с патронами. Прицепила к поясу связку гранат, повертела нож в кожаном чехле, пристроила рядом с гранатами. Я тоже сделал запас, предварительно проверив исправность «Кедра».

Уже смеркалось, когда мы вошли в Опричинку. Тоскливый бабий вой висел над деревней. Ужасно представить, что тут происходило прошлым вечером. Сгорело не меньше половины домов, запах гари стоял плотный, щипал ноздри. Повсюду валялись трупы – крестьяне, люди Рачного, мертвые собаки, домашний скот. Запах разложения только формировался, но к утру, если не уберут тела… Несколько человек, пошатываясь, спускались с холма – сбежавшие в лес крестьяне возвращались домой. Кто-то копался во взорванном подворье старосты Кудима. Выла женщина на высокой душераздирающей ноте. Нас никто не замечал. Стрелкам Рачного удалось подбить один из вертолетов спецназа, он «удачно» спикировал на дом Пантелея Свирищева, пробил кабиной крышу, и теперь из нее торчал трехлопастный рулевой винт и фрагмент фюзеляжа. Двухдвигательный «Ми-8», стыренный Рачным у спецназа, совершил вынужденную посадку в огороде восьмидесятилетней Казимировны – в северной части деревни. Пассажирская модификация – иллюминаторы прямоугольной формы. Он рухнул на грядки с уже взошедшей картошкой. Почему сгорел при этом дом бабки, непонятно – вертолет выглядел относительно целым. Видно, кому-то понадобилось всадить по хате из гранатомета. Бабка Казимировна при жизни отличалась шустростью – выскочила из горящей избы в ситцевой сорочке, но подхватила шальную пулю – лежала, бездыханная, рядом с конурой. Ее венозную ногу обгладывал кобель Норман, привязанный цепью к конуре. Мы оттащили бабку подальше от свихнувшейся собаки и перелезли в соседний огород – к Евсею Конюшину. Изба Евсея не пострадала – в отличие от самого кормильца и его семьи, включающей хромую супругу Дарину и окривевшую тещу (сын у них скончался зимой от тяжелой скарлатины). Бежали к сараю, где имелся погреб, да не добежали – посекло осколками. Хоронить всех павших не было ни сил, ни желания – сельчане похоронят, когда оклемаются. Мы оттащили тела к плетню, укрыли мешковиной и решили, что не произойдет ничего ужасного, если одну ночку мы перекантуемся у Евсея. Покойникам без разницы.

Виола вернулась к вертолету в огороде Казимировны и сказала, что придет попозже. Нам было до лампочки, чем она там занимается. Мы порылись в кухонном хозяйстве, стрескали холодную картошку, старательно прожевали жесткую конину, липнущую к зубам. Отыскали запрятанную бутылку пшеничной самогонки, разделили по-братски и помянули, не чокаясь, всех погибших. Поздравили друг дружку с наступившим концом времен. Остатки пойла слили в кружку, поставили посреди стола рядом с недоеденной картошкой. Разберется, если не дура. Степан сказал, что у него отныне «пост» – он не моется. Я порылся в комоде с чистой одеждой и отправился в холодную баню. Помылся, нашел на полке опасную и чрезвычайно тупую бритву, срезал страшную бороду. Крутился с ножницами перед огрызком зеркала, удаляя с головы растительность. Вернулся в избу (Виолы не было), стал искать в потемках коротышку. Степан ворчал из глубины пространства, что его отныне нет, он улетел на другую планету воевать с покемонами. Я тоже бы куда-нибудь улетел. Сквозь дремоту слышал, как вернулась Виола, выпила самогонку, проворчав, что могли бы оставить и побольше. Чавкала картошкой, потом искала, куда бы упасть. Она блуждала по дому, и я надеялся, что она не завалится на мою тахту, говорю же, эта халда была совершенно не в моем вкусе!

Возможность улететь представилась рано утром. Мне снился розовый танк, бодро проезжающий по моему позвоночнику. Оглушительный треск порвал «умиротворяющее» сновидение. Я свалился с топчана и принялся выпутываться из набитого соломой одеяла. Мимо проскакала какая-то бешеная табуретка. Хлопнула входная дверь, Степан вывалился на улицу. «Куда его понесло?» – ужаснулся я. Бегает этот шпендель быстрее, чем думает… Я подхватил автомат и, досыпая на ходу, пустился вслед за коротышкой. В ушах гремело; такое ощущение, что во дворе Евсея совершил посадку многоцелевой бомбардировщик. Но эти был всего лишь вертолет «Ми-8» в огороде бабки Казимировны. Он ревел, дрожал и издавал звуки, похожие на «уау». Пятилопастной несущий винт, поскрипывая, бегал по кругу, разгонялся. Из чрева вертушки выпрыгнула возбужденная Виола. Ее физиономия лучилась от удовольствия.

