Текст книги "Призраки Пустоши"

Автор книги: Сергей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10. Мидянин

Когда Суреш пришел в себя снова, вокруг все еще стояла непроглядная темень. Точнее – пронизанная вспышками синеватых молний тьма. Сержант лежал на бетонном полу полуразрушенного ангара с провалившейся крышей, и старался не шевелиться. Любое движение вызывало новую вспышку боли в груди, в опаленных огнем легких и сожженных до костей кистях рук. Едва хватало сил дышать.

Суреш не знал, сколько времени отнял последний провал в сознании – он остался без лоцмана. Время суток, температура окружающей среды, медицинские показатели здоровья – нет ничего. И никакого отклика информационно-управляющей системы базы. Глухо и мертво. Минуты и часы тянулись, словно резиновые, и боль тянулась вместе с ними бесконечно. Неослабевающая боль. Хотелось снова впасть в беспамятство, избавить себя от мук. Забыть о том, что с ним произошло. О том, что произошло со всеми людьми на базе, его друзьями и товарищами. Он не питал ложных иллюзий. Его иллюзии сгорели вместе с огнем, изуродовавшим его тело. Если бы хоть кто-то уцелел, его бы уже нашли.

Тьма, царившая вокруг, мало что позволяла разглядеть. Призрачные молнии, пронизывающие черное небо, света почти не давали, вспышки длились доли секунды. Скорее – мерцание, а не вспышки. Оставалось лишь надеяться, что эта же тьма укрывала его от врагов. Изредка налетавшие порывы прохладного ночного ветра разгоняли стоявший вокруг удушающий запах гари – от сгоревшего оборудования, расплавленного металла и пластика, перегоревшей электропроводки, взорвавшихся боеприпасов. Эти же порывы ветра приносили приступы изнуряющего ледяного озноба, от которого хотелось кричать…

Вряд ли он долго протянет, отстраненно, словно не о себе, думал Суреш. Слишком серьезные ранения. Он почти не чувствует рук, легкие горят при каждом вдохе и выдохе, с ногами тоже какие-то проблемы, на ощупь – распухли, как колоды, в правом колене острая пульсирующая боль. Стоит шевельнуться, и едва сдерживаешь стон. Хотя можно и не сдерживаться. Если его стоны услышат враги и явятся его прикончить, он будет этому даже рад. Мучения закончатся.

Но все-таки он молчал. Стискивал зубы до хруста, задыхаясь, и молчал.

Без медицинского оборудования современного госпиталя он не жилец. А помощь оказать некому. Хотя боль… кажется, боль сейчас слабее, чем раньше. Поэтому он и очнулся. Кажется, он что-то сделал… Точно, баллончик…

Детали не задерживались в измученном сознании, но все же он вспомнил, как в искрах замкнувшей электропроводки увидел обгоревшие трупы нескольких пехотинцев. В тот момент он едва держался на ногах, но этих несколько секунд дрожащего света хватило, чтобы сообразить – у каждого из пехотинцев должна быть аптечка. Обыскивал трупы Суреш уже на ощупь, в полуобморочном состоянии, ориентируясь по редким слабым вспышкам в небе. Чужом небе. Он понимал, что если потеряет сейчас сознание, то уже может не очнуться. И держался на одном усилии воли. Тела двух пехотинцев превратились в обугленный шлак. Когда он коснулся их, то броня рассыпалась прахом вместе с бронедоспехами. Он не почувствовал даже запаха паленой плоти – один пепел. С третьим пехотинцем повезло больше – он умер не от огня, его придавили перекрытия рухнувшей крыши ангара. Из-под завала торчала только верхняя часть торса, вверх спиной. На спине – ранец. Там аптечка осталась цела.

Суреш на ощупь вколол капсулу регенерина в покалеченную руку, не почувствовав укола, лишь услышав легкое шипение вспрыскиваемого лекарства с нанитами. Затем кое-как стянул форменную куртку и обработал из баллончика раны и ожоги на теле, каждый раз замирая и дожидаясь очередной вспышки молнии, чтобы не промахнуться и пройтись пеной по самым скверным участкам. Как он и подозревал, от половины пальцев на правой кисти мало что осталось. Запас медпены в обычном баллончике невелик, обработать несколько небольших ран, и все. Так что приходилось экономить. И только когда опустевший баллончик вывалился из руки, он позволил себе впасть в забытье.

