Текст книги "Крылатый камень"

Автор книги: Сергей Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

^{ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ}
Сквозь каменный пар

…Шурка и дядя Денежкин падали. Еще миг и…

– Оборонись! – крикнул старый богатырь и забрал Шуркино лицо в широкую ладонь. Они грянули в землю, и земля всплеснулась над ними.

Испугаться Шурка не успел. Он только очень удивился тому, что полет продолжается. Шурка высвободился из богатыревой ладони, но ничего не увидел. Тьма кромешная окутывала их, они летели в этой темноте сквозь что-то вязкое, словно кисель, и падали все медленнее, медленнее… и остановились.

– Где мы? – прошептал Шурка, осторожно пробуя вздохнуть. Дышалось как обычно, только появился на языке сладковатый железистый привкус.

– В земле мы, внучок, – просто ответил старик. – Мы, каменны богатыри, можем сквозь гору проходить, – объяснил он. – И камень перед нами расступается, ровно вода.

– А как же мы дышим внутри камня? – тихо спросил Шурка.

– Да мы, внучок, и не в камне стоим. Камень вокруг нас рассыпался, в пар превратился. Воздуху в нем много, можно дышать. Но не полезный он, пар этот каменный. Помене, правда, от него вреда, чем от дыму табашного, но всё ж таки… Давай-ка двинемся, пойдем подземну залу искать.

– Шахтный двор? – уточнил Шурка.

– Может, и в шахту выйдем, если повезет. Но ране, думаю, наткнемся на пещеру, много их под нашими горами…

– Что-то я здесь ни одной пещеры не встречал! – посомневался Шурка.

– Они, вишь ты, глубоко в земле спрятались, – объяснил богатырь. – За долгие века их водой промыло, а потом вода ниже ушла, пустые залы оставила… Ну, пойдем.

– Темно! – пожаловался Шурка.

– Ничего, сейчас обвыкнешь, развиднеется.

И точно: подождал Шурка чуток – засквозило в черноте малиновое пламешко, будто уголья кто раздувал под пеплом. Наливался огонь силой, стал красным, потом оранжевым.

– Вижу, вижу, – обрадовался Шурка. – Можно идти!

Богатырь пристально вглядывался сквозь оранжевую кисею.

– Вон там вроде что-то темнеется… Нам с тобой пустые-то ходы будут темными казаться, – пояснил он.

Двинулись к большому темному пятну. Шагать было нетрудно, как в воде. Колени, поднимаясь, слабо упирались во что-то мягкое, будто пихались в подушку. По лицу, щекоча, струился плотный ветерок. «Ох и вымажемся!» – подумал Шурка, представив, что они проходят в туче липкой бокситовой пыли. Иной раз в летний день Шурка встречал своего папу и его товарищей недалеко от шахты. Они, бывало, поднимались по лестнице с неглубокого горизонта, выходили на поверхность через вентиляционный ствол и шагали в табельную не подземным коридором, а поверху, под теплым солнышком. Лица и руки у них были раскрашены рудной пылью, словно бы кто-то, балуясь, брызгал томатным соком. Шурка с гордостью подумал, что такая же почетная рабочая раскраска будет и на его лице, когда они с дядей Денежкиным выберутся наверх.

А пока они продвигались сквозь каменный пар к неизвестной пещере. Может, это шахтная выработка, может, просто пустота, которую оставила вода в подземной толще… Шурка вспомнил о воде и решил попробовать, нельзя ли в испарившейся земле поплыть, как в озере. Онемело нырнул вперед и… шлепнулся животом на подставленную ладонь богатыря.

– Эдак ты еще ниже провалишься, – укоризненно прогудел дядя Денежкин. – Чтоб не споткнуться, под ноги посматривай.

– Разве мы можем споткнуться? – не поверил Шурка. – Мы же пройдем сквозь любую породу!

– Любую, да не всякую. Вот, глянь, – показал дядя Денежкин. – Видишь, лежит. Аметист. Можешь взять, не рассыплется. И еще другой какой самоцветный камень али золото самородное, платина – эти возле нас в твердости останутся, чтобы можно было их подобрать. Чего ж пропадать-то добру!

Шурка поднял аметист, полюбовался. В прозрачном кристалле фиолетовый цвет причудливо смешивался с оранжевым маревом, колыхающимся вокруг.