– Я сделала его! – хохотала она. – Знания – в жизнь, вашу мать!..

И так хлопнула коротышку по плечу, что чуть не убила на месте.

Озираясь по сторонам, я припустил к вертолету. Перелез через плетень, побежал по грядкам. В деревне испуганно кричали, кто-то чесал по дороге, поднимая пыль, – видно, крестьяне решили, что представление продолжается.

– А ты еще кто такой? – схватилась за автомат Виола. Я застыл, отвесив челюсть от изумления. Потом сообразил, что я уже не тот «лешак». Побрит, подстрижен, приодет. Я поднял автомат над головой, демонстрируя, что не собираюсь стрелять.

– Охренеть! – прокричала Виола. – А ты не такой уж и древний, дядя! Да ты у нас жених хоть куда!

– Оставь комплименты! Что ты делаешь?

– Вертушку починила! Я догадывалась, что поломка незначительная. Гидроусилитель, генераторы в порядке. Винт стабилизатора практически цел, пуля попала в шестеренчатый механизм, но я его перебрала и заменила пару элементов. Поврежден лонжерон на несущем винте, но это фигня! Ну, повертит немного… Да, еще отказал один из двигателей, но второй рабочий!

Теперь понятно, чем она занималась вчера вечером.

– Ты разбираешься в конструкции вертолета? – недоверчиво спросил я.

Она захохотала:

– Я даже управлять им умею! Долгая история, дядя… Если хочешь, когда-нибудь расскажу! Ну, что, мужчины, желаете прокатиться? Или как всегда – одни на льдине? Второй раз не предлагаю. Если откажетесь, полечу одна!

Все затаенные помыслы полезли наружу. Схлестнулись неразрешимые противоречия. Снова перемены в жизни? А разве я не понял, что они очевидно назрели?! Коротышка колебался, смотря на меня почти с ужасом. Девица саркастически усмехалась, волнистые волосы трепал ветер. Хороша была, гадюка… «А ведь назрели перемены, – признался я. – Оставаться в Опричинке после всего, что тут произошло? Царство горя, земля, помеченная Дьяволом, здесь не будет покоя – даже если отстроим дом и выбросим всю гадость из головы. Нам не слиться в гармонии с окружающими людьми и природой…

– Куда ты собралась, глупая? – прокричал я. – Лететь в Россию – чистый суицид! Воздушное пространство контролируется, нас сразу собьют!

– Я знаю! – проорала девица. – Не поверишь, дядя, надоело понтоваться и прикидывать, сколько дней осталось до кладбища! Есть информация, что в Грозовой долине действует коммуна – что-то вроде еврейского кибуца, – где люди сносно живут и не дают себя обидеть. Принимают всех желающих – если те им подходят! Неужели нас не примут – такое эффективное боевое подразделение?

– Ты еврейка?

– А ты не заметил? Не отвлекайся, дядя, работай головой! До Грозовой долины мы по прямой не дотянем. Полетные условия на западе хреновые, паршивая геомагнитная зона, раньше ее не было. Полетим на юг, перепрыгнем через Каскадные горы – ерунда, там горы по колено! И окажемся в долине Ветров. А там уже можно лететь спокойно – через обитаемые места. Обогнем Каратай по дуге и через час будем в Грозовой долине. Проскочим – спецназ не успеет очухаться!

Я лихорадочно соображал. Подзабытая карта Каратая вставала перед глазами. Долина Ветров, Теплая долина, Лягушачья, Мерзлый Ключ с примыкающей к нему компактной долиной Покоя, долина Черного Камня, солидный таежный массив, а затем и Грозовая… Но на вертолете действительно быстро. Если не закрутят колдовские вихри, не будем прыгать из аномалии в аномалию, если нас не перехватят по пути…

– Коротышка, ты как?

– Готов, Михаил Андреевич! Двум смертям не позволим…

– А ты остряк! – засмеялась Виола. Судя по всему, у нее еще не стартовала очередная ломка.