Честно говоря, он даже не помнил, как оказался в ангаре, помнил лишь тошнотворный миг страшного падения, когда его неуправляемый гравилет протаранил пылающую маскировочную сеть над базой, примерно в двух сотнях метров от ангара. Затем – провал в памяти. Обожженный и покалеченный он пришел в себя уже здесь. Как-то добрел. Или дополз. Неважно. Есть ли вообще смысл в том, что он пытается выжить? Легче умереть. Забиться в какую-нибудь нору и сдохнуть. И прекратить все эти бесполезные мучения. Даже хаотичных вспышек неярких молний хватало, чтобы рассмотреть и понять – вряд ли стоит на что-то надеяться. Кругом одни разрушения. Наверняка база мертва. Суреш не знал, что именно произошло, как выглядела атака на базу, ведь когда он очнулся, все уже было кончено. Но он хорошо понимал, насколько страшной должна быть такая атака, чтобы нанести подобные разрушения. Утопленный в землю и защищенный мощной бетонной плитой ангар был разрушен, а тела людей в бронированных доспехах – поджарены, как черепахи в собственном панцире…

Да, боль постепенно ослабевала. Невыносимо медленно, но растекавшиеся по крови наниты все-таки делали свое дело. Значит, без сознания он был не больше получаса. Но надолго нанитов не хватит. Их слишком мало для завершения начатого. Цель умных крошек – найти поврежденные ткани, обезболить и заняться регенерацией, но ткани они восстанавливают за счет собственных молекул. Если бы пены было достаточно, то теоретически можно залечить любые несложные поверхностные раны. Именно несложные. А если раздроблены кости, вырваны кусками и сожжены мышцы, если от пальцев на руках остались головешки – здесь без хирургического вмешательства не обойтись. В регенерине, который он впрыснул в кровь, тоже наниты, только другой модификации. И их тоже слишком мало для восстановления внутренних повреждений. Как он вообще уцелел, непонятно. Как не разбился вместе с гравилетом? Цепь каких-то странных случайностей позволила ему выжить. Для чего? Чтобы вот так, медленно, подыхать здесь в мучениях?

Должен быть в этом какой-то смысл…

И Суреш вспомнил. Черт, он не может умереть. Не может. На Сокте его ждет Сорита – девушка, которую он любит всем сердцем, она должна знать, что с ним произошло. Он просто обязан выбраться с Пустоши. Чего бы это ему ни стоило…

Чужаков не видно. После боя они ушли. Нужно что-то делать, пока наниты еще действуют, и он остается в сознании. Оружие. Оно может ему понадобиться. Кажется, рядом с телом того пехотинца, у которого он забрал аптечку, валялся вполне исправный с виду плазмоган. Нет, не получится, без мускульных усилителей, которые встроены в доспехи пехотинцев, эту штуку не поднять. Совсем с головой плохо, если чуть не забыл об этом. Суреш вспомнил, что в ангаре, за залом для боевой техники, находилась оружейная комната для личного состава. Там вполне можно найти запасные лоцманы и оружие полегче пехотного. И дополнительные медпрепараты не помешают. Если, конечно, оружейная уцелела. Нужно проверить. Лоцман – это связь с внешним миром. А связь – это шанс выжить. Вполне может оказаться, что уцелел не он один, и кто-нибудь еще вот также прячется среди обугленных развалин. Главное – надеяться. Без надежды боль и раны убьют его наверняка.

Значит, нужно подниматься.

Легко сказать…

Помогая себе покалеченными руками, он заставил себя сесть. А попробовав подтянуть ноги, обнаружил, что правое колено не гнется. Он поискал глазами что-нибудь подходящее, за что можно ухватиться руками. Из бетонного куска перекрытия всего в шаге торчал конец арматуры. Сойдет. Перевалившись на бок, сержант вцепился в холодное, перекрученное жуткой силой взрыва железо, подтянул тело. Кое-как поднялся, стиснув зубы. От усилия его била дрожь, ноги горели так, словно на них пролилась едкая кислота. Если бы не анестезия в регенерине, он бы уже умер. От болевого шока.