Большое темное пятно, приближаясь, вырастало, словно грозовое облако. Вдруг дядя Денежкин забеспокоился, замедлил шаг, потом и вовсе остановился.

– Неладно тут, неладно, – бормотал он, оглядываясь. – Водой пахнет…

Боком, крадучись, придвинулись они вплотную к «облаку». Богатырь сторожко протянул длинную руку, притронулся пальцем к темному боку и тут же отпрянул назад. Послышался плеск, вслед за рукой богатыря метнулось, хищно извиваясь, блестящее черное щупальце. Кончик его замер, шевелясь, переливаясь, в нескольких сантиметрах от Шуркиного лица.

– Бежим! – испуганно воскликнул дядя Денежкин и, подхватив Шурку на руки, быстро зашагал прочь от подземного «облака». Темное пятно поблекло за стеной оранжевого тумана, но еще долго оставалось видимым.

– Из виду это чудище не потеряй, – предупредил дядя Денежкин Шурку. – Опять бы на него не натыкаться.

– А что это такое? – с любопытством спросил Шурка.

– Это наш – и людей, и дружины каменной – злейший враг, – жестко сказал богатырь. – Поселился, веришь ли, в наших местах Змей семиглавый. Сам он весь из воды и родню себе водяную насобирал. Сильно пакостят водяные: землю размывают, а то, бывает, подземную залу зальют – нам, глядишь, отдышаться негде…

– Так ведь они и шахту могут залить! – воскликнул Шурка.

– В давешние времена не раз заливали, – подтвердил дядя Денежкин. – А теперь вот чуть было нас не сглотнули…

Шурка представил, как барахтаются они в каменном брюхе, где, будто в затонувшей подводной лодке, нет ни глоточка кислорода… и содрогнулся.

– Постой-ко, – прислушался дядя Денежкин. – Вроде земля дрожит.

– Это я дрожу, – смутившись, признался Шурка.

– Нет, то далече. Во, опять. Послушай.

Шурка замер, вытянул шею, нацелил ухо, как локатор, в ту сторону, куда показывал богатырь. Но было тихо.

– Замолчали, – сказал дядя Денежкин. – Однако чую: люди там в горé колотятся. Надо пойти посмотреть.

Шурка на ходу косил глазом на водяное чудовище, потому и пропустил момент, когда впереди что-то неясно затемнело. И когда глянул перед собой, увидел уже аккуратную черную полосу, так четко очерченную, что сомнений быть не могло: они наткнулись наконец на горную выработку. Скорее всего, подумал Шурка, полевой штрек пробивают люди наперерез их пути.

Плотный воздух возле Шурки ощутимо задрожал, и он заметил, как от торца широкого тоннеля медленно поползли в каменную глубину две тонкие линии. «Бурят шпуры», – догадался Шурка. Он машинально проследил взглядом направление, в котором двигались полосочки скважин, и… похолодел от ужаса. Буровые орудия были нацелены точно в бок подземной водяной цистерны. До черты, отделявшей людей от затаившегося озера, оставались считанные сантиметры…

А в это время…

^{ГЛАВА ПЯТАЯ}
Проходчики

Главный геолог стоял в забое. Рядом оглушительно трещали перфораторы, пронзительно визжали буровые штанги, пережевывая камень. Главный геолог не слышал всего этого адского шума. Он стоял, понурив голову. Еще с утра его одолевали нехорошие предчувствия. Проснулся-то в отличном настроении. Весь сон гонялся он за ускользающей рудой и наконец схватил ее за хвостик. От радости он засмеялся и проснулся от звука собственного смеха. Улыбаясь, опустил ноги с дивана, и… хорошее настроение улетучилось, испарилось, исчезло, как исчезает капелька воды, упав на раскаленное железо. Босые ноги главного геолога вдруг обожгло морозом. Он ступил прямо на холодный пол. Его тапочек не оказалось па привычном мосте. Как выяснилось позже, их загнал под диван хулиганствующий котенок Васька.