– Минуточку, мэм, – крикнул я, – нужно собрать кое-какие вещи!

– Так собирайте! Минутка есть, пусть двигатель разогреется…

Это было суровое воздушное путешествие. Виола явно приукрасила, сказав, что вертолет почти не пострадал. Мы взлетали трудно, сила тяжести вцепилась клещами, земля не отпускала нас. А поднялись на десять метров – машину затрясло и стало носить на воздушных качелях. Нас мотало по нарастающей амплитуде. Деревенька под ногами вертелась, как карусель, земля и небо менялись местами, мы были на волосок от того, чтобы разбиться в лепешку. Коротышка летал по салону, обзаводясь свежими шишками. Я держался за какую-то перекладину, а ноги парили, точно в вакууме. Мы что-то вопили, активно используя ненормативную лексику, – нормальная привычка разговаривать, когда страшно. Виола кричала из кабины, что она тоже немного нервничает. Хохотала, что полет учебный, и падение будет учебным, а в сущности, ничего страшного – уж как-нибудь дотянем до места катастрофы…

Примерно так мы и летели – «учебными» прыжками. Выглянув в иллюминатор, я с удивлением обнаружил, что земля, с которой мы должны были «расцеловаться», заметно отъехала. Опричинка, пестрящая пятнами пепелищ, осталась в стороне, мы шли над тайгой, а по курсу синели скалы – островерхие отроги Каскадных гор, разделяющие Каратай на два условных «полушария» – северное и южное. Двигатель захлебывался – временами его треск обрывался, – и нам казалось, что мы уже камнем катимся к земле. Но треск возобновлялся, и машина шла, помаленьку осваивая воздушное пространство. Под вертолетом проплывали скалы – нагромождения известняка – сумрачные, серо-бурые, нелюдимые. Смотреть на них не стоило – от них исходила безнадежная энергетика, лишь добавляющая драматизма. Я оторвался от поручня и перебрался поближе к кабине. Виола что-то судорожно переключала на панели управления, дергала за тумблеры, отрывисто ругалась. Я боялся спрашивать, что не так, – уж лучше не знать. Надо же додуматься до такого – вверить свои неповторимые жизни нервной наркоманке…

– Расскажешь, кто ты такая? – крикнул я.

– А ты не слишком любопытный, дядя? – Она повернула раскрасневшуюся мордашку. – Ты же отгадал практически все – и про сложное детство, и незаконченное высшее, и даже про привычку размахивать руками… Был еще авиаклуб в Энгельсе, самарский купец, за которого я сходила второпях замуж, условный срок после его неудачного падения с балкона… неудачное – это потому что выжил. Вот только, извини, проституткой я никогда не была – в смысле, на «гражданке», тут ты ошибся… Загулы, «гашик» покуривала, кокс стала нюхать, на герыча подсела, бабахалась со всеми подряд – увы, не за деньги… А в Каратае определили как «положено» – подстилкой к авторитетному кренделю в долину Падающей Воды. Любил он меня за строптивость. Объезжал, приручал, как дикого мустанга… Все труды насмарку. Сукой он был страшной. Спала я с ним, когда взрываться начало. Как чувствовала, что безнаказанной останусь, сунула перо под ребро, и ходу, пока его особняк не взлетел…

Оборвалась скалистая гряда. Под нами проплывала извилистая лента глубокого каньона. Ромашковое поле, сочная зелень хвойного леса…

– Еще немного, – прокричала Виола, – и мы в долине Ветров!

– Ты уверена, что на этой колымаге мы пролетим по дуге через весь Каратай?

– Уже нет… – отозвалась она и как-то пугающе осеклась.

Вертолет тряхнуло. Прикатился коротышка, схватил меня за ноги.

– Ох, боюсь, Михаил Андреевич…

– Забыла вам сказать – горючки хрен! – крикнула Виола.

– Так какого ты нам динаму крутила? – вскипел я. – Куда мы денемся без горючки?

– Так не могла я вам об этом сказать, – с убивающей простотой отозвалась Виола. – Вы бы не поехали со мной, пришлось бы одной выкручиваться…

Мы позабыли все слова от такого коварства. Как могли мы ей довериться?! Двигатель внезапно заглох – воцарилась вопросительная тишина. Машина дернулась, словно носом ткнулась в преграду.