Звякнул, откатываясь от ботинка, пустой баллончик из-под медпены. Суреш замер, затаив дыхание и вслушиваясь в темноту. Ничего. Чужаков нет. Никаких звуков, кроме слабого гула и треска пламени – где-то вдалеке что-то еще горит. От горелого смрада тяжело дышать, но это уже мелочи по сравнению с его состоянием.

А не так уж это и трудно… Вполне можно идти, приволакивая негнущуюся ногу. Шаг за шагом, главное, не споткнуться. Так, схватиться за каменный выступ, передохнуть. Топаем дальше…

Суреш остановился.

А ведь до оружейки ему не добраться. В темноте он не сразу разглядел завал, перекрывший ангар от стены до стены. Он поднял взгляд, определяя высоту. Нагромождение бетонных обломков и переплетенной арматуры вздымалось, словно небольшой холм. Тут и боевой робот застрянет. Суреш мысленно выругался. И что теперь делать? Где еще он может получить помощь? До казарм ему не добрести. Да и вряд ли они уцелели, они даже в землю утоплены не были, как ангар.

До него не сразу дошло, что именно собой представляют торчавшие внизу завала два здоровенных прямоугольника – два метра на метр. На первый взгляд – словно ножи бульдозера, по какой-то прихоти неведомых сил прислоненные к бетонной куче. Внимание рассеивалось, боль следовала неотступно, смешивая мысли в какую-то кашу, Суреш с трудом заставил себя сконцентрироваться. Что это еще за хрень? Откуда это взялось в ангаре? Какие-то мощные стальные рамы, с наращенными по периметру плоскими сегментами утолщений…

Да это же стопы, дошло до сержанта.

Стопы боевого робота. Просто Суреш еще никогда не видел, чтобы робот валялся на боку, похороненный под бетонными обломками так, что даже поверхности корпуса не видно, вот и не сообразил… Только сейчас сержант вспомнил, что в момент атаки базы в ангаре находилось два робота: ПАРК – полевой автоматический ремонтный комплекс, многорукий механизм, предназначенный для ремонта боевых роботов, и «Убийца» – тридцатипятитонный кработ, которым, собственно, ПАРК и занимался. При крушении челнока, доставлявшего боевую технику на базу, только этот робот и пострадал всерьез, поэтому и находился в ангаре. Потрескавшиеся, кровоточащие губы Суреша искривила горькая усмешка. Судьба у этого боевого робота не сложилась на Пустоши так же, как и у него. Им обоим одинаково не повезло. А ПАРК, видимо, под этими обломками раздавило в лепешку, ремонтный робот не обладал броней. Братская могила.

Лезть по этому завалу нет никакого смысла. Вряд ли что-нибудь там, дальше, уцелело.

Инстинктивно что-то почувствовав, Суреш обернулся. Какие-то неясные тени мелькнули в воздухе невдалеке, выхваченные призрачным мерцанием неба из темноты. Тихий жужжащий звук…

Он и сам не заметил, как оказался на коленях, и неуклюже, обдирая о стальные грани плечи и бока до крови, протиснулся в узкую щель между стоп робота под завал. Боль спазмом стянула тело, он скрипнул зубами, чувствуя, как крошится эмаль. Прижавшись к бетонному полу, Суреш вывернул шею, пытаясь разглядеть, что происходит за спиной.

Ничего, никакого движения.

Показалось? Нет, не стоит обольщаться. Наверное, это были «ежи» – небольшие разведывательные модули чужаков. Рыщут, сволочи… Ищут уцелевших?

Он откинул голову, уперся затылком в холодный камень, хватая ртом холодный вонючий воздух, в глазах плыли багровые пятна, дыхание вырывалось из груди с хрипом. Попытка спрятаться отняла последние силы.