Вот тут и появилось в душе главного геолога предчувствие какого-то несчастья. Он осторожно прошел на кухню. Нет, потолок пока не обвалился над ним, и стены еще держались крепко. Главный геолог приободрился. Но… тут же на плите сбежало молоко! А он так любил кипяченое молоко… Пришлось идти на работу, не позавтракав. Он опоздал на автобус. Правда, мог бы еще успеть, но не побежал к остановке, потому что решил: раз ему с утра не везет, все равно он автобус никак не догонит. Главный геолог даже остановился от огорчения. Автобус подождал, подождал, фыркнул дверцами и уехал. Из-за этого главный геолог опоздал на работу, и начальник шахты сразу вспомнил, что руду на нижнем горизонте до сих пор не могут найти… И сейчас главный геолог стоял в забое и грустно думал, что же еще с ним случится сегодня, потому что нехорошие предчувствия так и не оставляли его.

В забое что-то было не так. Что именно – главный геолог не мог понять, но чувствовал – не так. Вроде бы работа шла полным ходом, даже не шла, а бежала. Парни-проходчики из лучшей комсомольско-молодежной бригады вонзали в скалу полутораметровые стальные пики перфораторов, скала отплевывалась струями воды, которая по специальным шлангам подавалась прямо на штанги, чтобы охладить разгоряченную сталь. Дрожала скала от злости, но отступала.

Парням из комсомольско-молодежной бригады их работа нравилась. Еще бы! Страшная силища доверена твоим рукам. В сказках те, кто мог руками гору своротить, назывались богатырями. А проходчики сворачивают горы каждый день – такая у них работа. Хорошая работа. Богатырская.

Конечно, чтобы проходчиком стать, не обязательно вырастать до спецовки пятьдесят шестого размера. Правда, есть в бригаде свой богатырь – Антон Кузнецов. С ним в чехарду играть сможет, наверно, только чемпион мира по прыжкам в высоту. Ребята шутят: дай Антону буровую штангу без перфоратора – он ее в камень ладонью с одного удара вобьёт. Если штангу не сломает. Может, и вобьёт, Антон не пробовал – чего зря инструмент ломать. Но вот однажды заглох мотор у погрузочной машины, так Антон плечом поднажал – вытолкал машину из забоя. А она хотя и на колесах, но весит ни много ни мало – тринадцать тонн…

Между прочим, Антон не единственный среди проходчиков силач. И пока не первый. Есть на шахте секция тяжелой атлетики. Там не буровые штанги поднимают, а спортивные, с увесистыми «блинами». Как насыплют «блинов» до семи пудов – и соревнуются. На тех соревнованиях Антон в первую десятку попадает, но в победителях ему еще не удавалось бывать. «Спортивной злости не хватает», – огорченно поясняет сам Антон. Злости в нем вообще никакой нету. Он – добряк, всем помогает. За это и любят его на шахте.

В бригаде не все такие мощные, как Антон. Нынче в этом нет необходимости. Старики рассказывают, раньше, принимая парня в горняки, прежде всего проверяли, насколько он руками силен. Медицинскую комиссию и сегодня проходят перед тем, как пойти в шахту работать, но всё же в первую очередь нынче заглядывают в школьный аттестат: насколько крепок у тебя «главный мускул» – знания. Сегодня горняки так говорят: если приходится напрягаться до седьмого пота, значит, слаб ты еще головой, раз не можешь придумать для своих рук облегчение. Старую поговорку «Сила есть – ума не надо» ребята переиначили на новый лад: «Ум есть – будет и сила».

Самый умный в бригаде – Роман Горобец, бригадир. С украинского языка его фамилия переводится – Воробей. Он и в самом деле на воробья похож. Невысокий, коренастый, очень бойкий и очень горластый. Иной раз ухватится за погрузочную машину, которую оператор, замешкавшись, не подвинул вперед, тянет се и заливается во все горло: «Давай-давай-давай!!!» Глядишь, машина покатилась. И не понять в первый момент: то ли оператор успел мотор включить, то ли многотонная махина под напором Горобца не устояла.

Роман приехал на рудник «з Донбассу». Он опытный шахтер. (Вот в Донбассе на угольных шахтах – шахтеры. А на Северном Урале – горняки.) Звали его в Москву, в Метрострой. Он подумал, подумал и… поехал на Североуральский бокситовый рудник – Всесоюзную ударную комсомольскую стройку. Шахта, говорит, интересней, чем метро…

Вот с такими парнями и гонялся главный геолог за рудным пластом. Казалось, вот-вот вопьются штанги в красный бок, и загарпуненный «кит» из боксита послушно поплывет наверх, на-гора, как говорят шахтеры и горняки. Но кит ускользал, а гарпуны бессильно падали в воду… В воду?!