– Ой, конь спотыкнулся… – сказал Степан.

Короткий кашель, скрежет шестеренного механизма, мотор снисходительно заработал – неспешно, с пробуксовкой. Словно гном какой-то сидел в моторном отсеке и вертел (когда хотел) ручку завода. Вертолет затрясся, завибрировал, забренчала обшивка, стали лопаться заклепки, скрепляющие стальные листы. Вертолет подался вперед (и вниз!) короткими шажками.

– Ох, терзают меня предчувствия… – открыл Америку Степан.

– Да не психуйте вы, – фыркнула Виола, – сядем как миленькие. Обычная штатная ситуевина…

Мы сели, но как эффектно! Вертолет превращался в неуправляемый сундук с гайками. Топливные баки опустели. Мы словно танцевали венский вальс в сотне метров над землей. Я кричал, Степан кричал – и Виола с нами за компанию. Земля под нами носилась кругами. Мы садились на заросший разнотравьем луг. На юге простирался лесной массив, а за массивом, у подножия пологого холма, мелькали крыши довольно крупной деревни. Но это было так далеко…

Виола что-то бегло переключала на панели, и за мгновение до катастрофы ей удалось приструнить падающую машину. Вертолет слегка завис, словно собирался с духом… и рухнул с метровой высоты. Треснул механизм крепления шасси, подломилась передняя стойка, машина накренилась и застыла.

– Земля-матушка, – прокомментировала из кабины Виола.

– Жесткач, на фиг… – спотыкаясь, пробормотал коротышка. – На ноль, блин, поделили…

– Нас всех в этом мире на ноль поделили! – захохотала Виола.

– Я, кажется, зуб коренной проглотил, – с ужасом глядя на меня, сказал Степан.

– Как это? – не понял я.

– Он давно уже шатался… Это ты, идиотка, виновата!

– Ну, идиотка, – пожала плечами Виола. – Подумаешь, новость. Но все, однако, живы. Пока, – добавила она, с сомнением покосившись на лесной массив.

– Бежим! – всполошился коротышка. – Сейчас рванет! – И на корточках засеменил к выходу.

– Не взорвемся, – хохотала Виола, – баки пустые! Даже если захотим – все равно не взорвемся. Но мелкий прав, надо уходить.

При десантировании из «Ми-8» мы чуть не потеряли коротышку. Он вывалился наружу – ноги не слушались, подкосились, и он припал к стальной обшивке. Категорически запрещается это делать. Степана вздыбило, он заискрился, как новогодняя елка; волосинки, выросшие за год на голом черепе, восстали дыбом. Его отбросило от вертолета. Степан катился колобком по полю, орал, его трясло, как эпилептика. Я бросился его ловить, но он уже поднялся на колени, смотрел на меня объятым жутью взором и все еще потрескивал – мол, что это было? От коротышки можно было прикуривать.

– Поздравляю, мой одноклеточный друг, – с облегчением вымолвил я. – Век живи – век учись. Объясняю для технически тупых: во время полета корпус вертолета накапливает изрядное количество статического электричества. И прикасаться к «вертушке» после посадки смертельно опасно.

– Пока его не заземлят специальными устройствами, – добавила, подходя, Виола. – Странно, – сказала она, внимательно осмотрев трясущегося коротышку, – по идее, Степашка должен быть мертвым. Но выглядит всего лишь потрясенным. Это чудо?

– Сама ты чудо, – пожаловался Степан вибрирующим голоском. – Меня словно копытом отоварили.

– Проводка у тебя сгорела, – фыркнул я. – Больше не лезь, куда не просят.

– А я знал? – Он хотел возмутиться, но сник.

Виола укоризненно покачала головой и вернулась к вертолету. Степан рывками приходил в себя, приглаживал волосинки, как-то подозрительно потягивая носом.

– Это запах или ощущение?

– Попахивает, да, – согласился я. – Кто-то из нас едва не сгорел.

Я изрядно перенервничал. Сердце стучало, как печатная машинка. Пока я был статистом при оживающем Степане и старался к нему не прикасаться, Виола надела на спину свой пополневший рюкзачок, туда же поместила «Кедр», задумчиво походила вокруг тонкоствольного бельгийского пулемета FN MAG, приделанного к плавающей консоли. Затем забралась в кабину, выбралась с увесистым ломиком-монтировкой и принялась отдирать пулемет от консоли.

