Текст книги "Добро пожаловать в Некрополь"

Автор книги: Сергей Бортников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Вырезав под корень одну из них, разведчик поднял голову и увидел в нескольких метрах от себя улыбающуюся физиономию Алексея. Вот, значит, кто успел пробежаться по его местам!

– Тебе что, целого Пидрижжя мало? – с напускной укоризной в голосе бросил Иван Иванович.

– У нас грибы ещё не проснулись! – принял шутливый тон полицай.

– И ты решил собрать мои…

– Выходит, так.

– Смотри, я мстительный. Начнётся сезон – целую бригаду к вам приведу!

– Согласен… Твои хлопцы?

– Да. Знакомьтесь, дети, это ваш троюродный дядя.

– Олекса Гнатович.

– Иван!

– Василий! – по очереди почтительно представились сыновья.

– Вижу, не пропадает родовая традиция. Отец Иван Иванович, сын, внук…

– Стараюсь.

– Да, кстати, куда твой батько девался?

– Военная тайна.

– А у нас ходили слухи, что он давно живёт в Северной Америке.

– Всё может быть! – как всегда уклончиво, ответил Ковальчук.

– Славный чоловьяга[29]29
  Чоловьяга – можно перевести как мужичище или человечище. – С.Б.


[Закрыть] дядька Иван. Свидомый![30]30
  Свидомый – сознательный (укр.).


[Закрыть] Одно слово, щирый[31]31
  Щирый – дословно «искренний» (укр.), в данном случае употребляется в значении «настоящий».


[Закрыть] украинец.

– Это правда.

– Что же ты по стопам его не пошёл, а?

– В каком смысле?

– Чего не заходишь? Цураешься?[32]32
  Цуратыся – чураться, пренебрегать, избегать встречи (укр.).


[Закрыть]

– Та ни.

– Моё предложение помнишь?

– Насчёт службы?

– Да.

– Помню, конечно…

– Домовымося?[33]33
  Договоримся? (укр.).


[Закрыть]

– Я ещё подумаю.

– Думай. Только недолго. Нам как раз одного человека не хватает.

– Что, нет желающих?

– Полно! Но наш шеф кого попало брать не хочет. А ты по всем критериям подходишь. Грамотный, вежливый. Нам такие кадры позарез нужны.

– Хорошо. Завтра зайду, познакомлюсь с твоим высоким начальством.

– Давай на десять утра.

37. Кашовка – Пидрижжя – Сельцо, 3 сентября 1941 года

На календаре была среда.

Ковальчук встал рано, по привычке искупался в Стоходе, доплыв по течению до старой пристани, хотя входить в реку кроме него уже больше месяца не отваживался никто из земляков. «По Илли – и по тепли»[34]34
  Праздник пророка Ильи православные христиане отмечают 2 августа, после этого водные процедуры для них под негласным запретом. А дословно смысл пословицы можно перевести так: «После Ильи – конец теплу».


[Закрыть], – утверждают волыняне и обходят открытые водоёмы десятой дорогой.

Обратный путь, как всегда, капитан преодолевал бегом. В одних семейных трусах. Под недоумёнными взглядами редких односельчан – «моржи» в Кашовке отродясь не водились.

Дома ещё все спали. В том числе и Катя, ранее не раз жаловавшаяся на сон.

Разведчик впервые после знойного лета надел прямо на нижнее бельё тёплый свитер и, прикрыв двери, отправился в дальнюю дорогу.

В самом начале странствий, на околице Пидрижжя, ему вдруг улыбнулась удача – из двора как раз выезжала телега, и извозчик – дядя Леонтий – сам предложил подвезти его в Сельцо, если, конечно, Ивану по пути.

А ещё через несколько метров на возу нашлось место и для Алексея, ежедневно пользующегося гужевым транспортом для того, чтобы добраться на работу.

Так, неразлучной парой, они и предстали пред ясны очи начальника полицейского участка.

– Познакомьтесь, Свирид Гнатович, цэ мой родыч – Иван Ковальчук. Я вам рассказывал о нём.

– Это его отец принимал участие в национальном рухе[35]35
  Рух – дословно «движение» (укр.).


[Закрыть] на Дальнем Востоке?

– Так точно! Его.

– Ну, здравствуй, Иван Иванович. Заходи, располагайся, будь, как дома.

– Спасибо.

– Да присядь ты, наконец, не стесняйся!

– Я лучше постою…

– Значит, ты решил вернуться домой на советских штыках?

– Вроде того.

– Зачем?

– Всю жизнь мечтал об этом.

– Коммунист?

– Нет.

– В Красной армии служил?

– Не пришлось.

– А хотелось?