– Стой!! – закричал главный геолог что было сил. Но даже он не услышал собственный голос – такси грохот стоял в забое. Главный геолог подскочил к парням и крепко хлопнул бригадира по плечу. Роман оглянулся. Геолог скрестил руки перед лицом, как показывают на аэродроме летчикам: «Глуши мотор!». Бригадир кивнул и выключил перфоратор. Теперь надо было достучаться до Антона. До плеча его без табуретки не дотянешься, а откуда же в забое табуретка? Горобец поднял кусок доски от пешеходного настила и легонько огрел Кузнецова по спине. Тот недовольно повел плечами: мол, не мешай. Роман, рассердившись, замахнулся от души… но Антон повернулся и гаркнул, перекрывая треск перфоратора: «А?!!». Роман махнул доской: выключай! В тишине стало слышно, как по стене журчат поспешные ручейки.

– Ох, нехорошо, ребята, – прислушиваясь к лопотанию воды, проговорил главный геолог. – Ох, не нравится мне это место! Смотрите, сколько водяных косичек заплелось…

– Ну и что? – насторожился бригадир.

– У наших стариков поверье: если Хозяйка горы распустила свои водяные волосы по стенам забоя – жди беды, подземного потопа!

Проходчики прислушались. Тонко, словно озлившиеся комары, звенели струйки, падая со всех сторон, со всех сторон… А за стеной – шуршало. Будто там ходил кто-то…

А в это время…

^{ГЛАВА ШЕСТАЯ}
Красная Шапочка

Две тонкие полоски скважин неудержимо двигались к темному «облаку». Переливаясь черными волнами, еще не успокоившись после погони за Шуркой и богатырем, водяное чудовище, дрожа от нетерпения, казалось, само тянулось навстречу проходчикам. Затаилось в засаде: вот-вот, еще чуть-чуть…

Шурка растерянно оглянулся на дядю Денежкина. Но тот смотрел в другую сторону. Может, он не хочет выходить к людям, показываться им? Как же тогда предупредить проходчиков? Без богатыря Шурке не проскочить сквозь камень, отделяющий его от забоя. Хоть и осталось совсем немного до скважин – рукой подать…

«Рукой подать. Рукой… – лихорадочно думал Шурка. – А что, если… Подставить руку. Сталь – не камень, рука сквозь нее не пройдет. Буровые зубцы разорвут ладонь. Брызнет кровь из скважины, увидят ее и тут же выключат перфоратор… Ну, Черёмухин, давай! Боишься? Считаю до трех! Раз! Два!..»

«Три» сказать Шурка не успел. Дрожь в камне унялась. Бурение остановилось.

– Гляди-ко, гляди! – удивленно воскликнул дядя Денежкин.

– …Хрм! Вижу. – Шурка внезапно охрип.

– Ну не вредная ли девчонка!

Шурка ошарашенно взглянул на богатыря. Тот, неодобрительно покачивая головой, всматривался куда-то в сторону от забоя.

– Какая! Еще! Девчонка!! – закричал Шурка.

– Знамо какая, – хмыкнул богатырь. – Али не видишь?

И Шурка увидел.

У боковой стены забоя, в камне, стояла, приподнявшись на цыпочки, вытянув шею и заложив руки за спину, тонкая высокая девчонка. Она с любопытством разглядывала что-то находящееся внутри тоннеля. Девчонка прикусила нижнюю губу, словно ей очень хочется рассмеяться, но она боится, что тем самым выдаст себя и ее тотчас же обнаружат.

Будто почувствовав щекой недоуменный Шуркин взгляд, она повернулась и… Ну конечно! Что еще можно ждать от девчонки! В тот же миг высунула язык, прыснула, фыркнула и кинулась прочь от забоя. Она проходила сквозь камень так же легко, как дядя Денежкин.

– Стой-ко, стой! – Богатырь ухватил ее длинной рукой за вьющиеся на поясе ленты.

– Пусти, дедко, не балуй, пусти! – засмеялась девчонка.

– Это ты балуешь, ты, а не я! – рассердился дядя Денежкин. – Ну, иди-ко поближе да держи ответ: что тут делаешь, пошто от работных людей хоронишься, чего еще выдумала, проказница?!