– Ты тоже решила отличиться? – поинтересовался я.

– Глупый ты, дядя. Знаешь, что творится в этих лесах?

Я опасливо покосился на чернеющий в отдалении хвойник. Если уж мы выбрали южное направление, то придется тащиться через лес. К тому же за лесом деревня – мы видели ее во время падения. Сердце упруго сжалось, предупреждая о том, чего я пока не видел.

– Ты умеешь стрелять из авиационного пулемета, многогранная ты наша? – Я отобрал у дамы ломик и без особого энтузиазма вывернул двенадцатикилограммовый пулемет из приваренных к полу направляющих.

– Не умею, но уже стреляла, – проворчала Виола, отбирая у меня пулемет, снабженный рукояткой для переноски. – Дай сюда, мне спокойнее будет. И держи ухо востро, когда войдем в лес. Друзей мы здесь не найдем, заруби на носу. Степан умеет стрелять?

– Нет, он скорее пацифист.

– Плохо, – вздохнула девица. – Пусть идет между нами, не высовывается и не лезет с полезными инициативами…

Я надеялся, что она преувеличивает. Каратай – безусловно, копилка остроумных опасностей, и лучше перестраховаться; но чтобы вот так сразу… Уже на опушке мы подверглись массированной атаке. У тварей, выскочивших на нас, был один мозг на весь коллектив – им терпения не хватило дождаться, пока мы войдем в лес, и спокойно там нас прибить. Ватага оборванцев вывалилась из леса и без всяких уведомлений (типа стой, стрелять буду, дайте закурить) бросилась на нас. Степан заметался, как белка, между мной и Виолой. Бедный коротышка – не успел оправиться, а тут опять потрясение… Я тоже растерялся. Что-то подобное я уже видел три года назад. Убогие люди, выброшенные за ненадобностью из концлагерей и прочих «трудовых» заведений, дичали в лесах Каратая, сбивались в стада, жили первобытно-племенной жизнью и уже практически не пользовались языком, когда-то воздвигшим их на пьедестал эволюции. Бессловесные неразумные твари, проводящие время в поисках еды. А с продуктами, надо полагать, с некоторых пор в Каратае напряженно, в качестве провизии теперь используются всякие неожиданные вещи – например, троица путников… слава богу, что увешанных оружием!

– Стреляй, дядя! – истошно визжала Виола. – Стреляй, твою мать! Трубку мира покурить с ними собрался?

Мне было досадно, что она все время называет меня дядей. Десять лет разницы в возрасте… и уже такой старик? Я стряхнул с плеча «Кедр» – жалко, что не «калашников»… Атака была напористой. Десятка полтора физически развитых особей мужского пола, размахивая палками и корягами, летели на нас. Реяли кудлатые бороды, спутанная волосня, оборванные одежды явно не из последней коллекции Армани, хрипели глотки. Загремел пулемет – Виола строчила от живота, придерживая увесистую коробку с магазином. Ей было тяжело, но страх даже женщин заставляет поднимать тяжести… Споткнулась образина в оборванном камуфляже (явно стырил со съеденной жертвы), зарылась носом в податливый бугорок. Покатилась худосочная тварь с морщинистой, похожей на шланг от пылесоса шеей. Я выпустил длинную очередь в троицу дикарей, уже гарцующих напротив меня. Строчил в зловонные распахнутые пасти, украшенные остатками зубов, в глаза, сверкающие плотоядной злостью. Твари не были бессмертными, и развалились кто куда, а я метнулся в сторону, проделал кувырок, своевременно вспомнив основное правило боя: если противник в зоне досягаемости, то, собственно, и ты тоже… И коряга, предназначенная моему сообразительному лбу, вспахала землю, где я только что стоял. Несколько атакующих сменили направление, подались в мою сторону, но я уже стоял на колене и стрелял одиночными, с ужасом думая, что патроны в магазине кончаются, а дать мне тайм-аут для перезарядки твари вряд ли согласятся. Повалился, картинно выпятив грудь, экземпляр, подходящий на роль Бена Ганна. Схватился за лицо горбоносый мордатый дядя с бородой по пояс – странно, в Каратае, как правило, не встретишь выходцев с Кавказа (их только пусти), но этот как-то пролез… У третьего в «когорте» – с выпуклым трехгранным лбом мифического Фавна – сохранилось что-то вроде инстинкта самосохранения; он увернулся от пули и с пронзительным птичьим криком покатился за бугор.