Подходящее местечко, чтобы выждать и подумать о том, что делать дальше.

С базы нужно выбираться, пока иноры не занялись основательной чисткой территории. Уходить обратно по ущелью Двух Рук – верх безрассудства, но есть другой, окольный путь. Ему придется сделать крюк в семьдесят с лишним километров, чтобы выбраться через расселину в горах в соседнее ущелье. И еще сотню, чтобы добраться пешком до населенных мест. Нет, это нереально. Нужна техника. А техника вся сгорела…

Ладно, пока затишье, для начала нужно хотя бы выбраться из завала. Будет чертовски больно… да и так чертовки больно, но теперь, вспомнив о своей девушке, он сдаваться не собирался. Мотивация – великая сила. Ему еще есть ради чего жить. Только так и стоит думать. Чтобы выдержать все, что на него навалилось.

Сдержав стон, Суреш шевельнулся.

И замер. Перестал дышать.

На открытом пространстве ангара замелькали юркие тени. Стая «ежей». Аппараты не больше обычного мяча, но их больше десятка, а у него нет никакого оружия. Остается лишь замереть и надеяться, что не заметят. Стопы робота вполне могут послужить экраном, скрыть его от инфракрасного сканирования…

Лишь бы не заметили…

А вот и что-то покрупнее пожаловало… Ромбовидный остроносый силуэт, размером с бывший гравилет Суреша, медленно выплыл на открытое пространство недалеко от завала. Наверное, «жало». Очень плохо видно, что происходит. Неудобный обзор и почти непроглядная темень, разбавленная слабыми сполохами призрачного света небес… Ах вот что их заинтересовало. «Жало», кажется, зависло над трупом пехотинца, у которого Суреш позаимствовал аптечку. Стайка «ежей» вилась вокруг старшего собрата, как рой пчел вокруг улья. Послышался скрежет. Тросы… или щупальца… не разобрать, что-то гибкое обхватило мертвое тело, выдернуло из-под бетонных обломков и прилепило к днищу «жала». Так же не спеша «жало» уплыло в темноту, сопровождаемое свитой из «ежей».

Проходит минута, другая. Оглушающе звенит в ушах тишина.

Пронесло.

Суреш судорожно вздохнул, холодный пот заливал лицо после пережитого напряжения. Он теперь не сомневался, что если кто-то и выжил, то об этих несчастных наверняка позаботились чужаки. Мерзкие падальщики. Они утаскивали даже трупы. Непонятно, зачем им это, но от этого веяло какой-то жутью. Жрут они их, что ли? Или какие-то опыты поводят? Исследуют людей? Да неважно все это. Нужно думать, как выбраться отсюда живым, все остальное потом. А для начала придется продраться между стопами робота обратно…

Проклятье, какой же он идиот!

До Суреша только сейчас дошло, что он лежит возле самого мостика робота. Если удаться забраться внутрь, то лучше укрытия, учитывая ситуацию, не придумаешь. Даже если робот мертв, его броня сможет экранировать изучение человеческого тепла. И чужаки до него не доберутся. А если и доберутся, то не сразу. И там может быть аптечка. У пилотов всегда есть НЗ – запасной лоцман, аптечка, личное оружие. Если во время ремонта запаска не вынималась – а с какой стати это делать, то все должно быть на месте.

Суреш вслепую пополз вперед, заставив себя не замечать изматывающую боль во всем теле. Уперся руками в холодный металл. Здесь стоял полный мрак, даже призрачный свет молний не долетал. Так, это лифтовая площадка. Раз она выдвинута, значит, нутро робота открыто. Точно, так и есть. Он пополз дальше, руками ощупывая препятствия и определяя направление. Холодный металл сменился теплым на ощупь пластиком. Кокон жизнеобеспечения. Из последних сил Суреш втиснул себя внутрь. Здесь можно немного передохнуть, он ведь так устал…

До слуха донеслось шипение и гул сервоприводов. Суреш торопливо подтянул ноги, и лифтовая площадка, пронзительно скребя краем по бетону, втянулась внутрь, внешний бронированный люк с приглушенным лязгом захлопнулся, отрезав его от наполненной гарью темноты. Из груди Суреша вырвался нервный смех, на глазах выступили слезы облегчения. На такое он даже не рассчитывал. Слепая удача.

Погребенный под десятками тонн бетонных обломков, робот оказался жив.

Выносливая машинка.

И надежда сержанта выжить вопреки всему обрела под собой опору.

Глава 11. Лайнус

«Жук» с дребезжащим гулом несся по участку искусственного туннеля, проложенного в горной толще строительными роботами. После наспех проведенного ремонта из него удавалось выжать лишь чуть больше сорока километров в час. На разбалансированные двигатели поминутно нападали приступы жесткой тряски, от которых, казалось, вибрирующий корпус, того и гляди, развалится на части. И все равно это можно было считать подарком судьбы – пешком они бы двигались к лабораторному комплексу слишком долго. А сейчас, можно сказать, приближались к цели с приличной скоростью.

После аварии на «жуке» из четырех сидений уцелела только половина, два задних просто отвалились с куском переломленной опорной рамы. Одно из оставшихся сидений занял Лайнус, заслужив место водителя восстановлением транспортного средства, на второе забралась Зайда. Мнения остальных членов отряда на этот счет ее ничуть не волновали. Захотела – сделала. Кроме Редсамы, ее решением больше никто не возмутился, а неугомонному сержанту, вечно недовольному всем и вся, не стесняясь в выражениях, заткнул рот капитан Старфокс. Были проблемы и посерьезнее недовольства сержанта. С размещением на «жуке» остальных разобрались просто – люди залезли наверх корпуса, для страховки зацепившись за предусмотрительно задранные вверх грузовые манипуляторы. Было тесновато, пришлось сидеть на корточках и жаться друг к другу, зато уместились все.

Ближе к носу «жука», недолго думая, капитан Старфокс определил пару бойцов – Кривина Цуна и старлея Старика – им было легче противостоять прямому напору воздушного потока, так как оба защищены боевыми доспехами, пусть и без шлемов. Кроме того, лишь у Цуна имелось нормальное боевое оружие – тяжелый пехотный плазмоган, ему и стрелять в первую очередь, в случае чего. Медику вместе с доспехами погибшего пехотинца достались лишь штатный вибронож, игломет и три плазменных гранаты на поясе. Легкий офицерский игломет оказался и у капитана Старфокса. Остальные – капитан Семик, Зайда, Лайнус и Редсама, ехали «холостыми». Семик попытался было присвоить «лишний» игломет Цуна, сумевшего волею случая сохранить все свое штатное вооружение, но быстро сообразил, что это желание невыполнимо – тугой корсет из медпены все еще обездвиживал правую руку от запястья до плеча, оберегая искалеченный локоть. Так что здоровая рука у него только одна, а во время полета нужно за что-то держаться, дабы не свалиться под антигравы. На плазменные гранаты он тем более не позарился. Специфика пехотных гранат – на пояс разгрузки они устанавливаются с помощью ввинчивающейся боковой чеки. В бою достаточно просто сорвать их с пояса и швырнуть, чтобы прозвучал взрыв. Но без мускульных усилителей доспехов не каждый человек может совладать со сверхтугим механизмом чеки, так что ношение их было безопасным – для самих пехотинцев. Тогда Семик вознамерился вооружить лишним иглометом бикаэлку, посчитав ее достойной для ношения оружия кандидатурой, но этому воспротивился уже капитан Старфокс, не позволив разбазаривать оружие своих людей среди чужаков, которыми до сих пор считал обоих торговцев. Был еще недолеченный сержант Редсама, но, учитывая нервозное состояние последнего после пробуждения (да и по жизни он был засранцем), оружие ему капитан Старфокс доверить тоже не решился. Семик даже высказывал мысль оставить сержанта там, где он пришел в себя после аварии, и пусть бы топал своим ходом, потом забрали бы, после того, как решили бы задачу с Лимсеем. Но капитан Старфокс такое решение счел недостойным ответственного офицера, коим себя считал, поэтому эта обуза все-таки оказалась на «жуке», к большому неудовольствию всех остальных.

Лайнуса вся эта ситуация с Редсамой отчасти забавляла. Для него этот человек не был проблемой, чужие злость и раздражение служили для тавеллианца дармовым источником напрасно растрачиваемой жизненной силы, так что Редсама, не ведая того, что кто-то его использует, в пути обрел хотя бы видимость спокойствия.

Лайнуса заботили совсем другие проблемы.

События, в результате которых они все здесь оказались, в одной упряжке, создавали чрезвычайно напряженную ситуацию, благополучного выхода из нее ближайшее время не предвиделось. Чужаки заблокировали их внутри гор, и удастся ли выбраться через выход из Адского ущелья, о котором упоминал капитан Семик, еще неизвестно. Психологически тяжелая, изматывающая нервы ситуация. И Редсама был первым, у кого откровенно нервы сдали, особенно после боя в Адском ущелье, в котором чудом только он и уцелел. Впрочем, пока общими усилиями чинили «жука», из обрывков разговоров между военными удалось понять, что еще могла уцелеть Шайя Цедзе – после катапультирования из боевого робота во время боя. Вот же удивительное, прямо-таки роковое совпадение. В то, что она выжила, мало кто верил. А вот Сомаха верил. Ведь именно за ней он и отправился, сорвался, как какой-то юнец, чья голова забита романтическими бреднями, а кровь – юношескими гормонами, под натиском которых разум пасует, заставляя человека совершать безумные поступки. Они с Зайдой о многом успели узнать за время этого ремонта – из расспросов Старфокса капитаном Семиком. Но в отличие от военных, то, что Сомаха сумел поднять разбросанных по долине после крушения боевых роботов, заставил их сбросить разбитые транспортные коконы самостоятельно и встать на ноги одним своим желанием, компаньонов не особенно удивило. Более-менее в возможностях мальчишки они ориентировались. Да, именно мальчишки. Которому уже тридцать с хвостиком. Позволил выкинуть себе такой фортель, оставив их на базе с Зайдой, что называется, в подвешенном состоянии. Конечно, они и сами могли о себе позаботиться в любой ситуации, но вместе, учитывая способности младшего, как часто Лайнус называл про себя Сомаху, справиться с навалившимися опасностями было бы легче. Черт. Не об этом Лайнус думал, когда исподволь толкал Кассида взять этот военный контракт на Пустошь. Совсем не об этом.

Последствия событий, затронувших парня на Пустоши семь лет назад, с каждым годом сказывались на его характере все сильнее, и не в лучшую сторону. Интуиция подсказывала тавеллианцу, что Сомахе нужно вернуться на Пустошь, чтобы разобраться со своим прошлым, которое иначе не оставит его в покое. И тогда, возможно, исчезнет то, что его непрерывно тяготит. То самое внутреннее изменение его сущности, которое и послужило загадочным толчком к развитию у Сомахи уникальных способностей. Способности парня росли (эпизод с роботами это только подтверждал), и Лайнус был твердо уверен, что Сомаха еще жив. Убить его не так-то легко. Он просто не позволит. Но удивительно, как быстро все они, экипаж «Забулдыги», привыкли к его присутствию. За эти семь лет, пока парень находился и работал на внешнике, с кораблем ни разу ничего серьезного не случилось. Любое оборудование, даже выработавшее ресурс, которое скряга-капитан не торопился заменить на новое, функционировало исключительно надежно, без малейших сбоев. Все программное обеспечение корабля, всех его систем, отзывалось идеально на любое желание всех членов экипажа. Комфорт. Все они привыкли к изумительному комфорту на корабле за эти годы, пока Сомаха находился с ними. А к хорошему привыкаешь быстро. И теперь, когда им с Зайдой приходилось решать проблемы самостоятельно, Лайнус вдруг осознал, насколько они от него зависимы психологически. Честно говоря, это даже как-то ненормально. Неправильно. Может быть, эта встряска в горах послужит им всем на пользу. Заставит взглянуть на их отношения внутри экипажа как-то иначе. Вот и получается, что желая помочь Сомахе, Лайнус сейчас невольно решал и некоторые проблемы психологического характера для остальных. Он-то наивно полагал, что возвращение на родную планету позволит парню избавиться от некоей занозы в душе, расставить все точки над «и», произвести переоценку ценностей, взглянув на все, что осталось в прошлом, по-новому. А эта переоценка нужна была им самим. Ему. Зайде, Кассиду…

В любом случае Сомаха сейчас где-то далеко, Лайнус его не чувствовал. Нужно подумать, как донести свои соображение насчет Сомахи до Зайды. Бикаэлка уж слишком опекает мальчишку, и может воспринять его «откровения» весьма болезненно, а обижать Зайду тавеллианец не желал. Он относился к ней не менее тепло, чем Зайда к Сомахе…

– Сейчас будем на месте, – по внутренней связи сообщил особист, сидевший на корпусе ближе всех к тавеллианцу. Шум двигателей и гул воздушных завихрений не позволял общаться голосом, никто ничего бы не услышал, хоть надрывайся, поэтому лоцман как нельзя лучше спасал положение, точнее, режим «мыслеречи», при котором мысли переводились в голосовую озвучку по аудиообразцам, хранившимся в памяти лоцманов каждого конкретного владельца. – Жаль, что Лимсея не нагнали, значит, он действительно уже в лаборатории, и голыми руками взять себя не позволит. Оборонительных систем снаружи шлюза нет, а вот внутри у нас могут возникнуть серьезные проблемы…

«Ты его не чувствуешь, Лайнус?» – поинтересовалась бикаэлка по личному каналу.

«Нет. Но это ничего не значит. В замкнутых пространствах чутье работает иначе, кроме того, у Лимсея может быть с собой пси-блокиратор. Как только что-нибудь почувствую, я сообщу тебе первой».

«Ладно, не ворчи. Это не в твоем духе».

«Не давай повода». – Тавеллианец едва заметно усмехнулся, прикрывая нижнюю часть лица ладонью – от плотной струи набегавшего воздушного потока можно было запросто задохнуться. Ветровой щиток, ранее защищавший пассажирские сиденья, разбился при аварии вдребезги, выносные фары тоже накрылись, так что ничего не оставалось, как ориентироваться по показаниям бортового инфрасканера, непрерывно ощупывавшего стены впереди – аппаратура робота все же была помощнее датчиков лоцмана. Для надежности информация дублировалась и инфрарежимом лоцмана, данные транслировались сразу в зрительный нерв тавеллианца. Так что управлять «жуком» приходилось с закрытыми глазами, с чем Лайнус справлялся вполне успешно. Но если остальные просто сидели на корпусе и ждали окончания путешествия, то тавеллианца напряжение пути изрядно выматывало. Врезаться на полной скорости на очередном изгибе туннеля, да и просто разодрать бок о стены, и убить и так дышавшие на ладан антигравитационные толкатели – такая перспектива его совсем не привлекала, поэтому доверить работу автопилоту покалеченной машины он не мог. Хотя Лайнус являлся пилотом-навигатором космического корабля, а это совсем иная специализация, в космосе ведь не приходиться гонять по туннелям, но все же профессиональное чутье пилота помогало и в такой ситуации.

Лайнус хорошо понимал, почему бикаэлка задает такие вопросы, впрочем, ее состояние он хорошо чувствовал и без слов, но ничего обнадеживающего сообщить ей и в самом деле было нечего. Одно радовало – по словам капитана Семика, они были уже близко.

– Вот что, Семик, давай-ка подробнее, – потребовала Зайда. – Мы не на пикник едем, так что хватит секретничать. Все равно увидим все своими глазами, так что подготовь нас заранее, чего ждать.

– Хорошая мысль, – скрепя сердце, согласился капитан Старфокс. – Никогда не любил действовать вслепую, а раз ситуация так сложилась, то секреты в сторону, черт с ними, с торговцами, после возьмем подписку о неразглашении.

После непрерывной обработки тавеллианца характер капитана заметно смягчился. Настолько заметно, что пехотинец Цун удивленно обернулся на своего командира, заговорившего в несвойственной ему манере. На его взгляд, капитан скорее перестрелял бы всех ненужных свидетелей, чем позволил бы делиться секретной информацией.