– Ой, дедко! – улыбаясь во весь большой рот, отвечала девчонка. – Я в «гори-гори ясно» играю. Вишь, гоняются люди за мной. А все не поймать им никак, не поймать! – Она вновь звонко рассмеялась.

– Тьфу! – в сердцах сплюнул каменный богатырь, и прозрачный хрусталик, сорвавшись с его губ, сверкающей пулей прошил глубоко вниз подземную толщу. – Да гори она ясно, такая игра! Погляди-ко, бессовестная, куда ты людей завела!

– А что? – округлила глаза девчонка. – Я сейчас им помашу, чтобы они поворачивали…

– Не успеют они повернуть, – хмуро сказал Шурка. – Соображать надо, полевой штрек – не трактор, на месте не развернешь.

– Если вы, мальчик, желаете мне что-то сказать, – поджала губы девчонка, ехидно делая ударение именно на слове «мальчик», – то для этого сначала надо познакомиться. Не соблаговолит ли многоуважаемый господин дедко Денежкин представить нас друг другу? – Придерживая кончиками пальцев края своей юбочки, она присела, скромно опустив ресницы.

– Во-о, у матери-то во дворце насмотрелась! – качая головой, пробасил дядя Денежкин. – Уж увольте, сударыня, этикетам твоим не обучен. Сами ужо познакомитесь, не королевичи.

– Шурка, – буркнул Шурка, глядя в сторону.

– Красная Шапочка, – прощебетала девчонка, снова приседая. – Можно сокращенно: Красочка. Это сокращение образуется таким способом, – деловито принялась объяснять она. – От первого слова в имени берутся четыре первые буквы и от второго – четыре последние. Вот вас, мальчик, как полностью зовут?

– Шурка Черёмухин, – проворчал Шурка. Он всё время настороженно косил глазом в сторону остановившихся шпуров: не затеют ли там снова бурение?

– Шур-ка Че-рё-мухин, – протянула девчонка. – По четыре буквы нельзя, этот способ я уже заняла, можно по пять, получится Шуркамухин. Шуркамухин!

– Я – Черёмухин! – рассердился Шурка. – А не Мухин. Ты мою фамилию не перевирай. У меня фамилия знаменитая. Она два раза на Доске почета написана: там, где папина фотография и где дяди Витина, поняла?

– Ну и пожалуйста! – обиделась девчонка. Но любопытство не дало ей обидеться надолго. – А чего это вы, господин Шурка Черёмухин, на меня смотреть не желаете?

– За «господина» получишь, – пообещал Шурка. – А во-вторых, я смотрю, чтобы опять бурить не начали. Ведь еще немного – и на воду наткнутся. Между прочим, твоя работа, – упрекнул он Красную Шапочку.

– Фи! – дернула она плечиком. – Подумаешь! Сейчас пойду и скажу им, чтобы не копали.

– Погоди, – остановил ее дядя Денежкин. – Прямо так из стены и выскочишь? Испугаешь людей-то!

– Я думаю, – рассудительно проговорил Шурка, – не испугает. Не такие у нас на шахте мужики, чтобы девчонки бояться. Их, по-моему, и лешим не напугаешь. Знаете что: выйдем к ним все вместе. Надо же рассказать, где вода, где руда…

Все трое взялись за руки. «И-и – раз!» – скомандовал дядя Денежкин. И они шагнули в забой.

А в это время…

^{ГЛАВА СЕДЬМАЯ}
Комиссары идут первыми

А в это время Шуркин папа плавился от нестерпимого жара. Температура была, наверно, уже градусов восемьдесят. Михаил Петрович терпел. Деревянные стенки «плакали» смоляными слезками. Не выдержал напарник машиниста, с подвыванием и охая бросился за дверь. Машинист с удовольствием крякнул, не спеша спустился с прокаленной досуха полки и вышел из парной под прохладный душ.

Хорошее дело – финская баня-сауна! Горячущая, с сухим паром. Не каждый выдержит единоборство с ней. Зато легко снимает она с кожи въедливую красную бокситовую пыль и вымывает из натруженных мускулов усталость. Такие бани есть на каждой шахте рудника.

В раздевалке друзья встретили Михаила Петровича восторженными возгласами:

– Победителю – ура!

– Силен, Петрович, всех пересидел!

– Ой, не подходи близко – обожгусь!..