Выдалась передышка – зарядить, оглядеться. Из леса валила новая толпа – мы так «удачно» пересеклись со всем племенем. Выделялись женские особи – коротконогие, плоские, патлатые, сомнительные находки в сексуальном плане. Степана еще не заарканили. Коротышка метался по полю, увертываясь от «летающих» палок и загребущих лап, и заливисто орал. Простые слова в лексиконе карлика давно иссякли, и он активно использовал русские. Двое накинулись на него в самый неподходящий момент – он споткнулся. Дикари взревели трубным ревом. Одного из них я снайперски снял, удалив из черепа ненужную височную часть, потом схватил коротышку за ногу и начал демонстрировать принцип работы вертолета. Степан визжал, летая по окружности, и безуспешно тянулся к обидчику свободной ногой. Второго я тоже снял, и разогнавшийся Степан полетел, как камень из пращи. Но цирковое прошлое не давало пропасть – сгруппировался, запрыгал, как мяч, по буеракам.

– Спасибо, Михаил Андреевич, я теперь такой раскрученный!

Злобно хохотала Виола, кладя дикарей штабелями. Гора трупов перед ней уверенно росла, уцелевшие рассеялись. Магазин с патронами был вместительный, кризис еще не наступил. Но из леса лезло новое пушечное мясо. Они рассредоточивались, обходили слева и справа, меняли тактику, перебегали. Отступать уже не было смысла, противник был везде.

– Вперед, на прорыв, в лес! – заорал я.

Виола перехватила мой взгляд, быстро подумала и согласно кивнула. И мы пошли, гремя огнем, сверкая блеском стали… Даже Степан подобрал бесхозную корягу и зафутболил в зазевавшегося «неандертальца». «Лесные люди» разбегались, освобождали проход. Атака развивалась успешно, мы уже вбегали в лес. Второе правило боя: если атака развивается чересчур успешно, то как бы не нарваться на засаду…

– Нельзя в лес! – грохнул я. – Побежали вдоль опушки! – Ткнул рукой на восток, и чтобы пресечь ненужные дискуссии, стал показывать пример.

Я пробежал метров семьдесят, рухнул на колени и принялся поддерживать своих короткими очередями. Они бежали замысловатыми «восьмерками», а вслед им летели палки и булыжники – проверенное оружие классовой борьбы. Дикари, слегка ошалевшие от наших маневров, метались по опушке, натыкаясь друг на друга. Кучка сообразительных наладила погоню. Двоих я избавил от чувства голода, но остальные бежали. Мимо меня, завывая, как истребитель, проклиная насыщенную жизнь, прокатился Степан. Я дергал затвор, когда тяжело пробежала не расстающаяся с пулеметом Виолетта.

– Чего не стреляешь, дядя?

– Патроны кончились…

– Все равно стреляй! Ты должен ввести этих орангутангов в заблуждение!

Юмористка…

– Бегите еще метров сто, – крикнул я, вытряхивая из «Кедра» пустой магазин, – и в лес!

Хорошо, что я, как Плюшкин, запасся патронами. Рассовал рожки по карманам, подвесил к поясу; еще несколько штук дожидались своего часа в заплечном мешке. Я вставил магазин и высадил его в один присест в набегающую толпу. Перевернулся на бок, отстегнул от пояса гранату «Ф-1» оборонительного действия – я снял ее намедни с тела здоровяка, посвятившего остаток жизни служению Любомиру, – выдернул чеку и, хорошенько размахнувшись, метнул в людскую массу. Зарылся в землю, заткнув уши…

Пыль еще не осела, не долетели до земли фрагменты тел, а я уже прыгал, как заяц, вдоль леса.

– Сюда, мы здесь! – пищали из-за поваленной сосны.

– Не пробегай мимо, дядя! – вторила Виола.

Я свалился на них, как контейнер с кирпичами. Они лежали дружно, плечом к плечу, приятно посмотреть. Остаток сил ушел на то, чтобы отдышаться. Погони не было. По опушке разносились невнятные вопли, мычали раненые. Хотелось верить, что при таком количестве свежего «мяса» дальнейшая беготня за миражами просто теряла смысл.

– И какие слова просятся на ум? – пробормотала немного смущенно Виола.

Просились не самые интеллигентные слова. О возвращении в Опричинку речи уже не было. Точку невозврата мы преодолели, впереди тьма.