– Если честно, я не возражал. Но долго учился и поэтому всё время получал отсрочки. Позже как один из лучших специалистов был направлен на родину – поднимать сельское хозяйство. Как говорится, попал в струю, – чётко повторил хорошо заученную легенду капитан.

– И как Советы? Много ли платили своим верным слугам?

– Я не Советам служил, а своему народу! Зарплату имел высокую плюс льготы, обеспечение…

– Мы уже интересовались твоей биографией. Никаких пятен в ней пока не обнаружили. Ни белых, ни чёрных… Если хочешь и дальше служить неньке-Украине, принимай Кашовку, там как раз есть вакансия. Лады?

– А если я ещё немного подумаю?

– Да сколько можно? – «возмущённо» закипел Семенюк. – Давай уже – соглашайся! Немецкая власть тебя не обидит, назначит приличное денежное содержание плюс продовольственный паёк: харчи, сигареты, водка. С голоду не сдохнешь!

– К счастью, у нас в Украине очень плодородная почва. Воткнёшь в землю палку – весной зацветёт, летом принесёт первые плоды. Голодать на такой земле, если есть руки и ноги, – грех, преступление.

– Ну, не хочешь, как хочешь…

– Я не сказал ни да, ни нет, – в очередной раз уклонился от прямого ответа Ковальчук.

– Если в понедельник не явишься на службу, пиши пропало! – завершил разговор Свирид и незаметно подмигнул соратнику.

– Понял… – широко растянул рот в довольной улыбке Иван Иванович.

38. Кашовка, 23 сентября 1941 года

– Наши сдали Киев, – вполголоса сообщил Семенюк, оставшись наедине с Иваном. Ещё десять сотрудников полиции разбрелись по своим участкам, а Ковальчуку, уже две недели служащему в полиции, он велел остаться. – Германское радио передало, что погибло всё командование Юго-Западного фронта: Кирпонос, Бурмистренко, Тупиков[36]36
  Генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос – командующий Юго-Западным фронтом; Михаил Алексеевич Бурмистренко до войны – председатель Верховного Совета УССР, с августа 1941 года – член Военного совета ЮЗФ; генерал-майор Василий Иванович Тупиков – с июля 1941-го начальник штаба ЮЗФ. Все они погибли 20 сентября 1941 года, попав в окружение возле хутора Дрюковщина Лохвицкого района Полтавской области УССР.


[Закрыть]… Потапов попал в плен вместе с ещё шестистами тысячами наших командиров и солдат, в качестве трофеев враг захватил 3700 орудий разного калибра, 850 танков…

– Брешут фрицы!

– Непохоже…

– Что ты предлагаешь? Усердно и честно делать свою теперешнюю работу?

– Нет. Что ты…

– Если мы с тобой, кадровые чекисты, будем сомневаться в нашей победе, что тогда взять с рядовых бойцов? Вот и бегут они, точно крысы с тонущего корабля!

– Им проще – поднял руки и сдался в плен. А нас с тобой немцы, ежели разоблачат, не пожалеют – шлёпнут на месте, – устало согласился Семенюк.

– Вот-вот… Поэтому мы обязаны драться до конца.

– Согласен.

– Ты уже договорился насчёт командировки в Шацк?

– Да. Совсем скоро нас привлекут к карательным акциям против партизан совместно с бойцами триста четырнадцатого полицейского батальона.

– Этого ещё не хватало!

– А что нам остаётся делать? – развёл руками Семенюк. – Служба!

– Стоп! Мне ж туда нельзя… – вдруг пронзила мозг Ивана Ивановича неожиданная догадка.

– Поясни…

– Меня могут узнать германские диверсанты, о которых я тебе рассказывал. Исключать возможность того, что кто-то из них остался служить в Любомле или Шацке, нельзя.

– Точно! Что же делать? Я уже подал две фамилии для участия в операции.

– Какие?

– Семенюк, Ковальчук…

– Возьмёшь моего родича!

– Олексу?

– Ну, да…

– А что, это идея! Хотя нет… Не удастся тебе сачкануть, братец! Как бы того ни хотелось.

– Это почему же?

– Ты должен будешь показать место, где базировались диверсанты.

– Так я и покажу – на карте.

– Отставить! Собирайся в дорогу. Это не просьба, это – приказ!

– Слушаюсь и повинуюсь! – шутливо рявкнул Ковальчук и для пущей убедительности приложил руку к непокрытой голове.