Одеваясь, Шуркин папа отвечал на их дразнилки:

– Слабаки! Не зря говорится: кто больше работает – тот дольше и моется!

Он не стал включать тепловентилятор и с мокрыми волосами – лето еще не кончилось! – вышел на улицу, зашагал к стоянке автомобилей, где ждал его фиолетовый «жигулёнок».

Лето действительно решило подарить школьникам на последней неделе каникул пригожие деньки. Наверное, таким способом извинялось за прошедшие дожди. Ребятня была довольна, но, пожалуй, больше всех радовались ясной погоде горняки. Подземный работник всегда солнышку рад.

Окна в длинном двухэтажном доме, где размещалось управление шахты, были распахнуты. Вдруг из одного окна послышался стук и крик:

– Зарезал!!

Шуркин папа сразу узнал этот голос, потому и не стал торопиться на помощь. Кричал начальник участка ВШТ – внутришахтного транспорта (Михаил Петрович работал как раз на этом участке). Это был хороший начальник, но имелся у него один серьезный недостаток: он часто кричал грубые слова. Наверно, думал, что он из-за этого будет выглядеть взрослым, солидным мужчиной. А выглядел таким, какой есть: невысоким, – худым, как мальчишка, недавним выпускником горного института. И ругался он, сильно стесняясь, и сам при этом краснел.

– Зарезал! – кричал он, сидя у открытого окна и стукая кулаком по столу. А надо было, чтобы не пугать людей, спокойным, тихим голосом рассуждать, предположим, вот так: ай-я-яй, нехороший человек машинист электровоза Федоркин, опять он не пришел на работу, а сегодня как раз очень много откатки, и еще два машиниста в отпуске, а старик Порфирьич, которому на электровозе уже нельзя, но он иной раз втихаря подменяет заболевших машинистов, на сей раз сам, как назло, заболел, и теперь на участке работа замедлится, а до конца месяца остался один день, а может быть, теперь они – стыд-то какой! – не выполнят план, а все из-за этого прогульщика несчастного Федоркина, где же я теперь машиниста найду и что же мне делать, а? Но молодой начальник участка был так растерян, что мог только кричать и стучать кулаком по своему столу, отчего, жалобно тенькая, подпрыгивала ложечка в стакане с недопитым чаем.

Шуркин папа подошел к окну.

– Будь здоров, Николай Иваныч!

– Спасибо! – машинально ответил начальник, хотя и не чихал. Стучать он перестал, но закричал еще громче: – Вот! Михаил Петрович! Вы у нас на участке партийный секретарь! Что нам теперь! Делать-то, а?! Подскажите! Опять Федоркин! Прогуливает!

– Прежде всего… – начал Михаил Петрович тихим-тихим голосом.

– Что?! Не слышу!! – Николай Иваныч даже покраснел от крика. А Шуркин папа продолжал шептать, и разгоряченный начальник волей-неволей вынужден был замолчать и прислушаться.

– Вот я и говорю: прежде всего, – повторил Михаил Петрович, – надо помолчать и подумать…

– Что тут думать! – воскликнул начальник, махнув рукой. – Федоркин прогулял, Рыбаков и Сергеев в отпуске, а у Порфирьича радикулит… Думай не думай… Хоть сам садись за рычаги…

– Умеешь ли сам-то? – улыбнулся машинист. – Что ж, раз такое дело, – посерьезнел он, – придется мне вторую смену отработать.

– Нехорошо это, – нахмурился Николай Иваныч. – Нам в институте часто говорили: плох тот руководитель, кто собой начнет все «дырки» в производстве затыкать. А вы – парторг, можно сказать, мой заместитель по политической части, комиссар. Ваша задача – помочь мне людей на работу организовать, а не самому работать вместо лодырей.

– С лодырем мы завтра разберемся, – ответил Михаил Петрович. – А пока, выходит по-вашему, я должен найти кого-нибудь из машинистов и уговорить его выйти на смену вместо Федоркина, так?

– Так.

– Я нашел.

– Где?! – подался к окну начальник.

Михаил Петрович лихо, как боевого коня, оседлал подоконник, спрыгнул в комнату и, указывая на себя пальцем, заявил:

– Вот он! Подписывайте наряд: какое задание, на каком горизонте.

Улыбнулся хитро и добавил!

– Вы думаете, в войну комиссары атаками из окопов руководили? Нет, они поднимались первыми!

А в это время…