Текст книги "Сказки о русском слове"
Автор книги: Сергей Котков
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
О старинных названиях недуга и слабых их отголосках
Все виды полезной человеческой деятельности мы называем трудом. Труд – основа нашей жизни, ее великий творческий смысл. И слово труд и другие образованные от него слова постоянно крайне необходимы нам в процессе общения. Мы свыклись с этими словами и находим их обыкновенными. Между тем в истории упомянутых слов немало любопытного и необычайного. В зависимости от характера труда (подневольный, относительно свободный или свободный) менялось отношение к нему людей, а вместе с тем и семантический объем соответствующего названия. Например, ныне совершенно невозможно наименование недуга трудом, а в условиях древнего эксплуататорского строя, в частности феодального, когда изнурительный труд народа был сопряжен с болезнями и страданиями, слово труд вдобавок к основному значению «работа» имело еще и иные – «болезнь», «страдание», «скорбь» и «горе», причем наделенное этими значениями оно бытовало как общепринятое, а не только в среде подвластного, подневольного населения. Выступая в качестве синонима слов болезнь, страдание, скорбь и горе, которые тоже издавна знакомы были восточным и, частью, иным славянам, слово труд, по-видимому, несло особый смысловой оттенок. Как будто оно означало не просто заболевание, а болезнь особенно тяжкую, порой с печальным исходом. Во всяком случае, древняя письменность не лишает это предположение известных основании, а более поздняя история слова подтверждает его со всей очевидностью. Не случайно в одном из текстов XI в. в одном и том же месте говорится о труде Ефрема и болезни Иуды (Срезн. Матер.). Ермолинская летопись сообщает о Траяне, что он царствовал девять лет, «отек водным трудом» и умер. Целебным от этой болезни считали камень топаз: «Топазий есть камень черлен... сок же его целит очные болезни и водяные труды»[86]86
«Алфавит иностранных речей». Рукопись БАН, XVII в., Арх. Д., № 446, л. 231 об.
[Закрыть]. Как видим, и здесь речь идет, с одной стороны, о болезнях, с другой стороны, о трудах. А в «Слове о полку Игореве» с трудом связывается представление о горе – Святослав говорит о смутном сне: «чръпахуть ми синее вино съ трудомь смѣшено», то есть «черпали мне синее вино, с горем смешанное».
Пораженный недугом-трудом, понятно, звался трудным. Переяславльский летописец повествует, например, как пришли на Русь половцы, и князь Владимир, быв «при немощи», сказал своему сыну: «Се азъ труденъ... поиди противъ сыроядець сихъ». Автор «Слова о полку Игореве» взволнованно вопрошает: не начать ли старыми словами трудные повести о походе Игоря? Здесь эпитет трудные означает «скорбные, печальные». Прилагательное трудный как «больной» долго сохранялось в письменной и устной речи. В «Житии протопопа Аввакума» о роженице, которая занемогла, написано: «гораздо трудна, трясется вся». Подозреваем связь с трудом «болезнью» прилагательного трудный и в такой фразе Петра Первого: «Я половину уже лечебных трудных дней препровадил и так лекарство сил(ь)но, что обезсилел как младенец»[87]87
«Письма и бумаги императора Петра Великого», т. VII, вып. 1. Пг., 1918, стр. 166.
[Закрыть]. В былине о Госте Терентьище о молодой жене рассказывается:
В песеннике 1780 г.:
В записи 1790 г.:
Вероятно, со свойством слова трудный означать не вообще заболевание, а именно тяжкий недуг связано 9 этих случаях характерное для народной песни употребление синонимов (труден-болен, трудна-больна) или уменьшительной формы (трудным-то труднешенька).
В литературном языке XIX в. слово труд в значении «болезнь» относили к словам церковным (Слов. 1847). Конечно, к этому времени оно осталось только в церковных книгах, но в более раннюю эпоху в значении и «работа» и «болезнь» воспринималось не как церковное, а было исконным достоянием и устной народной речи, представляя собой лексический элемент общеславянского наследия. На это, кроме пережитков в восточнославянских говорах, указывают и такие факты, как, скажем, именование трудним больного в украинском языке и сходным образом – беременных женщин в языках болгарском (трудна жена) и сербохорватском (трудна жена). В последнем – и трудови «родовые боли». В начале прошлого века в словаре русского литературного языка слово трудный, помимо толкования «неудобоисполнимый, не легко совершаемый; с трудом производимый, понимаемый, постигаемый», сопровождалось и другим: «Очень болен. В сем смысле употребляется усеченно. Он очень труден, т.е. очень слаб, отчаян в болезни» (Слов. Акад. 1822). И в середине прошлого века второе значение было обыкновенным: трудный – «очень больной» (Слов. 1847). Да, собственно, и теперь, хотя и с ограничительными пометами «устар<елое>» и «разг<оворное>», слово трудный еще отмечают как относимое к больному, который находится в тяжелом, опасном положении (Слов. Акад., XV, 1963).