39. Шацкий и Любомльский районы Волынской области Украины, начало октября 1941 года

Буквально с первых дней Великой Отечественной войны в этом районе начал активно действовать партизанский отряд под командованием коммуниста Степана Алексеевича Шковороды[37]37
  В некоторых источниках, в том числе и в книге знаменитого партизанского командира Алексея Фёдоровича Фёдорова «Последняя зима» (глава о подвигах шацких партизан называется «Яринина могила»), его почему-то «перекрестили» на Степана Яковлевича Шковороду (Сковороду). Может, ошибка произошла из-за того, что в его отряде служили ещё два брата – Корнило и Яков?


[Закрыть], в мирное время – заведующего сельпо в городе Шацке.

Уже тогда в его составе было свыше двадцати бойцов в основном из числа местных крестьян, уроженцев и бывших членов комсомольской организации деревни Кропивники[38]38
  Село Кропивники – в войну и с 1993 года – в Шацком районе Волынской области Украины.


[Закрыть].

Народные мстители не давали угонять людей и скот в Германию, вели среди населения разъяснительную работу, отбивали у фашистов обречённых евреев, коммунистов, пленных красноармейцев, но, самое главное, – беспощадно отстреливали старост, полицейских и других предателей Родины.

Именно против этих по происхождению, как и Ковальчук, мирных землепашцев были брошены свыше тысячи вооружённых до зубов бойцов 314-го полицейского батальона, уже «прославившегося» многочисленными репрессиями по отношению к еврейскому населению края в Луцке и Камень-Каширском, Мельнице и Мацейове[39]39
  Луцк – областной центр Волынской области Украины. Камень-Каширский – районный центр, Мельница (ударение на втором слоге) – деревня ранее в Голобском, теперь в Ковельском районе, Мацеев (Мацейов) – теперь Луков, посёлок городского типа в Турийском районе этой же области.


[Закрыть].

Успели они оставить кровавый след и в Любомле, силами двух взводов расстреляв 215 душ. Случилось сие печальное событие ещё 22 июля…

В этот раз решили обойтись сотней полицейских: одной ротой из четырёх взводов, двух штатных и двух прикомандированных из подразделений вспомогательной полиции.

Семенюк и Ковальчук ехали в последней из пяти машин. Всю дорогу они молчали. А как поговоришь, если кругом одни враги?

Такие же украинцы, с похожими именами и фамилиями, славяне, разговаривающие на том же родном языке, поющие самые мелодичные в мире, добрые, искренние песни, но по каким-то своим причинам люто ненавидящие власть рабочих и крестьян. Даже страшно представить, что эти добродушные с виду парни – земляки, христиане, в основном православные, – сделают с ними, если, не дай Боже, пронюхают об их потайной жизни…

В Шацк прибыли около шести вечера.

– Свободное время! Подъём в 6:00, – объявил командир.

Пора!

Закинув за плечи тяжёлые вещмешки, подпольщики направились в сторону деревни Свитязь и одноимённого озера, раскинувшегося всего в нескольких километрах от Шацка.

– Эй, вы куда? – вдруг раздался сзади голос Никифора Костенко, по дороге сидевшего в машине рядом с ними и пытавшегося всё время навязать ненужные разговоры.

– Купаться! – жёстко отрезал Ковальчук, надеясь таким образом отбить желание набиваться в попутчики.

– В такой холод?

– Мы и зимой в прорубь ныряем.

– Я с вами!

– А плавать умеешь?

– Не бойтесь… На Днепре жил!

– Ну, что же, пошли, – тяжело вздохнул Семенюк. – Зачем им этот хлыщ? А вдруг он стукач?

В центре местечка повернули направо и, недолго попетляв между стройными стволами осин, оказались на безлюдном песчаном берегу.

– Раздевайтесь! – по праву старшего по званию распорядился Свирид.

– Есть!

Ковальчук и Костенко сбросили одежду, аккуратно сложили её в ровные армейские кучки и, громко крича, побежали по мелководью. Когда вода достигла пояса, Иван присел и намочил голову.

– А ты чего ждёшь? – заорал издали.

– Постерегу ваше барахло, – отшутился Семенюк.

Костенко, фыркая и матерясь, добрался наконец до глубины и поплыл, поплыл далеко вперёд по бесконечной тёмно-синей глади. Мощные взмахи его рук напоминали какой-то знаменитый спортивный стиль, овладеть которым простой украинский селюк никак не мог.

«Нет, не так прост этот парень… Надо будет хорошенько расспросить, где он учился плавать», – сделал вывод Ковальчук.

Бросившись вдогонку, он едва не настиг Никифора, но тот обернулся и как дал… Если б это происходило на земле, можно было бы сказать: «Только пятки сверкали!» Впрочем, так оно и было.

40. Деревня Свитязь Шацкого района Волынской области Украины, начало октября 1941 года

Накупавшись, Иван выбрался на берег и принялся приседать.

– Раз-два, раз-два…

– Как водичка? – поинтересовался Свирид.

– Люкс!

– А этот, этот-то смотри, что вытворяет!

Русая голова Костенко мелькала где-то в километре от берега.

– Похоже, парень давно дружит со спортом, – предположил Ковальчук.

– Да… Интересно, где его учили? Может, в разведшколе?

– Непохоже. В этом случае он бы не стал выпячивать свои способности.

– Согласен… Говорит, что жил на Днепре. Расспроси его подробнее о детстве-юности, ладно?

– Есть! А может…

– Оставить. Пусть живёт, – Свирид сложил руки рупором у рта и завопил: – Никифо-о-ор!!!

Вдали над водой поднялась рука, приветливо помахала коллегам.

– Пускай тешится, – улыбнулся Иван. – А ты пока расскажи о себе.

– Не положено… Хотя… Запомни на всякий случай – вдруг загнусь.

– Ничего с тобой не случится до самой смерти!

– А если? Тогда и передашь близким, что Свирид Семенюк честно и до конца выполнил свой долг.

– Это твоё настоящее имя?

– Да… Я родился близ Ровно в деревне с византийским названием Александрия[40]40
  В Ровненском районе Ровненской области Украины.


[Закрыть]. На Горыни[41]41
  Горынь – правый приток реки Припять.


[Закрыть].

– Знаю.

– Откуда?

– Плавал когда-то на экскурсию: от Припяти до Ивановой Долины[42]42
  Иванова (Янова) Долина – с 1939 года село Базальтовое в Костопольском районе Ровненской области.


[Закрыть].

– Понял. Мы жили намного выше.

– Ну, это как смотреть, если не по петляющему руслу, а напрямик, не так уж и много…

– Не спорь. Я прекрасно знаю географию!

– Есть не спорить, гер рейхскомиссар!

– В 1917 году мне исполнилось 15 лет…

– А мне – тринадцать!

– Пацан…

– Тоже мне старик нашёлся!

– Ладно. Не обижайся. После революции наша семья переехала на восток, в столицу Советской Украины – город Харьков. Там я окончил сначала университет, затем аспирантуру. В 1932 году теоретический отдел моей «альма-матер» – Украинского физико-технического института – возглавил, ты наверняка слыхал это имя – Лев Давидович Ландау; мы подружились… Через пять лет его перевели в Москву, где в то время был создан Институт физических проблем (ИФТ), следом за шефом в Белокаменную потянулась большая группа учёных-физиков с Украины, в том числе и я. В день приезда меня вызвали на Лубянку и настойчиво порекомендовали присматривать за своим научным руководителем… Сначала я отказался, причём в резких тонах, но буквально через несколько дней был вынужден согласиться – прижали меня, Ваня, к ногтю, так прижали, что не шевельнуться ни влево, ни вправо, сам знаешь, как могут в нашей организации… Вскоре институт разгромили, многих расстреляли. Меня же репрессии не коснулись. А вот с научной карьерой прошлось покончить навсегда… Ладно, потом дорасскажу – Костенко возвращается!

41. Шацкий район Волынской области Украины, начало октября 1941 года

– Эх, благодать! – прыгая на одной ноге, чтобы быстрее вышла попавшая в ухо вода, восторженно тарахтел Никифор.

– Одно слово – Родина, Отчизна! – озираясь по сторонам, поддержал его Семенюк. – Ненька-Украина!

– У нас раньше тоже богатющая природа была: леса, степи, крутые пороги… Пока Советы село не затопили. Днепрогэс, сволочи, строить надумали, мать их перетак. Дед мой – Сидор Терентьевич – уезжать не захотел, водная пучина стала ему могилой… Я, десятилетний, рыдал целую неделю… А в начале сорок первого меня призвали в армию. Решение созрело само собой: если война – сразу сдамся в плен. Так и поступил. Содержался в Луцком лагере – возле замка Любарта. Но немцы вдруг соизволили проявить милосердие и отпустить по домам всех украинцев. Знакомых у меня здесь нет, идти некуда, жрать нечего, вот я и подался в полицию…

– Молодец, сынок! – похвалил Семенюк. – Теперь вместе будем резать краснозадых.

– Вообще-то я не мстительный, не кровожадный. Но если надо – значит, надо! – неохотно согласился Никифор Костенко.

Темнело…

Стрелки часов, пристёгнутых кожаным ремешком к запястью Свирида, показывали начало восьмого.

– Ночевать где будем? – на гладком юном лице Костенко появилась тень тревоги и, пожалуй, даже испуга.

Как выяснится позже, он давно панически боялся одиночества и темноты.

– Ты – как хочешь, а мы – на девки! – быстро прочитал его мысли психолог Ковальчук.

– Братцы, не бросайте меня, пожалуйста, а? Я вам – чего хотите… Сигарет, водки…

– Ладно, будешь должен. Пошли.

– Ку-куда?

– В Шацк… Большинство наших, из тех, кто, конечно, не имеет здесь знакомых, расположились в доме старосты Левана[43]43
  В других источниках, в том числе в уже упомянутой книге «Последняя зима», его фамилия почему-то – Левон. Местные краеведы, среди которых бывший директор Шацкой общеобразовательной школы Владимир Петрович Носулич, помогавший мне в написании этой книги, утверждают, что Трофим Леван (в фамилии – ударение на первом слоге) был вовсе не старостой, а всего лишь мелким осведомителем, доносчиком. В войну он заведовал складом, на котором хранились вещи, конфискованные у евреев, и трофейное оружие советского производства. Кончил Трофим, как и все патологические предатели, плохо. Фашисты повесили его за ложные обвинения в адрес мирных граждан и расхищение имущества.


[Закрыть] или рядом с ним.

Уложив беднягу спать, Иван и Свирид решили продолжить начатое дело. Место, где, по воспоминаниям Ивана, чуть более трёх месяцев тому назад стоял лесной домик, было окружено колючей проволокой. Забраться за неё «полицаи» не рискнули, тем более что вдали горел прожектор, в лучах которого время от времени мелькала тень часового…

Семенюк по своим, не известным Ковальчуку каналам предупредил Шковороду о готовящейся облаве и поставил перед ним очередное задание: установить, что за объект возводят фашисты на берегу полесской жемчужины.

На следующее утро полицаи дружной толпой выдвинулись в направлении, противоположном озеру Свитязь. Именно там, за лесом, вблизи источников, которыми питается берущая неподалёку своё начало река Припять, лежала живописная деревня Кропивники, которую оккупационный режим считал бандитским гнездом, – иначе как бандитами немцы партизан не называли.

Каратели предлагали немедленно деревню сжечь, но сельскому старосте Стодону Гинайло удалось уговорить их не делать этого. Пока. Взамен он обещал оперативно вычислить имена всех «бандитов» и представить их полный список своему руководству.

Полицаи, раздобревшие от тёплого приёма и добрых новостей со всех фронтов, милостиво согласились подождать.

42. Кропивники – Шацк, в тот же день

Возвращаясь назад в приподнятом настроении (не пришлось убивать братьев-украинцев!), Семенюк и Ковальчук немного отстали от основных сил, и Свирид продолжил свою исповедь:

– После подписания «Договора о ненападении» между СССР и Германией руководство НКВД, знавшее о предстоящем разделе Польши, решило нелегально переправить меня на родину, в то время пребывавшую под властью Речи Посполитой, с перспективой переезда в Хелм и внедрения в военизированные структуры украинских националистов. Как только передовые части Красной армии вошли в Западную Украину, я «сбежал» за линию Керзона. Обретаясь среди беженцев в Хелмском лагере, завёл полезные знакомства с высокопоставленными бандеровцами и мельниковцами. Один из них по секрету сообщил мне об открытии школы диверсантов в Бадене-Венском[44]44
  Правильно просто Баден, город в Нижней Австрии, в народе – «Баден близ Вены».


[Закрыть]; вскоре я стал её курсантом.

Выпускников пристроили в полк особого назначения «Браденбург-800», в составе которого была одна украинская рота. Впоследствии почти все мои сослуживцы влились в батальон «Роланд», а я по протекции самого Мельника перешёл на службу в украинскую полицию.

Затем по распоряжению уже нашего, московского, Центра сделал всё, чтобы возглавить участок в Сельце, как я подозреваю, только для того, чтобы облегчить наш с тобой контакт. Зачем? Буду откровенен… По всей видимости, тема, которую ты случайно затронул, оказалась для руководства очень важной, и оно решило задействовать агента, хорошо разбирающегося в ядерных технологиях… Смотри, опять Никифор возле нас трётся! На шпика он не похож – идиот полный, к тому же трус; что ему от нас надо?

43. Сельцо – Кашовка, ноябрь 1941 года

Вести из Шацка пришли уже через месяц. Достаточно быстро, если учесть, что сначала радиограмма поступила в Центр и лишь потом, после скрупулёзной фильтрации данных, была спущена назад на Волынь, теперь уже в Кашовку. И то частично.