– Да лучше бы вы своими глазами и увидели… – вздохнул капитан Семик. – Ладно, попробую. В лаборатории исследуется некая форма жизни, которая нигде, кроме этой планеты больше не была встречена. Рабочее название – «призраки». Так вот…

– А я-то думал, что за дерьмо я тут охраняю с прочими мудаками, на этой говеной планете…, – зло встрял в разговор Редсама.

Головы сержанта справа была обтянута заплаткой из медпены, неудачно стянувшей часть лицевых мышц, поэтому казалось, что его лицо постоянно искажено неестественной гримасой какой-то кукольной ярости. А учитывая, что все друг друга видели в инфракрасном режиме, то вся их компания казалась сборищем светящихся бесплотных привидений. После окрика Старфокса и без того искривленная физиономия сержанта, судорожно вцепившегося обеими руками в манипулятор робота, и вовсе превратилась в маску злобного гремлина. Если, конечно, бывают рослые белобрысые гремлины. Во время боя в Адском ущелье лоцман Редсамы был уничтожен осколочным попаданием в висок, поэтому под заплаткой место пустовало. Но чтобы облегчить диагностику доставленного в лазарет раненого, эскулапу пришлось еще в запасах медотсека поискать лоцман с левосторонней нейро-молекулярной присадкой. Так что без связи и зрения Редсама не остался. О чем многие уже жалели, в первую очередь сам лейтенант Старик – Лайнус легко улавливал чужое настроение. Настроение Редсамы он тоже хорошо чувствовал – неспособность контролировать обстановку лично заставляла его скрипеть зубами. Гравилетчик был не против боя, ярости и агрессии в нем хватило бы на троих, но его бесило, что он абсолютно безоружен. А еще ему чертовски не нравились Зайда с Лайнусом. Почему-то он решил, что во всех бедах следует винить именно их. На чужаках ведь всегда проще срывать злость.

– Еще раз вмешаешься в разговор без моего разрешения – пойдешь пешком, – одернул гравилетчика капитан Старфокс, уставившись на него жестким взглядом – сержант как раз сидел напротив него.

– Да вот я и думаю, как бы свалить из вашей гнилой компании и ваших паскудных разборок с чужаками и придурком Лимсеем…

– Молчать! Так, Редсаму всем заблокировать, у недоумка окончательно мозги набекрень, совершенно неуправляем. Жалею, что выжил он, а не мой парень. – Заблокировать Редсаму было несложно – это позволяло сделать программное обеспечение любого лоцмана. Слушать общий разговор он сможет, но сообщений от него самого больше не поступит. – Старфокс сделал особисту знак рукой. – Продолжай, Семик мне тоже интересно, что же я тут охранял, и за что мои люди жизнь отдали.

– Ну, спасибо за недоумка, – хриплый голос сержанта перекрыл общий гул несущегося в туннеле грузовоза. Лицо Редсамы перекосило злобой еще больше, хотя казалось, что больше уже некуда. – Капитан, я тебя, конечно, уважаю, и звание твое повыше, так что сейчас трогать не буду. А как все закончится, поговорим, как мужик с мужиком, лады?

– В карцере поговоришь, – взгляд Старфокса окончательно заледенел. – Если я тебя не пристрелю раньше.

«Лайнус, успокой обоих. Не жди, пока в драку полезут. Вояки, черт побери».

«Стараюсь, Зайда, – усмехнулся тавеллианец. – Свою работу я делаю, не беспокойся. Они давно уже передрались бы все, и нас бы в общей свалке не забыли, особенно Редсама и Старфокс».

«Извини, – Зайда коснулась плеча тавеллианца, старательно соизмеряя силу по отношению к хрупкому компаньону. – Забываюсь».

«Не хочу гасить их злость полностью, может пригодиться. Да и не могу я контролировать всех сразу, ты же знаешь. Всегда приходится действовать избирательно, и всегда остается шанс, что что-нибудь пройдет мимо внимания».