– На противника, дядя, смотри, на противника, – усмехнулась Виола. – Не надо на меня смотреть.

Я покачал головой – с этой девицей шутить не следовало. Возможно, она была не таким уж сложным кроссвордом, но опасность представляла серьезную.

– А с вами ничего, весело, – подтвердила она мои опасения. – Пока неплохо справляемся. Чего уставился, как на холеру? – беззлобно пихнула она потерявшего дар речи коротышку. – Не бойся, мелкий, мы теперь в одной упряжке. А ты ловкий, паразит, – считай, оценила.

– Вот же холера… – промямлил, выбираясь из ступора, Степан. – Ну и влипли мы с тобой, Михаил Андреевич. Жили себе на болоте, никого не трогали… – Он чуть не заплакал – вспомнил о несостоявшемся свидании с берегиней…

Ускоренным маршем мы двигались в южном направлении. Лес в этой части урочища был вполне проходимым и состоял из массивных сосен и кустового орешника, отказавшегося в этот год плодоносить. Землю устилала папоротниковая многоножка, торчали стебли колючего плауна. Пару сотен метров мы практически бежали, рискуя остаться без ног, а когда убедились, что погони нет и не предвидится, пошли пешком. Степан тут же принялся сбивать палкой ажурные плосковетки папоротника.

– Поуважительнее, – проворчал я, – этой хрени четыреста миллионов лет.

– Пулемет, зараза, заклинило, – ругнулась Виола, остановилась и принялась безуспешно рвать застрявший затвор. Открыла магазинную коробку, угрюмо уставилась на иссякающий боезапас.

– Выбрось свою митральезу, – посоветовал я. – Свою работу она уже сделала. В лесу ты с этой штуковиной все равно не развернешься.

– Увы, дядя, ты прав… – Она уставилась на пулемет трагическим взором, как будто расставалась с собственным ребенком, перехватила его за ствол, размахнулась и забросила в кустарник.

– И не называй меня дядей, – сварливо бросил я. – Какой я тебе, на фиг, дядя?

– Михаил Андреевич – мужчина в полном расцвете сил, – поддакнул коротышка. – Молодой, красивый. Правда, на каждую бабу не бросается, он в этом деле очень разборчив и придирчив.

– Да вижу я, что он мужик нормальный, – отмахнулась Виола, проигнорировав вторую часть «послания». – Это я так, по привычке. Вчера он был старым, страшным – меня тошнило, когда я на него смотрела.

– Только не называй его Луговым, – посоветовал Степан. – Так его называла одна женщина, и он не позволит первой встречной порочить ее светлый образ. Компренде?

– О, у нашего друга тяжелая личная драма? – гаденько захихикала Виола. – Большая непорочная лав стори, вся фигня… А где теперь его любовь? Ушла, забрав чемоданы, умерла? Ах, какая жалость…

– Его любовь растворилась в параллельном пространственном измерении, – доступно объяснил коротышка. – Так уж вышло. Ты должна знать, что здесь это в порядке вещей. А не знаешь – и хрен с тобой. Врата в непознанные миры, пространственно-временной консилиум…

– Континуум, – поправил я. – Через две «у», как бы странно ни звучало. Вы говорите обо мне так, коллеги, словно я уже умер или уехал в эмиграцию. Может, лучше о насущном? Что это было… двадцать минут назад?

– Такой всегда неожиданный русский народ, – нашелся Степан.

– Ты свалился с другой планеты, – убежденно заявила Виола, передернув затвор «Кедра» и устремив взор на заросшую орешником лощину. – Хотя что с вас взять… Вы жили в таком захолустье, где ужасы последнего времени воспринимаются не очень чувствительно. Труднодоступная область. Территория, куда упали мы с Любомиром, отгорожена с юга Каскадными горами, через которые практически невозможно перебраться без альпинистского снаряжения; а с запада – болотами. Отдельные личности просачиваются, но это, как правило, не те, что сеют хаос и разрушения. В Каратае полная анархия, жратвы нет, народ дичает, если хочешь выжить, то должен прибиться к банде, научиться грабить, убивать и тому подобным милым вещам…

– А деревня, которую мы видели?

– Вот уж не знаю… Подозреваю, это не деревня, а крепость. Через несколько часов она появится у нас на пути. Если ничего, конечно, не случится…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache