Текст книги "Добро пожаловать в Некрополь"
Автор книги: Сергей Бортников
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Боронь Боже.
– Тогда иди в обход.
– Зрозумив… Бывайте!
– Та иди уже, иди…
Выходит, Ковель ещё наш?
Ура!!! Это меняет дело!
Ковальчук весело помахал рукой незнакомцам и пошёл прямо на звуки разрывов бомб.
23. Берлин, кабинет Шпеера, 26 июня 1941 года
Если провал группы Пухарта ещё можно было хоть как-то утаить (и оправдать), то о загадочном исчезновении русского профессора моментально узнали все высшие чины Третьего рейха.
Первым из посвящённых стал Шпеер, имевший личного осведомителя среди светил науки, отправленных в командировку на Свитязь.
Доложить всё, как есть, фюреру, он, ясное дело, не решился. Напротив, стал искать выход из создавшегося положения и немедля вызвал к себе Штольце, головой отвечавшего за успех всей операции.
Ветеран абвера вытянулся в струнку перед штатским архитектором и не знал, что сказать в своё оправдание.
С одной стороны, пропажа Вениамина Сигизмундовича – серьёзный удар по «Урановому проекту», с другой – всё не так уж и плохо! Никаких свидетельств о том, что учёного похитили русские, у его ведомства нет.
Да и не было у противника на это времени. Не было!
Придя к такому выводу, Эрвин окончательно успокоился и уже до конца беседы не терял самообладания. Даже перешёл в контратаку, когда Альберт начал повышать голос:
– Мои люди действовали строго по инструкции, – вымолвил нарочито жёстко, постреливая злыми глазами. – Никто из них не мог предположить, что этот русский идиот поутру полезет в воду!
– Ладно… Завтра же под любым предлогом вы должны отправиться в Украину, чтобы лично разобраться на месте, что там происходит.
– Есть! – сухо улыбнулся полковник, в глубине души радуясь, что ему удалось выйти сухим из воды, и одновременно наслаждаясь невероятным везением: новый приказ полностью совпал с распоряжением начальника и тёзки – Эрвина Лахузена фон Вивремонта – и… его собственными планами. Штольце как раз собирался посетить оккупированную территорию для координации действий с украинскими националистическими организациями, лидеры которых давно состояли у него на связи, как, например, Степан Бандера (Серый), Андрей Мельник (Консул-1), Рихард Ярый (Консул-2).
24. Город Ковель, центр одноимённого района Волынской области Украины, 26 июня 1941 года
Ковель готовили к сдаче. Эвакуировали людей, взрывали промышленные предприятия, расстреливали узников тюрьмы, которые могли стать потенциальными предателями.
Все эти мероприятия осуществлялись в основном силами партаппарата и его карающего меча – органов госбезопасности, поэтому в здании, где располагался отдел НКВД, было немноголюдно.
– Вы к кому? – пытливо глядя в глаза Ковальчуку, поинтересовался дежурный офицер.
– Есть кто из начальства?
– Никак нет. Все на объектах! А вы кто будете?
– Капитан госбезопасности Ковальчук.
– Слыхал! – уважительно изрёк младший лейтенант.
– Срочно свяжите меня с Луцком. Мне нужно сделать доклад товарищу Белоцерковскому. Лично!
– Вы что, с Луны свалились? Связи давно нет. Ни с Луцком, ни с Киевом, ни с Москвой – диверсанты повалили все столбы в районе.
– А по рации?
– Радиостанции немцы пеленгуют и сразу уничтожают прицельным артиллерийским огнём.
– Понял…
– Простите, а документы у вас есть?
– Никак нет.
Дежурный потянулся за пистолетом.
– Отставить… Ты что, новенький?
– Так точно!
– Меня знает в лицо всё ваше руководство. Потрудитесь доложить!
– Есть!
Дежурный окликнул одного из сержантов и, ни на миг не выпуская из поля зрения подозрительного посетителя, велел бойцу срочно найти кого-нибудь из руководящего состава.
Сержант лихо козырнул и помчался выполнять приказание.
Спустя десять минут он вернулся в сопровождении невысокого худощавого парня в штатском, в котором Ковальчук без труда узнал офицера связи Проскурина по кличке Дробный.
– Ну, наконец-то… Саша, родной, делай что хочешь, только соедини меня с начальством.
– Ой, не знаю, товарищ капитан… Вчера Иван Митрофанович случайно дозвонился, но только поздоровался и сразу пропал.
– Чёрт возьми! Чёрт возьми!..
– Иногда связь пробивает, но обещать, сами понимаете, ничего нельзя.
– Сядь в коммутаторной – и жди. Может, объявится хоть кто-то: нарком, его заместители, начальник управления, командующий 5-й армией – сразу дай мне знать! Дело особой государственной важности.
– Сейчас, Иван Иванович, все дела такие, – философски рассудил Дробный.
Симпатичная телефонистка спокойно дремала у приборной доски.
Когда Проскурин передал ей просьбу Ковальчука, она что-то покрутила, чем-то пощёлкала и вдруг вполне отчётливо услышала голос, не узнать который было трудно, ибо он принадлежал не кому-нибудь, а наркому госбезопасности УССР товарищу Мешику.
– Павел Яковлевич! Это капитан Ковальчук! – выхватив трубку, заорал в микрофон Иван Иванович. – В районе Свитязя враг замышляет нечто очень странное…
– Иди ты в задницу со своим Свитязем! Где Ковельский гарнизон?
– Не могу знать… Передаю трубку лейтенанту госбезопасности Проскурину.
– Товарищ нарком, часть наших войск защищает город, часть по приказу командования сегодня утром выдвинулась в Луцком направлении, чтобы по пути соединиться с подразделениями пятой армии, отступающими от Владимира-Волынского и Локач, – бойко отрапортовал тот.
– Вернуть! Немедленно вернуть! – рассвирепел Мешик. – Луцк вчера сдали немцам.
– Есть вернуть! – по инерции ляпнул Дробный, после чего положил трубку и тяжело вздохнул, ибо как выполнить приказ, он конечно же не знал.
Ковальчук ещё требовал организовать ему встречу с партийным активом Ковеля, но после того, как Проскурин признался, что чуть ли не все руководители города и района сбежали в Киев ещё в первый день войны прямо с пикника, который они по поводу выходного дня устроили в лесу между Ковелем и Маневичами[17]17
Маневичи – соседний с Ковельским районный центр Волынской области Украины.
[Закрыть], куда добирались личным поездом, наконец угомонился и теперь спокойно сидел рядом с телефонисткой, обхватив двумя руками вдруг потяжелевшую голову.
Он наконец чётко осознал, что кроме как на себя самого рассчитывать в такой ситуации больше ни на кого не приходится, и собрался в дальнейшем действовать строго по обстоятельствам, исключительно в порядке личной инициативы.
Дверь скрипнула, и на пороге кабинета, в котором стоял коммутатор, появился высокий мужчина, загородивший своими широченными плечами весь проём, один из руководителей Ковельского городского отдела НКВД Загорулько.
– Иван Иваныч, дорогой, какими судьбами?
– Да вот, пробегал случайно мимо…
– Пошли ко мне, посекретничаем.
– Давай, я только этого и ждал.
25. Ковель, районный отдел НКВД, 26 июня 1941 года
– Хреновы наши дела, Митя…
– Я это давно понял.
– Прёт немец так, что волосы встают дыбом. Танк за танком, машина за машиной… Небо черно от самолётов, а наши, сталинские, соколы где, я спрашиваю?
– Где, где, в… Короче, сам знаешь, в каком месте.
– Точно…
– Под Ковелем, в Велицке[18]18
Велицк – деревня тогда в Голобском, теперь в Ковельском районе Волынской области Украины.
[Закрыть], до войны аэродром был – мощь! Ни одна машина взлететь не успела. Все немец на земле раздолбал.
– Я с полсотни километров пешком шёл. Организованного сопротивления нигде не наблюдается. Красноармейцы по кустам прячутся, в бой идти не хотят. А всё потому, что связь отсутствует, взаимодействие между войсками.
– Спору нет – лучше нашего они к войне подготовились. Накануне вторжения просто забросали район диверсантами, кстати говоря, из числа нашего с тобой брата, украинцами по национальности. Те такую бурную деятельность развили, что просто капец. Ни одного целого столба не оставили. Кабеля телефонисты менять замахались.
– Ты, Митя, уходи с нашими войсками, а я дома останусь. Затихарюсь ненадолго – и за работу.
– Какую?
– Буду организовывать подполье, согласно предписаниям нашей организации. А ты, когда окажешься в безопасном месте, добейся встречи с самым большим начальством, Мешиком или, может быть, даже Берией. Назовёшь три фамилии. Запомни: Селезнёв, Штольце, Липке. Скажи, что все они здесь – на Свитязе. Для чего – пытается разобраться Ковальчук, понял?
– Так точно.
– Заинтересует – пусть сразу присылают связника.
– Куда?
– В Кашовку. Я буду там.
– Понял… Оружие у тебя есть?
– Нет. Сдал Сурженко. Так спокойнее. А вот бумагу мне какую-нибудь на всякий случай выпиши.
– Пропуск?
– Типа того… Да посерьёзнее: оказывать всяческое содействие…
– Не положено. Только в установленной форме.
– Хорошо. Как сделаешь, так и будет. Печать не забудь поставить: районный отдел НКВД. Чтобы солидно было!
– Сделаем.
– Заранее благодарен.
– Не за что. Ты того, держись, Ваня… А я дойду, можешь не сомневаться, и всё в точности передам кому следует.
– Не сомневаюсь. Иначе б не сказал тебе ничего.
26. Ковель, 27 июня 1941 года
Общими силами Ковальчуку собрали котомку. Буханка хлеба и добрый кусок сала – что ещё надо украинцу для полного счастья?
На выходе из Ковеля стоял КПП.
Совсем юный лейтенант-пехотинец, недавно определённый в комендантскую службу, как раз поднял шлагбаум, пропуская большую группу красноармейцев.
– Куда это они? – с равнодушным видом справился чекист, то ли пытаясь что-то уяснить для себя, то ли проверяя бдительность молодого офицера.
– А вам-то что? Документы! – показал зубы тот. – Не мирное время, как-никак, – война!
– Держите…
– «Гражданину Ковальчуку Ивану Ивановичу разрешается передвижение по городу Ковелю и Ковельскому району с 6:00 до 22:00…» Что, из тюрьмы освободились?
– Нет.
– Почему тогда гражданин, а не товарищ?
– Форма такая…
– «Заместитель начальника городского отдела НКВД Загорулько». Нет, вы точно уголовник. Или, может, буржуазный националист?
– Ну, зачем так, товарищ лейтенант? Может, я выполняю какое-то особое задание?
– Непохоже! Кто вам выписал пропуск?
– Лично лейтенант Загорулько.
– Имя-отчество?
– Дмитрий Евстафиевич.
– Как он выглядит?
– Два метра ростом. Косая сажень в плечах. Похож?
– Так точно. Можете идти, товарищ.
– Спасибо. И всё же… Куда это они?
– Военная тайна!
27. Территория в войну – Голобского, а сейчас Ковельского района Волынской области Украины, 27 июня 1941 года
Ковальчук догнал отряд красноармейцев и пошёл позади них по Луцкому шоссе. Совсем скоро он свернёт налево и направится на восток. Там, ровно посередине между Ковелем и Маневичами, лежит его родная Кашовка. Самое светлое, самое счастливое место на свете…
Капитан приветливо махнул рукой незнакомому бойцу из последней шеренги, время от времени поворачивавшему голову назад, показывая, что дальше ему с ним не по пути, и сошёл с мощёной дороги.
И вдруг вспомнил…
Всего в нескольких километрах от места, где он сейчас волею судеб оказался, находится небольшая деревенька Битень, где ещё до войны был тайно оборудован резервный командный пункт 5-й армии.
Именно там сейчас могут пребывать и Потапов, и Белоцерковский, и многие другие товарищи!
К тому же на КП точно есть связь с киевским и московским руководством…
Он весело улыбнулся (сам себе, лесу, солнцу) и побежал догонять скрывшихся за поворотом солдат.
28. Деревня Битень тогда Голобcкого, сейчас Ковельского района Волынской области Украины, 27 июня 1941 года
– Стой, раз-два! – скомандовал лейтенант, и колонна замерла у поворота на Битень.
А сам офицер решил проверить документы странного мужчины, увязавшегося за его отрядом ещё от Ковеля.
Ковальчук предъявил пропуск и по-военному добавил:
– Следую за вами в резервный командный пункт для встречи с начальником особого отдела.
– Становитесь в строй…
– Есть!
Капитан занял свободное место рядом с солдатом, с которым по пути обменивался дружескими знаками, и, как все, стал твёрдо чеканить шаг.
Скопление войск, спешно занимающих новую линию обороны после поражения под Луцком, было видно издалека. Здесь и бойцы-артиллеристы первой противотанковой бригады Москаленко, и пехотинцы Федюнинского, и лётчики, и танкисты, и пограничники. Их явно недостаточно для организованного сопротивления врагу – большинство бойцов просто разбежались по лесам, и отряд, вместе с которым прибыл Ковальчук, был призван заткнуть образовавшуюся брешь.
Лейтенант лично сопроводил «приблуду» в штаб и доложил дежурному:
– Этот гражданин требует встречи с начальником особого отдела.
– Понял. Как вас представить?
– Иван Иванович Ковальчук.
– Звание у вас есть?
– Никак нет. Штатский я.
– Понял!
Красноармеец скрылся в бетонном бункере, ненадолго оставляя капитана наедине со своими большей частью грустными мыслями.
Опытный контрразведчик хорошо знал, что скоро к нему выйдет либо сам подполковник Белоцерковский, который в случае войны должен был занять пост начальника Особого отдела 5-й армии, либо (если Иван Митрофанович, не дай Боже, мёртв) кто-то из его заместителей, но всё равно нервничал.
Неизвестно, как воспримут его неожиданное воскрешение коллеги!
Однако то, что происходило дальше, превзошло все самые оптимистические ожидания.
Белоцерковский был не просто рад – счастлив!
– Ваня, дорогой, жив!!!
– Так точно жив, товарищ майор.
– А мы от тебя весточку получили…
– Какую?
– Вчера участковый Тур доставил в Битень профессора Селезнёва. Мы на этом деле столько плюсов перед Ставкой заработали!
– Рад стараться. Володя здесь?
– Здесь, где же ему быть? Он вышел к войскам 61-го полка под командованием Григория Сергеевича Антонова и дальше пробирался вместе с ним.
– Ну, слава богу.
– Что, веровать начал?
– Никак нет… Так, Иван Митрофанович, к слову пришлось.
– Как оказалось, профессор Селезнёв – наш ведущий специалист в области ядерных исследований. Конечно, сволочь ещё та! Ему, по всей видимости, была известна точная дата начала войны, ибо 21-го он выехал из Киева в Ковель, а уже оттуда добирался в деревню Свитязь.
– С какой целью?
– Это ты у него спроси.
– Спрошу… при первой возможности. А подполковник Сурженко?
– Георгий Георгиевич?
– Да. Я передал ему табельное оружие и служебное удостоверение.
– Можешь запить водой.
– Это почему же?
– Он даже свой партийный билет заханырил так, что не смог найти. Бросил оружие, переоделся в гражданское платье…
– Платье?
– Но не в буквальном смысле, как его бабы понимают.
– Ясно… Вы как себе хотите, а я в предательство Георгия Георгиевича ни за что не поверю. Доверяю ему, как самому себе!
– Это хорошо, Ваня, очень хорошо, что ты не сомневаешься в товарищах. Но… Я уже поставил перед высшим руководством вопрос о лишении Сурженко воинского звания[19]19
Парткомиссия, рассматривавшая дело Сурженко уже в октябре 1941 года, оставила его в прежнем звании. Георгию Георгиевичу объявили лишь строгий выговор с занесением в учётную карточку и отправили на равнозначную должность (начальником пограничного отряда) на Дальний Восток. Такая мягкость наказания свидетельствует о том, что многие обвинения в адрес подполковника оказались безосновательными.
[Закрыть].
– Зря. Честное слово – зря! Не наказывать его надо, а поощрять. Если б не бойцы 98-го погранотряда, немец давно взял бы Ковель!
– Ладно. Не горячись. В Москве с ним разберутся. Как всегда, честно и объективно.
– Ну да… Объективно! Главное, чтоб по справедливости…
29. Там же, часом позже
– А теперь рассказывай в подробностях об этом деле, – приказал Белоцерковский и только тогда представил своего спутника: – Михаил Иванович Потапов, командующий пятой армией РККА.
– Капитан госбезопасности Ковальчук.
– Помню. Мы с вами неоднократно общались по телефону. В Луцке, – приветливо улыбнулся командарм.
– Так точно.
– Прошу вас… Докладывайте… Ничего не упуская.
– 21 июня к нам в управление поступил сигнал от капитана Ковалёва, заместителя начальника 98-го погранотряда по разведке, об активизации деятельности немецких диверсантов в зоне ответственности восьмой заставы.
– Товарища Старовойтова? – уточнил Потапов.
– Так точно.
– Молодой, но довольно толковый офицер, грамотный, честный.
– Так вот, его подчинённые подстрелили одного из лазутчиков. Как оказалось, радиста – Вилли Штоффа. Узнав об этом, Иван Митрофанович отправил меня в командировку в Любомль, и Вилли, уже по моему приказу, связался с Берлинским центром. Руководство поставило перед его группой, которую наши пограничники, кстати говоря, полностью разгромили, новое задание: выдвинуться в район озера Свитязь и поступить в распоряжение некоего профессора Вениамина Сигизмундовича Селезнёва. Я пришёл к выводу, что Центр вряд ли оставит без внимания такого ценного персонажа и непременно пошлёт за ним ещё одну группу, и решил её опередить. Как вы уже знаете, мне это удалось. Но на Свитязь неожиданно прибыла целая делегация из Германии, некоторые из учёных знали Селёзнева в лицо, и я не нашёл ничего лучшего, как инсценировать собственную смерть.
– А тело?
– Тела не было. Ушёл купаться и не вернулся.
– Вроде бы всё правильно, – внимательно выслушав рассказ капитана, пришёл к выводу Белоцерковский. – Только как узнать, что они удумали? У тебя есть какие-то идеи?
– Идей – нет. Предположения – есть. Дело в том, что среди немецких учёных только те, кто специализируется исключительно на ядерной тематике. В том числе и профессор Липке из Лейпцигского университета, с которым мне удалось познакомиться поближе.
– Интересно, чёрт побери! Уж не атомную ли бомбу они планируют собирать на Шацких озёрах? – предположил Потапов. – Почему именно там?
– Не знаю. Но проект, по всей видимости, находится на особом контроле у Гитлера. Ибо группами прикрытия командует сам Штольце. Личность достаточно известная, если мне не изменяет память.
– Диверсант № 1 Третьего рейха[20]20
Отто Скорцени отберёт у Штольце этот негласный титул только в 1943 году. – С.Б.
[Закрыть], – подтвердил Иван Митрофанович. – Именно он наставляет и курирует банды украинских националистов, поддерживает ежедневные контакты с их лидерами – Бандерой, Мельником. Не удивлюсь, если в скором времени этот тип объявится в Украине.
– Вполне возможно, – согласился командарм. – Поэтому приказываю вам, капитан, остаться на Волыни до особого распоряжения Главнокомандования. Ясно?
– Так точно.
– Где вас искать?
– В Кашовке. Товарищ майор знает.
– Землякам ничего не известно о вашей службе в органах НКВД?
– Нет. Я для них агроном, кандидат сельскохозяйственных наук.
– А семья ваша где?
– С 1940 года – в Луцке.
– Мы уведомим их о том, что вы живы-здоровы.
– Спасибо.
– Надеюсь, соседи не знали, чем вы занимаетесь?
– Никак нет! Мне позволили носить форму только в прошлом месяце. И то только на службе. Дома я в ней никогда не появлялся.
– Похвально… Сами никаких попыток установить контакт с близкими не предпринимайте.
– Есть!
– Мы при первой же возможности доложим обо всём руководству, – решил подвести итог встречи Белоцерковский. – Человек, который выйдет на связь, назовёт твоё прозвище, известное лишь узкому кругу лиц.
– Уссурийский тигр? – расцвёл роскошной улыбкой Ковальчук.
30. Тогда Голобский, сейчас Ковельский район Волынской области Украины, 28 июня 1941 года
От Битня до Кашовки напрямик всего десяток километров по сплошному лесу. Забраться в такую глухомань оккупанты даже не пытались. Разместили несколько комендатур в крупных деревнях, как, например, Сельцо[21]21
Сельцо (Сильцэ) – деревня тогда в Голобском, теперь в Ковельском районе Волынской области Украины.
[Закрыть] – и достаточно.
Причём службу в них несли исключительно коллаборационисты. Новая власть даже не стала расформировывать ненавистные колхозы – так легче реквизировать продовольствие у крестьян.
Иван вышел прямо в Пидрижжя[22]22
Пидрижжя (дословно – Подрожье, но на многих старых картах почему-то Подрыже) – деревня в одном сельсовете с Кашовкой, в войну Голобского, сейчас Ковельского района Волынской области Украины.
[Закрыть] – следующее за Кашовкой село вниз по течению реки Стоход – и, увидев бурный поток кристально чистой воды, не смог устоять перед искушением: снял надоевшую ватную одежду и бросился головою вниз с обрывистого левого берега.
Когда он, наконец, вынырнул, прямо над ним нависала человеческая глыба весом в полтора центнера, запахнутая в обычный штатский костюм. Поверх левого рукава пиджака красовалась жёлто-голубая повязка, на синие глаза, исполненные удивления и тревоги, с круглой головы постоянно спадала явно не по размеру фуражка офицера РККА, в которой на месте красной звезды красовался сплетенный из проволоки тризуб.
– Какие люди!
Присмотревшись, капитан узнал своего дальнего родственника и однофамильца.
– Это ты, Олекса?
– Я, Иван, я… Вылазь! Как вода?
– Хороша! Отвернись, мне одеться надо.
– Что я писюна твоего не бачив? У меня такой самый. Хиба – трохи больший!
– Ладно, смотри, если это доставляет тебе удовольствие… Только скажи честно: зачем ты вырядился, неначе пивень?[23]23
Пивень – петух (укр.).
[Закрыть]
– А… Служу в полиции. Помогаю немецкой власти впроваживать новый порядок.
– Ещё Ковель не пал, а уже новый порядок?..
– Потом объясню. Пошли!
– Куда?
– В мой кабинет. Там и побалакаем!
31. Там же, полчаса спустя
Иван шёл рядом с Алексеем по единственной песчаной дороге, ведущей из Пидрижжя в Кашовку, и время от времени раскланивался перед встречными крестьянами, большинство из которых он хорошо знал.
– Всё, пришли, – наконец скомандовал полицай.
– Ты что же, надумал оборудовать кабинет в помещении бывшего сельсовета?
– А где же ещё? Что ты всё спрашиваешь и спрашиваешь? Здесь вопросы буду задавать я!
– Ну так, давай, начинай.
– Откуда идёшь, родич?
– Из Голоб.
– Что там делал?
– А то не знаешь? Я курирую сельское хозяйство Ковельского района. Помогаю поднимать урожайность. А тут немец налетел, по слухам, взял Луцк. Куда мне деваться?
– А штаны такие «модные» где взял? Помню, в былые годы ты щеголял в добротном костюме!
– Война, брат. Лучше выглядеть, как все, чтобы не бросаться в глаза…
– Таким, как я?
– Ага. Кто знает, что у вас на уме!
– Это правда… С нашей властью сотрудничать будешь или нет?
– Поживём – увидим…
– Где остановишься?
– В родительской хате…
– Она совсем покосилась. Может, давай ко мне? Родственники никак!
– Спасибо. Непременно воспользуюсь твоим приглашением. Когда похолодает. А сейчас буду наводить порядок в старом доме.
– Договорились!
– Ты мне вот что, Олекса, скажи… Как так могло случиться? Война только началась, оккупационные войска ещё не вошли в Полесье, а вы уже взяли власть на местах, – задал мучающий его вопрос Ковальчук.
– А то ты не знаешь?
– Нет, конечно.
– Немцы – народ педантичный, предусмотрительный, не то что кацапы. Прежде чем что-то сделать, хорошенько думают. Ещё год назад в Польше были созданы две полицейские школы, где обучались наши с тобой братья-украинцы. Одна – в Перемышле – ковала кадры для работы в Галичине, вторая – в Хелме – для Волыни.
– Кто тебе такое сказал?
– Шеф мой. Свирид Семенюк.
– А не из тех ли он Семенюков, что жили когда-то в Грузятине?[24]24
Грузятин – деревня в Рожищенском районе Волынской области Украины на границе с Ковельским.
[Закрыть]
– Нет. Он из соседней – Ровненской области. Но войну встретил в Хелме.
– А фуражку ты где добыл?
– Снял с одного офицера.
– Мёртвого?
– Ну, зачем ты так? Мы отлавливаем по лесам тех краснозадых, кто отбился от своих частей, доставляем их в комендатуру, она здесь рядом – в Сельце, и шеф решает, что с ними делать: то ли пустить в расход, то ли отконвоировать в лагерь военнопленных. Наших, кто по-украински балакает, вообще отпускаем по домам.
– Ясно. В тебе пудов десять веса…
– Обижаешь, девять.
– Росту под два метра. Башка – свыше шестидесятого размера…
– Ну и…
– Где ты Гулливера такого откопал?
– Кого-кого?
– Если его картуз на тебя велик, то какой он… был?
– Ещё на голову выше меня. Ну, может, на полголовы, – полицейский наконец догадался, чего от него добивается Иван.
А Ковальчуку почему-то вдруг вспомнился Загорулько. Неужели это он попал в сети гитлеровских прислужников? Но капитан быстро прогнал все свои сомнения: у его коллег околыш фуражки малинового цвета, а у той, что на Алексее, – ярко-красного.
«И тулья – хаки, а у наших верх светло-синий. Да и Митя – не единственный в Красной армии богатырь!»
– Как давно у тебя этот головной убор? – спросил Иван на всякий случай и, услышав ответ: «Со второго дня войны», окончательно успокоился.
32. Ковель – Шацк, 1 июля 1941 года
Полковник Штольце прибыл в Ковель одним из первых прямых поездов, идущих из Берлина до этого крупного железнодорожного узла. Город пал всего три дня назад, но уже мало что напоминало в нём о прежней – советской – власти.
Кругом – удалые немецкие солдаты: лётчики, пехотинцы, артиллеристы. Пляшущие, поющие, играющие на губных гармошках. Пешком, на лошадях, на танках. На учреждениях – флаги Третьего рейха, свастики, соответственно, своя администрация, новый, оккупационный, порядок.
Прямо на вокзале полковнику доложили новость. Оказывается, вчера во Львове Организация украинских националистов под проводом Степана Бандеры «волей Украинского Народа (они так и записали – с большой буквы!) провозгласила акт возрождения Украинской Державы, за которую положили свои головы целые поколения лучших сынов Украины»[25]25
Переведено автором.
[Закрыть].
«Чёрт, придётся наказать его за самодеятельность, – в мыслях выругался полковник, прибывший в Украину специально для консолидации совместных действий с националистами, а те уже нарушили все предыдущие договоренности. – Я всегда говорил, что Серый – фанатик и бандит, который ни перед чем не остановится для достижения своих политических целей. Полная противоположность Консулу-1 – культурному, интеллигентному человеку… Надо немедленно отдать приказ о его аресте»[26]26
Полковник абвера Эрвин Штольце в точности подтвердит свои характеристики лидеров ОУН на допросе в Смерше 25 мая 1945 года и на Нюрнбергском процессе (25.12.1945).
[Закрыть].
Эрвин вздохнул и полез на заднее сиденье легкового автомобиля.
Максимум через три часа он будет в Шацке и лично благоволит перенести на всякий случай научную лабораторию в другое место, которое ещё надо будет согласовать с великим фюрером. Прежнее тоже не оставят без внимания: огородят колючей проволокой и обеспечат круглосуточной охраной.
Пускай русские, если они, конечно, каким-то образом причастны к исчезновению Селезнёва, верят, что именно здесь находится суперсекретный объект Третьего рейха!
Впрочем, в том, что противник перехитрил его, Эрвин уже не сомневался. Слишком разительные отличия оказались между лицом настоящего Вениамина Сигизмундовича, фотография которого нашлась в его картотеке, и устными описаниями человека, с которым сталкивались профессор Липке и командир группы прикрытия Грызачёв.
33. Кашовка, август 1941 года
Лето подходило к концу, а связник всё не появлялся. Как предполагал Ковальчук, виной тому было тяжёлое положение на фронтах. Противник не давал советскому Главнокомандованию не только наладить хоть какое-то организованное сопротивление на оккупированных землях, а и просто осмотреться, прийти в себя.
Масла в огонь ежедневно подливали «господа-националисты», первыми сообщавшие новости то о сокрушительном поражении Красной армии под Уманью, то об успешном наступлении вермахта на Москву.
Но о нём не забыли – Потапов с Белоцерковским выполнили свои обещания и кому надо доложили. Это Ковальчук понял, когда в начале июня в Кашовку переехала его семья: супруга и двое повзрослевших сыновей – Иванко и Василёк.
Капитан поначалу обрадовался, потом рассердился и попытался отправить их обратно, но в конце концов пришёл к выводу, что в деревне родне будет безопаснее, чем в городе, где полно фашистов, и смирился с её присутствием.
А в первый вечер Иван с Екатериной, взявшись за руки, долго бродили по окрестностям села и говорили, говорили, говорили…
О судьбе своей Родины, о войне, о полицаях, но более всего о детях. Жаль, что их лучшие годы пришлись на такое лихое время.
– А ну, признавайся, кто тебе сказал, что я здесь? – поинтересовался Ковальчук, когда они уже возвращались домой.
– Не знаю. В один из последних коротких июньских дней кто-то постучал в наше окно. Я открыла форточку и спросила: «Кто там?» «Иван в Кашовке», – ответил незнакомый голос, густой и зычный. Выбежала на улицу, а там никого нет.
– Не страшно было пешком в такую даль?
– Нет. Мы выписали в комендатуре пропуск. Пришлось отдать мамино ожерелье…
– Ничего. Главное, что теперь снова вместе…
34. Кашовка, 30 августа 1941 года
С утра поднялся сильный ветер. Пригинал чуть ли не до земли тонкие деревья, срывал с домов хорошо скрепленные соломенные, а с сараев очеретовые[27]27
Камышовые.
[Закрыть] кровли.
Где-то далеко, за начавшим желтеть лесом, загремело, загрохотало…
И почти сразу же из серых, низких туч, принесённых разбушевавшимися воздушными потоками, на землю бурными струями полилась вода.
Старая хата еле выдерживала удар стихии. Пятнадцатилетний Иван, старавшийся во всём подражать отцу, храбрился и делал вид, что ему всё нипочём, а на четыре года младший Василий забился в уголок, ближе к мамочке, и дрожал как осиновый лист, прижимаясь к давно нетопившейся печке.
В обед ветер неожиданно стих, на горизонте перестали сверкать злые молнии, но дождь не прекратился.
Ковальчук накинул тёплый тулуп, чтобы выйти на улицу и посмотреть, каких бед наделала стихия на его подворье, и в это время в дверь кто-то постучал.
– Заходите…
– Иван есть?
«И кого только черти носят в такую погоду?»
– Иду!
За порогом стоял невысокий, чуть сутуловатый мужчина лет сорока в офицерской плащ-палатке, накинутой поверх штатского костюма. На голове – картуз с тризубом. Как у Алексея, только размер поменьше.
– Ну, здравствуй, Уссурийский тигр…
Они обнялись.
– Может, пригласишь в хату?
– Там жена, дети.
– Тогда пошли в хлев… Не хочу, чтобы нас до поры до времени видели вместе.
– Понял. Как к вам обращаться?
– Зови меня, как все, Свиридом. И на «ты».
– Слушаюсь.
– Твоя информация по Свитязю вызвала небывалый интерес инстанции. Селезнёв – один из ведущих специалистов в области ядерных технологий. Если б он попал к врагу, шансы Гитлера получить в скором будущем атомную бомбу возросли бы в разы. Так что объявляю тебе благодарность.
– Служу Советскому Союзу!
– Теперь будем работать вместе. В ближайшее время я найду уважительную причину для поездки в Шацк. Твоя задача – за это время наняться на работу в полицию. Только обставь дело так, чтобы инициатива трудоустройства исходила не от тебя.
– А если это предложит Олекса?
– Неплохо.
– Так ты – Свирид Семенюк? – с опозданием, недостойным опытного чекиста, «вкурил» Иван Иванович.
– Так точно. Я!
35. Там же, сразу после ухода гостя
– Кто это? – спросила супруга, кутаясь в тёплый шерстяной платок.
– Оно тебе надо? – отмахнулся Ковальчук.
– Дети… Идите погуляйте на улице. Недолго.
– Хорошо, мама!
– Мне кажется, однажды я уже слышала этот голос…
– Где?
– Именно его обладатель известил о том, что ты в Кашовке.
– Не может быть, Катя. Это начальник полиции Семенюк.
– Что он хочет от тебя?
– Предлагает работу.
– Какую?
– Ты же умная женщина!.. Ну, какая сейчас может быть работа?
– Сам хоть никуда не влазь, Ивасику… Я и так по ночам не сплю.
– Спи спокойно. Ты же знаешь: всё, что я делаю, только во благо нашей Родины. Ясно?
– Так точно, товарищ капитан.
– Вы, Екатерина Семёновна, единственная, кому известно о моей тайной миссии, вот и ведите себя соответствующим образом, – шутливым тоном добавил Ковальчук.
– Есть! – совершенно серьёзно отрапортовала супруга.
36. Кашовка, 2 сентября 1941 года
После проливных дождей, растянувшихся на несколько суток, над Кашовкой наконец засияло солнце. Под его ласковыми лучами резко пошли в рост всевозможные грибы: белые, бабки, красноголовцы[28]28
Бабки – подберёзовики, красноголовцы или подосиновики (народные названия грибов в Полесье).
[Закрыть].
Ковальчук взял с собой детей и отправился «на тихую охоту». Преодолел мост через вышедший из берегов Стоход и почти сразу повернул налево – в берёзовую рощу, соседствующую с молодой соснинкой. Именно там, на стыке двух массивов, находилось его самое любимое грибное место.
Однако среди белых стволов уже мелькала чья-то широкая спина.
Иван вздохнул и, увлекая за собой сыновей, направился в сосняк. И не прогадал. Под накрытыми иголками бугорками таились целые семейки по пять, а то и по десять крепеньких молоденьких боровичков.