Первая новость оказалась довольно оптимистической, хотя узнать что-либо о функциях сверхсекретного германского объекта на берегу озера Свитязь партизанам не удалось. Зато они установили, что всех советских военнопленных, принимавших участие в его строительстве, фашисты расстреляли. Не пожалели и крестьян, проживавших в радиусе одного километра от того места.

Теперь никого из них и близко не подпускают к «колючке», а при попытке проникнуть за неё сразу открывают огонь на поражение.

А вот вторая новость откровенно огорчила.

Староста Гинайло сдержал своё слово и при помощи своих сподвижников вскоре выяснил фамилии почти всех участников антифашистского подполья.

Сделать это оказалось не очень сложно.

В деревне Кропивники пропала часть молодых людей, ранее состоявших на учёте в комсомольской организации. Куда они могли деваться? Ответ напрашивался сам собой: ушли в партизаны.

Стодон вызвал карателей. Те долго не церемонились: согнали в одну кучу родителей, сестёр-братьев подозреваемых и расстреляли их.

Можно только представить, какое горе и какая жажда мести поселились с тех пор в сердцах народных мстителей Бегаса, Шепели, братьев Рупинцов, Сулима, Зинчука и многих других…

Но количество штыков в отряде не уменьшилось. Напротив, вскоре к ним примкнули Фёдор Савич Кропивник, Николай Никифорович Козак, Евгения Яковлевна Боярчук, Евдоким Михайлович Редько, Моисей Иванович Копытко, Анисий Андреевич Смоляр, Ярина Марковна Смоляр, Калина Иванович Смоляр, Фёдор Илларионович Боярчук, Параска Демьяновна Шепеля и ещё, ещё, ещё…

44. Кашовка, декабрь 1941 года

Бойцы полицейских батальонов вермахта, как, например, того же 314-го, получившего за «доблесть» название Мацеевский, щеголяли в эсэсовских мундирах, а щуцполицаи[45]45
  Служащие вспомогательной полиции.


[Закрыть] получили свою форму только в начале декабря 1941 года. Германские хозяева и тут сэкономили на верных слугах – выдали им обмундирование воинов литовской армии. Жёлто-голубые повязки, напоминавшие о «вечном стремлении к государственной независимости», сменили нейтральные, белые, с надписью по-немецки «Полиция».

Каких-либо конфузов на участке, контролируемом Семенюком и компанией, не случалось. Тишь и благодать! «Контингент», то есть план по отправке в глубь рейха людей, крупного рогатого скота и продовольствия, они успешно выполняют. А больше руководство ничего и не заботило.

О советских партизанах на Ковельщине в то время пока никто и слыхом не слыхивал.

Но 5–6 декабря на фронте случилось непредвиденное. Красные войска, обессиленные, морально угнетённые, как утверждала геббельсовская пропаганда, вдруг воспрянули духом и пошли под Москвой в контратаку.

Угроза захвата советской столицы практически отпала.

Блицкриг был сорван.

Только тогда советское Главнокомандование вспомнило, что в тылу у немцев остались верные, преданные люди – подготовленные, обученные – и стало искать с ними связи…

45. Волынская – Ровненская (Ровенская) – Житомирская области Украины, июнь – декабрь 1941 года

Волынь не приняла националистически настроенных галицких лидеров. С первых дней войны здесь действовала своя повстанческая армия – «Полесская Сечь», имевшая в своём составе свыше 10 000 штыков. Причём почти все воины этого образования были местными и пользовались среди волынян непререкаемым авторитетом.

Возглавил УПА Тарас Дмитриевич Боровец, получивший в народе прозвище Бульба – за «нос картошкой».

Пока его бойцы вели непримирую борьбу с красноармейцами, которые, как уже говорилось, разбрелись по окрестным лесам и сёлам, немецкое командование всячески поддерживало сечевиков. Самого Тараса даже назначили комендантом украинской полиции Сарненского района Ровненской области. Почти сразу после этого атаман обратился к союзникам с просьбой разрешить ему сформировать вооружённый отряд из тысячи лиц и 8 августа получил «высочайшее благословение».

Но вскоре и он начал проявлять признаки самостоятельности.

На переговорах с оккупантами 9 ноября 1941 года Боровец предложил возложить на его организацию всю полноту ответственности за наведение порядка в Полесье; взамен пообещал очистить от большевистских партизан леса на Черниговщине, но гитлеровцы почему-то отвергли эти инициативы.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Тараса Дмитриевича Бульбы, стал приказ областной комендатуры СД, переданный ему 16 ноября гауптштурмфюрером СС Гичке с требованием немедленно «ликвидировать всех евреев в Олевске[46]46
  Олевск – административный центр одноименного района на севере Житомирской области; именно там в годы войны находилась администрация Бульбы-Боровца. В историю введён даже такой термин – Олевская республика, что-то вроде независимой Украины со своим самоуправлением в Полесье.


[Закрыть] и других районах». Тарас отказал, аргументируя тем, что «Полесская Сечь» является украинским формированием и не находится под юрисдикцией немецких властей.

Понимая, что после такой выходки в отношениях с союзниками неминуемо возникнут осложнения, атаман принял решение расформировать свои военные отряды и вместе с 300 верными бойцами ушел в лес.

С тех пор он начал воевать на два фронта. Точнее, даже на три. Последний был открыт против оуновцев, всё чаще заявлявших о своём исключительноми праве на руководящую и направляющую роль в Украине.

В полиции тоже начались перестановки.

Лояльных к Бульбе щуцманов убирали с руководящих должностей, переводили в другие, более благонадёжные подразделения.

Коснулась реструктуризация и комендатуры в Сельцо. Успешный руководитель Семенюк пошёл на повышение. Но недалеко – в Ковель, откуда раз в месяц непременно приезжал в командировку. А возглавил участок Ковальчук. Не Иван – Олекса.

46. Кашовка, февраль – июль 1942 года

Зима в Кашовке прошла спокойно. А с теплом – началось! Зашевелись партизаны, прекратившие свою деятельность на период морозов. Пока только украинские. Советские дислоцировались в основном в Брянских лесах России, по всей Белоруссии или же на северо-востоке Украины. Но уже успели осуществить свой первый рейд дерзкие ковпаковцы, успешно действовали и фёдоровцы – бойцы Черниговского областного отряда и Корюковского, Перелюбского, Холминского, Рейнметаровского районных отрядов, объединившихся ещё в ноябре 1941 года.

Всего советское руководство насчитало 36 тысяч народных мстителей с Украины. При этом 3600 из них в составе 13 советских партизанских отрядов действовали на территории Белоруссии.

Для того чтобы координировать их действия, 30 мая 1942 года в Москве был создан Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандования (ЦШПД), а чуть позже и УШПД. За короткий период времени они перебросили через линию фронта 309 специалистов, в основном командиров, подрывников и связистов, со 150 радиостанциями.

Пришло время потихоньку переносить вооружённую борьбу и на Правобережную Украину.

В июне 1942 года в Житомирских лесах за триста километров от места предстоящей постоянной дислокации был десантирован отряд специального назначения «Победители». Им командовал ветеран органов госбезопасности Дмитрий Николаевич Медведев, который до этого уже дважды забрасывался в тыл противника как руководитель оперативной группы и успешно выполнил все задания командования на территориях оккупированных Смоленской, Брянской и Могилёвской областей.

А уже в начале следующего месяца в Кашовке состоялась встреча, кардинально изменившая ход истории, легшей в основу нашего повествования.

Когда вечером Ковальчук возвращался домой из Сельца, навстречу ему из леса вдруг вышел высокий и статный обер-лейтенант вермахта и ловко выбросил вперёд руку в нацистском приветствии:

– Хайль Гитлер!

– Хайль! – растерянно пробормотал Ковальчук, озираясь по сторонам. Такого чуда он ещё не видел. Немец. Офицер. Один в лесу. И первый здоровается с рядовым полицаем. Что происходит, чёрт возьми?!

– Здравствуйте, Уссурийский Тигр! – улыбнувшись, продолжил незнакомец.

– З-з-здравия желаю… Простите, не знаю, как к вам обращаться…

– Зовите меня обер-лейтенант Ниманд[47]47
  Niemand – никто.


[Закрыть].

– Слушаюсь.

– Давайте отойдём в сторону, Иван Иванович.

– Давайте.

– Хочу поздравить вас с присвоением очередного воинского звания.

– Служу трудовому народу или… Советскому Союзу, забыл на радостях, как надо отвечать…

– Не важно. Профессор Селезнёв доставлен в Москву. Он дал показания о том, что на Свитязе немцы планируют добывать тяжёлую воду – один из главных компонентов для производства атомного оружия.

– Его расстреляли?

– Нет. Поместили в один из таёжных лагерей, где действует секретная лаборатория… Не перебивайте, у нас немного времени.

– Есть!

– Семенюк – по первому образованию физик-ядерщик. Сейчас мы подумываем над тем, как переправить его поближе к Шацким озёрам. Первые шаги в этом направлении уже сделаны… Быть может, Свириду Игнатьевичу как специалисту в этой отрасли удастся определить точное место нахождения фашистской лаборатории и разобраться в нюансах её деятельности.

– Понял.

– Как только советские войска начнут освобождать Украину, мы с вами тоже отправимся на Свитязь и попытаемся перехватить эту учёную свору… Надеюсь, вы сможете узнать кого-то из них?