Когда понятия «болезнь» и «скорбь» при наличии своих, особых обозначений объединялись еще названием труд, вполне нормальным оказалось называние болезни, страдания скорбью, а больного, страждущего скорбным. Словоупотребление подобного рода, наряду с таким, которое свойственно и современному русскому языку, по данным древних памятников, идет от истоков русской письменности, что и неудивительно: скорбь (в древнерусском скърбь, скъръбь, скьрбь и другие варианты) – из общеславянского лексического фонда. Пример из Остромирова евангелия: когда женщина рожает, испытывает страдание, а когда родит дитя, «не помьнить скъръби за радость» (за радостью, по причине радости. – С. К.), так как родился человек в мир. В тексте конца XVI в. (Срезн. Матер.), где излагаются условия службы священника в церкви, говорится о скорби «болезни»: «Вечерню, заутреню к часы пети по вся дни, оприче того, коль скорбь или отъездка придет» – служить все дни, за исключением тех, когда болезнь или отъезд случится. Для деловой письменности XVII в. такое словоупотребление является обычным. Приведем характерный пример: «Служил я холоп твои пре[ж]ним государем и тебе государю тритцат(ь) пят(ь) лет и ныне государь оскорбел и устарел... пожалуй мен[я] холопа своего за мою скорбь и за старость вел[икую] быт(ь) в своей царьскои светлости в Мастерской полате на мое место сынишку моему Елизарке в ст[оро]жех и вели государь меня холопа своего за мою ско[рбь] и за старость отпустит(ь)» (Ф. 396, оп. 1, ч. 3, № 2593, л. 1—1 об.). А в 1700 г. в Землянске некий Федька Далматов обвинял свою невестку в том, что она свекрови давала «в пойле» пить ужовой выползки, то есть змеиной кожи, из которой уж выполз, «чтоб ана от того тасковала и умерла а заловки своей Мар(ь)и травы давала чтоб ана от той травы сохла и ныне государь женишка моя и дочеришка животом съкорбят и кончаютца смертью» (Прик. стлб. 2346, л. 1).
Привычными были подобные случаи и в народно-разговорном языке XVII в. Вот примеры из писем-грамоток: «У сына моево Ива[на] девачка мален(ь)кая зело скорбна»; «Моему акаянству господь бог терпит з женишкою и с робятки в печалех своих и в скорбе еле жив» (Источн. XVII—нач. XVIII в., 20, 165—166). «А что государь изволил ты ко мне писат(ь) про литавры и я за скорбью своею по се число и не делол а как господь даст милость свою мне от скорби излутчать и литавры конечно велю зделать»; «Я в Нижнем в скорби своей лежу шестую неделю чут(ь) жив» (Пам. XVII ст., 61, 96). «Не стало сего ж числа... княгини Федос(ь)и Алексеевны, а скорбь государь ей была от родов» (Прик. стлб. 640, л. 15 об.).
Любопытен пример одновременного употребления в письме XVII в., с одной стороны, слова скорбь, а с другой – образования с корнем труд: «Брат Тимофей Володимерович еще в прежней скорби тружаетца а Роман и сестры твои и зят(ь)я по се число живы» (ГБЛ, ф. 29, № 1641).
Оскорбел означало «заболел», а когда, скажем, избивали, причиняли кому-то боль, приводили в скорбное состояние, говорили: его оскорбляли. Так оскорбил однажды в гневе своих близких протопоп Аввакум. Пока он спорил с противниками о вере и законе, в дому его «учинилося неустройка: протопопица з домочадицею Фетиниею побранились». Не утерпя, винился Аввакум, «бил их обеих и оскорбил гораздо в печали своей. Да и всегда,– казнился протопоп, – такой я окаянный сердит, дратца лихой»[91]91
«Житие протопопа Аввакума, им самим написанное», стр. 221.
[Закрыть]. А. Курбатов доносил Петру Первому, что князь Федор Юрьевич насильно взял его подьячего и «оскорбил тако: сняв рубаху, батогами, яко бы самого вора, и бил тростью»[92]92
«Письма и бумаги императора Петра Великого», т. IV, ч. 2. СПб., 1900, стр. 697.
[Закрыть]. Вполне определенно подобный смысл глагола оскорбить выступает в народной песне, в строках о грозном муже:
Однако с давних пор оскорблять означало также «причинять нравственные страдания, муки». Оно выжило до наших дней. Значение физической скорби утратилось, оставив слабый отголосок в медицинской терминологии в виде названия скорбный лист – больничный листок со сведениями о ходе болезни и о лечении ее, так же, как древнее трудный «больной» оставило после себя выражение трудный больной.