– Командира и членов группы прикрытия – смогу.

– Ну, эти вряд ли ещё там… Хотя, кто знает? А из профессоров?

– Липке. Мы с ним мило беседовали… часок.

– Прекрасно. Ваша задача остаётся прежней. Ни во что не вмешиваться, из Кашовки до особого распоряжения не выезжать, своей жизнью не рисковать. Ясно?

– Так точно.

– Встречаться будем раз в месяц. Этого же числа, в это же время, на этом же месте.

– Понял.

– Всё. Мне пора идти.

– До встречи, господин… товарищ Никто!

47. Шацкий район Украины, лето 1942 года

Карательные операции против шацких партизан продолжались всё лето. Тем не менее Шковороде удалось сохранить ядро отряда от разгрома. Вскоре ему стало легче уходить от репрессий, ибо одним из руководителей районной полиции назначили Свирида Семенюка. Одновременно туда же, чтобы сохранить баланс сил, гитлеровские хозяева перевели и своего верного пса Никифора Костенко.

По приказу Главнокомандования народные мстители раз за разом посылали своих разведчиков к предполагаемому месту нахождения фашистской лаборатории, но ничего нового о ней узнать так и не удалось…

48. Украина, конец 1942 – сентябрь 1943 года

В декабре 1942 года Тарас Бульба-Боровец написал послание рейхскомиссару Украины Эриху Коху, в котором выразил возмущение действиями новых властей: «Я позволю себе спросить Вас, по какому праву Ваша банда совершила этот дикий акт? В любом цивилизованном государстве порядок наводят только после проведения тщательного расследования и наказывают исключительно виновных, а не кого попало… Мы не простим Вам ни одной капли невинно пролитой крови мирных граждан, невзирая на их национальную принадлежность»[48]48
  Переведено автором.


[Закрыть].

Письмо стало реакцией на зверства оккупантов, учинённые в селе Озерцы Березновского района Ровненской области, где фашисты расстреляли из пулемётов все население – 365 человек, включая детей и стариков. Тех, кто выжил, добивали выстрелами в затылок. Сей, по утверждению гитлеровской пропаганды, «акт возмездия» был предпринят в отместку на действия братьев Струтинских из отряда «Победители», убивших вблизи деревни немецкого офицера и сопровождавших его лиц.

Остановить после этого вооружённое восстание на Волыни было невозможно.

Поначалу «бульбаки», «бульбовцы», или же, как их всё чаще называли, «бульбаши», ограничивались мелкими «пакостями», расстреливая одиноких фашистов и их прихвостней, но вскоре боевые действия приобрели массовый характер и в конце концов вылились в полноценную национально-освободительную войну.

Весной 1943 года УПА освободила от немецкой оккупационной администрации десятки населенных пунктов Волыни. В частности, такие как: Владимирец, Степань, Дубровица, Деражное, Олыка, Цумань, Горохов…[49]49
  Первые четыре теперь в составе Ровненской области Украины, остальные три – в Волынской.


[Закрыть] В марте на освобожденной от немцев территории в 2,5 тысячи квадратных километров была провозглашена так называемая Колковская республика. Сами Колки[50]50
  Колки – некогда районный центр, а ныне посёлок городского типа в Маневичском (Маневицком) районе Волынской области.


[Закрыть] объявили столицей Украины до освобождения Киева от нацистов; при въезде в городок установили соответствующую табличку.

Но фашисты не унимались.

В воскресенье 9 мая 1943 года отряд из почти четырёх сотен карателей напал на село Яполоть Костопольского района Ровненской области. Местные селяне снова не выполнили непомерный «контингент». Против оккупантов выступила сотня «Романа» – подразделение Украинской повстанческой армии, базировавшееся в близлежащих лесах. Бой длился более 6 часов. Нападающих выбили из села, при этом погибли 35 немецких солдат.

Всего за время войны УПА провела против германских войск около 200 вооружённых операций, в ходе которых было уничтожено свыше 12 000 оккупантов.

Такое положение дел открывало новые, неслыханные ранее возможности для кашовских подпольщиков. Тем более что многие полицаи уже открыто переходили к повстанцам. Вскоре на такой шаг решились и оба Ковальчука – Иван и Алексей. Первый – по совету Ниманда, второй – по зову сердца.

А в начале августа 1943 года необходимость в маскировке и вовсе отпала. Именно тогда разведчики получили приказ «слиться с партизанами» и стали собираться в долгую дорогу. Через Ковель – на Любомль, из Любомля – в Шацк. Заодно решили прихватить с собой полицейский архив. За этим занятием их и застукал новоназначенный начальник участка.